Отборная невеста кн. 1

Глава 12. Счастье для отбросов

Двор Отбросов

— Хрясь!

— Аааай! — простонал Пыря.

Мартин картинно перекинул хлыст с руки на руку и снова ударил с оттяжкой.

— Ай-яй-яй! — заголосил Пыря.

— Теперь ты! Задирай юбку! — хлыст ткнулся в сторону Крыски.

Девчонка посмотрела на Мартина недоуменно, потом беззвучно хлопнула себя ладонью по лбу… вправду задрала юбку, и выудила из пояса застиранных панталон серебрушку и пяток медяков.

— Взаправду сперла! — тихо хихикнул Пыря, крупными ломтями кромсавший хлеб.

Девчонка самодовольно улыбнулась и бросила монетки к другим трофеям. Мартин кивнул и снова замахнулся.

— Рррраз! — хлыст звонко щелкнул… по обтянутому кожей круглому валику.

Не переставая нарезать сыр, Крыска пронзительно взвизгнула.

— Два! — хлыст взлетел и опустился, валик дернулся под ударом, Крыска взвизгнула снова.

— Семь… — жестом дирижера королевской оперы, Мартин дал понять, что визжать уже можно и потише, и Крыска послушно добавила в вопли хрипотцы. — Восемь…

На десятом ударе Мартин потер натруженное правое плечо, повесил хлыст на гвоздь, а кожаный валик закатил в угол и забросал ветошью. Схватил кусок хлеба с сыром и принялся с жадностью есть. Остальные, только и ждавшие пока он присоединится, тоже накинулись на еду.

Некоторое время было слышно одно лишь чавканье, пока, наконец, Мартин не перехватил руку Пыри, потянувшегося за еще одним ломтем хлеба:

— Оставь, завтра столько еды не достанем. Мне и так не нравится, что вы к трактирщику в кладовку полезли. А если он мистрис Гонории пожалуется?

— Ну так ты нас выпорешь! — утаскивая хлеб из-под руки Мартина, легкомысленно хмыкнул Пыря.

— И буду пороть, пока вы не скажете, куда дели припасы? — Мартин зло прищурился, кивая на мешочек с мукой, припрятанный под кучей ветоши, будто бы наваленной для тепла.

У Пыри вытянулась физиономия, видно, сообразил, что мистрис в поисках добычи могла зайти весьма далеко.

— В трактире был Слепой. — вмешался обычно молчаливый Чуч. — Так что я на полу в кухне след оставил. Большого башмака… А еще вяленое мясо на постамент к статуе Крадущейся закинул, когда мимо рынка шли.

— Считаешь, трактирщик на нищих подумает? — хмыкнула Крыска.

Мелким воровством нищие тоже не брезговали, а при малейшей попытке стребовать украденное закатывали припадки, проклиная скаредов, жалеющих хлебную корку убогим, и обещая, что после смерти те всенепременно окажутся у Крадущейся под хвостом. Со своей покровительницей они всегда делились, оставляя хоть хлеба кусок, а иногда и что посущественней. Поэтому если кража и впрямь была мелкой, с ними предпочитали не связываться.

— Стратег. — без улыбки протянул Мартин. — Почти генерал Бардис в битве у Желтых Свистунов.

Чуч аж зарделся от удовольствия — после того, как ему на помойке попалась книжка об овернских войнах, хитроумный генерал Бардис был его кумиром.

— Ладно, поглядим, что там у нас. — Мартин с шиком облизал промасленные пальцы, раскопал набросанную на пол ветошь и вытащил из-под половицы маленький тугой сверток. Внутри обнаружилась горстка монет: по большей части медных сентаво, но было и немного серебра. Отдельно, тщательно завернутые в тряпицу, лежали три золотых соверна.

Медленно и сосредоточенно, Мартин принялся пересчитывать монеты. Он хмурил лоб и шевелил губам: медяшка за медяшкой с тихим бряканьем падали в общую кучку. Пока между пальцев у Мартина не остался зажат самый последний медяк.

