Кэбота и Пейсистрата препроводили в клетку, установленную на среднем ряду амфитеатра
— Отсюда открывается прекрасный вид, — заметил Пейсистрат.
Дверь клетки захлопнули за их спинами и заперли на замок.
В этот раз Кэбот был одет в простую тунику и сандалии. Богатые, расшитые золотом и рубинами одежды, он оставил дома, на выделенной ему вилле.
— Почему нас держат в клетке? — недовольно осведомился Кэбот.
— Вероятно, потому, что мы — животные, — пожал плечами Пейсистрат, — и принимающая сторона решила, что для нас это будет более всего подобающе. Но возможно, учитывая твои наклонности, еще и для того, чтобы лишить тебя возможности вмешательства в празднество. А может просто для того, чтобы защищать тебя от некоторых здесь присутствующих, раздраженных твоим выступлением в суде.
— Но тебя тоже держат в клетке, — напомнил Кэбот.
— С точки зрения кюра, я тоже — животное, — развел руками Пейсистрат. — И разве тебе, любимчику Агамемнона, не стало бы обидно, сидеть в клетке одному, в то время, как я остался бы на свободе?
— В лесу, я узнал от Агамемнона, в тот момент, когда он был в образе металлического ларла, или внутри него, или как-то управляя им дистанционно, что Ты, так или иначе, его человек.
— Мы можем перейти на английский? — поинтересовался Пейсистрат.
— Конечно, — ответил Кэбот уже по-английски.
— Я свой собственный человек, — заявил Пейсистрат.
— А Агамемнон знает об этом?
— Нет, — ответил Пейсистрат, а потом, указав на верхнюю лестничную площадку на той стороне арену, сказал: — Вон смотри, Лорд Арцесила пришел.
По большей части ряды уже были заполненным, там и тут развевались флаги и вымпелы.
— Я смотрю торговцы появились, — заметил Кэбот, — похоже закуски продают.
— Только не спрашивай из чего они сделаны, — поморщился Пейсистрат.
— Ну хорошо, не буду, — понимающе кивнул Кэбот.
— Музыку слышишь? — поинтересовался Пейсистрат.
Некоторые из кюров в рядах начали как-то странно, то ли двигаться, то ли колебаться.
— Думаю да, — сказал Кэбот, напрягая слух. — Но это не похоже на музыку, скорее это какая-то вибрация, как ветер в лесу, как течение ручья, тихое и отдаленное, а иногда, словно крики схваченных, испуганных животных, и прочие подобные звуки.
— И много чего еще непонятного, не напоминающего ничего тебе знакомого.
— Верно, — согласился Кэбот.
— Эта вибрация, точнее биение, — сказал Пейсистрат, — предлагает биение сердца кюра, а движения ветра и воды, подразумевают внезапность видения и циркуляцию ускорившейся крови, а визги, жалобы, вопли, стоны вероятно могут напоминать о войне и охоте. Но большая часть их музыки, боюсь, может быть либо просто неразличима для человеческого уха, либо быть буквально неприятной для нашего восприятия. Их ритмы лишь частично могут быть восприняты нами. Возможно, это имеет отношение формированию нервной системы или разнообразным наследственным кодам. Трудно даже представить себе насколько мы отличаемся друг от друга культурно и физиологически, насколько по-разному мы слышим, говорим и даже осязаем.
— Она прекратилась, не так ли? — уточнил Кэбот.
Пейсистрат поднял голову, вслушиваясь.
— Да, — подтвердил он. — Они готовы начинать.
Внезапно загремела дробь мощных барабанов.
— Ай! — вскрикнул от неожиданности оглушенный Кэбот.
— А вот это уже было не трудно услышать, не так ли? — улыбнулся Пейсистрат.
Барабанов было двенадцать. Установлены они были в первом ряду арены, и в каждый били по два барабанщика.
— Это точно, — поморщился Кэбот.
— Двенадцать барабанов, — прокомментировал Пейсистрат. — По числу пальцев на руках кюра.
— А почему по два барабанщика? — полюбопытствовал Кэбот.
— Ну глаз-то у кюра два, — ответил Пейсистрат. — Руки и глаза.
— А я-то решил, что музыка кюров тиха или почти не слышна.
— Она вовсе не тиха для слуха кюра, — пояснил Пейсистрат. — Но к барабанам не стоит относиться как к музыке. Это — барабаны арены, но есть еще барабаны войны, служащие для передачи сигналов о перестроениях, атаке и так далее.
Кэбота показалось, что его кровь начала быстрее бежать по венам. Пейсистрат, похоже, тоже был под впечатлением боя барабанов.
— Кажется люди и кюры разделили страсть к барабанами, — заметил Кэбот.
— Барабаны, — сказал Пейсистрат, — говорят с кровью и с сердцем. Они говорят о биении и упорстве жизни.
— Они используются и на Горе, чтобы строить и направлять тарновых всадников в бою, и устанавливать скорость ударов крыльев в полете, — напомнил Кэбот.
— Конечно, — кивнул Пейсистрат.
— Разве этот звук не слишком громок для кюров? — спросил Кэбот.
— Очевидно нет, — ответил Пейсистрат. — Как и раскаты грома, удары волн, треск ломающегося льда на вскрывающейся реке, грохот лавины или извержение вулкана.
— По-видимому, его громкость для них является стимулирующей.
— Да, как и ритм, — кивнул Пейсистрат.
— Они говорят о крови, жизни и возбуждении, — предположил Кэбот.
— У них свои барабаны, — пожал плечами Пейсистрат, — у нас свои.
— Ну да, — согласился Кэбот, — для боя, для марша, для того чтобы задать ритм ударов весел, иногда сигнализировать об открытии и закрытии рынков, ворот и так далее.
— А еще есть тонкие барабаны, требовательные, настойчивые, доводящие до безумия, возбуждающие, чувственные барабаны, — добавил Пейсистрат.
— Верно, — улыбнулся Кэбот.
Мы можем предположить, что, по-видимому, это был намек на использование барабанов совместно с другими инструментами в качестве аккомпанемента рабскому танцу. Имеется в виду форма танца, в котором разновидность человеческой женщины, рабыня, беспомощная и уязвимая как все рабыни, украшенная, красиво и вызывающе одетая, танцует свою красоту, надеясь, что владельцам понравится она сама и ее танец. И если им это не понравится, она знает, что ее могут избить, а возможно, и убить.
Барабаны внезапно смолкли. Стали слышны шаги нетерпеливо ожидающих начала кюров, перемещающихся по рядам.
— Начинается? — спросил Кэбот.
— Да, — кивнул Пейсистрат.
— Значит, именно здесь Лорд Пирр будет доказывать свою невиновность в заговоре против Агамемнона, — уточнил Тэрл, — кюр против кюра?
— Да.
— Лорд Пирр — крупный и сильный кюр, — заметил Кэбот. — Агамемнон действительно должен быть храбрым, чтобы встать перед таким противником.
— Несомненно, — согласился Пейсистрат. — Если хочешь, могу купить тебе закуску.
— Нет, — отшатнулся от него Кэбот.
— Смотри, — указал Пейсистрат на покрытую песком арену, раскинувшуюся в нескольких футах ниже их клетки.
Там как раз появился кюр, который, сгибаясь под огромным куском мяса, прошел к центру арены, где и оставил свою ношу, поспешно ретировавшись за ворота.
Кэбот в гневе вцепился в прутья решетки.
— Это — тарск, — поспешил успокоить его Пейсистрат, и Тэрл отпустил прутья.
В тот же момент, в противоположных сторонах арены, из низких ворот на песок выскочили два больших слина.
— Их морили голодом, — сообщил Пейсистрат.
