— А они неплохо танцуют, — похвалил Кэбот.
— Здесь нет ни одной, — усмехнулся Пейсистрат, — которая не принесла трех серебряных тарсков, даже на рынке Турии или Ара.
— Не сомневаюсь в этом, — заверил его Кэбот, признавая, что нечасто ему случалось видеть женщин, настолько хорошо демонстрировавших себя перед владельцами.
— Разумеется, Ты можешь выбрать любую из них, — сообщил косианец.
— А музыканты, — заметил Кэбот, — достойны играть на пиру Убара.
— Так многие из них прежде именно этим и занимались, — пожал плечами Пейсистрат.
— А что за мясо здесь подают? — с подозрением осведомился Кэбот.
— Не волнуйся, — успокоил его Пейсистрат. — Это — боск, тарск или верр.
— А пага так вообще роскошная, — признал Кэбот.
— Это — пага от Темуса из Ара, — заявил Пейсистрат.
— Моя любимая, — кивнул Кэбот.
— Мы в курсе, — усмехнулся косианец. — Именно поэтому ее здесь и подают.
— Очень рад, — отсалютовал бокалом Кэбот.
— Ну вот и хорошо, — сказал Пейсистрат. — Агамемнон тоже будет доволен.
— Похоже, вы обо мне много чего знаете, — заметил Кэбот.
— Заранее озаботились сбором информации, — пожал плечами работорговец. — Нам хотелось, чтобы Ты счел свое пребывание здесь комфортным и приятным.
Кэбот обвел взглядом помещение.
— Это могло бы быть таверной какого-нибудь высокого города, — прокомментировал он, оценив прилавок, амфоры с пагой, квадратная сцена посыпанная песком для танцовщиц, отполированные деревянные полы, низкий потолок, драпировки, приятный полумрак, маленькие лампы, занавешенные альковы и многое другое.
— Это и было нашим намерением, — отозвался Пейсистрат, — чтобы все выглядело именно так.
— А мужчины вокруг нас, — заметил Кэбот, окидывая взглядом ближайшие столы, — кажется, пребывают в прекрасном расположении духа.
— Большинство просто напились, — усмехнулся Пейсистрат. — Точно так же, как они сделали бы это на Горе.
В Цилиндр Удовольствий, как и во все другие вспомогательные цилиндры рассматриваемого Стального Мира, предназначенных для развлечений, промышленности и сельского хозяйства, можно было попасть посредством автоматизированного шаттла, отправляющегося и прибывающего к определенным докам. Вход в шаттл и выход из него осуществлялся через системы шлюзов. Таким образом, пассажиры не подвергаются суровости и опасностям космического вакуума, и им нет нужды заботиться о переодевании в сложные скафандры, проходить специальные тренировки и так далее. Если бы кому-то захотелось, если можно так выразиться, поплавать без воды, то у него был шанс испытать это ощущение внутри шаттла, в то время как он находится в полете. Поручни в салоне шаттла обеспечивали точки опоры благодаря которым пассажиры могли удерживаться на месте или, если было желание, перемещаться внутри челнока.
— А кто вон те два кюра? — поинтересовался Кэбот, кивнув в сторону зверей.
— Это чужаки, — пожал плечами Пейсистрат. — Тех, которые обычно присутствуют здесь, чтобы контролировать цилиндр и смотреть за порядком, сейчас здесь нет.
— Чужаки?
— Офицеры Агамемнона, — прошептал Пейсистрат.
— Чего им здесь надо?
— Так ведь Ты здесь, — сказал Пейсистрат. — Несомненно, они не хотели бы, чтобы тебе был причинен какой-либо.
— То есть — шпионы, — констатировал Тэрл.
— Верно, — не стал отрицать косианец.
— Как и Ты?
— Возможно.
Упомянутые два кюра, огромные и устрашающие, сидели почти за плечами Кэбота. Порой ему даже казалось, что он чувствует горячее дыхание одного из них на своей шее.
