Королевский двор.
— Монсьеры, прибыло свежее отборное мясо!
Какой же, право, прекрасный голос. И все-то в нем есть: и высокомерное презрение, и аристократическая скука… и совершенно ребяческое позерство.
Лестницу заполонила целая толпа разряженных юнцов. Они прогуливались наверху и у подножья лестницы, совершенно случайно, конечно же. Целеустремленно сбегали вниз, и неспешно возносили себя по ступенькам. А вон тот юноша и вовсе, судя по туманному взору, поэму сочинял, не обращая ни малейшего внимания на вылезающих из карет девиц. Где ж еще благородному сьеру предаваться поэтическим потугам, как не на середине лестницы в боковом крыле дворца?
Сюда нас отправили от дворцовых ворот, закрытых так плотно, что я заподозрила других участниц отбора в попытках взять дворец штурмом. Не удивлюсь, если в парковых кустах и пушка припрятана — накрыть атакующих ворота девиц одним картечным залпом.
Мы на штурм не пошли, а послушно свернули в боковую аллею и покатили вдоль ограды куда велено.
Я оперлась на руку Хэмиша и спрыгнула со ступеньки кареты. Сундуки придется бросить на Катишку, хотя одна Летящая ведает, как она с ними управится. Дворцовая прислуга что-то не торопилась королевским гостьям на помощь.
— Мясцо изрядно хорошенькое! — прогуливающаяся у лестницы парочка юнцов остановилась, а один принялся разглядывать меня в лорнет.
— Но нищее. — уже знакомым презрительным тоном припечатал второй юнец. — Право же, монсьеры, чем эти провинциалки лучше оборванцев в очереди на койку в ночлежке? Тем, что эту койку им дает королевский дворец?
Юнцы захохотали.
Нет, если приглядеться, то не такие уж они и юнцы: эти двое точно не моложе меня, а вон тот так и постарше года на три. Но почему у меня чувство, что строгий гувернер уснул, а мальчишки бросили уроки и удрали из классной комнаты? Помилуй, Летящая, сохрани, Крадущаяся, надеюсь, этот пансион для мальчиков на прогулке — не женихи из партии герцога-регента?
— И вот из них монсьер герцог предлагает нам выбирать жен? — процедил самый презрительный.
— Я все же рассчитываю обойтись любовницей. — томно вздохнул поэт-при-вазе.
Не помиловали, не сохранили. Впрочем, милосердие никогда не было в их духе.
Старый Хэмиш предостерегающе сжал мне локоть.
— Да-да, я знаю… — храня благожелательно-невозмутимое выражение, отозвалась я. — Благородная сьёретта не станет терять лицо, поддаваясь на неуклюжие выходки глупых юнцов. Она просто затаит злобу и расквитается при первом же удобном случае.
— Э-э… Вообще-то я хотел сказать, что благородная сьёретта должна быть выше… хотя насчет глупых юнцов согласен. — Хэмиш нервно потеребил жидкую бороденку.
— Пока сьёретта будет думать, что возносится выше Летящей, неблагородные монсьеры опустят ее ниже прислуги. — возразила я.
Один такой уставился мне прямо в лицо, разглядывая с совершенно недопустимой беспардонностью. Раньше, говорят, за такое убивали. Отец, дядя, братья… вызов на дуэль следовал мгновенно и неотвратимо, и ни о каком «до первой крови» не было речи. Только вот у меня ни отца, ни дяди, ни брата, а только старина Хэмиш, который не может вызвать благородного сьера, даже если тот ведет себя как последний из низкорожденных.
Хэмиш растеряно замер, как мелкий полевой сусел, пойманный в круг света факелов. Обычно не слишком бросающийся в глаза шрам налился кровью и резко проступил на его лице.
Пухлые губы разряженного рыжего юнца расплылись в издевательской ухмылке, и он опустил взгляд от моего лица в вырез платья.
Монетка в пять сентаво стукнула его по усыпанному веснушками носу, и звонко клацнув о ступеньку, встала на ребро.
Над лестницей вдруг повисла тишина, кажется, даже запряженные в карету скакуны перестали фыркать и трясти иголками гребней.
В этой тишине медная монетка перекатилась через край одной ступеньки, потом второй и лишь на третьей закрутилась на месте и упала.
— Ну что встал? — брюзгливо сказала я. — Помоги моей горничной с багажом. — я обошла замершего столбом юнца и стала неторопливо подниматься по лестнице, довольно громко ворча себе под нос. — От дворца ожидаешь более вышколенной прислуги. Вот так и разлетаются вдребезги иллюзии наивных провинциалок.
— Ты! Как ты посмела, ты… — раздался за спиной хриплый вопль рыжего и частый топот ног.
— Стой! Поль, прекрати! — топот у меня за спиной стих, сменившись возней.
Что ж… Я прямо с лестницы начинаю понимать, что при дворе его величества дозволено, а что — запретно. Оскорблять благородных сьёретт нынче можно, а вот бить, во всяком случае публично, пока еще непозволительно. Хотя не исключено, что этот самый Поль все же попытается отомстить где-нибудь в темном закоулке.
— Вам следует быть осторожнее. — проворчал Хэмиш, все также безжалостно дергая себя за бороду.
— И выйти замуж за Гэмми? Или за того безземельного с папенькой, который обещал взять в жены, а не в любовницы, но сам был согласен стать графом, а никак не консортом? — напомнила я, и Хэмиш обескураженно замолчал.
После залитой ярким солнцем лестницы отделанный дубовыми панелями нижний зал казался погруженным в полумрак… и суетливым, как лестница для прислуги в замке Редон перед ежегодным большим приемом. Рысцой пронеслись две горничные со стопками белья. С корзинкой зелени пробежал кухонный мальчишка, а в дальних дверях мелькнул и вовсе истопник с закопченной кочергой.
Одно из двух… Или в отсутствие королевы двор утратил не только лоск, но и стыд, и у них теперь и в тронном зале прислуга на глазах у иноземных послов полы моет. Или… прибывших на отбор благородных сьёретт в столице и в медный сентаво не ставят.
И почему-то мне кажется, что верно именно второе предположение.
Что ж, я и не ждала, что будет легко. Но у меня есть цель, слишком важная, чтобы отступать, да и здесь, во дворце я не совсем беспомощна и беззащитна.
— Благородных сьёретт просят подняться в кабинет управляющей гостевым крылом. — монотонно, на одной ноте повторял торчащий у лестницы лакей. — Благородных сьёретт просят…
— Как же устоять против такой любезной просьбы? Ведите, любезнейший, только сперва пошлите кого-нибудь из прислуги помочь моей горничной с вещами — те, что на лестнице, не показались мне достойными доверия.
Сонливое выражение на лице лакея дрогнуло, он пробормотал:
— Но… на лестнице никого нет!
— Я так и думала, что те монсьеры — никто. — согласно кивнула я.
Позади меня кто-то сдавленно хихикнул и раздалось торопливое шушуканье.
— Графиня, не увлекайтесь. — процедил мне в спину Хэмиш, но я только молча покачала головой.
У кабинета управляющей я вытащила из сумочки на поясе тетушкино письмо и коробочку с подарком, и растянув губы восторженной улыбкой, стукнула в дверь. Вот сейчас и узнаем, на какую помощь и поддержку я могу рассчитывать.
— Дорогая сьера Ламартин! — я шагнула в предупредительно распахнутую лакеем дверь… и остановилась. — Э-э… Вы не сьера Ламартин.