Оба животных сразу метнулись к мясу. Один из них, оказавшись около угощения первым, ткнулся в него мордой, оторвал кусок и заглотил не жуя. Но уже в следующее мгновение на него набросился второй зверь, и оба животных покатились по песку в безумстве щелкающих челюстей и мелькании когтей. Моментально пасти обоих слинов покраснели от крови, клочья меха полетели в разные стороны. Но затем, внезапно, одному из них удалось дотянуться до горла другого и полоснуть по нему зубами. Смертельно раненное животное присело, из его горла толчками вырывалась кровь. Вот оно покачнулось, завалилось на бок, дернуло лапами и затихло. А победитель занялся отвоеванным мясом.
Кэбот увидел как ожерелья нанизанных на шнурки монет, переходят из одних мохнатых рук в другие.
— Рамар взял мясо уже в шестой раз, — пояснил Пейсистрат. — Он позволяет другому слину добраться до угощения первым и отвлечься на него, а затем нападает.
— Понятно, — кивнул Кэбот.
На арене появился кюр с длинным багром и, подцепив кусок мяса, потащил его прочь вместе с вцепившимся в него слином по кличке Рамар.
После этого на песок вышел крупный кюр с отрезком веревки в руках и присел в центре, чего-то ожидая.
Вскоре, из ворот в противоположных сторонах арены появились два других кюра и, приблизившись к присевшему в центре зверю, остановились приблизительно в десяти футах от него, и оставаясь друг от друга примерно на таком же расстоянии.
— У них нет оружия, — констатировал Кэбот.
— Они и не должны быть вооружены, — усмехнулся Пейсистрат. — Обрати внимание на более крупного зверя. Видишь кольца на его левом запястье.
— Вижу.
— Он стоит высоко в кольцах, — объяснил Пейсистрат. — За его семенем идет настоящая охота.
— Не понял, — сказал Кэбот.
— Ты что не видишь, что те две особи перед ним — самки? — спросил Пейсистрат.
— Нет, — мотнул головой Кэбот. — Как их отличить?
— Они меньше, мех более гладкие, глянцевый и не такой косматый.
— Вижу еще, что на них ремни по-другому приспособлены, — заметил Кэбот.
— И это тоже, — подтвердил Пейсистрат, похоже, слегка удивленный.
Можно было бы отметить, что у вида Гомо Сапиенсов полы радикально диморфны, анатомически, эмоционально, психологически и так далее. Они очень отличаются и, что интересно, дополняют друг друга. Даже кюр может немедленно отличить человеческого мужчину от женщины. Кстати, кюров порой дико раздражает то, что некоторые люди не могут точно так же немедленно отличить мужчину кюра от женщины. Их даже меньше раздражает, когда люди оказываются не в состоянии увидеть отличия между обычным самцом кюром и его недоминирующим сородичем. Безусловно, в этом случае различия главным образом лежат в поведенческой области. Большинство людей, кстати, никогда не видело вынашивателя или матку кюра, обоих, как полочного, так и стенного вида, поскольку их тщательно прячут и охраняют. Яйцеклетка самки, будучи оплодотворена, подсаживается в матку и развивается внутри нее, позже, где-то между полугодом и годом, младенец, прогрызая себе путь, вырывается на свободу. Некоторые матки погибают после вынашивания одного ребенка, некоторые, более выносливые, могут произвести на свет целых сорок или пятьдесят младенцев. Сама матка не делает какого-либо вклада в генетический код потомства. Матка, по крайней мере, в прежние времена воспроизводила себя партеногенетически, почкованием, если можно так выразиться. Как уже было обозначено ранее в тексте, происхождения более ранних маток покрыто мраком.
Внезапно, с яростным визгом эти две самки бросились одна на другую.
Кюры на ступенях повскакивали с мест и принялись воем выражать поддержку их фаворитке в том, что Кэботу, несомненно, показалось странным и необычным спором. Присевший в центре самец с отрезком веревки, зажатым в руке, почти не шевелился. Зато две самки с лихвой компенсировали его неподвижность бросаясь друг на дружку, пока, наконец, одна из них не осталась лежать на песке, окровавленная, дрожащая и поднимающая одну лапу в просьбе о милосердии.
— Мужчина кюр никогда не попросит о милосердии, — прокомментировал Пейсистрат. — В этом еще одно отличие.
— Ну это уже скорее культурное отличие, — сказал Кэбот.
— Разумеется, — согласился Пейсистрат.
— Она же собирается ее убить! — опешил Кэбот.
Победительница присела подле своей поверженной соперницы и, жестко запрокинув ее голову, приблизила клыки к ее горлу
Одобрительный рев пробежал по толпам собравшихся. Видимо, с их точки зрения, побежденная недостаточно достойно боролась.
Снова в жалобной просьбе о милосердии была поднята лапа. Но победительница, поощренная ревом трибун, и получившая от нее, если можно так выразиться, лицензию, распахнула свои челюсти и прянула вперед.
Но рык запрета заклокотал в горле самца, и победительница вынуждена была остановиться, так и не сомкнув зубов. Затем она высокомерно оттолкнула от себя свою поверженную конкурентку и, подпрыгнув на песке, издала вопль триумфа.
Потерпевшая поражение самка кюра отползала на несколько футов в сторону, оставляя за собой полосу окровавленного песка.
А победительница приблизилась к мужчине, который первым делом отвесил ей оплеуху, от которой ее развернуло в пол-оборота. А ведь она и так уже была поранена и окровавлена после драки, из которой она вышла победительницей.
— Кажется, — заметил Кэбот, — он не слишком доволен результатом поединка.
— Да нет, — отмахнулся Пейсистрат. — С другой было бы то же самое. Он просто подтверждает свое право доминировать.
— И она не ответила на его удар, — констатировал Кэбот.
— Конечно, — кивнул Пейсистрат. — Если бы он не был доминантом, она бы просто его презирала. Она сама желает его доминирования. Для нее было бы оскорблением, подчиниться любому другому виду мужчины. Какой бы кюрской женщиной она была? Как по-твоему?
— А что, если она ответила на его удар? — поинтересовался Тэрл.
— Я не понял твоего вопроса.
— Что если бы она в ответ напала бы на него? Она все-таки довольно устрашающее существо, как мы видели.
— Тогда он бы, как минимум, избил ее, если не покалечил бы или не убил, — ответил Пейсистрат. — Ты видишь кольца на его запястье? Он получил эти кольца убив мужчин кюров. Смотри.
— Вижу, — кивнул Кэбот.
Самка теперь стояла перед мужчиной, склонив голову и прижав руки к бокам. Кюр обернул веревку вокруг ее тела несколько раз, притянув ее руки к торсу, а затем, взявшись за оставленный в качестве поводка конец повел женщину к выходным воротам. Она, пританцовывая, следовала за ним и подвывала поворачивая голову к трибунам.
— Эти звуки свидетельствуют о ее радости и триумфе, — объяснил Пейсистрат. — Она одолела свою соперницу и оказалась, по крайней мере, в течение нескольких последующих дней, в руках желанного ею мужчины.
— Думаю, что предпочитаю наши человеческие отношения, — проворчал Кэбот.
— Возможно, они не столь уж отличаются, как это может показаться на первый взгляд, — усмехнулся Пейсистрат.
— Смотри-ка! — воскликнул Кэбот, указывая на арену.
Побежденная кюрская женщина с трудом поднялась на ноги и прихрамывая поковыляла в сторону выхода. Несколько кюров попытались оказать ей помощь, но та злобно оскалила свои клыки, предупреждая их держаться от нее подальше.
Кюры озадаченно и как-то испуганно посмотрели друг на друга, и затем, уже жалобно, на израненную, истекающую кровью самку. Они еще раз попытались приблизиться к ней, с явным намерением позаботиться, но снова были остановлены обнаженными клыками и угрожающим рычанием.
