Королевский двор
— Признавайся! — он с размаху шарахнул кулаками по столешнице. Массивная грубая доска гулко ухнула под ударом.
Я посмотрела равнодушно. Он же не рассчитывает запугать меня, избивая стол? Вот если бы он бил меня… то это больно. И невероятно унизительно. Когда понимание, что твоя боль, и обида, и вообще ты сама не значат совершенно ни-че-го! Что никому не больно, если тебе больно. Что ты — меньше, чем вещь, потому что вещь — она вещь и есть, и может быть использована, а ты — вещь о себе возомнившая, и за свое самомнение должна быть наказана. Чтоб место свое не забывала.
Потому, когда при тебе бьют стол — это даже приятно. Это значит, что тебя ударить не посмеют. Что ты — есть, и ты что-то значишь.
А еще после удара о такой крепкий стол кулаки болят. Что тоже приятно. Хотя лучше бы он головой бился, это доставило бы мне вдвое больше удовольствия.
— В чем признаваться, мастер Вилье? — заинтересовалась я.
Черный Вилье, первый помощник начальника Тайной Службы королевства Овернии, глухо зарычал и шарахнул кулаками по столешнице еще раз.
Го-ло-вой! С размаху.
— В убийстве! — и снова кулаками — бах!
— Мастер Вилье… — очень хотелось потереть лицо. Но я так долго держалась, чтоб и платье в порядке, и прическа не встрепана, и легкое, почти незаметное чернение на ресницах и бровях осталось легким и незаметным, а не расплылось черными кругами под глазами… Держалась в карете, держалась в запущенном крыле невест, держалась на приеме в честь Лерро… что сдаться сейчас было и вовсе невыносимо! А потому я благовоспитанно скрестила руки поверх юбки, и задрала подбородок, высокомерно взирая на этого безземельного. — Вы продержали меня в этом… омерзительном месте… — я не отрывала взгляда от Вилье, давая понять, что омерзительнее всего тут он сам, а вовсе не каменные стены и запах плесени. — Всю ночь. Чтобы доказать, что я… мечом… почти что пригвоздила несчастную виконтессу Пеленор к полу? — я покрутила ладонями, демонстрируя какие они маленькие, беленькие, изящные… ноготь на мизинце подпилить надо…
— Вы ведь, кажется, опытная наездница? — Вилье глядел на мои руки с неподдельным интересом — неприятным таким. — Я видел вашего скакуна в королевских конюшнях — тот еще монстр. У вас должны быть очень сильные пальцы.
— У меня достаточно сильные пальцы, чтобы ухватиться и повиснуть. — согласилась я. — Но чтобы пробить тело мечом насквозь, мне пришлось бы встать на рукоятку! И это при условии, что виконтесса не сопротивлялась.
— А она и не сопротивлялась. Ей дали понюхать дурман-травы. Она не просто не сопротивлялась, но еще и легла как ей велели.
Я на мгновение представила, как Маргарита Пеленор, радостно улыбаясь, укладывается так, чтоб убийце было удобнее нанести удар — и меня замутило. Что виделось ей в тот момент, кем она себя воображала? Ребенком, которого нянечка укладывает спать? Смущенной новобрачной перед супружеским ложем?
По крайней мере ясно, почему Вилье ко мне прицепился, как перекати-репка к подолу.
— У вас есть дурман-трава? — требовательно спросил Вилье.
— Конечно же, нет. — с достоинством ответила я.
— Вы — Редон. — не поверил он. — А Редон — это товары из Чащи.
— Мастер Вилье, вам ли не знать, что Редоны давно уже потеряли право на добычу чащобных редкостей. — удивленно приподняла брови я.
— Вы мне тут Крадущейся бока не начесывайте, сьёретта! После свержения проклятого узурпатора Редонам были возвращены все права на титул и имущество!
— Вот именно. На титул. И имущество. Права на оптовую торговлю нам так и не вернули.
Этими самыми торговыми правами регент наградил кого-то из своих сторонников. Даже не знаю — кого. Не все ли мне равно, чьи отлично снаряженные экспедиции время от времени уходят в Чащу. Если они никогда оттуда не возвращают. И в целом не мешают, разве что иногда, вот как перед отъездом, неподалеку от опушки на череп наткнешься. Бывает еще болотная костежуйка под ноги пару ребер выплюнет. То ли симпатию так выказывает, делится, то ли просто — невкусные.
— Лжшшшшете! — Вилье вдруг оказался близко, навис, едва не упираясь своим носом в мой нос, и глядя глаза в глаза. — У вас лавка в столице. Или полагаете, мы не знаем? Тайной Службе известно все! — вдруг резко возвысив голос, почти прокричал он, и быстро покосился на слуховые окошки под потолком.
