Глава 23. Булка нарасхват

Двор Отбросов

Чуч схватил Булку за руку, и не обращая внимания на слабые трепыхания, поволок девочку следом.

— Ты ж хотела умыться? — Пыря протолкнул Булку сквозь дыру в заборе. Они оказались в замкнутом дворике, посреди которого торчал колодец.

Чуч деловито вытащил ведро воды, поставил на приступочку у колодца…

Булка попятилась, с ужасом глядя на плавающие по поверхности воды островки льда.

Пронзительный визг захлебнулся в бульканье — мгновенным движением Чуч ухватил ее за шкирку и макнул лицом в ведро. Пальцы его были твердые как… как лестничные перила из железного дерева! Не согнуть. Не вырваться. Щеки схватило холодом, вода ударила Булке в рот и в нос, ледяной струей плеснула за шиворот. Чуч прополоскал ее в ведре как прачка — простынь, и выдернул. Пыря деловито обтер собственным рукавом напуганную, судорожно хватающую воздух ртом девочку. И отступил, придирчиво разглядывая, словно выставленный на продажу товар.

Булка снова взвизгнула, на сей раз от злости:

— Негодяй! Мерзавец! Ты что делаешь! Да я… я тебя!

— Ух ты какая — прям натуральная блааародная! Сейчас лакеям велит пороть! — нахально прищелкнул языком Пыря… и вдруг рухнул на колени, отчаянно голося. — Простите ничтожного, сьёретта, не извольте гневаться! — и смоченным в воде пучком соломы принялся оттирать грязь на подоле ее платья.

— Ты сумасшедший? — беспомощно глядя на его склоненную голову, выдохнула Булка. — С ума сошел?

— Если сумасшедший, значит, сошел. — деловито заключил Пыря. — Хотя вообще-то у меня план.

— Какой… план?

— Известно какой: денег раздобыть. Какие у меня еще могут быть планы? Ну, разве что насчет пожрать. Ты жрать-то хочешь?

Булка невольно кивнула… и тут же, опомнившись, судорожно затрясла головой, не желая иметь с этими безумными простолюдинами никаких дел. Словно назло, желудок болезненно сжался, и издал непристойную голодную трель.

Пыря с сомнением подергал ее за мокрый подол, досадливо цыкнул:

— Ладно, чище уже не станет. — сдернул с головы Булки платок. Поглядел на сбившиеся в колтун волосы, и очень быстро замотал обратно.

— Руки хотя бы помой! А то с такими никто тебя за девочку с той стороны моста не примет!

— Кто… не примет? — пробормотала Булка, словно завороженная глядя на собственные руки.

Грязные, со свежими царапинами, это все равно были руки благородной сьёретты. Той, что никогда не выходит без перчаток. И без сопровождения прислуги. А не таскается в грязном платье по городским трущобам. Той, что блюдет свое достоинство всегда и при любых обстоятельствах. Будь она настоящей воспитанной сьёреттой, один ее взгляд остановил бы отвратную бабищу, осмелившуюся отвесить ей пощечину! А мальчишку, макнувшую ее головой в ведро, испепелил бы на месте. Значит, она оказалась недостаточно воспитанной и благородной! Предала отца. И маму! И продолжает предавать их каждое мгновение, что возится в грязи, с этими омерзительными, наглыми отбросами, которые и смотреть-то на нее не смеют!

— Мама… Мамочка… — низко опуская голову, прошептала Булка. На глазах вскипали слезы, но она сунула руки в ледяную воду, и принялась яростно смывать грязь. Дыхание перехватило, но теперь слезы вполне можно было выдать за слезы от холода.

— Будешь реветь, опять макну. — предостерегающе процедил Чуч.

Булка вздрогнула, но только ниже опустила голову. Одинокая слеза совершенно по-плебейски повисла на кончике носа и упала в ведро.

— Хватит, дырку протрешь! — Пыря подтолкнул ее обратно к забору. — Ты бегаешь-то как, быстро? Наша Булка — шустрый пирожок?