— Неужели Ты не узнаешь их? — спросил Пейсистрат.
— Нет, — покачал головой Кэбот.
— Ты же встречался с ними в зале аудиенций Агамемнона, — напомнил косианец.
— Его дежурные?
— Они самые.
Поскольку имена этих двух существ на языке кюров невозможно передать человеческими звуками, то мы, по принятой традиции, выберем для них, почти наугад, те имена, фонематическая природа которых будет доступна для читателей, которые, как мы можем предположить будут незнакомы с языком кюров. В этом случае мы будем упоминать о них по именам, хорошо известным и весьма распространенным в Аре. Итак в дальнейшем мы будем упоминать о них как о Лукулле и Крассе.
— Подозреваю, что все кюры для тебя на одно лицо, — улыбнулся Пейсистрат.
— Боюсь, что так и есть, по крайней мере, многие из них, — признал Кэбот.
— У некоторых кюров тоже возникает трудность с тем, чтобы отличить одних людей от других, — сказал Пейсистрат.
— Это интересно, — заметил Кэбот.
— Особенно это касается тех, кто живет в скотских загонах.
— Понимаю, — кивнул Кэбот.
— Впрочем, и у нас, и у них, — сказал Пейсистрат, — после того, как немного поживем бок обок и узнаем друг друга получше, быстро пропадает трудность в распознавании людей или кюров. В действительности, даже молодому кюру поначалу приходится учиться различать своих сородичей.
— Возможно, это также верно и для людей, — пожал плечами Кэбот.
— Возможно, — не стал спорить Пейсистрат.
— Быть может, каждому надо научиться видеть, — вздохнул Кэбот.
— Возможно, — кивнул Пейсистрат.
— Наши друзья, — сказал Кэбот, кивком головы указывая на две присевших, кажущихся неповоротливыми фигуры за его спиной, — не выглядят слишком заинтересованными представлением.
— Они — кюры, — развел руками Пейсистрат. — Боюсь, они рассматривают нас, прежде всего, с точки зрения нашей съедобности.
— Но музыку-то они, как мы, понимают? — уточнил Кэбот.
— Понятия не имею, — ответил Пейсистрат.
— Но кажутся они несколько подавленными, — заметил Кэбот.
— Наверное, для них она слишком громкая, — предположил Пейсистрат. — Ты когда-нибудь слышал музыку кюров?
— Нет, — мотнул головой Кэбот.
— Скорее всего и не услышишь, — усмехнулся Пейсистрат. — Человеческое ухо ее почти не воспринимает. Имей в виду, что когда тебе покажется, что они двигаются странно или бессмысленно, они просто слушают свою музыку.
— А чего они тогда так близко к сцене сели? — осведомился Кэбот.
— Так они нашу беседу пытаются подслушать, — сказал Пейсистрат, — но боюсь, что Ты их расстроил, поскольку упорно говоришь по-английски. Их переводчики неэффективны.
— Но Ты же можешь позже передать им суть нашего разговора, — усмехнулся Тэрл.
— Верно, — не стал отрицать Пейсистрат.
Под переливы цехара и каликов, и дробь барабанов танцовщицы распростерлись ниц на песке как рабыни, а затем, повинуясь хлопку ладоней Пейсистрата, все вместе подскочили и выбежали из зала через арку, занавешенную нитями с синими и желтыми бусинами, цветами касты работорговцев.
Следом на песок вышла другая танцовщица, которой предстояло танцевать в одиночку. Как и предыдущие ее коллеги, она была босой и увешенной множеством бус. На левой лодыжке девушки позвякивали колокольчики.
Для рабыни весьма обычно носить на щиколотке шнурок с колокольчиками. Их звон помогает женщине не забывать о том, что она — рабыня.
— И что же она нам станцует? — полюбопытствовал Кэбот.
Танцовщица опустилась на колени, склонила голову до песка и замерла в ожидании первых звуков калика. Соблазнительность ее фигуры подчеркивал прозрачный танцевальный шелк Гора. Длинные темные волосы девушки упали на песок.
