Двор Отбросов
— Пошла вон, оборванка! Еще и через парадную вход лезет, тварюка наглая! — горничная попыталась захлопнуть дверь особняка.
— Я не оборванка! — вскрикнула Булка. Недоставало, чтоб над ней издевалась прислуга!
— Что ты говориииишь! — издевательски пропела горничная, кончиками пальцев, как дохлую мышь, приподнимая край изорванного рукава Булкиного платья. — Конечно, ты благородная сьёретта… инко-нито! — гордясь сложным господским словом, выговорила она.
— Инкогнито. — поправила Булка и с изумлением увидела, как лицо горничной налилось гневной кровью.
— Будет еще всякая шваль меня поправлять! — рявкнула она и попыталась захлопнуть дверь.
Булка вцепилась в край створки раньше, чем успела удивиться. Дома… когда были мама и папа… горничные тоже хотели разговаривать «как сьеры». И не обижались, если она поправляла. Наоборот, говорили спасибо.
— Твой сьер велел мне прийти! Утром, у моста! Когда мою… мою… подругу забирал! Вот узнает он, что я была, а ты не пустила, посмотрим, что он тебе сделает!
Горничная на мгновение заколебалась.
— Монсьер виконт и впрямь привел какую-то оборванку. — с другой стороны к двери приблизился солидный дворецкий. И выразительно поглядел на вцепившиеся в дверь грязные Булкины пальцы. — С черного хода.
В голове будто вихрь пронесся, девочка почувствовала, как ее ведет в сторону… С черного… Она всегда заходила с парадного, она просто не подумала про черный ход! Сейчас ее выгонят как всегда гнали от дверей наглых попрошаек… От кухонного хода гнали, у тех не доставало наглости стучаться в парадный…
— Скажите ему… скажите, что я… я пришла от Альфреда и Лилии! — =забормотала она, цепляясь за дверь уже просто чтобы удержаться на ногах.
Дворецкий поколебался… а потом скомандовал:
— Сходи, передай сьеру. А ты… — он окинул Булку еще одним исполненным сомнения взглядом и скривился. — Заходи, не позорь дом своим видом! Нет! Дальше не ходи! Стой здесь, у порога! Даже не пытайся хоть шаг сделать. Если монсьер скажет, что ты ему не нужна, я тебя сразу же и выкину. — и вполголоса прибавил. — С черного хода.
Дверь за спиной у Булки захлопнулась. Она стояла, переминаясь у самого порога под пристальным взглядом дворецкого, действительно не сводившего с нее глаз, и украдкой озиралась. Заледеневшие пальцы ломило от тепла, очень хотелось хотя бы привалиться к двери, но острый взгляд дворецкого не позволял, и она стояла, держась изо всех сил. Еще недавно у нее был такой же большой и теплый дом, и горничные, на нее не смотрели как на грязь, а улыбались и…
Раздался торопливый шорох шагов и горничная, подобрав юбку, сбежала по лестнице:
— Монсьер сказал немедленно вести в кабинет!
— Только вперед ее пусти и присматривай, чтоб не украла чего. — дворецкий неодобрительно поглядел на натекшую вокруг Булки грязную лужу.
Булка стряхнула поеденный молью платок, как обычно сбрасывала на руки прислуге пальто…
Платок упал в лужу. Некоторое время все трое смотрели как пропитывается грязной талой водой обтрепанный край. Щеки и лоб горничной налились дурной краснотой…
— Монсьер ждет. — предостерегающе буркнул дворецкий, отпихивая платок носком начищенной до блеска туфли.
Горничная шумно выдохнула, и судорожно дернула головой в сторону лестницы. Булка молча направилась куда велено, стараясь шагать именно так, как должна ходить благородная сьёретта — неторопливо и степенно, ни в коем случае не срываясь на недостойную суетливость.
— Пошевеливайся, некогда мне тут с тобой прогуливаться!
Толчок в спину разрушил всю степенность, Булка споткнулась об верхнюю ступеньку, едва не ткнувшись носом в пушистый ковер. Но удержалась на ногах, лишь ожгла горничную взглядом и повернула, куда указали. Она не станет скандалить с прислугой!
Она выпрямила плечи так, что лопатки едва не касались друг друга, и пошла дальше, чувствуя как неприязненный взгляд упирается ей в спину, будто заржавленная спица.
— Сюда. — буркнула горничная и постучалась в дверь. — Монсьер, девчонка здесь, как вы велели.
— Пусть зайдет. — голос за дверью дрогнул, становясь еще более знакомым — именно так, сквозь щелку в двери, она и слышала его раньше.
Горничная распахнула дверь, невольно придержав ее перед гостьей. Тут же на лице ее промелькнула злость, но делать что-то на глазах у хозяина она не стала — просто пропустила Булку внутрь, и закрыла дверь у нее за спиной.