— Ну? Ну что? — не выдержал Пыря, с надеждой заглядывая в лицо предводителю. — Мартин, не томи, ну!

Мартин с нарочитой небрежностью кинул медяк поверх кучки монет, помолчал мгновение, равнодушно глядя на изнывающего от нетерпения Пырю и отчаянно пытающегося сохранить хладнокровие Чуча… и расплылся в широкой торжествующей улыбке.

— Мы набрали? — восторженно и почти неверяще выдохнул Пыря. — Мы набрали пять совернов для толстого Андриса? Чуууч! — Пыря на радостях ткнул приятеля кулаком в плечо, так что Чуч покачнулся. — Быть тебе всамделешним капралом!

— Мастер-капрал Чуч! — Крыска изобразила неуклюжий реверанс, а вот Мартин умудрился поклонится с настоящим изяществом:

— Поздравляю вас, мастер Чуч! А может даже, сьер-офицер Чуч?

Кровь бросилась Чучу в лицо, он задышал часто и глубоко, смиряя волнение. Капральский лагерь для солдатских сирот был его мечтой. Жилось там, поговаривали, несладко, но отмучавшись год, можно было идти в армию не простым рекрутом, а самым настоящим капралом. Ходили слухи, что выходцы из капральских лагерей даже в офицеры выбивались. Чуч в такие чудеса, конечно, не верил, но мечтать — мечтал. Только вот приютскому отбросу попасть в эти лагеря не светило ни за что и никогда.

Андриса, сына солдатской вдовы, Мартин отыскал на рынке. Был Андрис толст, неповоротлив и добродушен, и ненавидел саму мысль об армии, зато мечтал поступить в ученики к пекарю, и готов был поменять мечту на мечту. Отдать свои бумаги Чучу в обмен на деньги, достаточные для ученического взноса в пекарскую гильдию.

Собрать деньги надо было не позже весны, когда толстяку исполнялось четырнадцать — мальчишек старше в лагеря уже не брали. Сам Чуч был старше, ему уже почти сравнялось пятнадцать, но от постоянных голодовок он оставался невысоким и худым, да и два года — не пять, если кто засомневается, он сумеет отбрехаться. Да и и дожидаться, что через год устройством его дальнейшей судьбы займется мистрис Гонория, Чуч не собирался. До нынешнего дня.

Он долгим, жадным взглядом посмотрел на собранные по монетке деньги, которые должны были открыть ему желанную дорогу в капральский лагерь, тяжко вздохнул… и аккуратно отодвинул сверток в стороны Крыски:

— Пусть, вон, Крысятина берет. К швеям ученический взнос заплатим, или еще куда ее пристроим. Убирать ее отсюда надо.

Глаза Крыски изумленно распахнулись, а Пыря поглядел на Чуча с недоумением:

— Ты чего? Совсем долбанутый, а, Чучело? А ты?

— А у меня еще несколько месяцев есть, пока из приюта выставят.

— Где мы будем тебе второго такого Андриса искать? — возмутился Пыря. — Мартин, скажи ему!

Мартин подался вперед, вглядываясь в лицо Чуча, и напряженно спросил:

— Что ты узнал?

— Услышал, когда мы с Пырей кухню обносили. Там трактирная стойка почти сразу за дверью из кухни, вот и слышно всё. Вышибала из «Мамы Заи» к трактирщику подходил, спрашивал, откуда наша Крыска взялась.

— А я-то думал, чего ты там торчишь… — потерянно пробормотал Пыря.

— Трактирщик ответил? — уточнил Мартин, хотя и так было ясно.

Чуч кивнул, и мальчишки посмотрели на Крыску. Та сидела, низко опустив голову, занавесившись давно не мытыми волосами, и только пальцы ее суетились, теребя край ветхого фартука.

— Он… вышибала… меня в трактире почти голой видел. — наконец выдавила она.