— Не хочу быть назойливым, — напомнил о себе Пейсистрат, — но Агамемнону любопытно знать, принял ли Ты решение относительно его предложения.
— Я пока взвешиваю все за и против, — ответил Кэбот.
— На твоем месте я бы не взвешивал это слишком долго, — заметил Пейсистрат, — дело в том, что кюры не славятся излишней терпимостью.
— Можно сообщить ему, — предложил Кэбот, — что его предложение является объектом самого пристального рассмотрения.
— Несомненно, он будет рад услышать это, — усмехнулся Пейсистрат. — И кстати, возможно, твои расчеты пойдут быстрее, если Ты будешь почаще вспоминать о том, что подобное предложение могло бы быть сделано и другим, у кого раздумья могут занять не столько времени.
— Тебе?
— Конечно, нет, — отмахнулся Пейсистрат, — как и не кому-либо другому из моей касты.
— Понимаю.
Тихим шепотом прозвучали первые аккорды калика, и танцовщица грациозно поднявшись на ноги, замерла, стоя с полусогнутыми коленями, по-прежнему держа голова склоненной, а руки прижатыми к бедрам.
— Если Ты примешь это предложение, — сказал Пейсистрат, — медальон Убара всего мира будет твоим, власть, сотни городов, реки богатства, неисчислимые сады удовольствий, полные игр и рабынь.
— Только полный дурак мог бы отклонить такое предложение? — усмехнулся Кэбот.
— Вот именно, — согласился Пейсистрат.
— Но предположим, что кто-то действительно отклонил такое предложение?
— Не хотел бы оказаться на его месте, — покачал головой Пейсистрат.
— Понимаю, — кивнул Кэбот.
— Паги, Господин? — послышался мягкий, женский голос.
Она стояла на коленях около стола, как соответствовало рабыне для удовольствий. Рыжеволосая и голая, если не считать ошейника на ее шее.
Женщины в целом и рабыни в частности хорошо выглядят в такой позе.
— Да, — ответил Кэбот, протягивая ей свой кубок.
Рабыня встала, сделала шаг назад, а затем, повернувшись, поспешила к прилавку, наполнять кубок.
— Хо, танец плети! — воскликнул Кэбот, возвращая свое внимание к танцовщице на песке.
— Тебе это нравится?
— Она прекрасна, — похвалил Тэрл.
— Это — Коринна, — сообщил Пейсистрат. — Она очень гибкая.
— Это точно.
В определенные моменты этого танца, реагируя на хлопки плети, танцовщица извивается, словно удар был нанесен ей самой. Разумеется, если она не преуспеет, то она может почувствовать плети по-настоящему.
— Кажется, Ты попал под ее очарование, не так ли? — засмеялся работорговец.
— А что, кто-то мог бы не попасть? — осведомился Кэбот. — Но я думаю, что мне пора возвращаться домой.
— Эй, вечер же только начинается, — толкнул его в плечо Пейсистрат.
Рыжеволосая пага-рабыня вернулась с наполненным кубком и опустилась на колени подле низкого стола, за которым со скрещенными ногами сидели Кэбот и Пейсистрат. Гореанские мужчины обычно садятся за стол именно так, что называется по-турецки, скрестив ноги, а гореанские женщины — стоят на коленях. Стулья на Горе обычно являются вещью статусной. В гореанском обществе вообще статус и иерархия являются его краеугольным камнем. Нет нужды даже пытаться притворяться, что на Горе не существует очевидного дифференцирования в таких вопросах. Это было бы расценено как постыдное лицемерие.
Взгляды рабыни и Кэбота на мгновение встретились, и в ее глазах, полных жалости и мольбы, он прочитал ее потребности. Но женщина быстро опустила глаза, и прижала металл кубка к своему животу, потом к груди, а затем, подняв чашу к губам и глядя на Кэбота поверх его края, медленно поцеловала кубок. После этого ритуала она опустила голову между протянутыми вперед и вверх руками и предложила кубок мужчине, который его принял.