Самцы шарахнулись от нее врассыпную, а затем, под ее пристальным взглядом, один за другим, попятились еще дальше, сгибаясь, словно стараясь казаться меньше в ее присутствии.
— Чего это они съежились? — спросил Кэбот. — Это что, ее девки-служанки?
— Это мужчины, — пояснил Пейсистрат. — Они — ее свита, им поручено служить ей.
Самка же похромала к выходу в гордом одиночестве, оставляя на песке окровавленные следы, а уже потом за ней потянулась ее свита.
— Так это были мужчины? — уточнил Кэбот.
— В некотором смысле, — ответил Пейсистрат. — Это — субординанты.
— Понятно, — кивнул Кэбот.
Снова загрохотали барабаны.
— Это еще что? — спросил Кэбот морщась от отвращения. — Кто это такие?
Из нескольких нижних ворот на арену криками и плетями выгнали многочисленную толпу необычных существ, жмущихся друг к другу, неуклюжих, запуганных, блеющих и скулящих.
— Уверен, Ты и сам знаешь, — сказал Пейсистрат.
— Они выглядят такими большими, неповоротливыми, судя по всему, откормленными, — заметил Кэбот, всматриваясь вниз.
— Они и есть — откормленные, — подтвердил Пейсистрат.
— Кто это?
— Мясной скот, люди из загонов, — ответил Пейсистрат.
— Они не могут быть людьми, — покачал Кэбот.
— Возможно, Ты прав, — вздохнул Пейсистрат. — Но это — вопрос селекции. Тем самым были закреплены значительные изменения. Вспомни Землю. Многие ли из ваших собак по внешности и повадкам напоминают своего далекого, быстрого, свирепого, неутомимого предка, серого волка?
— До такого мы не довели бы даже собак, — заявил Кэбот в ярости сжимая кулаки.
— Это потому, что вы не разводили их на мясо, — пожал плечами Пейсистрат.
— Какие — маленькие кюры! — воскликнул Кэбот, увидев высыпавший на песок рой нетерпеливых, косматых фигур.
— Фактически это молодь кюров, — пояснил Пейсистрат. — У многих их них еще молочные зубы не выпали.
Существа из скотских загонов были плетями согнаны в центр арены, где они столпились что-то испуганно блея.
— Они напуганы и сбиты с толку, — прокомментировал Пейсистрат. — Это очень отличается от безопасности их загонов.
Маленькие косматые фигуры, многие не достигшие даже пяти футов роста и не набравшие и полутора сотен фунтов, окружили толпу сгрудившихся, запуганных существ.
— Именно так кюры хотят, чтобы их молодежь видела людей, воспринимала людей, думала о людях, — сказал Пейсистрат.
— Они думали бы о людях иначе, если бы повстречались с ними на настоящем поле боя, — проворчал Кэбот.
— Несомненно, — поддержал его Пейсистрат.
— Что они собираются делать? — спросил Кэбот.
— Это своего рода игра, — ответил Пейсистрат. — Дети любят игры. Им нравится резвиться.
— Что они собираются делать? — повторил свой вопрос Кэбот.
— Видишь ленты? — осведомился Пейсистрат.
— Вижу, — буркнул Кэбот. — Но все-таки, что они собираются делать?
— Убивать, — наконец ответил Пейсистрат. — А лентами они отметят свои убийства. Тот, кто пометит своими лентами больше мяса, тот выиграет корону и бедро жареного тарска.
— Нет! — по-глупому выкрикнул Кэбот.
Внезапно дети кюров бросились на столпившихся, выхватывая людей из кучи, терзая и разрывая их. Скот не защищался, лишь некоторые в панике забегали по арене, неуклюже и неловко, преследуемые стремительно перемещающимися юными хищниками с разноцветными лентами в лапах.
Порой в дело вступал взрослый кюр, ударом плети возвращая того или иного перепуганного человека к центру арены.
— Не стоит жалеть их, друг мой, — попытался успокоить Тэрла косианец. — Фактически, они не являются человеческими существами. Они даже не понимают того, что происходит. Все чего они сейчас хотят, так это только того, чтобы их возвратили в их загоны и к их корытам.
Послышался оглушительный визг одного из толстяков, в которого сразу три мохнатых юнца вцепились своими незрелыми клыками.
— Это приучает их к убийству, — пояснил Пейсистрат, — к вкусу крови, удобным и экономичным способом.
Кэбот встряхнул прутья клетки.
— Осторожно, — предупредил Пейсистрат. — Кюры смотрят.
Но Кэбот, не обращая на него внимания, снова тряхнул решетку, разумеется, бесполезно.
— Ты ничего не сможешь сделать, — постарался успокоить его Пейсистрат. — Просто не бери в голову. Это всего лишь игра.
— Почему они не сопротивляются? — крикнул Кэбот. — Они же крупнее своих противников.
— Они — мясной скот, — развел руками Пейсистрат.
По трибунам то и дело прокатывался рев удовольствия и радости, когда того или иного человека, неспособного даже убегать, ошарашенного и блеющего валили с ног и убивали.
— Не бери в голову, — сказал Пейсистрат. — Это — то, для чего их вывели.
— Смотри! — воскликнул Кэбот. — Один схватил нападавшего на него!
— Этого не должно было случиться! — покачал головой Пейсистрат. — Это не по правилам!
— Очевидно, существо этого не знает, — заметил Кэбот.
Внизу на арене, один из представителей мясного скота, наполовину ослепленный его же собственной кровью, сдавил свои толстые пальцы на маленьком косматом горле.
— Разве ребенка не должны спасать? — поинтересовался Кэбот. — Он же его убьет.
— Не волнуйся об этом, — сказал Пейсистрат. — Как не волнуются об этом другие.
Бледное, тучное существо разжало пальцы, позволив обвисшему телу подростка упасть на песок. Его горло пока он глупо озирался по сторонам, похоже, сам не в силах постичь того, что произошло, было вскрыто небрежным ударом когтистой лапы взрослого кюра, подскочившего к нему.
— Этого, — пояснил Пейсистрат, — нельзя помечать лентой. Он не считается.
— А что насчет детеныша? — спросил Кэбот.
— Он позволил себя поймать. Потерпел неудачу. О нем просто забудут.
— Неужели это не трагедия? — удивился Кэбот.
— Нет, если это не испортило игру, — сказал Пейсистрат.
Всего один или двое из выгнанных на арену все еще оставались в живых.
— Все, теперь все кончилось, — наконец, констатировал Пейсистрат. — Видишь вон того? Это — победитель. Крупный экземпляр. На его счету пять помеченных лентой животных. Это довольно неплохой результат, но бывало и больше.
Кэбот наблюдал, как маленькую, золотистую корону, очевидно, сделанную из чего-то наподобие бумаги, водрузили на голову победителя. По трибунам прокатились аплодисменты взрослых кюров, ритмичные удары рук по бедрам. Кэбот предположил, что жареное бедро тарска, мясо которого кюры вообще-то предпочитают человечине, он получит позже.
— Когда встретятся, Лорд Пирр и Лорд Агамемнон, кюр против кюра? — осведомился Кэбот.
— Скоро, — ответил Пейсистрат. — Но сначала проведут несколько поединков между животными. Может купить тебе, что-нибудь из закусок?
— Нет, — мотнул головой Кэбот.
Поединки животных на деле оказались боями между людьми, по-разному вооруженными. Некоторые из них были людьми из игрового цилиндра, которых поймали там сетями, но большинство были гладиаторами, настоящими убийцами, выведенными специально для дикости, и воспитанными для арены.
— Они — говорить умеют? — полюбопытствовал Кэбот.
— По большей части, — кивнул Пейсистрат.
— И на каком языке? — уточнил Кэбот.
