Отборная невеста кн. 1

Глава 1. Верхом на Скотине

Королевский двор. Дорога

Я поковыряла мох ногой. Губчатая масса дрогнула, голодные устьица распахнулись, но подвязанная лозой опорка из лопухана сбила хищный мох с толку. Моховая поляна пошла волнами — от бледно-лилового до насыщенно фиолетового — и лопнула. В прореху, как любопытная селянка на проходящих королевских гвардейцев, выглянула пустая глазница человеческого черепа.

— Собственно, я так и думала… — пробормотала я, расковыривая мох дальше — череп там явно был не один. Я окинула взглядом мерно, почти гипнотически колышущую полянку… и пожала плечами. Их предупреждали.

Повернулась и зашагала прочь по едва заметной тропинке меж мясистыми стеблями нож-травы. Походя сдернула насквозь пробитую тушку молодого пискуна — недавно упал, когда я сюда шла, тушки еще не было — и закинула в котомку за плечами. Пискуны — не редкость, но кто откажется от того, что само идет в руки?

Стволы деревьев начали редеть, в переплетении ветвей над головой явились первые просветы. Застиранными голубыми заплатками на багряно-охристом полотне листвы проглянуло осеннее небо. Послышался рокот воды по камням, и я сорвалась на бег.

Прыжок. Тропинка осыпалась у меня под ногами, провал ощерился выметнувшимися из земли корнями, острыми, как ловчие колья. Но я уже приземлилась по другую сторону раскрывшейся ямины.

Тяжелый короб наподдал в спину, вынуждая почти распластаться по тропинке, до боли прогнув спину… Тяжелая ветка с глухим гулом пронеслась над головой, едва не подцепив меня вместе с коробом, и с размаху ударила в ствол оставшегося за спиной дерева… Засверкало — с широко раскинувшихся ветвей посыпались прозрачные хрустальные «сережки», наполняя воздух мелодичным звоном. Пронзительно пискнул и затих мелкий зверек — «сережка» пробила его насквозь.

Одна вонзилась у самых моих ног, до половины уйдя в землю — я выдернула ее на бегу и тоже отправила в короб. Счастье, что додумалась не снимать перчатки из толстой кожи! И помчалась дальше.

Вторая, толстая, как фонарный столб, и гибкая, как лоза, ветка ударила мне в спину — я метнулась за ствол следующего дерева. Только что гладкая кора мгновенно ощетинилась колючками, но я уже мчалась дальше.

Земля под ногами вздыбилась и потрескалась, открывая стремительно нагоняющий меня толстый корень. Прыжок! Прыжок! Прыжок! Я мчалась вперед, на одном лишь наитии перемахивая вздувающиеся поперек тропы щупальца корней. Пронзительно взвизгнула — щупальца лопались, разбрызгивая едкий белесый сок, пара капель попала на мои опорки, разъедая толстый лист лопухана насквозь.

Я побежала быстрее. Вылетела на берег мелкого ручья, и со всей силы оттолкнувшись, сиганула на другую сторону, проносясь над кипящей на камнях черной водой. Выскочившие из бурунов щупальца корней пронзили воздух, но я уже приземлилась, звонко клацнула зубами от удара об землю. Рот наполнился кровью.

Изогнувшийся как змея, корень, выметнулся прямо у меня из-под ног и ощетинившись колючками, ринулся мне в лицо. Я не успевала увернуться! Не успевала, не… Единственное, что я могла, это плюнуть в него кровью из прикушенного языка!

Корень замер, покачиваясь, как зачарованная змея, у самого моего лица. Капли моей крови на коре медленно впитались, а взамен проступили крупные капли желтоватого, остро пахнущего травой и почему-то дымом сока.

Я деловито извлекла из короба пустой флакон и принялась собирать сок. Корень терпеливо подождал, пока я закончу, потом обвился вокруг моей талии, сжал до боли… размотался и исчез — только вода в ручье плеснула.