Булка растерялась. Она… бегала, конечно. Летом по дорожкам городского сада, наперегонки с запущенным обручем. Гувернантка обычно снисходительно позволяла обруч догнать, и лишь потом одергивала, и дальше уже прогуливались чинно, как подобает сьёретте хорошего рода. Но сейчас она подозревала, что такие пробежки мальчишкам покажутся недостаточными.

— Хочешь, чтоб она стырила чего? — удивился Чуч.

Булка встала как вкопанная и попыталась вырвать руку. Освободиться не получилось. Тощий, похожий на встрепанное соломенное пугало Чуч оказался удивительно сильным. Но он всё же остановился посреди улицы, с интересом глядя как Булка пытается выкрутить запястье из его хватки.

— Я никуда с вами не пойду! И воровать не буду! Отпустите меня немедленно, вы! — взвизгнула она и рванулась изо всех сил. — Помогите! Помогите мне, пожалуйста!

Но прохожие только молча обтекали их. Не глядя, пробежала мимо парочка фабричных, толстая тетеха одарила неодобрительным взглядом и буркнула:

— Дорогу-то не перегораживайте, отбросы приютские. Никому ваши дела не интересны!

— Душевно извиняемся, хозяюшка! — шутовски раскланялся Пыря. — Чуч, держи ее крепче, а то дернет сдуру, лови ее потом.

— Сбежит — нам мистрис Гонория, конечно, всыпать велит, ну так не впервой. А эта долбанутая в одиночку просто сдохнет. — фыркнул Чуч. — Так что хочет, пусть бежит. — но вопреки собственным словам крепко ухватил Булку под локоть — не вырвешься.

Под его презрительным взглядом хотелось рвануться так, чтоб руку себе вырвать, но освободиться! Любой ценой. А от невозможности сделать это хотелось выть.

— Значит, запоминай. Ты пришла с той стороны моста. Случайно. По глупости. — затарахтел Пыря, не переставая оглядываться по сторонам.

— Глупость — это не случайно. — вдруг философски заметил Чуч.

Пыря в ответ только цыкнул:

— Заблудилась, тебя обокрали, пальто отняли и шляпу. Ты очень хочешь есть и обратно домой.

— То есть, всё как на самом деле? — почти неслышно выдохнула Булка.

— Хватит вам придираться! Наврать у тебя всё равно ума не хватит! — разозлился Пыря. На гневный взгляд Булки он не обратил ни малейшего внимания. — Как толкну — бежишь. Со всех ног, поняла? Пробежишь пару улиц и жди нас, а то все как Чуч сказал — пропадешь на улице в одиночку. Мы тебя догоним… О, вот и они!

— Вот они! — слово в слово повторил поспешающий навстречу старый нищий. Следом, придерживая огромный живот, шустро семенила дебелая деваха, и отталкиваясь зажатыми в руках чурбаками от мостовой, катил на низкой четырехколесной платформе безногий. — Попались!

Лихо накренив платформу, безногий обошел мальчишек по широкой дуге, и встал, отрезая им дорогу к бегству. Отстегнул ремень, удерживающий его на каталке, поморщился от боли в затекших конечностях, и встал на ноги — совершенно целые. Перехватил свои «толкательные» чурбаки наизготовку, так что ясно было — только дернись, получишь по голове. Не дернешься — всё равно получишь. Лицо у фальшивого безногого было, будто ему только дай кого-нибудь по голове тюкнуть.

Булка прекратила вырываться и попятилась, чувствуя недостойное, но отчаянное желание спрятаться мальчишкам за спины.

— Слепой, ты чего? Мы никуда и не бежали! — хладнокровно пожал плечами Чуч.

— Наглые какие! — Слепой привычно сдвинул повязку на лоб, открывая два зрячих глаза.

— Подставили нас перед стариной Викаром — и даже не бегают! — хрипло сказала деваха, запуская руку, казалось, прямиком в свой огромный живот… и вытаскивая оттуда фляжку. Отхлебнула и припрятала обратно.