— На том, в который настроены большинство переводчиков, — пожал плечами Пейсистрат. — Просто умение говорить полезно в их контроле, управлении и обучении. Впрочем, некоторые, остаются не говорящими. Иногда говорящих и неговорящих выставляют друг против друга. Если это групповые бои, то та команда в которой бойцы умеют говорить, имеет преимущество.
— Несомненно, — согласился Кэбот. — А на какой язык здесь настроены большинство переводчиков?
— На гореанский, конечно, — ответил Пейсистрат.
— Это хорошо, — кивнул Кэбот.
Шла уже вторая половина дня, обеспеченного зеркалами, направлявшими свет внутрь цилиндра, когда, к изумлению Кэбота, на арене появились две фигуру, очень хорошо ему знакомые. Первым наполовину согнувшись, шел широкоплечий и сильный кюр, настороженно водивший мордой из стороны в сторону. Это был Грендель. Второй фигурой, шедшей следом на цепном поводке, как приличествует домашнему животному кюра, раздетой догола, если не считать высокого ошейника, оказалась хорошо знакомая ему блондинка. Ее подвели к некой точке около центра арены. По трибунам прокатился неодобрительный гул. Кюры встретили эту пару свистом и рычанием. Внезапно в центре арены из песка появилась круглая цементная платформа, примерно пять футов диаметром. В центре этой платформы имелось тяжелое железное кольцо, прикрепленное к вмурованной в бетон пластине. Цепь блондинки была прикреплена к этому кольцу.
По жесту Гренделя блондинка опустилась на четвереньки, и цепь легла горкой под ее ошейником.
— Почему ее поставили на четвереньки? — полюбопытствовал Кэбот.
— А разве это не подобает домашнему животному? — усмехнулся Пейсистрат.
— Это верно, — согласился Кэбот.
— Или рабыне? — добавил Пейсистрат.
— Само собой, — не мог не признать Кэбот.
Рабынь иногда держат на четвереньках, запрещая вставать на ноги, питаться из мисок на полу без использования рук, ходить на поводке на четвереньках и так далее. Этот режим или строгость иногда налагаются на них в качестве наказание, а иногда как часть их обучения, или просто чтобы напомнить им, что они — рабыни, домашние животное их хозяев. Иногда девушке приказывают опуститься на четвереньки и принести плеть господину, удерживая инструмент зубами. Позже ей предстоит в напряжении ожидать, будут ли ее ласкаться или бить.
— А что собственно происходит? — спросил Кэбот.
— Многие кюры, — ответил Пейсистрат, — хотят ее крови. Она считается ответственной за разгром, который произошел в лесу, с охотничьей партией Лорда Арцесилы. Если Ты еще не забыл, тогда были убиты несколько кюров.
— Что такое припоминаю, — ухмыльнулся Кэбот.
— Грендель отказалась продать ее тем, кто желает ей вреда, — пояснил Пейсистрат.
— Вреда? — переспросил Кэбот.
— Одни хотят убить ее, введя через иглы медленно действующий яд, который сделает ее смерть мучительно долгой, другие предпочитают скормить ее уртам или слинам, третьи предлагают бросить ее в кусты-пиявки, кому-то нравится идея зажарить ее живьем и съесть и так далее.
— Понятно, — протянул Кэбот.
— Ему уже предлагали шнурки со столькими монетами, что ни Ты, ни я не отдадим столько за хорошую рабыню.
— А ведь она всего лишь домашнее животное.
— Вот именно.
— Похоже, он любит свое домашнее животное, — покачал головой Кэбот.
— Он — дурак, — буркнул Пейсистрат. — И теперь он умрет.
— Насколько я понимаю, если он хочет спасти ее и оставить себе, то ему придется защищать ее?
— Естественно, — подтвердил Пейсистрат. — И толпа будет не на его стороне.
— Как это будет происходить? — осведомился Кэбот.
— Ему предстоит бороться с семью поединщиками, — ответил Пейсистрат, — любой из которых может легко убить его, поскольку все они — кюры.
— А разве он сам не кюр?
— Кюр, — согласился косианец, — но лишь отчасти.
— Возможно, — хмыкнул Кэбот, — он даже больше чем кюр.
— Когда бой будет окончен, — сказал Пейсистрат, — девушка достанется поединщикам, которые сделают с ней все, что они захотят.
— Если они победят, — поправил Кэбот.
— А что, в этом могут быть какие-то сомнения? — спросил Пейсистрат.
— Удачу на войне так же трудно предсказать, как дожди на Ананго, — заметил Кэбот.
— Ставлю шнурок с монетами на поединщиков, — предложил пари Пейсистрат.
— Против чего? — поинтересовался Кэбот. — Против моей жизни?
— Конечно, нет, — отмахнулся Пейсистрат. — Кроме того, твоя жизнь, в данный момент, все еще представляет интерес для Агамемнона.
— Весьма слабая защита, — усмехнулся Кэбот.
— Возможно, Ты знаешь об этом больше чем я, — пожал плечами Пейсистрат.
— Так, что я должен выставить против твоих монет?
— Например, одну из твоих ниток рубинов, — предложил Пейсистрат.
— Хм, шнурок монет против нити рубинов кажется странным пари, — улыбнулся Кэбот.
— Верно, — признал Пейсистрат. — Тогда я поставлю дюжину шнурков монет и добавлю домашнее животное.
— Домашнее животное?
— Брюнетку, — уточнил работорговец.
— Оставь ее себе, — отмахнулся Кэбот.
— Итак, пари? — спросил Пейсистрат.
— Подозреваю, что Ты знаешь о ценности рубинов больше, — заметил Кэбот, — чем я понимаю в ценности твоих монет.
— Возможно, — улыбнулся Пейсистрат. — Так мы заключаем пари?
— Ладно, — протянул руку Кэбот. — Пари.
— Даже жалко, забирать твои рубины с такой легкостью, — проворчал Пейсистрат, разбивая руки.
— Поединщики! — сказал Кэбот, указывая вниз.
Из ворот, расположенных справа от них, на песок вышли семь крупных кюров, затянутых в ремни военной сбруи. Каждый их них был вооружен длинным, толстым, металлическим шестом порядка десяти футов длиной и дюйма три диаметром. Для многих людей такое орудие было бы трудно поднять, уже не говоря о том, чтобы владеть им. Однако кюры были в состоянии играть таким шестом как палкой, или как мускулистый крестьянин мог бы управляться со своим крепким хватким посохом, оружием, которое, в умелых руках могло противостоять мечу.
Толпа аплодировала и ревела, отдельные зрители подпрыгивали на месте, выражая свое удовольствие от числа и вооружения претендентов. В действительности, некоторые из вышедших на арену были известны толпе своими успехами в кольцах, а пара даже считалась чемпионами.
Поединщики повернулись к трибунам и, подняв свое простое оружие, поприветствовали толпу, которая взревела еще громче в знак одобрения.
— Грендель должен драться без оружия? — поинтересовался Кэбот.
— Что, уже боишься за свои рубины? — усмехнулся Пейсистрат.
— Должен ли он драться безоружным? — повторил свой вопрос Тэрл.
— Нет, конечно, — ответил Пейсистрат, — это будет не по-кюрски, в этом не было бы чести.
— Смотри! — указал Кэбот.
Еще один шест был вручен кому-то из бойцов претором арены или чиновником. Тот одним мощным движением ткнул своим собственным оружие вниз, вогнав его в песок приблизительно на четыре фута, а затем, высокомерно, швырнул полученный шест в сторону Гренделя. Пролетев больше полутора сот футов он, подобно копью воткнулся в песок прямо перед Гренделем, который тут же склонился над ним, попытавшись выдернуть.
Гул развлечения пробежал по толпе.
— Видишь, — указал Пейсистрат. — Я же говорил, что он кюр только частично. Шест слишком тяжел для него. Он едва может поднять его. Прощайся со своими рубинами, дружище Кэбот.
