Королевский двор. Дорога
Тишина накрыла спящий постоялый двор, разве что в кабанятнике возились шипастые хрюны, догрызая оставшиеся после трапезы постояльцев ковриги. Да иногда шумно всхрапывали скакуны, будто что-то их беспокоило.
По двору скользили странные, даже зловещие тени: одна с торчащим из пасти кривым клыком, вторая с непомерно раздутой головой, а еще одна с толстыми, как бревна, руками.
— Они точно комнатами поменялись? — прошептала одна тень. Шепот вышел гундосый. Пришлось вытащить из разбитого носа скатанную в жгут тряпицу. Разлегшаяся по двору тень немедленно лишилась клыка, став больше похожей на человеческую. И шепот стал отчетливей. — Ты уверен?
— Точно вам говорю, монсьер барон! — прохрипел лейтенант Лукаш, обеими руками придерживая обмотанную бинтом голову. — Вы с тем мелким шевалье под столом пинались, а я…
— …на столе. — проворчал один из «Серых всадников», баюкая у груди забинтованную руку.
— …наблюдал! — рявкнул лейтенант, кидая на наемника недобрый взгляд. — Как они по галерее, что над залом, из комнаты в комнату шастают. Сперва ваша су…
Второй наемник предостерегающе кашлянул, лейтенант дернулся, и наконец выдавил:
— Сумасбродная возлюбленная вышла…
— Сумасбродная? — барон Гельмут даже ноющую голень перестал растирать. — Это ты Оливию Редон так назвал? Она самая благоразумная девица на всю Овернию, иначе они с тетушкой давно бы разорились! Уж я-то Ливви с детства знаю!
— И не надоела она вам с тех пор… — едва слышно прошептал лейтенант.
— Что ты сказал?
— Что сьёретта благоразумно доверила служанке тащить свой сундук, и разом с ними пожаловала к сестрам Шигар.
— С кем — с ними?
— Со служанкой и сундуком, монсьер! Потом туда же виконтесса пришла, а служанки с вещичками забегали… Мне снизу все видно было!
— Теперь-то понятно, как нас в драке побили: лейтенант наш не дрался, а на дамские вещички заглядывался. — снова хмыкнул наемник с разбитой рукой.
— Драка тогда уже кончилась! — процедил лейтенант. — Вы с местными служаночками заигрывали, пока они вас перевязывали, а сьер барон с хозяйкой расплачивался.
Барон Гельмут поморщился.
— А я наблюдал! Потому как лейтенант Топотун… — он ткнул себя большим пальцем в грудь. — Думает наперед! Так вот, потом из комнаты зад вышел…
— Сам, что ли? — не удержался барон.
— Впереди служанки! — покачал головой лейтенант. — И снова они сундук волокли — от виконтессы к вашей графине. Тяжелый, видать, аж пополам сгибались. Потом безземельные сестрицы зачем-то в комнату к виконтессе направились. — Топотун начал водить пальцем по воздуху, рисуя перемещение благородных сьёретт и их прислуги по галерее над обеденным залом постоялого двора. — Потом одна сестрица вернулась, а вместо нее виконтесса пошла. Потом служанка виконтессина одеяла с подушками пронесла, вооот такую гору — и прямиком в графинину комнату, а после и сама виконтесса с платочком в руках проследовать изволила, а графиня, наоборот, вон вышла, и к сестрицам пошла. А та сестрица, что возвращалась — старшая, вроде — со служанкой пошла в комнату виконтессы, а за ними и ваша графиня показалась — и тоже туда! — палец Топотуна чертил воздух резкими невидимыми линиями, а остальные, будто зачарованные поворачивали головы вслед за его движениями. — Младшая из сестриц — оттуда — и в бывшую графинину комнату, а служанки сестриц у хозяйки таверны воды затребовали, полотенец и еще чего-то там. А потом они все по галерее туда-сюда бегали — и служанки, и сами сьёретты, только юбки мелькали, да сундуки со шкатулками: туда! сюда! обратно! — палец лейтенанта несколько раз дернулся, да так и замер, нацеленный в одно из окон. — Так что вообще не уследишь!