Я аккуратно протянула палец… и нажала Вилье на нос, отодвигая тот от себя.
Вилье аж сдавленно хрюкнул — кажется, от удивления.
— Лавка у нас, безусловно, есть. — с достоинством сказала я. — Мы торгуем в ней добычей вольных чащобных охотников. На это любой имеет право.
Если, конечно, сумеет с этими самыми охотниками договориться и добычу выкупить. Пока еще никому не удавалось. Ну хотя бы потому что я — тоже охотница. Всё как положено — ученицей была, подмастерьем была, теперь вот не просто сьёретта, а еще и мастер-охотница. И тетушка, когда моложе была, тоже. И отец. Потому мы для чащобных свои. А еще мы цену даем правильную, а не угрожаем и давим королевскими указами. Так что беспочвенные обвинения, что мы с тетушкой не позволяем охотникам вести дела с другими покупателями, мы решительно отметаем. Они сами не хотят. Мы просто делаем всё, чтоб они и дальше не хотели.
— Это было найдено в ваших сундуках! — вываливая на стол груду нарядных баночек и распотрошенных пакетиков, объявил Вилье.
Я с сожалением поглядела на треснувшую крышечку средства от седины.
— И где здесь дурман-трава?
— Если у вас есть это… — он небрежно переворошил тонкими пальцами пакетики, и травяная труха посыпалась, безнадежно перемешавшись. — Предполагаю, что и дурман найдется.
— Бедняжку Маргариту одурманили вашими домыслами?
— Ваши шутки неуместны, сьёретта! — его кулаки снова обрушились на стол, тот аж закряхтел. — Мы не можем допустить, чтобы гостий короля убивали прямо во дворце!
— Не допускайте! Меч, которым убили Маргариту, был у Камиллы Дезирон. И Маргарита ее подозревала в убийстве.
— Кого? — слегка опешил Вилье.
— Себя. — хмыкнула я. — Считала, что Камилла обязательно захочет ее убить, потому что виконт Пеленор теперь начальник дворцовой стражи, вместо казненного за приверженность Вальеро графа Дезирон. И вот убили же! По-моему, очень убедительно. Вот Камиллу и допрашивайте, а я хочу завтракать и отдыхать!
А еще помыться и переодеться, но о таких деликатных материях благородная сьёретта не станет говорить даже на допросе.
— Хорошшшшо-о-о… — недобро сощурился Вилье. Шагнул к двери и скомандовал в приоткрытую щелку. — Приведите сьёретту Дезирон!
Ждать пришлось недолго, вот только появление Камиллы мне ни малейшего удовольствия не доставило.
Ее ведь тоже наверняка всю ночь продержали, но выглядеть она умудрялась как истинная благородная сьёретта — изысканно-утомленной. Таким предлагают подушечку под локоть и скамеечку под ноги, а не выйти вон и вернуться, когда помоешься и перестанешь вонять.
Графиня Дезирон вплыла в камеру впереди сопровождающих ее стражников звероватой наружности, еще и кивнула им со сдержанной благосклонностью. Будто это не тюремщики вовсе, а… дворянская гвардия, призванная блюсти графское достоинство ее блистательной милости!
— Благодарю вас, сьеры!
Еще и пальчиками повела, отпуская тюремную стражу прочь. И те ушли. Повернулись и ушли! И даже поклониться не забыли!
— Мастер Вилье… — второй сдержанный и преисполненный достоинства кивок предназначался Черному Вилье.
Не дожидаясь приглашения, Камилла присела на край грубой деревянной лавки — будто бабочка на край цветка. Спина ее была идеально выпрямлена, руки скрещены на коленях, на лице — выражение приличной заинтересованности.
Вилье скривился, будто кислого вина глотнул. Ну, со мной-то все ясно: ни одна благородная сьёретта не потерпит, чтобы другая сьёретта казалась благороднее! А ему-то что? Он же — не сьёретта? Да и понятие благородство с Тайной Службой плохо совместимо.
— Чем могу быть полезна Тайной Службе Овернии? — любезно поинтересовалась Камилла.
— Признанием. — Вилье растянул губы в фальшивой улыбке. — Это ведь вы ее убили?
— Вероятно, мне следует спросить «кого — ее?», но я все же рискну предположить, что мастер ищет убийц Маргариты Пеленор? — ответная улыбка Камиллы была спокойной и доброжелательной.
— Нет, я тут просто так всю ночь торчу! — рявкнул Вилье.
— Сочувствую вашим тяжелым обязанностям.
Она и впрямь поглядела сочувственно — если не искренне, то благовоспитанно.
Лицо Вилье налилось кровью, а мне стало его по-настоящему жаль. Такое вот сочувствие — оно и впрямь хуже издевки.