— Я могу говорить, Господин? — кротко спросила она.
— Говори, — разрешил Тэрл.
В ее глазах стояли слезы, губы дрожали.
— Я желаю доставить удовольствие, — сказала рабыня.
— Вижу, — кивнул Кэбот.
— Возьмите меня в альков, Господин, — зашептала она, и в ее голосе Тэрл уловил едва сдерживаемое напряжение. — Я умоляю об этом!
— Она переполнена потребностями, — объяснил Пейсистрат.
— Возьмите меня в альков, Господин, — всхлипнула женщина. — Прикуйте меня! Сделайте меня беспомощной! Избейте плетью, если желаете! Но используйте меня! Я умоляю использовать меня!
— Похоже, что она была лишена секса, — заключил Кэбот.
— Да, — подтвердил Пейсистрат.
— Для чего?
— Ее и некоторых других, — ответил косианец, — посадили на голодный паек, чтобы подготовить для твоего развлечения.
— Понятно, — кивнул Кэбот.
Рабские огни, как их называют, безжалостно и беспощадно зажжены в животах рабынь. Зачастую — это часть их дрессировки. Интересно наблюдать за тем, как работорговец берет свободную женщину, удовлетворенную ее сексуальной инертностью, и даже высокомерно гордящуюся своей фригидностью, и превращает ее в беспомощную, уязвимую, мучимую потребностями, умоляющую рабыню, готовую рьяно служить, лишь бы быть вознагражденной хотя бы малейшим прикосновением мужчины. С того момента как пламя рабских огней поселится в животе женщины ее свобода остается для нее в прошлом. Она испорчена для свободы, она вне этого понятия, теперь вместо этого она живет для внимания, любви и прикосновений ее господина. В действительности, весьма обычно, что тот, кто был знаком только со свободными женщинами, с их оговорками, подозрениями, расчетами и запретами, их инертностью и фригидностью, часто удивляется, столкнувшись с рабыней, той, чьи потребности бросили ее уязвимо и беспомощно во власть мужчин. Иногда мужчина может столкнуться в алькове с женщиной, за которой он ранее безуспешно ухаживал, а теперь она в рабском ошейнике. Это будет все равно, что повстречать совсем другую женщину, и, в некотором смысле, это верно, поскольку там, где однажды была свободная женщина, теперь рабыня. Возможно, он даже купит ее и отведет домой. Возможно, она сама будет упрашивать его так поступить, жалобно покрывая поцелуями его ноги.
— Вперед! — поощрил его Пейсистрат. — Веди ее в альков.
— Как тебя называют? — осведомился Кэбот.
— Лейна, если Господину это понравится.
— Расскажи мне о своем ошейнике, — приказал Кэбот. — Что он говорит?
Рабыня коснулась ошейника. Дело в том, что Кэбота мучило любопытство относительно ошейников рабынь в цилиндре. Они выглядели самыми обычными, плоскими, светлыми, плотно прилегающими, запертыми сзади.
— Это — стандартный ошейник, Господин, — ответила она, — очень похожий на общественный ошейник, на тот, что носят государственные рабыни.
— Что он говорит? — повторил вопрос Кэбот.
— Там сказано, Господин, — сказала девушка, — что я — рабыня Цилиндра Удовольствий.
— Кюры не должны есть женщин, на которых найдут такие ошейники, — добавил Пейсистрат.
— Скажи, Лейна, — попросил Кэбот, — Ты хотелось бы носить ошейник на Горе и иметь одного господина?
Она опустила голову, явно боясь отвечать.
— Ты не должна отвечать, — отменил свой вопрос Кэбот.
— Спасибо, Господин, — прошептала Лейна.
— Кюры предпочитают, чтобы у нас здесь не было частных рабынь, — пояснил Пейсистрат. — Это дает кюрам больший контроль над рабынями.
— А заодно над мужчинами?