— То есть, на самом деле вы не знаете, поменялись сьёретты или нет?
— Как это не знаю? Очень даже знаю: я у хозяйки спросил! Сказала, что и сундук, и служанка графини вашей, от сестриц Шигар к виконтессе перебрались, а значит, и графиня там. Куда она от прислуги да сундуков-то денется? Небось, специально комнатами поменялись, чтоб вы, монсьер барон, ее не нашли. Но вы ж не один, с вами «Серые всадники», а не какие-нибудь «Шершни»! Представим вам вашу возлюбленную в лучшем виде: воон за тем окошком!
— Мне казалось, Ливви хочет за меня замуж. — обиженно пробурчал барон. — А она… комнатами меняться!
— Разве ж можно знать, монсьер барон, чего девкам… я хотел сказать, благородным сьёреттам, на самом деле надобно? Может, она для того и комнатами менялась, чтоб поглядеть — станете вы искать ее или нет? — вкрадчиво предположил лейтенант.
— Думаешь? — Гельмут заметно взбодрился.
— Вы, главное, ее сразу в охапку и орите погромче, чтоб народ сбежался: увидят ее с вами простоволосую и в ночной сорочке, куда она от вас денется. Остальные сьёретты такое про нее понарасскажут…
— Как-то это… неблагородно. Да и Ливви — она же рассердится! Она терпеть не может, когда я пытаюсь командовать. — Гельмут нерешительно переступил с ноги на ногу.
— Вот потому она и едет ко двору, где щеголи, вроде вон того… — лейтенант дернул подбородком куда-то в сторону, видно, туда, где разместился шевалье Омер со своими людьми. — Вашу сьёретту по спискам делить будут.
Во мраке едва слышно вздохнули. Отринув страх, барон плюхнулся на край кровати — ногу прострелило болью! — сдавленно ойкнул, но тут же протянул руки и со всей силы рванул к себе судорожно вжавшуюся в стену девушку. Прижал к себе дрожащее горячее тело, и с наслаждением вдохнул запах пушистых волос. Никогда еще от Оливии не пахло так сладко!
Ему в грудь уперлись маленькие ладошки — несмело, словно девушка не могла решить: оттолкнуть или прижаться покрепче. Гельмут умиленно вздохнул — птичка моя, только вид всегда делала, что такая решительная, а на самом деле ждала, чтобы он повел себя как настоящий мужчина.
— Ты — моя! — выдохнул он, и потянулся, надеясь не промахнуться губами мимо ее губ.
Щелкнуло. Порыв сквозняка, как от распахнувшейся двери, прошелся по затылку. На Гельмута прыгнул кто-то большой и стремительный, облапил так, что не вздохнуть, и прогудел в ухо:
— Не сбежишь, красавица! Ты — моя! — и влепил барону смачный поцелуй в шею.
Гельмут заорал и задергался в сжимающих его объятиях.
Девушка заверещала и задергалась в руках барона.
Раздался громкий хлопок… и возле второй кровати в комнате ярко вспыхнула вовкунья лампа.
Закутавшись в одеяло по уши, так что напоминала кокон, Амелия Шигар сидела на постели и внимательно глядела прицельно сузившимися глазами.
— Чего это вы тут, монсьеры хорошие, друг с дружкой делаете почти голяком? А Маленка наша вам тогда зачем? — неприятным тоном осведомилась она.
Зажмурившийся от яркого света барон приоткрыл один глаз… второй… и уставился на замершую в его объятиях Малену Шигар. Потом повернул голову — и едва не ткнулся носом в щеку давешнего наглого безземельного шевалье.