— Посссочувствуйте себе, сьёретта! — прошипел Вилье. — Несчастная была убита тем самым мечом, который вы забрали у горной баронессы! И хранили в своем сундуке!
— Монсьер, я понимаю, что вы лишь исполняете свой долг. — Камилла уважительно склонила голову. — Но должна сообщить, что меч я действительно оставила в сундуке. Но мой сундук, увы, отнюдь не сейф королевского банка Овернии. Замок на нем был попросту взломан. А также позвольте уведомить, что я все время была на виду у других благородных сьёретт, и без их ведома никак не могла убить несчастную Маргариту.
— Это будет не первый преступный заговор, в котором приняло участие семейство Дезирон. — бросил Вилье.
— Вы обвиняете герцогессу Анаис? — парировала Камилла. — Потому что весь вечер мы были рядом.
— Хотите сказать, вы с дочерью регента — такие близкие подруги, что она готова свидетельствовать в вашу пользу? — усомнился он.
— Мы никоим образом не подруги, однако же я не сомневаюсь в чести герцогессы. Уверена, она подтвердит, что весь прием я была неподалёку и никуда не выходила.
— Она вас даже до спальни проводила, не так ли? Из любезности? — вкрадчиво предположил Вилье.
— Полагаю, сьёретте герцогессе было не до меня, ее гораздо больше интересовал сьер Лерро. — впервые в безупречных обертонах ее голоса словно звякнул надтреснутый колокольчик. — Впрочем, это не мое дело! — тут же спохватилась Камилла. — В спальню я возвращалась тоже не одна, а вместе с баронессами Риссой и Стеффой, а также сестрами Шигар. И если вы не подозреваете, что мы убивали несчастную Маргариту все разом… — она умолкла, точно выверенной паузой демонстрируя всю абсурдность этого предположения.
Тут она права. Стеффа с Риссой и в одиночку бы справились, а у остальных и всей толпой бы не вышло.
— Заранее все продумали? — прищурился Вилье. — Склонность к заговорам от батюшки унаследовали?
— Мастер Вилье, извольте не забываться. — все тем же безупречно-ровным тоном оборвала его Камилла. Разве что некрасивые багровые пятна на скулах выдавали, что она в ярости — но она так и не позволила гневу прорваться. — Мой отец, граф Дезирон, восемь лет назад поддержал герцога Вальеро и расплатился за свою… ошибку… сполна. Но милостью его величества наш род не лишен ни титула, ни привилегий!
— Милостью регента! — ласковым до ужаса тоном напомнил Вилье. — Его величество тогда еще пешком под стол ходить изволили.
— Все мы — лишь верные слуги его величества. — улыбнулась Камилла.
— И моя служба в том, чтобы найти убийцу! — пафосно объявил Вилье.
— Повторяетесь, мастер Вилье. — вздохнула я. — Не дословно, но по сути — повторяетесь.
— Я в первый раз слышу. — возразила Камилла. — Давно тут сидите, сьёретта Редон?
— Достаточно, чтобы попытаться навести подозрения на вас, сьёретта Дезирон. — Вилье растянул губы в достойной самой Крадущейся хищной ухмылке. — Для меня вы обе весьма подозрительны! Вам ведь вовсе не обязательно убивать самим. Достаточно приказать слугам или наемникам.
— К сожалению, род Дезирон не богат, как когда-то. Все сопровождающие меня слуги вынуждены были вернуться в поместье, раз уж королевский дворец не смог их принять. А если столичные наемники берут хоть вполовину как столичные модистки… то мы не можем себе позволить такие расходы.
Ну кто еще мог бы сознаться в бедности с таким видом, будто быть нищим — верный признак аристократизма? Кроме Камиллы Дезирон, конечно… Начинаю всерьез ненавидеть эту девицу.
— Моему слуге тоже в спальню сьёретт не попасть! — заторопилась я. Недоставало еще, чтоб старину Хэмиша заподозрили в убийстве! — Он и к бальному залу едва пробился, чтоб меня проводить. А ведь у вас тут небезопасно! Вот, отборных королевских невест в спальнях убивают.
Я тут же пожалела о своих словах — Вилье поглядел на меня так, что было ясно, еще одну отборную невесту вполне могут прикончить прямо здесь, и прямо сейчас.
В камере повисло молчание, леденящее, как здешний промозглый воздух. Только Вилье медленно, но верно накалялся, как утюг на печке. И неизвестно, чем бы мои неосторожные слова для меня обернулись, если бы дверь с грохотом не распахнулась. Ударилась о стену, заставив всю камеру содрогнуться — с потолка посыпалась пыль. Внутрь вломился громадный краснолицый тип и навис над Вилье, как горный утес.