— Возможно, — кивнул Пейсистрат.
— Кроме того, в этом случае, возникнет меньше беспокойства, если кюры захотят переместить кого-либо куда-либо, не так ли? — уточнил Кэбот.
— Да, или съесть, — ответил Пейсистрат.
— Лейна, — окликнул девушку Кэбот.
— Да, Господин! — отозвалась та.
— Иди, обслужи другого, — приказал мужчина.
Рабыня уставилась на него дикими глазами.
— Вон того, — ткнул пальцем Кэбот в другой конец зала, в человека, который слишком явно и возможно даже раздражено, любовался боками официантки Кэбота.
Девушка, всхлипнув, вскочила на ноги и поспешила к указанному клиенту, который выкрикнул от радости, добродушно помахал рукой Кэботу, несомненно оценив неожиданный подарок, и уже через мгновение девушку за волосы тянули к соседнему алькову.
Кэбот же вновь уделил все свое внимание к танцовщице, извивавшейся на песке. Как раз подходила кульминация танца, и вскоре раздался заключительный громкий выстрел плети, и танцовщица, упав на песок и замерев, наполовину стоя на коленях, наполовину присев, жалобно протянула одну руку к товарищу, который провел его часть танца плети.
— Что Ты думаешь? — поинтересовался Пейсистрат.
— О танце? — уточнил Кэбот.
— Если хочешь, то давай о танце, — пожал плечами работорговец.
— Отлично исполнено, — прокомментировал Кэбот.
Танец плети — весьма частый гость на танцевальной сцене любой таверны, в программу развлечений которой включены рабские танцы.
— Ты — знаток рабских танцев? — поинтересовался Пейсистрат.
— Не то чтобы очень, — признался Кэбот. — Но вполне могу оценить их тонкости.
— Лично я подозреваю, что те, кто судит о таких вопросах слишком точно, слишком критически, — усмехнулся Пейсистрат, — оценивая положение рук, движения тела, наклон головы, легкость или равномерность движений ноги и прочие детали, упускают большую часть удовольствия танца.
— Не могу с тобой не согласиться, — улыбнулся Кэбот.
— Кроме того, далеко не всегда наиболее технически безупречно исполнившая танец девка, окажется той, кого мужчины захотят увести в альков, — добавил Пейсистрат.
— Возможно, танцовщица, которая слишком сосредоточена на доведении мелких деталей до совершенства, — предположил Кэбот, — забывает о том моменте, что это танец который должна танцевать рабыня, демонстрируя свое рабство перед рабовладельцами.
— Верно, — согласился Пейсистрат.
— Рабский танец отлично показывает женщину в женщине, — сказал Кэбот.
— Точнее, рабыню, — поправил Пейсистрат.
— Конечно, — признал его правоту Кэбот.
Танцовщица теперь стояла на коленях и на ее шею надевали цепь, длиной примерно футов пять, по-видимому, в качестве поводка.
— Ну а что Ты думаешь о нашей Коринне в целом? — поинтересовался Пейсистрат.
— Прекрасная рабыня, — похвалил Тэрл.
— Говорят, она — превосходная танцовщица, — сказал косианец.
— Не могу не согласиться, — кивнул Кэбот.
— Даже с точки зрения техники исполнения.
— Интересно, — хмыкнул Кэбот. — Но я подозреваю, что немногие из мужчин были бы способны на то, чтобы во время ее выступления сформировать взвешенное мнения по этому вопросу, и скорее даже не найдут в этом особого интереса.
— Верно, — улыбнулся Пейсистрат.
— В любом случае, — сказал Кэбот, — закрыв глаза на ее навыки как танцовщицы, которые, несомненно, значительны, можно сказать, что она, очевидно, сочный кусок рабского мяса, законно оказавшийся в ошейнике.
Некоторые гореане утверждают, что само существование красавиц является оправданием рабского ошейника. Другие гореане утверждают, что скорее существование женщин оправдывает рабский ошейник.