Наглец прижимался к нему со спины. Обнимал обеими руками. И точно как сам барон был полураздет — лишь в панталонах и рубашке.
— Ну и как оно, с кавалером целоваться-то, а, Маленка? — невозмутимо поинтересовалась Амелия.
— Я… Я вашу сестру не целовал! Я… — дрожащим голосом начал барон.
— Ну тогда хоть вы скажите — как оно? — Амелия перевела взгляд на шевалье. — Вы-то точно его целовали! — и она бесцеремонно ткнула пальцем в барона.
— Я его не целовал! — пронзительно завопил шевалье, и только что неподвижная, будто окаменевшая композиция стремительно рассыпалась.
Шевалье отскочил от Гельмута, будто его пнули. Очухавшийся Гельмут разжал руки, Малена плюхнулась на кровать и отползла, прижимаясь к стене и напряженно глядя, как он трет шею и губы, словно пытаясь уничтожить следы от обоих поцелуев.
— Я думал, это не он! — отмахиваясь обеими руками, будто надеясь разогнать барона как кошмарное видение, орал шевалье.
— Я думал, это не она… — подхватил Гельмут. — Где графиня Редон?
— У себя в комнате была. — раздраженно буркнула примчавшаяся на крики хозяйка постоялого двора, и запахнула на груди длинную шаль.
— Ты ж сказала, они поменялись! — стремительно взлетевший по лестнице лейтенант Лукаш возмущенно навис над хозяйкой. — Сундук ведь перенесли! И служанка!
— Вы, мастер-лейтенант, спросить изволили: «Это графинькин сундук к назойливым сестричкам в комнату понесли?»…
— Это мы-то назойливые? — немедленно вскинулась Амелия. — Мы по чужим спальням не шастаем, и подробностями своими на манер диких вовкунов не светим! — и она выразительно похлопала ладонью по лампе, заставляя свет разгореться еще ярче.
Шевалье с бароном смущенно попытались прикрыть собственные обтягивающие панталоны скрещенными ладонями.
— Вот-вот! — аж подпрыгнула на кровати Амелия, обличительно тыча в их сторону пальцем.
— Я про сундук сказывала. Про саму графиню разговора не было. — не давая отвлечь себя от темы, педантично продолжила хозяйка. — Чего-то они там притирались…
— Притираниями… мазались… — из-за соседней двери, как осторожная белка из дупла, выглянула виконтесса Маргарита. — У графини целый сундук. Из… из собственной оранжереи.
— Ага, отличные! — деловито обхлопывая щеки, подтвердила Амелия. — Я бы все на себя намазюкала, да она сказала, разом нельзя. И пахнут — ммм! — Амелия прижала собственное запястье к носу и с наслаждением потянула. — Верно ж, сьер барон: вы-то, вон, Маленку сблизя нюхали, правда ж, здорово пахнет?
Малена взялась за голову и едва слышно застонала.
— Да не боись, ему понравилось — вона как присосался! — прикрикнула Амелия. — Мы этот сундук раз пять туда-сюда таскали, даже когда Ливка уже спать пошла.
— Какая еще… Ливка? — потерянно пробормотал барон.
— Ну так графиня которая… Оливия… Сперва такая вся была футы-нуты, не подойди, а как раззнакомились, сьёретка оказалась, прям — огонь! — Амелия снова шлепнула по вовкуньей лампе, заливая комнату совсем уж нестерпимо ярким светом.
— Я тебя убью! — взревел барон Гельмут.
— Меня? Сам в лоб получишь… — возмущенная Амелия схватилась за лампу, явно собираясь запустить светящийся шар в барона, но тот, не обращая на нее внимания, ринулся на лейтенанта. Наемник попытался удрать, но барон настиг его на последней ступеньке лестницы и обеими руками вцепился в ворот.