Мальчишки переглянулись совсем мрачно.

— Ну и что, и ничего такого, видел и видел… — нервно пробормотала Крыска. — Я же маленькая еще! Мистрис меня еще четыре года никуда отдать не сможет, я по закону дитё.

— А кто об этом знает? — тихо спросил Мартин.

Худая, бледная, низкорослая, ручки-веточки… больше восьми лет никто Крыске не давал. Вот соображала девчонка совсем не по-детски, так что Мартин был уверен, она старше. Но вот на сколько, не знал никто, включая саму Крыску.

— Запишут как четырнадцатилетнюю — и доказывай, что это не так! Кому-нибудь… — он скривился — понятно было, что отброску никто слушать не станет.

— Это если вовсе помершей не посчитают. — буркнул Пыря. — После мора-то — одной больше, одной меньше, Гонории даже на лапу в магистрате давать не придется. Маме Зае тоже выгода — за тех, кто на кладбище числится, спроса нет. Или не понимаешь, под каких клиентов такую мелочь как ты в бордель забирают?

Крыска в ответ только кивнула: все она понимала.

— Если я в капральские лагеря сбегу, мистрис точно захочет убытки покрыть. Я слышал, она меня к лету золотарям в артель сговорила. Ей за меня артельный целый соверн обещал.

— Ну да… небось, к лету у этого гов…ных дел мастера как раз половина мальчишек от миазмов перемрет. — потерянно пробормотал Пыря. — Вот же дерьмо!

— Оно самое. — кивнул Мартин. — И наш Чуч при нем с лопатой.

Ремесло золотаря в столице Овернии было не только грязным, но и изрядно опасным. Случалось, ученики и тонули в выгребных ямах, а еще все без исключения болели: то кожную гниль подхватывали, а то и вовсе костоеду, от которых за пару лет и сгорали. Был мальчишка — нет мальчишки.

— И так не хорошо, и эдак не ладно. — вертя пальцами, словно подсчитывая что-то бормотал Пыря. — Может, мне опять, как прошлым летом, на эти деньги городского товара прикупить да по деревням пройтись? Тогда и на двоих хватит!

— В твоей одежонке не дойдешь, да и снегом может на дороге занести. — покачал головой Мартин. — Да и что мы мистрис наврем — куда ты делся? Думать надо… — добавил он, и впервые это прозвучало как-то… беспомощно.

— Ой, да ладно! — Крыска вдруг решительно мотнула головой и вскочила. Подбежала к углу комнаты, и зарылась в наваленные там тряпки. Вернулась с замызганным свертком, размотала его чуть подрагивающими пальцами… Мальчишки ошеломленно уставились на три ярких, наверняка только отчеканенных золотых соверна с гордым королевским профилем. Рядом почему-то лежала полувысохшая травинка, свернутая колечком. За нее, точно камешек в настоящем кольце, лапками цеплялся маленький яркий жучок. Жучок был неподвижный и словно бы затвердевший — наверняка дохлый, а сама травинка — пожухшая, хоть и пахучая. Тонкий, и немножко терпкий запах отчетливо и уверенно пробивался сквозь обычную для этой комнаты вонь старых тряпок.

— Это… что? — после недолгого молчания наконец сказал Мартин, и голос его звучал исключительно недобро.

— Деньги, не видишь, что ли! — огрызнулась Крыска.

— Откуда? — сквозь зубы процедил Мартин.

— Заработала! — вызывающе бросила девчонка, прижимая тряпицу к груди — золото ярко блестело сквозь ее пальцы.

— Сперла! — немедленно решил Пыря. — Как ту серебрушку у трактирщика. Еще и от своих затихарить хотела, так, Крысятина?

Крыска предельно аккуратно положила сверток с деньгами и травяным колечком… и стремительно, как кошка лапой, стукнула Пырю твердым кулачком в глаз.

Мальчишка успел повернуть голову, так что удар пришелся в скулу.