— Смотри, — указал Пейсистрат, — она идет сюда.
Танцовщица встала на колени перед Кэботом и, обеими руками протянув ему цепь, сказала:
— Я предлагаю вам свою цепь, Господин.
Кэбот взял цепь и дернул ее, дав задней стороне шеи девушки почувствовать ее давление. У рабыни перехватило дыхание.
— Я возьму это, если пожелаю, — заявил он.
— Да, Господин, — испуганно прошептала танцовщица.
— Она тебе нравится?
— Она прекрасна.
— Ты можешь отвести ее с собой в свой дом на склоне в Стальном Мире, — сообщил Пейсистрат, — и держать ее там, пока не надоест.
— Ты щедр, — сказал Кэбот.
— Кюры щедры, — поправил его Пейсистрат.
«Ага, — мелькнула в голове Кэбота мысль, — а Пейсистрат-то интересуется этой рабыней».
— Она очень озабочена тем, чтобы понравиться мужчине, — пообещал Пейсистрат.
— Плети боится?
— До жути, — ответил Пейсистрат.
— Это хорошо, — кивнул Кэбот.
Для рабовладельца полезно, чтобы его рабская девка боялась плети. Это залог ее редкого использования. Рабыня знает, что плеть будет использована, если она, хоть с малейшей детали, будет признана неприятной. Соответственно, девушка прилагает все возможные усилия, чтобы ею остались удовлетворены, причем полностью.
Кэбот отметил, что рабыня бросила полный страдания взгляд на Пейсистрата, и что ее руки на мгновение оторвались от бедер, словно она хотела повернуть ладони к нему, но затем она быстро вернула их на прежнее место, вжав ладони к в кожу.
— Эту тоже лишили разрядки? — осведомился Кэбот.
— Да, — подтвердил его догадку Пейсистрат, — готовили ее для тебя.
— Девка, — бросил танцовщице Кэбот, — возвращайся в свою клетку или конуру, где Ты там ночуешь.
Танцовщица, благодарностью пискнув, подскочила на ноги и, бросив мимолетный взгляд на Пейсистрата, поспешила прочь из зала. Занавес из желто-синих бус задрожал, упав за ее спиной.
Один из кюров угрожающе зарычал. Очевидно, он был рассержен.
Кэботу показалось, что Пейсистрат немного отпрянул.
— Ты не послал ее кому-нибудь другому, как сделал с Лейной, — констатировал косианец.
— Пусть отдохнет после танца, — сказал Кэбот.
— Понятно, — кивнул Пейсистрат.
Кэбот обратил внимание, что один из кюров посмотрел на колышущиеся нитки бус, служившие занавесом.
— Ты не нашел ее достаточно привлекательной? — поинтересовался Пейсистрат.
— Она очень привлекательна, — заверил его Кэбот.
— Конечно, здесь есть и другие, — сообщил работорговец. — Не хочешь их осмотреть?
— Нет, — покачал головой Кэбот.
— Природа хорошо поработала над ними, создавая для ошейника, — сказал Пейсистрат.
— Рад слышать это.
— Все они разошлись бы в момент, только появившись на рынке.
— Нисколько в этом не сомневаюсь.
— И всех их подготовили для тебя.
— Как пагу от Темуса?
— Да, — улыбнулся Пейсистрат.
— Я ценю это, — поблагодарил Кэбот.
— Возможно, тебя больше интересует та брюнетка из стойла, теперь ставшая домашнее животное Пирра? — предположил работорговец.
— Ты о той, чьи волосы слишком коротки?
— Да.
— С чего бы мне интересоваться ею? — спросил Кэбот.
— Агамемнону ничего не стоит сделать так, что она будет передана тебе, — намекнул Пейсистрат.
— Она — домашнее животное Лорда Пирра, — напомнил Кэбот.
— Так ведь она ему не нужна, — сказал Пейсистрат. — Пирр взял ее только за тем, чтобы позлить тебя. Фактически, он может убить ее в любой момент.