Я повернулась. Громадное дерево на самой границе Великой Чащи словно бы вздохнуло — по смахивающей на человеческую кожу гладкой коре прошла волна, а широко раскинувшиеся ветки дружно качнулись.

— Ты… не скучай. — пробормотала я. — Меня теперь долго не будет.

Я не была уверена, что дерево меня понимает, но судя по тому, как ветки потянулись в мою сторону, что-то оно все же соображало себе там… чем-то…

— Ну извини… — я развела руками. — Я и так всегда специально мимо тебя хожу.

Дерево явственно нахохлилось, даже ветки выгнулись обиженно.

— Как вернусь — сразу к тебе. — клятвенно пообещала я. — Еще поиграем! — прощально кивнула, и пошагала прочь, чувствуя, как доверху набитый короб давит на плечи приятной тяжестью будущих доходов. — Если вернусь, конечно…

Вслед мне донесся горестный скрип. Я не оглянулась. Не все из нас могу торчать себе на опушке Чащи и делать, что захочется! Некоторым еще и королевские приказы приходится исполнять.

Настороженно поглядывая по сторонам — скелеты глупцов, решивших, раз они ручей пересекли, так и Чаща до них больше не дотянется, еще мой пра-пра-прадед запретил убирать! — я миновала опушку и вышла к тракту.

На границе тракта и Чащи горел костерок, и неторопливо пасся громдный скакун и обычная лошадка. Я подошла к костру, скинула короб и опустилась на приготовленное для меня сидение. Принялась устало разматывать опорки из лопуханов. Сидящий по другую сторону костра старина Хэмиш поставил передо мной ботинки, и вернулся к булькающему на огне котелку. Горячее варево полилось в кружку. Я с наслаждением принюхалась и принялась прихлебывать заваренный на чащобных травках чай.

— Я черепа нашла. — ополовинив кружку, наконец сказала я.

Хэмиш приложился к своему чаю, задумчиво поглядел в сторону Чащи…

Чаща поглядела на него, но Хэмиш, конечно же, этого не почувствовал. Не дано.

Наконец, он перевел взгляд на меня:

— Где?

— На мшистом болоте.

— Это ж совсем недалеко от границы? — спросил он. В самой Чаще Хэмиш никогда не бывал — не совсем же он Летящей в темечко долбанутый, чтоб туда лезть!

Я кивнула.

— Их предупреждали. — заключил Хэмиш и выкинул неудачливую королевскую экспедицию из головы.

Это было несложно — королевские экспедиции мало отличались одна от другой: одинаково ко всему готовые, самоуверенные… и неудачливые. Так что Крадущейся под хвост их всех!

— Сьера графиня-старшая велела быть пораньше.

Я только хмыкнула в ответ — время в Чаще рассчитать невозможно, и тетушка об этом прекрасно осведомлена.

— По возможности. — уточнил Хэмиш и строго добавил. — И без хмыканья!

Я снова хмыкнула, злорадно полюбовалась Хэмишовой неодобрительной гримасой, выплеснула остатки отвара в костер, и на ходу застегивая широкую юбку амазонки поверх облегающих кожаных штанов, направилась к скакуну. Старина Хэмиш деловито сновал, собирая лагерь, а я… я тоже собиралась. С духом.

Две вещи определяют жизнь королевства Овернии, да осенит его крылом Летящая и не тронет когтем Крадущаяся. Это Чаща посреди королевства и Пустошь на его горной границе. Нет, у нас, конечно, и другие соседи кроме Пустоши есть: степняки, например, то и дело устраивающие набеги на восточные окраины, или вполне цивилизованные Лукания с Гельвецией. Тоже устраивают набеги, просто называют их как положено цивилизованным государствам — войной. Но это все дела простые, человеческие. А Чаща и Пустошь… Чаща — это сама жизнь. Очень бойкая и… живая, которая ест и размножается, размножается и ест. Причем иногда даже и не разберешь, что это было такое — еда или размножение. А Пустошь — это смерть, что там происходит, никто толком не знает, ни один исследователь не прожил достаточно, чтоб об этом сообщить. Но жить там нельзя, а потому время от времени пустошные твари, тоже не совсем живые по нашим, людским меркам, выплескиваются за ее пределы и притянутые ощущением жизни, пытаются перейти защищающие Овернию горы. Иногда им удается подняться на склоны. Но никогда — перевалить через пики, на которых стоят замки горных баронов. Форпосты Овернии перед Пустошью.