— Долбанутая совсем? — хватаясь за лицо, взвыл Пыря. — Чего дерешься?

— А ты не мети языком, как Крадущаяся хвостом! — прошипела Крыска. — Я не крала! Я наоборот! Положила!

— Говорю ж, долбанутая…

— Сам ты… Это… — она выдохнула, явно решаясь на признание. — Это десять дней назад было. Мне сьер встретился… Ну как сьер… Сам-то делал вид, что обычный мастер, а может и вовсе только из деревни верхом на козле прискакал. — Крыска скривилась с пренебрежением истинной столичной жительницы. — Но сразу видно, прикидывается. Куртка да шапка, будто он из мануфактурных, штаны полотняные, как у тех дядек, что на рынок молоко возят, а сапоги офицерские. Точно по ноге, и кожа дорогущая! Он бы еще шпоры оставил… а так только крепления под них, если присмотреться. — Крыска фыркнула.

— Ты мне зубы не заговаривай! — процедил Мартин.

— Я не заговариваю, я по порядку рассказываю! Он меня на выходе от старьевщика перехватил, когда я тряпье носила.

Мальчишки снова переглянулись: старьевщика они знали. Тот брал всё — хоть тряпки, хоть кости — но главный доход его был от скупки краденного. Так что караулить у задней двери его лавки имело смысл именно воровку.

— И зачем этому сьеру-не-сьеру понадобилась девчонка? — еще больше нахмурился Мартин.

— Мы сейчас ограду раздвинем, ты и пролезешь — только быстро! — прикидывающийся непонятно кем сьер продолжал шептать, хотя ночной проулок на задах явно богатого дома был совершенно пуст. Он и лицо пытался спрятать. Но прикрывающий подбородок шарф постоянно сползал, так что Крыска уже даже отворачиваться стала, когда тот падал в очередной раз — физиономию своего нанимателя она и так прекрасно рассмотрела. Второй его спутник куталася в плащ с глубоким капюшоном, из тех, что обычно носят богатые дамы. Так часто и тщательно кутался, что пару раз из-под края плаща мелькнула пола лакейской ливреи.

— Тут же обратно вылезешь, и мы тебе заплатим. Только посвистишь тихонько с той стороны. Умеешь свистеть? — продолжал сьер-не-сьер.

Крыска решительно замотала головой.

— Не умеешь? — в очередной раз поправляя шарф, удивился он.

— Деньги сейчас. С собой возьму. — глядя на нанимаетля исподлобья, процедила она.

— Ну знаешь! — возмутился он.

— Сейчас. Все три соверна. — упрямо набычиваясь, повторила Крыска. — А то знаю я вас — коли дело сделано, так можно вместо золота и кулаком по голове оприходовать.

— А если тебя поймают? С золотом за воровку примут! — привел последний довод этот сьер-не-сьер.

— А так они поверят, что я пролезла в дом, чтобы оставить тайный подарок. — Крыска помахала выданным ей плоским пакетом, в котором явно шуршали какие-то бумаги.

— Но это и есть… тайный подарок! Сюрприз… Мои… мои друзья вернутся из театра, а у них домаааа… — он широко развел руками, видимо, демонстрируя объемы ожидающей друзей радости, потому что сам пакет был маленький.

— Отдайте ей, монс… Отдайте, а то она всю ночь препираться будет. — из-под широкого дамского плаща раздался вполне мужской голос.

— Ладно… — теперь-уже-точно-сьер еще немного поколебался… и наконец отсчитал три золотых монеты в подставленную ладошку. Золото тускло блеснул и пропало в Крыскиных лохмотьях. — Но смотри у меня! Не вздумай сверток в саду кинуть! Идешь в дом и кладешь где-нибудь не на виду: в ящик какой, или за книги спрячь. Хоть в вазу засунь! Сюрприз, он… сразу найтись не должен.

— Как будет угодно сьеру. — промурлыка Крыска, пряча сверток на груди и плюхаясь ничком на землю.