Эти слова косианца вызвали улыбку на лице воина.
Один из вышедших на арену кюров взревел и, поднимая за собой фонтаны песка, помчался к Гренделю. Он держал свое оружие над головой, обхватив обеими руками.
Наверное, большинству людей покажется удивительно то, что столь крупное существо может двигаться с такой скоростью.
Но Кэбот был знаком с такой их особенностью, впрочем, так же, как и Грендель.
Блондинка взвизгнула, а над амфитеатром повисла мертвая тишина, словно кто-то выключил звук.
Поединщик, мех на груди которого внезапно вымок от крови, ошарашено шагнул назад, а затем сел на бедра и тупо уставился на песок.
Дюймов восемнадцать одного конца шеста Гренделя было окрашено кровью.
— Скорость удара и его внезапность помогли ему в этом! — воскликнул Пейсистрат, с любопытством глядя на арену.
— Он так же силен как кюр, — заметил Кэбот, — возможно, даже сильнее.
— Это была уловка, — с укоризной заявил Пейсистрат.
— Конечно, военная хитрость — элемент не новый во время боя, — усмехнулся Кэбот.
— Зато другие теперь будут более осторожными, — сказал Пейсистрат.
— Верно, — согласился Кэбот.
— А рубины, — добавил Пейсистрат, — скоро будут моими.
— Трудно предсказать дожди на Ананго, — пожал плечами Кэбот.
— Летом не трудно предсказать, что дождь пойдет через одну или две недели, — заметил Пейсистрат.
— Или через семь недель?
— Ага, — кивнул Пейсистрат.
— А поединщики не могут навалиться на него всем скопом? — поинтересовался Кэбот.
— Это было бы не по-кюрски, — объяснил Пейсистрат. — В этом не было бы благородства.
— Это хорошо, — улыбнулся Кэбот.
Следующий кюр уже приближался осторожно, держа свое оружие готовым к обороне. Грендель выступил вперед, заняв позицию между своим домашним животным и противником.
Толпа на трибунах замерла подавшись вперед, не отрывая глаз от арены.
Бой оказался более интересным, чем это ожидалось.
Второй боец ударил шестом по нисходящей, однако Грендель отразил удар, но, не приняв всю его силу на себя, а отведя его в сторону. Тем не менее, соударение было мощным, сопровождающимся гулким звуком и снопом искр. Блондинка испуганно вскрикнула и отползла назад, пока не была остановлена натянувшейся цепью.
— Удары по шестам передаются ладоням, — заметил Кэбот, — со временем это ослабляет руки того, кто блокирует удары, конечно, это произойдет к третьему или четвертому бою.
Еще несколько обменов ударами, каждый из которых сопровождался звоном и искрами, и поединщик отскочил назад.
Грендель не стал преследовать его. Несомненно, он хотел оставаться поблизости от своего домашнего животного, не позволяя нападающему проскользнуть мимо себя. В конце концов, целью бросивших вызов была, прежде всего, кровь женщины, месть ей, тогда как уничтожение ее презираемого ими защитника, было по большому счету необязательным.
Грендель и его второй противник, отошедший на несколько ярдов, присели, не сводя глаз друг с друга.
Кэбот со своего места мог видеть движения легких этих двух животных.
Поединщик вдруг начал ухаживать за собой, но при этом, продолжая держать Гренделя в поле зрения. Так продолжалось в течение нескольких минут. Оба бойца оставались почти неподвижными.
Толпа затихла, набравшись терпения. Кюры — существа терпеливые, особенно на охоте.
Внезапно нападавший взревел и бросился вперед, на вставшего в оборонительную стойку и приготовившегося встретить атаку Гренделя. Но, когда до него остались считанные футы, кюр, вдруг отвернул в сторону, и зацепив песок своей когтистой ногой швырнул его в Гренделя. Облако летящих частиц могло бы ошеломить и ослепить тарлариона. Но Грендель, который словно ожидал эту хитрость, поднырнул под поток летящего абразива и махнул своим шестом горизонтально, в каких-то нескольких дюймах от песка. Стальной прут врезался в голени не ожидавшего такого поворота событий кюра. Рев боли пронесся над ареной. Поединщик, кости ног которого, очевидно были перебиты, выронив оружие, как подкошенный рухнул на песок. Лишь в этот момент облако подброшенного песка накрыло Гренделя и его домашнее животное, осыпав их и даже цементную платформу, покрыв спину, плечи и волосы блондинки.
Грендель встал, медленно и демонстративно подошел к своему, более неспособному встать противнику, смотревшему на него вверх и поднявшему руки в попытке защититься. Но удар стального шеста пробил, и столь ненадежную защиту, и кости черепа кюра. Возможно, с такой же легкостью молоток разбил бы кожуру лармы. Затем он не торопясь подошел к первому нападавшему, все также беспомощно сидевшему на песке и ударил торцом шеста в основание его черепа.
— Он — кюр, — выдохнул Пейсистрат.
— Или человек, — добавил Кэбот.
Меж тем, Грендель повернулся и обвел взглядом пятерых оставшихся поединщиков.
Рев гнева пролетел по трибунам.
— Толпа рассержена, — прокомментировал Кэбот.
— Но не Гренделем! — воскликнул Пейсистрат. — Посмотри!
Четверо из пяти оставшихся бойцов двинулись вперед все вместе.
— Если я не ошибаюсь, это не по-кюрски, — заметил Кэбот.
— Ты не ошибаешься, — поддержал его Пейсистрат. — Это точно не по-кюрски.
Толпа выла от гнева, но эти четверо как ни в чем ни бывало, продолжали движение, а затем начали расходиться в стороны, окружая Гренделя. Разумеется, он не мог защитить свой животное больше чем с одной стороны.
Блондинка закричала и, вцепившись своими маленькими руками в цепь, принялась отчаянно дергать ее. Это было бесполезно, конечно. Было решено, что она должна оставаться на этом месте, и у нее не было возможности его отменить. На гореанских аренах красивые рабыни обычно служат призами для победителей. Их приковывают цепями к местам, на которых они должны ждать результата состязания. Однако в данном конкретном случае призом служила кровь женщины.
— Ну все, теперь рубины точно мои, — буркнул Пейсистрат, в голосе которого звучало уже не торжество, а раздражение.
— Вспомни о дождях на Ананго, — напомнил Кэбот.
— Не будь глупцом, — упрекнул его Пейсистрат.
Грендель внезапно оставил свою позицию поблизости от прикованной к платформе блондинки и метнулся к ближайшему из нападавших, который оказался, то ли слишком нетерпеливым, то ли несколько неблагоразумным, но на несколько ярдов опередил остальных. Произошел быстрый обмен ударами оружия, но, ни один из них не достиг цели. Но вдруг шест поединщика вылетел у того из рук и упал на песок позади Гренделя. Тот медлить не стал и воткнул свое оружие в живот его противника, буквально подняв наколотого кюра над песком, и отбросил его тело в сторону.
— Он силен даже для кюра! — восхищенно воскликнул Пейсистрат.
— Он — больше чем кюр! — заявил Кэбот.
Одновременно, воспользовавшись ситуацией, другой кюр бросился к блондинке, на бегу замахиваясь шестом, намереваясь одним ударом покончить с этим делом. Девушка заверещала. Грендель обернулся и метнул свое оружие, примерно так же, как меньшее существо могло бы бросить копье. Шест вошел в спину угрожавшего блондинке кюра, а вышел из его груди. Зверь споткнулся, и с грохотом рухнул на живот. Выпавшее из его рук оружие зазвенело по цементу слева от испуганного домашнего животного. И в тот же самый момент боковой удар стального прута достиг цели, попав по левой руке Гренделя. Его рука дернулась и повисла плетью, став совершенно бесполезной в бою. Грендель вскочил на платформу, намереваясь подобрать оружие, свой или упавший шест того, кто собирался ударить блондинку. Но между ним и его целью уже стоял один из нападавших, с занесенным для удара оружием.