Из дохлых пустошных тварей при правильной сушке и обработке получался потрох — немилосердно воняющий рыбой взрывчатый порошок для пушек и мушкетов, которыми горцы от Пустоши и отбивались. Приспособить выходцев из Пустоши для чего другого за всю историю Овернии удалось лишь однажды, графам Редон, сумевшим скрестить очень живую чащобную тварь с условно мертвой пустошной и получить… скакунов. Здоровенную тварюгу с похожей на молот клыкастой башкой, увенчанной острым гребнем, бронированными чешуей боками, спиной, широкой, как диван, и стремительностью, с которой не сравнятся ни юркие кони степняков, ни беговые лошади Гельвеции. А еще скакуны хищные, драчливые и выносливые как их пустошные предки. Размножаются, правда, плохо, но то, что вообще размножаются — уже чудо.

Лучше всего их, конечно, разводить здесь, в Редоне, поблизости от Чащи. Когда-то графство продавало скакунов и для армии, и для двора, и для почтовой службы. Отличное слово «когда-то», сразу ясно, что не сейчас.

Сейчас я, последняя из Редонов, стою перед скакуном и боюсь. До тряски в коленях. До ледяных ладошек и помутнения в глазах. Лучший довод для тех, кто уверен, что две женщины — тетушка и я, девчонка и старуха — не могут заниматься столь важным для Овернии делом. Так что выдавать свой страх мне никак нельзя. Поэтому гляжу исподлобья в прячущиеся чешуйчатыми веками глазки своего скакуна, а эта скотина пялится на меня в ответ. Ехидно. Даже свисающую между клыков полоску вяленого мяса мусолить перестал. Скотина и есть.

Мимо меня деловито прошествовал Хэмиш… с дамским седлом в руках. Шлепнул это пыточное сооружение на спину скакуна и принялся затягивать подпруги. Скотина радостно оскалилась.

— Хэмиш! — простонала я.

— Знать ничего не знаю. Положено. — проворчал старый грум, приторачивая собранный мной короб к седлу.

— Дя-дь-ка Хэмиш! — я добавила в свой тон угрозы.

— Приличные сьёретты ездят в дамском седле. Желаете опробовать его прямиком на королевской охоте? Сьёретте угодно опозориться или всего лишь убиться?

— Может и не будет никакой охоты. И во дворец меня, может, и не пригласят.

— А может, и дворца никакого нет. — в тон подхватил Хэмиш. Такая же ехидная скотина, как и скакун. — Может такое быть?

— Не может. — уныло согласилась я и направилась к скакуну. Ухватилась за стремя.

— Приличные сьёретты как чумовые белки по скакунам не лазают, приличные сьёретты ждут, пока их подсадят.

— Чумовые белки еще и чуму разносят. — пробурчала я, но послушно дождалась, пока Хэмиш сложит ладони в замок, и закинет меня в нелепое сооружение, ошибкой Летящей именуемое седлом. Дамским. Чтоб его Крадущаяся с диваном попутала и когтями подрала! Я разобрала поводья и…

— Дядька Хэмиш! — увидев задумчивый взгляд старого грума, предострегающе сказала я. — Не… не вздумай! — я потянула повод, пытась отвести своего скакуна подальше, но старый грум оказался проворнее.

Свистнул хлыст — и шип на его конце угодил прямехонько под задранный хвост. Пушистая розовая кисточка на конце хвоста гневно дернулась, Скотина издал задушенный рев… и поднялся в галоп, будто им из пушки выстрелили.