— Какой я тебе… А, ладно, двигаем! — он кивнул закутанному, они подхватили заранее заготовленные железные крюки, и подцепив плети живой ограды у самой земли, с силой растянули в стороны.

Мгновение, и зажатые крючьями гибкие лозы задергались, забились, вырываясь из захвата. Во все стороны полезли новые колючие побеги. Но краткого мига Крыске хватило. Извиваясь, как змея, она стремительно скользнула в лаз… и… С трудом сдержала крик, когда ногу полоснуло острой болью. Но она уже была на той стороне!

Присела на корточки, шипя и беззвучно ругаясь, выдернула застрявший в обмотке острый шип. Посмотрела на лаз — тот уже зарастал новыми побегами, пряча дыру. Только позади сплетающихся лоз еще маячила смутная тень — кажется, там кто-то стоял на четвереньках, пытаясь заглянуть в прорехи.

— Девочка, а, девочка… Если хорошо справишься, у меня еще поручения будут. И деньги! Через десятинку приходи к мосту… Ты меня слышишь, девочка?

Не отвечая, Крыска вскочила и прячась в глубоких тенях, двинулась к особняку, белеющему сквозь голые зимние стволы деревьев. Бросать пакет прямо в саду она не собиралась — удирать все равно через особняк.

Крыске повезло. Карета с задернутыми шторами, в которой вез ее закутанный лакей, долго кружила улицами и проулками. Крыска спокойно ехала — когда еще в настоящей карете на мягком сидении покататься придется? Может, и вовсе никогда. А как ее наниматели решили, что достаточно запутали девчонку, и высадили, наконец, у задней ограды этого особняка, она с трудом сдержала ухмылку. Это место она отлично знала. Особняк когда-то принадлежал богатой лутенской даме, вернувшейся на родину во время очередной войны. С тех пор дом сдавали аристократам из провинции, приехавшим погостить в столице. Бывать тут Крыске приходилось неоднократно: постоянной прислуги в особняке было мало, и здешний дворецкий из экономии часто нанимал отбросов. То в саду убрать, то водостоки чистить, а иногда и на кухню, подсоблять перед приездом очередных знатных гостей.

Правда, никогда еще Крыске не приходилось заходить сюда через парадный ход. Прижимаясь к перилам, она забралась на высокое парадное крыльцо и остановилась перед двустворчатой резной дверью. С любопытством посмотрела на странное колечко, которое надел ей на палец сьер-наниматель. Как у деревенских — из травинки! Даже у них на Фабричной стороне девчонки скручивали себе побрякушки из стыренной с мануфактуры блестящей медной проволоки.

Как и было велено, Крыска поднесла колечко к резному замку. И закусила губу, чтоб не взвигнуть — вцепившийся в травинку крохотный жучок вдруг шевельнулся. Крыска закусила губу — мелкие противные лапки щекотали кожу, так что хотелось завизжать. Жучок пробежал по пальцу, растопырил жесткие крылышки и неслышно спланировал с кончика грязного ногтя прямиком в замочную скважину. И исчез там. Крыска так и замерла с вытянутым пальцем наперевес. Внутри замка что-то едва слышно шебаршилось, будто малюсенькие лапки царапались. Замок тихо щелкнул. Жучок, изрядно потускневший, словно вылинявший, вывалился наружу. То ныряя в воздухе, то кружа на месте, как пьяный, преодолел расстояние до Крыскиного пальца, с трудом, еле-еле дополз до травяного колечка, и снова застыл, обнимая травинку лапками. Крыска поднесла палец к глазам, пытаясь разглядеть жучка в слабых отсветах с верхнего этажа особняка… когда дверная створка тихо скрипнула и приоткрылась.

Крыска стряхнула с себя оцепенение, и скользнула внутрь.