Грендель присел на песок.
Блондинка отползла на всю длину цепи.
— Он не видит нападающего за его спиной! — простонал Пейсистрат.
— Он видит тень, — сказал Кэбот. — Он знает о нем! Он видит его тень!
— Почему он не двигается? — спросил Пейсистрат.
— Еще не время, — ответил Кэбот, не отрывая глаз от центра арены.
— Тень пропала! — воскликнул Пейсистрат.
— Угол наклона зеркал поменяли, — констатировал Кэбот. — Похоже не все его противники находятся на арене.
— Грендель не осмелится повернуться спиной, — заметил Пейсистрат. — если он это сделает, то противник, что стоит между ним и блондинкой, нанесет удар.
— Он и не собирается поворачиваться, — успокоил его Кэбот. — Они его снова они недооценивают.
— Как так? — удивился Пейсистрат, который, вцепившись в прутья, тоже, не отрываясь, смотрел вниз на арену.
— Они забыли о его слухе, — пояснил Кэбот. — Он у него такой же острый как и у кюров.
Независимо от того, что стало подсказкой, изменение давления лапы на песок, чтобы получить опору для удара, вдох перед нанесением удара, еле различимый скрип ременной сбруи, возможно, даже перемещение ладони по шесту, чтобы на более сухое место, но Грендель отшатнулся и тяжелый стальной шест ударил в песок в каком-то футе от него. Грендель мгновенно вскочил на ноги, обернулся и, захватив удивленного кюра, напавшего на него со спины, выставил его перед собой, как щит между ним и нападавшим, стоявшим около платформы. Тот рванулся было вперед, но теперь остановился с занесенным для удара шестом.
— Почему он не ударил? — спросил Пейсистрат.
— Ему нужен чистый удар, — объяснил Кэбот. — Если его оружие завязнет в песке или в теле другого кюра, оно может быть захвачено Гренделем.
— Он мог бы обезглавить их обоих одним ударом, — заметил Пейсистрат.
— Грендель, пожалуй, мог бы, — усмехнулся Кэбот. — Но я не думаю, что это по силам обычному кюру.
Грендель, медленно поднял левую рука, наверняка, это причинило ему дикую боль, обхватил ей горло кюра, которого он держал перед собой, и мощным ударом кулака в шею переломил тому позвоночник. Таким ударом он мог бы сбить с ног тарлариона. Грендель отпихнул от себя обмягшее тело своего бывшего врага и остался лицом к лицу с шестым поединщиком, и последним из четырех, которые решили нападать вместе.
Седьмой кюр пока не вмешивался, оставаясь сидеть около дальней стены, неподалеку от ворот, через которые он вместе с остальными вышел на арену.
Шестой боец теперь кружил вокруг Гренделя, по-прежнему остававшегося безоружным и не имеющего возможности дотянуться до шеста, поскольку тем самым он подставлялся под удар. Все что ему оставалось, это держаться лицом к противнику, не выпуская его из виду.
Наконец кюр остановился между Гренделем и его домашним животным. Было ясно, что при всем своем желании он не мог повернуться и напасть на блондинку, поскольку тем самым подставил бы свою спину под удар Гренделя.
Они оба присели на песок приблизительно в четырех или пяти ярдах друг от друга и уставились, что называется глаза в глаза.
Спустя некоторое время поединщик снова начал свое осторожное движение, потихоньку смещаясь вбок, по-видимому, желая занять такую позицию, чтобы держать в поле зрения и Гренделя, и его домашнее животное. Его когтистые ноги едва отрывались от песка, возможно опасаясь споткнуться о цементную платформу, расположенную позади него.
— Боюсь, что у него есть возможность нанести чистый удар, — пробормотал Пейсистрат. — Это — только вопрос времени, когда он ударит.
— Выглядит так, — сказал Кэбот, — что рубины уже твои.
— Признаться, не уверен, что хочу их, — проворчал Пейсистрат.
Конечно, почти невозможно, не имея ничего, что можно было бы выставить перед собой, избежать бокового удара такого оружия.
— Смотри, — удивился Пейсистрат. — Грендель отступил к платформе. Кажется, он хочет умереть рядом с этой неблагодарной, никчемной стервой, за которую он вышел на бой и за которую он сейчас умрет.
Трибуны затихли.
Наконец, Грендель остановился и замер перед платформой.
— Он принимает свою судьбу и ждет ее безропотно, — заключил Пейсистрат.
— Боюсь, что да, — согласился с ним Кэбот.
— Он — кюр, — заявил Пейсистрат.
— И человек, — поправил его Кэбот.
Шестой поединщик с довольной гримасой поднял свое оружие и отсалютовал им Гренделю. Этот жест был встречен одобрительным ропотом трибун и хлопками по бедрам.
— Он принимает его как достойного противника, — прокомментировал Пейсистрат.
— Похоже, Грендель, наконец-то, может почувствовать себя отмщенным, — заметил Кэбот.
Шестой поединщик размахнулся и отправил вперед свой тяжелый шест по пологой, широкой дуге внутри которой стоял Грендель.
— Ай-и! — воскликнул Кэбот.
Этот удар мог пробить стену, срубить небольшое дерево. Но не пробил и не срубил, и теперь два зверя боролись за контроль над оружием.
Грендель схватил шест в полете. Его две массивных передних лапы сжимали стальной прут, как и лапы его ошеломленного противника.
Рев удивления и восторга волной прокатился по амфитеатру.
Постепенно, дюйм за дюймом Грендель начал подтягивать оружие ближе и ближе у себе.
— Кюр должен отпустить захват! — сказал Кэбот. — Еще немного и он окажется слишком близко к Гренделю!
Но кюр поступил неблагоразумно и отказался отдать свое оружие. Неужели он действительно думал, что борьба сейчас шла за обладание оружием? Неужели до него не дошло, что борьба перешла в ту фазу, когда решалось, кому жить и кто должен умереть?
Внезапно Грендель выпустил шест и, выбросив вперед свою мощную когтистую правую лапу, вогнал указательный палец в левый глаз кюра, а большим пальцем зацепился за его челюсть позади клыков. Затем рука Гренделя пошла вверх, запрокидывая голову кюра и открывая его горло свои челюстям. Быстрый выпад, и Грендель присел, склонившись над дрожащим в агонии, умирающем телом. Кровь стекала на грудь с его челюстей.
Полный ужаса женский визг разнесся над ареной.
Грендель повернулся и окинул блондинку пристальным взглядом. Его длинный темный язык высунулся из пасти и слизнул кровь, оставшуюся на клыках.
Девушка упала на цементное основание, закрыла голову руками и отчаянно задрожала.
Грендель же, поднял с песка один из упавших шестов и, повернувшись к только что убитому им кюру, поднял оружие, салютуя своему недавнему противнику.
— Он проводил его как достойного врага, — сказал Пейсистрат.
На трибунах повисла мертвая тишина, а затем некоторые из кюров ударили по бедрам, признавая этот жест уважения к представителю своего вида, пусть и исходящий от того, кого они до сего момента считали не кюром, а не больше, чем уродом, неудачно выведенным животным, отвратительным монстром.
Воздух в амфитеатре вздрогнул от рокота барабанов, и все глаза обратились к седьмому поединщику, который только теперь поднялся из своего прежнего полусогнутого положения и выпрямился во весь почти десятифутовый рост.
— Он огромен, — выдохнул Кэбот.
— Это чемпион, Магнум, — сказал Пейсистрат. — Руф Магнум.
— Его так беспокоит кровь домашнего животного? — удивился Кэбот.
— Нет, конечно, — ответил Пейсистрат. — Его просто наняли.