Не глядя на поднявшегося ей навстречу сьера девочка присела в реверансе. Это был самый лучший, самый выверенный реверанс из всех, что она делала за свою жизнь! Наверное, впервые ее гувернантка осталась бы довольна — ведь от реверанса сейчас зависела жизнь! Он не должен ни на мгновение усомниться, кто она!
Рядом раздались торопливые шаги и вновь дрогнувший голос сказал:
— Ты… вы ее дочь? Лилии?
— Да, сьер виконт. — она выпрямилась, чуть не упав — колени подрагивали. Подняла голову, и поглядела в лицо склонившемуся над ней сьеру. — Простите, что позволила себе явиться без приглашения и предупреждения, но исключительные обстоятельства и ваши частые визиты в наш дом…
Щека его дернулась, и он торопливо перебил:
— Перестаньте, не нужно извиняться! Летящая, да вы же на ногах не стоите, милая сьёретта! Сюда, в кресло! Я подброшу дров в камин! — участливые руки подхватили ее под локоть, и он почти донес девочку до кресла.
С большим трудом она выпрямилась на краешке, подавив соблазн заползти вглубь и свернуться как кошка, клубком. И лежать, принюхиваясь к еще недавно таким привычным, а теперь словно доносящимся из другого мира запахам: чистоты, крепкого чайного листа, и повернувшегося в ее сторону сторожевого цветка на столе. И еще — печенья.
Внутри скрутило голодной болью — казалось, живот под платьем провалился до самой спины…
Булка сложила руки на подоле и сдерживая дрожь, чинно склонила голову:
— Благодарю за помощь, монсьер. На улице весьма холодно. Я… не привыкла…
— Быть может, приказать чаю? — он пошуровал кочергой в камине, заставляя огонь разгореться сильнее — волна тепла достигла девочки, по телу толпой промчались суетливые мурашки.
«Да! — хотелось завизжать ей. — Чаю! Умоляю! Горячего! С джемом! И тостами! С маслом!» Но она только сжала кулаки и растянула губы в вежливой, но очевидно вымученной улыбке:
— Это было бы весьма любезно.
Нельзя! Нельзя нарушать этикет! Манеры — сейчас единственная ее надежда, что виконт станет обращаться с ней как с благородной сьёреттой. Вторая надежда была на то, что к чаю подадут печенье.
Виконт покричал в коридор, приказывая подать чаю. Поднос забрал в дверях — горничную он в комнату не пустил. И только одружая поднос на хрупкий столик на тонкой ножке, окинул Булку быстрым испытывающим взглядом: от сбившихся в грязную мочалку волос до все еще добротных ботиночек. Щека его снова дернулась.
Булка этого не видела — она смотрела на чайный поднос и… на глазах ее вскипали слезы. Там были драгоценные, полупрозрачные на просвет чашки — их делали из белоснежных листьев чащобного дерева Ци, способных застывать в любой форме, если их нагреть, а потом резко охладить в ледяной воде. И такой же молочник, и серебряная подставка с колотым сахаром, и конечно же, дымящийся чайничек…
Вазочки с печеньем горничная не принесла.
От разочарования и голода тряслись руки, но она взялась за щипцы и опустила в свою чашку кусочек сахара, с трудом сдерживаясь, чтоб не сунуть еще один в рот. Пальцами, как сделал бы Крыска. Мелькнула мысль, что Крыска тоже должна быть в этом доме, но Булка от нее отмахнулась. У нее было слишком много собственных бед, чтоб еще думать, что нужно благородному сьера от трущобной отброски.
Булка взялась за ручку чашки словно под пристальным взглядом гувернантки, и сделала глоток. И все же не удержалась, прикрыла глаза, когда во рту стало сладко и горячо. Тепло ухнуло вниз, в пустой живот.
Виконт пристально смотрел на ее сжимающие ручку чашки пальцы — грязные, потрескавшиеся, с обломанными ногтями.
Булка торопливо поставила чашку обратно на блюдце и спрятать ладони в складках не менее грязной юбки. И как он только ее в кресло усадил, не побрезговал?
— Где вы были, дитя мое? — тихо спросил он. — Вы исчезли из дома…
— В тюрьме. — она попыталась вымученно улыбнуться. — Я не исчезла, меня забрали.
— В тюрьме? — повторил он. — Дочь благородного семейства… Маленькую девочку… Отправить в тюрьму? В грязную камеру? — он посмотрел на нее с таким возмущением, будто идея отправиться в тюрьму была ее собственной нелепой выдумкой.
Мог бы не напоминать, что камера — грязная!
— Я больше не дочь благородного семейства. Мне так сказали…
— Но чего они от вас хотели? О чем спрашивали? — он перегнулся через столик и даже протянул руку, чтобы погладить ее по волосам, но кажется, в последний момент побрезговал и только коснулся относительно чистой щеки кончиками пальцев.