Чтобы тут же заметаться у дверей, не зная куда спрятаться! Здешний дворецкий и впрямь был экономным: изящные свечи в золоченых канделябрах оставались незажжёнными, а обширный холл освещала самая простецкая вовкунья лампа. Входная дверь и широкая мраморная лестница, ведущая со второго этажа, были залиты ярким, не оставляющим теней, белым светом. На Крыскино счастье, холл был совершенно пуст. Лишь из коридора, уводящего в крыло прислуги, едва слышно доносились голоса.

Наверху мраморной лестницы раздались легкие шаги. Крыска судорожно метнулась к лестнице. Распласталась по боковине, словно пытаясь вжаться в холодный мрамор, и беззвучно молясь Крадущейся, чтобы тот, кто спускается, не глянул вниз сквозь балясины резных перил.

Шаги прозвучали над самой ее головой. Невесомый кружевной подол едва не коснулся ее волос, и кто-то торопливо сбежал вниз по ступенькам. Шаги удалялись, и Крыска не удержалась, выглянула из-за лестницы. Через холл быстрым шагом шла девочка в пышной ночной рубашке, выглядывающей из-под теплого розового халата. К боку она прижимала роскошную куклу с золотыми волосами. Неподвижные стеклянные глаза куклы пялились, казалось, прямо на Крыску поверх плеча девочки. Не оглядываясь, девочка скрылась в коридоре прислуги. Почти сразу голоса там стали громче.

— Что ж сами-то спустились, сьеретта? Позвонили бы, мы б вам молочка принесли, коль уснуть не можете. — прогудел издалека мужской голос. — Да вы не волнуйтесь, спектакль уже скоро кончится, ваши батюшка с матушкой и вернутся.

— Сьёретта-табуретта! — передразнила Крыска, стрелой взлетая по лестнице в господские покои. Если хозяева скоро вернутся, значит, ей нужно пошевеливаться.

На втором этаже особняка вовкуньих ламп не было, лишь в одном-единственном канделябре слабо трепетала догоревшая почти до основания свеча. Поблескивал позолотой столик с ножками-козерожками, как у рахитичных младенцев, еще летом, до мора, возившихся в пыли на заднем дворе приюта. Крыске нравилось за ними присматривать, и опекавший ее Мартин оставлял девочку с малышами. К некоторым она даже привязалась, хотя и знала, что не стоит. Потом, когда мор отступил, и она выжила, они ей даже снились… Нет! Она не будет сейчас думать о покойниках! У нее дело аж на целых три золотых! Будь у них тогда эти золотые, может быть… Хотя ведь были: и Мартин доставал денег, и Пыря с Чучем — не помогло.

Так, сказано, же, не думать!

Крыска пробежала через непонятного назначения комнату — зачем она такая, если даже дверей не закрыть, и внутри ничего, кроме столика и кресел? Дернула такой же непонятно на что нужный ящик — слишком короткий и узкий, чтобы туда можно было хоть что-то положить. Пакет не влезал, но искать другое место было некогда. Вздрагивая от шороха бумаги, Крыска кое как умяла сверток кулаком. С трудом задвинула ящик обратно, и со всех ног кинулась к неприметной дверце у самых господских покоев.

За дверцей оказалась лестница для прислуги. Стараясь не скрипеть ступеньками, Крыска взлетела наверх — и прижала кольцо-отмычку к чердачному замку. Еще в прошлом году Мартин уговорил здешнего дворецкого нанять их разбирать хлам на чердаке — отличное тогда дельце получилось, мало, что за работу заплатили, так кой какие мелочи, явно не нужные хозяевам, удалось загнать старьевщику. С тех пор здесь ничего не изменилось. Крыска пробежала чердак, сквозь узкое круглое окошко просочилась наружу. Ловко хватаясь за ветки, перебралась на растущее рядом дерево, соскочила на землю и помчалась к ограде с другой стороны сада, где росло еще одно очень удобное дерево. Снова встречаться с нанимателями этой ночью она не собиралась!

— И никакой другой ночью тоже! — отрезал Мартин.