— Вместе убивать будем: вы — своего, я — своего. Наемнички. Мастера своего дела. Девушку на постоялом дворе выследить не могут. — процедил шевалье Омер, явно выискивая среди толпящихся на лестнице зевак своих «Шершней». И вдруг вскинулся. — Погодите… А где сама графиня? А то все здесь, а ее нет! Неужто ей не любопытно?
— Не знаю, как при дворе, а у нас в провинции не принято, чтобы воспитанные сьёретты… — на миг даже перестав трясти лейтенанта, начал барон.
— Так уехали они. — позевывая, отозвалась хозяйка. — Вот как почтенные сьеры под окнами шастать принялись, люди ее на руках карету за ворота выкатили. После и скакунов вывели, сьёретта со служанкой по лестнице шасть — подхватились да уехали!
— Так что же вы ее не задержали! — взревел шевалье, так что хозяйка подавилась очередным зевком.
— А с чего бы мне постояльцев задерживать? Грум ейный расплатился честь по чести, а остальное уж не мое дело! Коли благородная сьёретта желают затемно выехать…
— За ней, быстро! — заорал барон, отшвыривая от себя лейтенанта. — Они не могли уехать далеко!
— Эй! Нечего гнаться за моей невестой! Держите их! — завопил шевалье и тихо ржущие под лестницей полуодетые «Шершни» мгновенно подобрались, хватаясь за оружие.
Нарастающий скандал перекрыла волна пронзительного, яростного визга. Окутанная широкой и слегка поношенной фланелевой ночной рубашкой и кудряшками волос Малена Шигар встала на кровати:
— Вы ворвались ко мне в комнату… — с каждым словом голос ее поднимался все выше и выше и наконец сорвался на дикий крик. — Опозорили! По всему королевству болтать будут, как у меня в спальне двое мужчин друг друга обнимали! Так вы еще искали здесь… НЕ МЕНЯ?
— Э, Маленка, они тебе что — понравились? Не вопрос — сейчас отловим! Тебе какой больше глянулся? — младшая Шигар решительно откинула одеяло и спрыгнула с кровати.
— Меня нельзя! Я вас не целовал! У меня папенька! — взвыл шевалье и стремительно ринулся вон из комнаты.
— А ну стой! — за ним, как призрак отмщения, трепеща широченной ночной рубашкой, неслась Амелия.
Карета катила по дороге. Уже можно было расслабиться — погони за нами не было до самого рассвета, а значит, все удалось — но я по-прежнему сидела очень-очень прямо. Это Катишка могла привалиться к углу кареты и вздремнуть после бессонной ночи, но не я: платье не должно помяться, а собранная перед самым выездом прическа — растрепаться.
Впрочем, Катиш тоже не спала, а мрачно глядела в окно на разгорающийся рассвет. Так мы молчали час, другой, третий, потом она не выдержала и с досадой выпалила:
— Вам их совсем не жалко, сьёретта-графиня?
— Если барон и шевалье не полезут в комнату, которую они считают моей, ничего с ними не случится. Их выбор…
— Да я не об этих распутниках! — отмахнулась Катиш. — А девушка, которую они в темноте за вас примут? Что с ней станется? Сплетен же потом не оберешься!
— Надеюсь, это будет виконтесса. — холодно обронила я. — Род не слишком знатный, но старый, папенька — глава дворцовой охраны. Но если попадутся девицы Шигар, тоже неплохо: все же их маменька и впрямь богатейшая женщина королевства. Поверь мне, Катиш, чем меньше девиц будет на нынешнем отборе — тем лучше.
— Да, сьёретта. — Катиш выпрямилась на сидении, сложила руки на юбке — приняла позу благонравной прислуги. — Вам соперницы без надобности.
Я подумала… и согласно кивнула. Под неодобрительным взглядом Катиш отвернулась к окну, смотреть на золотые блики восходящего солнца меж переплетенными ветвями деревьев.
На душе у меня был мир и немножко азарта. Впереди меня ждал королевский двор. Даже если и не знал, что ждет!