Главное, подавить первый вопль. А потом второй и давить его все время, что скакун несется вниз по склону холма. Графиня из рода Редонов обязана ездить верхом хорошо, и даже — великолепно. Иначе как она возглавит зимнюю охоту, когда поселяне начнут жаловаться на обнаглевших лесных вовкунов? Графиня должна сама легко и непринужденно держаться на чешуйчатой спине, и крепко держать в узде скакуна, чтобы гнать его вслед за стаей, а не куда ему в бронированную башку взбредет. И графиня не должна при этом непрерывно визжать! Даже наши собственные крестьяне такого не одобрят. Хотя что им не нравится? Впереди «ууууу, ррррр!» — вовкуны бегут, пасти скалят, иголками в мизинец толщиной трясут, когтистыми лапами землю загребают. А следом топот копыт и монотонное, протяжное «иииииии!» — графиня-младшая их преследует. Но почему-то все против — и тетушка моя, графиня Редон-старшая, и старый Хэмиш, мой грум.

Судя по топоту за спиной, Хэмиш пустил лошадь следом, а потому крепко держим поводья, держим спину, держим колени… И держим рот закрытым, и не орем, нет, не орем! И даже сейчас не орем, когда Скотина прет прямо на куст, и мы прыгаееееем…

Скакун перемахнул живую изгородь — колючий сторожевой побег лишь безобидно мазнул по чешуйчатому боку. Не снижая скорости, понесся к замку. Сзади предупреждающе заорали. Я подавила недостойное благородной сьёретты желание скакать и дальше, чтоб Хэмиш глотал пыль из-под копыт, и принялась выбирать повод. Как всегда, Скотина заартачился, как всегда я решила, что живодеру эту тварь не отдам: лично чешуйчатые пластины по живому срежу, и прикажу из них сумку сшить! Прямо у полуободранной Скотины на глазах! Как всегда, словно почуяв мои кровожадные намерения, скакун соблаговолил послушаться узды и перешел на рысь. У-у-у, с-с-котина!

Стук копыт за спиной стал громче и со мной поравнялся Хэмиш.

— Сьёретта-графиня прекрасно держится в седле. — из-за пазухи охотничьего камзола Хэмиш вытащил потрепанный платок — я с некоторым злорадством смотрела как он оттирает покрытое пылью лицо. — Клюнь меня Летящая, еще бы ты от этого удовольствие научилась получать, девочка!

— Обязательно клюнет, дядька Хэмиш. — заверила я. — Никого из нас это не минует.

Хэмиш поглядел на меня и восторг на его лице медленно угас:

— Эх, что с тебя возьмешь… Может, со временем распробуешь.

Я не стала прятать скептическую гримаску. Может, и каторжники со временем учатся получать удовольствие от каторги? На пожизненном как раз есть время… распробовать. Но вслух сказала:

— В этом году мне зимнюю графскую охоту не вести.

Что, конечно, радует. И в то же время слегка огорчает. Ведь кроме податей с несъеденных вовкунами крестьян есть еще вовкуньи иголки, зубы и шкуры. И другие части, не поминаемые в приличном обществе, но тоже весьма полезные. А главное, способные поддержать благополучие малочисленного графского семейства. То есть, тетушкино и мое. А если еще и ледяной шакал попадется…

— Интересно, а на придворной охоте добычу делят? — пробормотала я. Вдруг можно как-то смягчить грядущие потери?

— Всё, добытое королевской охотой, принадлежит королю! Уж графине-то об этом следует помнить.

А я вот и раньше не очень хотела ехать! Хотя и понимала, что надо.

— Домой, Скотина. — хмуро скомандовала я и шлепнула скакуна шипастым стеком по крупу.

Ему, сквозь панцирь на боках, этот шлепок, конечно, что боевому броненосцу — дробина. Но видно, скакуно-убийственные мечты еще витали вокруг меня, и Cкотина послушалась, на время избавив меня от необходимости осваивать ремесло живодера. Дорога повернула, огибая рощу, и открывая вид на замок.