— То есть, у него нет никакого личного интереса к данному вопросу?
— Никакого, — подтвердил Пейсистрат, — в отличие от других поединщиков. Его единственный интерес здесь состоит в том, чтобы убить Гренделя и забрать причитающуюся ему плату, после чего другие могут делать с домашним животным все что им вздумается.
— И он — чемпион?
— Высокий чемпион, — добавил Пейсистрат. — Вон сидишь два кольца на его левом запястье?
— Вижу.
— Они золотые, — сообщил Пейсистрат.
— Смотри, — указал Кэбот. — Он откладывает большой шест.
— Точно, — кивнул Пейсистрат.
— Он собирается драться с Гренделем без оружия?
— Нет, — покачал головой Пейсистрат.
Как раз в этот момент к седьмому претенденту приблизился претор и вложил в его огромные лапы гигантский топор, с рукоятью около десяти футов длиной, и с двусторонними лезвиями на каждом конце. Таким топором, да еще в таких руках, одним ударом можно было обезглавить ларла, а тремя или четырьмя перерубить самого огромного удава Гора, гигантского хитха.
— Благородно ли это? — спросил Кэбот.
— Очевидно, это было решено некой более высокой силой, — мрачно сказал Пейсистрат.
— Агамемнон?
— Несомненно, — буркнул косианец.
Чемпион Руф Магнум легко взмахнул большим топором, перекинул его из лапы в лапу, проверяя баланс, а затем, удовлетворенный результатом, посмотрел через арену, туда, где напряженном ожидании стоял Грендель.
Блондинка лежала на платформе, крошечная, жалкая, дрожащая фигурка, белая на сером фоне цемента. Кэбот не был уверен, смогла бы она сейчас, хотя бы пошевелиться, даже если бы очень захотела, это сделать. Тэрл до белых костяшек сдавил прутья.
— Ты ничего не можешь сделать, — сказал Пейсистрат, положив руку ему на плечо.
— Темнеет, — внезапно заметил Кэбот.
— Зеркала! — воскликнул Пейсистрат. — Они поворачиваются!
Свет, который прежде лился на арену, теперь гас, словно наступала ночь, постепенно, но в неестественном темпе.
— Он должен напасть, он должен атаковать немедленно, пока еще есть немного времени! — выкрикнул Пейсистрат.
— Боюсь, что уже совсем нет времени, — покачал головой Кэбот.
— Ставни закрываются! — указал Пейсистрат.
— Я ничего не вижу! — сказал Кэбот.
— Я тоже!
— Ставни закрылись? — спросил Кэбот.
— Я не знаю, — ответил их темноты голос Пейсистрата.
— Если и есть свет, то я не могу его увидеть, — проворчал Кэбот.
— Как и я, — буркнул Пейсистрат.
С трибун послышался нетерпеливый гул.
— Они могут видеть! — догадался Кэбот.
— Чемпион пошел к нему! — предположил Пейсистрат. — Я уверен в этом!
— Бесчестие! — выкрикнул Кэбот.
— Верно, — сердито бросил Пейсистрат. — В этом нет ни грамма чести.
И тут на арене раздался рев. Так могло реветь испуганное животное.
— Подними свой переводчик! — крикнул Кэбот.
Пейсистрат завозился в темноте.
— Выше! Еще! — потребовал Кэбот. — Направь на арену его на арену!
— Свет! Свет! — ретранслировал переводчик. — Я ничего не вижу! Свет! Я не вижу!
— Это — Грендель, — заключил Пейсистрат. — Он испуган! Он сбит с толку! Он ничего не может видеть!
— Превосходно! — воскликнул Кэбот.
— Что? — не понял Пейсистрат.
— Мы видим в нем кюра, — объяснил Кэбот, — но они-то расценивают его как человека! Как человека!
— То есть, они думают, что в темноте он ослеплен, беспомощен и жалок?
— Вот именно, — усмехнулся Кэбот, говоря с тем, что для него было непроницаемой темнотой.
— Но он вскрикивает в ужасе! — сказал Пейсистрат.
— Но так ли это? — сказал Кэбот.
— Эх! — негромко выдохнул Пейсистрат.
— Еще недавно казалось, — напомнил Кэбот, — что он медлительный и тяжело раненный.
— Ай-и! — воскликнул Пейсистрат.
— Боюсь, наши большие, жестокие опять друзья просчитались, — усмехнулся Кэбот.
В этот момент ставни снова начали открываться, а зеркала поворачиваться, постепенно возвращая свет на арену.
— Плакала моя дюжина шнурков монет, — проворчал Пейсистрат.
Ниже, стоявший с поднятой левой рукой, на которой теперь красовались два золотых кольца, Грендель издал победный вой.
Одна из его когтистых ног попирала грудь его врага, а правая рука сжимала тяжелый тупой шест, который примерно на четыре фута ушел в песок, сначала пройдя сквозь массивную шею кюра, разорвав горло и пришпилив его к арене. Тело Руфа Магнума дергалось, разбрасывая песок, а руки бесполезно царапали толстый металлический прут.
— Он все видел! — заметил Пейсистрат.
— Точно, — кивнул Кэбот.
Грендель, запрокинув голову, выл в победном триумфальном кюрском крике.
Гробовую тишину, первоначально повисшую над трибунами, нарушил удар чьей-то ладони по бедру, затем другой, а потом их стали тысячи. Кюры в одобрении лупили себя по бедрам.
— Он снял два золотых кольца с запястья Руфа Магнума, — отметил Пейсистрат.
— Они теперь его по праву, — сказал Кэбот.
— В наступлении темноты я вижу руку Агамемнона, — заявил Пейсистрат.
— В конце концов, здесь все в его власти, — согласился Кэбот. — Конечно, это не могло быть сделано без его разрешения, а то и прямого приказа. Только каков мог быть его интерес в данном вопросе? Какое ему дело до домашнего животного и мести за пошедшую не так, как надо охоту?
— Лично я предполагаю, — проговорил Пейсистрат, — это скорее имеет отношение к Гренделю.
— С какой стати? — поинтересовался Кэбот.
— Эксперимент, результатом которого стал Грендель, окончился полным провалом, — пояснил Пейсистрат. — Грендель оказался не тем, кого люди смогли бы принять своим лидером. Такие провалы не слишком хорошо сказываются на мнении о проницательности и стратегическом таланте Лика Неназванного, а от таких жалких свидетельств своих неудач принято избавляться.
— Понимаю, — кивнул Кэбот.
— И внутри этого мира уже чувствуется некое напряжение, — добавил Пейсистрат.
— Я заметил это, — поддержал его Кэбот.
— В цилиндрах поселилась измена, — сообщил Пейсистрат. — Соответственно, во дворце отдаются мрачные приказы.
— Ветры власти порой дуют весьма своенравно, — хмыкнул Кэбот.
— Того, кто захватил власть, почувствовал ее вкус, не так то легко убедить отказаться от нее, — усмехнулся Пейсистрат.
— Все как у людей, — пожал плечами Кэбот.
— А ведь есть и другой эксперимент, результат которого еще не определен, — добавил Пейсистрат.
— Какой же? — полюбопытствовал Кэбот.
— Я про вербовку лидера из числа людей, которому будут доверять мужчины, воина, явного чемпиона, героя, того, за кем люди, должным образом мотивированные, последовали бы охотно и без сомнений, того, кто возглавит армии, идущие на штурм Сардара.
— Понятно, — хмыкнул Кэбот.
— Агамемнон обеспокоен задержкой твоего ответа, — предупредил Пейсистрат.
— Он скоро у него будет, — заверил его Кэбот.
Грендель выдернул свой шест из горла своего противника, и швырнул его на песок. Затем он обернулся и, зайдя в цементную платформу, отстегнул цепь белокурого домашнего животного от кольца и медленно повел девушку с платформы, сначала на песок, и потом через арену к одним из дальних ворот. Блондинка все время перемещалась на четвереньках.