— Это было бы напрасной потерей рабыни, — заметил Кэбот.
— Здесь полно других, — напомнил Пейсистрат, — он может взять любую из этого цилиндра, или даже из скотских загонов. Люди дешевы.
— А где Зарендаргар? — спросил Кэбот.
Безразличие и внезапность с которыми был задан этот вопроса, поначалу ошеломила Пейсистрата. Мужчина бросил через плечо встревоженный взгляд на двух кюров сидевших позади них.
— Я не знаю, — наконец ответил он.
— Скажи мне, — надавил на него Кэбот.
— Его нет в этом Стальном Мире, — сказал Пейсистрат. — Его увезли из поместья Агамемнона. Под конвоем. Семь дней назад.
— Его просто использовали, чтобы доставить меня на Стальные Миры? — уточнил Кэбот.
— Боюсь, что так, — предположил Пейсистрат. — Он был полон решимости спасти друга, с которым, как говорят, он когда-то делил пагу. Он готов был идти до конца, чтобы спасти его от позора или смерти от рук Царствующих Жрецов. Благородное намерение. Но вместо спасения он невольно принес его в руки Агамемнона.
— Понятно, — кивнул Кэбот.
Это не вызвало у него какого-либо удивления. Он уже и сам подозревал что-то подобное. На это указывало то, что Зарендаргар так и не вышел на связь с ним после его освобождения с Тюремной Луны.
— Агамемнон скоро может захотеть получить твой ответ, — предупредил Пейсистрат.
— Я догадываюсь, — сказал Кэбот.
— Завтра, — сообщил Пейсистрат, — Ты должен будешь отправиться на охоту.
— На охоту? — удивился Тэрл.
— В игровой мир, — пояснил Пейсистрат, — вместе с Лордом Пирром.
— Есть ли оружие здесь, в Цилиндре Удовольствий? — осведомился Кэбот.
— Нам не стоит говорить на эти темы.
— Так есть или нет? — не отступил воин.
— На кораблях, — буркнул Пейсистрат.
— На них можно как-то попасть? Они свободны?
— Им для отбытия или пристыковки требуется разрешение, авторизация и прочие нюансы, — покачал головой Пейсистрат. — К тому же они не сравнятся по скорости и вооружению с кораблями кюров.
— Суда работорговцев? — догадался Тэрл.
— Да.
— На кого охотятся на игровом мире? — поинтересовался Кэбот.
— На животных различных видов, — ответил Пейсистрат.
— А как насчет людей?
— На них тоже.
— То есть, это будет своего рода тест, насколько я понимаю, — проворчал Кэбот.
— Полагаю, что так и будет, — согласился косианец. — Вероятно, они хотят посмотреть, будешь ли Ты убивать людей.
— Я тоже так думаю.
— Но имей в виду, — предупредил он, — Это — необычные люди, и, возможно, нашим мохнатым друзьям просто интересно увидеть, не убьют ли они тебя.
— Необычные люди? — переспросил Тэрл.
— Их вывели специально, чтобы они были неуловимой, опасной добычей. Некоторые из них уже убивали кюров.
— А если эти необычные люди убьют меня, это станет свидетельством того, что я был плохим выбором для продвижения планов кюров?
— Да, и после этого они могут начать поиски других кандидатов.
— Тогда завтра я отправляюсь на охоту, — решил воин.
— Кэбот, — позвал его Пейсистрат.
— Что?
— Остерегайся Лорда Пирра.
Уже поднимаясь на ноги, чтобы идти к шаттлу, который должен был доставить на Стальной Мир, где к склону горы прилепилась его вилла, Кэбот услышал удары плети и крики рабыни.
— Это — Коринна, — сообщил Пейсистрат. — Ее наказывают.
— За что? — удивился Кэбот.
— Наши друзья потребовали этого, — пояснил косианец.
— Но, почему? — спросил Кэбот.
— Она оказалась не в состоянии обольстить тебя, — ответил Пейсистрат.