— Он сказал, если через десять дней к мосту приду, еще поручения будут. Денежные. — проворчала Крыска. — Это как раз завтра будет.

— Не будет. — все также жестко отрезал Мартин. — И это я заберу, чтоб соблазна не было! — он сгреб травинку с жучком. Тот вроде бы даже дернул лапками и снова застыл. Мартин спрятал отмычку в карман. — Надо же, додумалась — к сьерам в карету сесть! Они тебя могли хуже, чем у «Мамы Заи» оприходовать. А то и вовсе на части порвать! Что внутри пакета, хоть видела?

Крыска досадливо мотнула головой:

— Сторожком сверху обвязали.

Сторожок, вроде бы хлипкая веревочка, сплетенная из чащобной травы, больно жалилась при любой попытке развязать узел — если, конечно, не знаешь доподлинно, как его надо распутывать.

— А чего десятинку молчала? Сразу не сказала — чего? — прокурорским тоном вопросил Пыря.

— Чтобы некоторые на меня вот так не смотрели. — Крыска обвиняюще ткнула пальцем в Мартина. — Будто прибить хотят!

— Я не прибить, я тебе убить хочу! Из милосердия, чтоб не мучилась перед смертью! — Мартину явно хотелось орать, но мистрис Гонория за дверью заставляла шипеть. — Увидела этого сьера-не сьера — и бежать! А ты зачем-то с ним поперлась!

— Не зачем-то, а за три соверна! — таким же свистящим шепотом откликнулась Крыска. — Или тебе напомнить, что не одному Чучу надо из нашего приюта убираться, пока мистрис Гонория тебя сама… не убрала?

В комнате повисла тишина — только фитилек в плошке чадил и трещал.

Каждый в комнате знал, насколько шатко положение Мартина. Он был самым старшим из «порочных сирот» мистрис Гонории, и уже год как должен был слезть со скудного королевского попечения. И устраиваться в жизни, конечно же, с выгодой для начальницы приюта и благородных попечителей. Мистрис Гонория пока молчала — видно, Мартин был ей еще нужен. Но на губах ее порой мелькала шкодливая улыбка, как у девчонки, задумавшей изрядный розыгрыш. Только вот Мартин подозревал, что розыгрыш от мистрис Гонории ему не понравится. А может даже, он этот самый розыгрыш и не переживет.

— Так это ты из-за меня? — зверея от злости, выдавил Мартин.

— Теперь получается, что из-за себя. — грустно усмехнулась Крыска.

— Все равно, с незнакомым сьером, в чужой дом… — начал выговаривать Мартин.

— У «Мамы Заи» все сьеры будут незнакомые. Или думаешь, они малолеткам по всей форме представляются, прежде чем снасильничать? — вдруг холодно-отрезвляюще бросил Чуч.

— Три соверна — серьезные деньги. — покивал Пыря. — Еще пару раздобыть, и можно в гильдию швей идти. Крыску законно пристроим, а Чуч сбежит. С бумагами толстого Андриса Гонории его ни в жисть не найти.

— А Мартин как же? — вскинулась Крыска.

— Заработаете, скинетесь с Чучем и меня выкупите. — отрезал Мартин.

Все снова замолчали — каждый понимал, что до этого момента Мартин может и не дожить.

— Может, она меня и вовсе еще на год оставит, особенно если новеньких в приют привезут. — попытался подбодрить остальных их юный предводитель.

— Бах! — далекий удар заставил всех четверых замереть, будто враз окаменев.

— Это что? — одними губами спросил Пыря.

— Стучат. — также беззвучно отозвался Мартин.

Словно в подтверждение, в дверь приюта снова замолотили, причем кажется, не только кулаками, но и каблуками.

Комната вскипела стремительным движением: четверка металась, пряча следы недавнего пиршества под ветошью на полу. Сверток с деньгами исчез за пазухой у Пыри.

— Открывайте! Открывайте быстро, заснули вы там, что ли! — проорал грубый голос и на дверь снова обрушился град ударов.