— Это перед трактирщиком-то? Не было такого. Он сам нас подставил, это да. Крыске не заплатил.

— А вы трактир обнесли, и на нас свалили! — перебил Слепой.

— Слышь, Слепой, это что же, пришел Викар к нам с Чучем, или вовсе к Крыске… и спрашивает: «Кто мне трактир обнес?» А мы ему, значит, эдак задумчиво: «Не иначе как, Слепой со своими, их повадка». А Викар такой — хлоп себя по лбу! «Конечно! Кто, как не они!» — в голосе Пыри звучала настолько искренняя насмешка, что если бы Чуч не знал точно, что сам подставил нищих, тоже бы засомневался.

Слепой со своей девахой переглянулись:

— Откуда тогда знаешь, что Викаров трактир обнесли? — подозрительно прищурился Слепой.

— Я не на Фабричной стороне живу? Или слепой, не как ты, Слепой, а настоящий… Ничего не вижу? Или глухой — никого не слышу? А до кучи еще и на всю голову долбанутый?

— Был бы ты слепой и глухой — я б тебе у нас дело нашел! — парировал старый нищий.

— А не жил бы я на Фабричной стороне, так с золота ел, и на шелках спал! — парировал Пыря. — Ладно, если разобрались, то и шагайте себе, куда шли, а у нас дела.

Чуч молча кивнул компании Слепого и потащил Булку за собой.

— Стоять! — старый нищий опомнился. — Мы с вами не закончили! Ишь ты, деловой! Какие-такие дела?

— Какие надо — такие и дела! — теперь уже набычился Чуч, подтягивая Булку поближе.

— Давай я ему вдарю, Слепой! — прогундосил безногий. — Живо расколется!

— Ага — как орех! — фыркнула девка с накладным пузом и хрипло захохотала.

— Это да, — ухмыльнулся Слепой. — А чего это Чуч в девчонку вцепился? Обычно что Мартин ваш, что остальная кодла эдак только монеты тискают! — он вдруг ухватил Булку за подбородок. Маленькие, цепкие, как крючья, глазки фальшивого Слепого впились ей в лицо. — А девочка-то чистенькая. — бесцеремонно поворачивая голову Булки туда-сюда, Слепой сально причмокнул губами. — Гладенькая-сладенькая. Из богатеньких.

— Руки убрал! — Пыря кинулся вперед, пытаясь оттолкнуть старого нищего.

— Безногий, попридержи. — бросил старый нищий, и тот ухватил Пырю за воротник, оттаскивая в сторону. — Аккуратненькая… Кожа гладкая… Ты кто будешь, милая? — старательно кроя ласковую физиономию, прогудел Слепой. Булке от этой ласковости вдруг стало так страшно, что она чуть не упала — Чуч торопливо подпер ее плечом.

— Чего привязались? — насупился Пыря. — С той стороны она, не понятно разве? Полезла сюда сдуру…

— Любопытствовала, сьёреттка? — снова добывая флягу из накладного живота, хрипло поинтересовалась фальшивая беременная. — Понравилось? Пальто, небось, они с тебя содрали? — она кивнула на Чуча.

Булка в ответ лишь молча мотнула головой и отвернулась.

— Ишь, гордая! — хмыкнул Слепой, убирая руку. — Ну, и куда вы ее, такую?

— Домой отведем.

— Добренькие?

— Родители-то, небось, денег дадут, тем, кто их дочурку до дому доведет. — пробурчал Чуч.

— За проводы много не дадут. — Слепой снова оглядел Булку с ног до головы. Теперь в его глазах был особый интерес — так смотрят на кошелек с деньгами. — Тебя как звать, девочка? Кто твои папа с мамой? — сюсюкающим тоном начал он.

— Эй, а ну отвянь! — Чуч потянул Булку к себе, но Слепой быстро, как кошка лапой, ухватил девочку за запястье.