Двое дежурных с баграми подцепили безвольное тело чемпиона, и поволокли его по песку к другим воротам.
— Ну вот, теперь блондинка в безопасности, — сказал Кэбот.
— Здесь, ни один человек не может быть в безопасности, — заметил Пейсистрат, но его голос потонул во внезапном рокоте барабанов.
— Что это? — спросил Кэбот.
— Кульминация этого дня, — пожал плечами Пейсистрат.
Из дальних ворот вывели кюра, спотыкающегося под массой тяжелых цепей, и, подгоняя горячими железными прутьями, погнали к центру арены.
— А вот и Лорд Пирр, — констатировал Пейсистрат.
— Кажется, он болен, — заметил Кэбот.
— Скорее он просто ослаб от голода, — предположил Пейсистрат.
Служащие освободили кюра от цепей и оставили его в одиночестве стоять в центре арены. Расстояние скрадывало его размеры, и Пирр казался довольно маленьким.
— Или, не исключено, — добавил Пейсистрат, — что он может быть ослаблен потерей крови.
— Не понял, — удивленно посмотрел на него Кэбот.
— Выкаченной из его вен, — пояснил Пейсистрат. — Так что никакой видимой раны не осталось.
— Тем не менее, — сказал Кэбот, — он — по-прежнему опасный противник. Агамемнон не лишен храбрости, если решился встать перед таким врагом, кюр против кюра.
— Возможно, — не стал отрицать Пейсистрат.
— Каким будет оружие? — осведомился Тэрл.
— Никаким, — ответила Пейсистрат.
— Вообще никаким?
— Рука против руки, клык против клыка, — сказал Пейсистрат.
— Тогда он, действительно, храбр, — заключил Кэбот.
— Возможно, — пожал плечами Пейсистрат.
— Наверное, было бы лучше выставить против Лорда Пирра какого-нибудь чемпиона, — предположил Кэбот, — вместо того, чтобы рисковать собой, Ликом Неназванного, на арене.
— Агамемнон даст бой, кюр против кюра, — сказал Пейсистрат.
— Достойный Лорд для Мира, — сказал Кэбот. — Могу только поприветствовать его.
Снова загрохотали барабаны, и головы сидевших на трибунах кюров повернулись к участку высокой стены, ниже и слева от того места, где была установлена клетка, в которой стояли Кэбот и Пейсистрат.
В стене распахнулись две мощных двери. Через такие ворота мог бы спокойно пройти тарларион.
Несколько мгновений ничего не происходило.
— Ай-и! — ошарашено протянул Кэбот.
В портале появилось нечто, шириной порядка восьми — десяти футов и высотой все двадцать, что выглядело как гигантский металлический кюр, по крайней мере, тело, голова и все пропорции, за исключением размера, в точности совпадали. Блики света вспыхивали на металлических пластинах и клыках огромного искусственного животного. Внезапно, острые, подобные кривым ножам когти, в фут длиной, вероятно, выброшенные освобожденными от стопоров пружинами, выпрыгнули на всеобщее обозрение.
— Это — тело Агамемнона, — сухо прокомментировал Пейсистрат.
Огромная металлическая голова с пылающими как огонь глазами, повернулась из стороны в сторону и, чуть наклонившись, замерла, словно всматриваясь в фигуру стоявшего на арене Лорда Пирра.
Затем, медленно, шаг за шагом, тяжелая фигура приблизилась к Пирру, который спокойно стоял на своем месте, не делая ни единого движения, чтобы убежать или защититься.
Одна из металлических лап перечеркнула наискось воздух, и на груди и щеке Лорда Пирра появились тонкие полосы, быстро набухшие кровью.
Еще дважды механический монстр взмахнул рукой, но кюр, возможно, прилагая все свои силы, остался стоять на ногах.
— Он пытается заставить его драться, — прокомментировал Пейсистрат. — Смотри, Лорд Арцесила покидает свое место на трибуне.
Вслед за ним потянулись и другие кюры.
Металлическое животное снова и снова било Пирра, похоже, все больше и больше приходя в неистовство, иногда отбрасывая на ярды окровавленное тело.
Но Лорд Пирр, снова и снова, поднимался на ноги и не прилагал ни малейших усилий к тому, чтобы убежать или защититься.
— Почему он не борется? — спросил Кэбот.
— Он борется, — сказал Пейсистрат.
— Где же он борется? — удивился Кэбот.
— Здесь вовлечено очень много того, что Ты просто не понимаешь, — пожал плечами Пейсистрат.
— Безусловно, — раздраженно буркнул Кэбот, — что еще он мог сделать в такой ситуации?
— Агамемнон хочет принудить его к борьбе, чтобы он бросался, выл и в бесполезной ярости царапал металл.
— Однако для кюров не характерно отказываться от борьбы, — заметил Кэбот, — какой бы невероятной ни казалась победа.
— Но он борется, — сказал Пейсистрат.
— Что-то я этого не замечаю, — проворчал Кэбот.
— Конечно, он борется, только по своему, — объяснил Пейсистрат. — Более того, он побеждает Агамемнона, демонстрируя, что такой бой ниже его достоинства, фактически насмехаясь над таким абсурдным соревнованием, проясняя всем, кто еще не понял, что Агамемнон, приняв это тело и присвоив себе его преимущества, отбросил все отговорки или претензии на честь.
— Теперь понимаю, — кивнул Кэбот.
— Тем самым Лорд Пирр наносит мощный удар по его целям.
— Я смотрю, очень многие покинули трибуны, — заметил Кэбот.
— От отвращения, — хмыкнул Пейсистрат.
— А ведь они должны были встретиться кюр против кюра, — покачал головой Кэбот.
— Но этого не произошло, — развел руками Пейсистрат.
— Это точно, — не мог не согласиться Кэбот.
В какой-то момент показалось, что Пирр был готов напасть на гигантскую, бронированную машину, столь долго мучившую его. Он вскочил с песка и в гневе завыл, но затем, словно опомнившись, снова опустил руки и спрятал когти.
Он опять неподвижно замер посреди арены, стоя с высоко поднятой головой.
— Он демонстрирует свое презрение к Агамемнону, — прокомментировал Пейсистрат.
И тогда гигантская машина, словно переполнившись яростью, сомкнула свои челюсти на талии Пирра и, подняв его над песком, в бешенстве принялась трясти им в воздухе. Даже на трибунах можно было услышать хруст ломающихся костей и рвущейся плоти. Кровь хлынула из глаз и рта кюра. Обрывки меха и капли крови долетели даже до зрителей. И затем Агамемнон отшвырнул от себя безжизненное почти разорванное надвое тело и, отвернувшись, покинул арену.
Пейсистрат и Кэбот смотрели на останки Лорда Пирра.
— Он был кюром, — заявил Кэбот.
— И он победил, — добавил Пейсистрат.
— Трибуны почти опустели, — заметил Кэбот.
— Праздник закончился, — констатировал Пейсистрат.
— Да уж, — вздохнул Кэбот.
— Агамемнон будет недоволен таким результатом, — сказал Пейсистрат. — Теперь он будет опасен втройне.
— Почему он до сих пор не свергнут? — поинтересовался Кэбот.
— Он — Одиннадцатый Лик Неназванного, Теократ Мира, — развел руками Пейсистрат.
— Понимаю, — кивнул Кэбот.
— Теперь Ты его уже не приветствуешь? — осведомился Пейсистрат.
— Нет, — ответил Кэбот.
Пейсистрат ударил кулаком по прутьям решетки и крикнул:
— Эй, выпустите нас!
В ответ на его требование подошел кюр, отпер дверь клетки, и мужчины покинули амфитеатр.