— Про папу с мамой… Кто у нас бывал… по вечерам… о чем разговаривал… — цедить слова было почти невыносимо — сразу возвращалась камера и чудовищный, лишающий сил и соображения, огромный и бесконечный страх.
Несмотря на свою огромность он рос и дальше, с каждой минутой, с каждым часом: при виде чиновника, перебирающего бумаги, и двух громил, не сводящих с нее глаз, будто стоящая перед дознавателем девочка могла на него напасть. Она даже в чем-то была благодарна огромности того страха, потому что когда ей показали кнут, страх попросту перестал помещаться в ее маленьком теле, и ударил в голову, так что она потеряла сознание. Тогда ее оставили в покое, а потом она и вовсе стала не нужна.
— И что вы им сказали? — настороженно спросил виконт.
Она поглядела на него возмущенно — точно, как смотрела на дознавателя:
— Откуда же мне знать, если гувернантка всегда укладывала меня спать? Как маленькую…
— Но меня-то вы узнали? — вкрадчиво спросил он.
— Но… — она на мгновение растерялась — гувернантка, конечно, присматривала, чтоб ее подопечная не выходила из спальни, когда в отцовском кабинете собирались немногочисленные гости, но разве могла она уследить за юркой девчонкой? Так что Булка не раз и не два выбиралась из своей комнаты. Прокрасться к кабинету она не рисковала, но смотреть сквозь балясины лестничных перил на гостей было любопытно. Виконта она заметила еще тогда — большой, представительный, и даже красивый в своем гвардейском мундире, хоть и старый, конечно. Сам он на Булку не обращал внимания, всё маме ручки целовал. А Булка мечтала вырасти и стать красивой, как мама — все говорят, что станет! И такой же роскошный гвардеец будет целовать ручки уже ей. — Я… Я видела вас днем! Вы как-то заезжали, по поручению из дворца.
— Вот как? — с явным сомнением переспросил он. — Дознавателю вы так и сказали?
— Меня никто о вас не спрашивал. — торопливо пояснила Булка. — Я просто сказала ему, что не могла никого видеть!
И повторяла это раз за разом, даже когда дознаватель лениво, будто делая наскучившую работу, начинал бить ее по щекам.
— Вот и умница. — задумчиво сказал виконт.
— Вы… вы ведь мне поможете, монсьер? — она робко подняла на него глаза. — В память вашей дружбы с моими родителями.
— У нас не было особой дружбы. — он резко поднялся и отошел к камину, вновь повернувшись к ней спиной. — Не скрою, я был в восхищении от вашей матушки — как и многие столичные сьеры. Жаль, что ее постигла такая судьба!
Булка схватилась рукой за горло. Ему жаль… Жаль ему…
— Так чем же я могу помочь вам, милая? — развел руками он.
— Быть может вы… что-то знаете об… остальной моей семье… — выдавила она.
— Не интересовался. — равнодушно обронил он. — Уж простите, моя дорогая, но думаю, у них сейчас хватает своих бед. Учитывая, что ваш титул отменен, а все владения должны перейти в казну. Да и как вы до них доберетесь — денег у вас нет, а если будут, вас пристукнут бандиты в первой же подворотне.
Вооот как! Булка сжала кулачки так, что полукружья ногтей впились в ладони. Убедился, что она ничего не рассказала дознавателям, и теперь собирается просто выставить ее обратно в грязь и холод? И даже без печенья?
Она судорожно сцепила пальцы и протянула с приторной невинностью:
— Ах, монсьер, но куда же мне идти? Разве что обратно в тюрьму, к господину дознавателю.
Он обернулся так резко, что от его движения всколыхнулся огонь в камине. И посмотрел на нее с недобрым прищуром:
— Однако…
Большего благородный сьер добавить не успел — внизу, у входной двери, загрохотало так, что слышно было и здесь, в кабинете.
— Вы соображаете, в чей дом пришли? Наш монсьер во дворце служит — да он вас в порошок сотрет! Проваливайте отсюда! Сейчас же! — заверещала горничная.
— Приятно видеть прислугу, так защищающую дом своего хозяина. — раздался негромкий, даже ласковый мужской голос, но от этой негромкой ласковости почему-то становилось не по себе.
Во всяком случае, виконт смертельно побледнел и… схватился за горло. За ее, Булкино, горло.
Ее выдернуло из кресло, подхватило, будто вихрем, ударило об стену… и вот она уже почти висит, доставая до пола лишь мысками ботинок. Пальцы виконта сомкнулись на ее шее, заставляя до боли задирать голову.
— Это ты их сссюда привела? Что ты им наболтала? — прошипел он — капли его слюны обрызгали ей щеки.
— Нет! — прохрипела она, обеими руками хватаясь за его запястье в напрасных попытках оторвать его руку от своего горла. — Я… не знаю, кто это!
— Врешь! — также шепотом выдохнул он и замахнулся.
Она зажмурилась в ожидании удара…