— Иди ко мне, сьёреттка, с нами тебе лучше будет, чем с этими голодранцами. — приговаривал старый нищий. — Не боись, вернем мы тебя маменьке с папенькой. Такая милая девочка им наверняка очень дорога. Очень-очень дорога. А вы пошли вон отсюда! — рявкнул он на Чуча.

— Да щас! — Чуч обхватил Булку обеими руками и уперся обеими ногами в мостовую. — Мы первые ее нашли!

— Я сейчас дружку твоему башку сверну! — Безногий ухватил Пырю за шею.

— Я тогда на ту сторону побегу и первому же стражнику расскажу, что вы сьёреттку украли! — выпалил Чуч. — Ее наверняка уже хватились! Посмотрим, что ты запоешь, когда стражники тебя искать станут.

— Ах ты ж, гаденыш! — взвыл нищий. — На своих стучать? — и дернул Булку к себе.

— А у своих добычу крысятить? — отругнулся Чуч и тоже дернул. Девчонку растянули за руки, как вывешенную на просушку сорочку.

Булка очень хотела завизжать, но дыхание перехватило, она могла только слабо елозить ногами по мокрой мостовой, в напрасных попытках освободиться.

— Вы ее сейчас надвое порвете. — невозмутимо сообщила «беременная», в который раз прикладываясь к фляге. — Ну тоже дело… Каждый ее семейке половину девчонки по своей цене толкнет, они ее дома сами сложат.

— Тьфу, долбанутая! — ругнулся старый нищий. Не отпустил, но тянуть Булку за руку перестал. — Ладно, Безногий, отпусти мальчишку.

Безногий с невнятной руганью оттолкнул Пырю. Хрипло дышащий мальчишка метнулся Чучу за спину.

— Ну, и сколько ты хочешь? — уже спокойно спросил Слепой.

— Два соверна. — высунувшись у Чуча из-за плеча, пискнул Пыря и снова спрятался.

— Таки долбанутый! Ты ж ее проводить хотел! За проводы один соверн — и то много, но ладно — помни мою доброту. А родители этой красавы мне всёеее… вернут.

Слепой смерил Булку оценивающим взглядом глазок-буравчиков… рука его нырнула под лохмотья, а вынырнула с целой пригоршней меди.

На губах Пыри мелькнула торжествующая улыбка, но он тут же преисполнился серьезности, следя как Слепой отсчитывает медяков на соверн. Считать и держать Булку за руку было неудобно, старый нищий морщился, неловко перебирая затертые монеты между пальцами. Позеленевший от времени медяк выскользнул, и булькнул в растоптанную мокрую грязь. Слепой ругнулся, наклоняясь за монетой. И беременная ругнулась, и придерживая фальшивый живот обеими руками, тоже наклонилась. Чуч недовольно нахмурился и потянулся к медякам, зажатым у старого нищего в кулаке…

Ни один из них Булку не отпустил — так чтоб совсем. Но хватка на ее запястьях ослабла.

Она рванулась изо всех сил. Ладонь выскользнула из пальцев Чуча. Рукав, за который придерживал ее Слепой, затрещал, оставляя старому нищему оторванный манжет. Булка обеими руками толкнула беременную в обширный зад. Раздалось звонкое «бумс!» и беременная протаранила головой Слепого. В ругани и брызгах разлетающихся медяшек они рухнули наземь.

Немногочисленные прохожие ринулись на медяки, как толстозобики в парке на хлебные крошки. Только Безногий кинулся наперерез, распластавшись в прыжке, будто охотился на удирающую куру.

Чуч выбросил вперед ладонь, чуть подправив его прыжок… Безногий ляпнулся животом на свою же каталку, заверещал, задергал руками и ногами. Каталка скрипнула и набирая скорость, покатила под уклон.

Булка помчалась в противоположную сторону. Подошвы ботинок дробно чавкали по грязи, юбка раздулась парусом, а концы шали летели за спиной. Она бежала со всех ног, лавируя между прохожими. За спиной слышались истошные крики, среди которых явно выделялся крик Чуча:

— Долбанутая! Стой!

Загрузка...