Кэбот чувствовал себя украшенной рождественской елкой. Его нарядили в пурпурные одежды, опоясали золотым поясом. В ворот туники были вшиты нити рубинов. Это ему еще удалось отбиться от золотой диадемы. Ну не чувствовал он себя никаким правителем, королем, бароном, Убаром или администратором.
Пейсистрат, также одетый в роскошные одежды, стоял рядом с ним на ступени ниже поверхности платформы свидетелей. Эта платформа, огражденная поручнем, высотой была футов двенадцать, и достаточно большой и крепкий, чтобы вместить и выдержать нескольких кюров.
В жюри присяжных входили тысяча кюров, расположившихся на ступенях амфитеатра. Лорд Пирр, сидевший в цементной яме и прикованный цепями за конечности и шею, защищал себя сам, но все сказанные им в свою защиту слова, ясные и агрессивные, в действительности, скорее подтверждали его вину. Он отрицал свою вину в измене и настаивал на том, что все его действия были направлены не иначе как на благо народа и Мира.
Доказательство Пейсистрата, взятое через переводчик, прояснило, что Лорд Пирр намеревался взять человека по имени Тэрл Кэбот на охоту в цилиндр развлечений, что при беспристрастном рассмотрении вне всего остального случая, выглядело достаточно невинно. Другое свидетельство прояснило, что Лорд Пирр вернулся из лесного цилиндра без Тэрла Кэбота, и что позднее охотничья партия из восьми кюров, трое из которых приходились Пирру братьями по носителю, а еще двое братьями по яйцеклетке, высадилась в мир развлечений при двух слинах и была поймана при попытке покушения на жизнь Тэрла Кэбота, уважаемого союзника Агамемнона и уничтожена.
— Ты — человек, Тэрл Кэбот? — переводчик главного обвинителя передал его вопрос.
— Да, — ответил Кэбот.
— Есть предположение, что возможно, — продолжил обвинитель, — что, в это дело вовлечена ошибка, ужасная для обвиняемого, который является кюром.
— Конечно, — поддержал его Кэбот.
— И все же кажется всецело ясным, что у Лорда Пирра имелись планы покушения на твою жизнь.
— Но какова возможная причина для таких планов? — поинтересовался Кэбот.
— Этот вопрос к делу не относится и должен быть проигнорирован, — заявил судья, который не был видим, но о чьем присутствии можно было судить по сообщениям из динамиков, и чьи слова ретранслировались переводчиком, установленным на ограждении платформы прямо перед Кэботом. Кэбот предположил, что в данном случае телом Агамемнона, фактически был весь зал суда целиком. У него не было ни малейших сомнений в том, что Агамемнон, где бы он не находился лично, мог как видеть так и слышать все здесь происходящее.
— Мы не должны касаться таких вопросов, — объявил главный обвинитель, — поскольку рассматриваются факты, а не побуждения.
— Хорошо, — понимающе кивнул Кэбот.
— По крайней мере, один факт на лицо, — сказал обвинитель, — эта туника, выданная тебе от щедрот Лорда Агамемнона, Одиннадцатого Лика Неназванного, Теократа Мира, была найдена среди вещей членов охотничьей партии, которая подвергала свидетеля опасности. Посредством этой туники на его след был поставлен слин.
— Разумеется, чтобы найти меня, — заметил Кэбот.
— Не понял, — удивился обвинитель.
— Возможно, что эту партию послал Лорд Пирр, или кто-то еще, чтобы определить мое местонахождение в лесном мире и, тем самым спасти меня оттуда.
— У нас есть вполне достаточное доказательство того, — сказал обвинитель, движения которого выдавали его гнев, хотя переводчик говорил бесстрастно, — что после определения твоего местонахождения, твоя жизнь оказалась в большой опасности.
— Это верно, — не мог не признать Кэбот. — Но боюсь, что охотники приняли меня за одного из жителей того цилиндра.
— Как такое могло произойти? — спросил обвинитель.
— Дело в том, что я был одет в кожу, а это предлагает человеческую дичь, — пояснил Кэбот.
Некоторые из присяжных заседателей обменялись взглядами.
— Лорд Пирр привез тебя в цилиндр развлечений и оставил там, чтобы затем его сторонники выследили тебя и убили, — заявил обвинитель.
— А разве, это не предположение? — уточнил Кэбот.
— Это — факт, — заявил обвинитель.
— Предполагается, что должно это должны решить присяжные, — заметил Кэбот.
— Ты что, полон решимости попытаться защитить того, кто планировал тебя убить?
— Но ведь и этот вопрос является предметом рассмотрения жюри, не так ли? — уточнил Кэбот.
— Ты не мог попасть в лесной цилиндр в одиночку, — сказал обвинитель. — Ты не знал коды доступа к шаттлу.
— Я собирался отправиться на охоту с Лордом Пирром, — объяснил Кэбот. — Он дал мне коды, но теперь я их уже не вспомню. Мне следовало подождать его, но я пошел сам. Вероятно, он пришел к шлюзу шаттла позже и, не найдя меня, посчитал, что я решил отказаться от охоты и вернулся в свое жилище.
— Что Ты такое несешь? — возмутился обвинитель.
— Мне было любопытно, — развел руками Кэбот. — Я отошел и заблудился в лесу. Это было неблагоразумно с моей стороны.
— То есть Ты считаешь, что Лорд Пирр может быть не виновен во всем этом? — задал вопрос обвинитель.
— Разумеется, — кивнул Кэбот.
Пирр, закованный в цепи, озадаченно уставился на него из ямы.
— Ты чего творишь? — не менее озадаченно прошептал Пейсистрат.
— Каисса, — одними губами намекнул Кэбот.
Пейсистрат, казалось, остался доволен таким его ответом.
Обвинитель отвернулся, и в тот же момент над рядами присяжных заседателей два раза моргнул тусклый свет. Но это мог заметить только тот, кто сидел в ту сторону лицом, возможно, знал куда смотреть, и, по-видимому, ожидал этого. Но Кэбот, благодаря преимуществу его положения на платформе, заметил.
— Свидетель может быть свободен, — объявил обвинитель.
Кэбот спустился с платформы, и Пейсистрат, ожидавший его на ступени ниже, тут же присоединился к нему.
— Присяжные видят, — послышался голос судьи, казалось, звучавший отовсюду в зале, и почти немедленно ретранслированный переводчиком платформы, на гореанском, — что вина Лорда Пирра всецело ясна, хотя в значительной степени обусловлена обстоятельствами. Уклончивые ответы свидетеля, или запутанность его показаний не должны отвлечь ваше внимание ни от обвинений, ни от бесспорных и неопровержимых доказательств, на которых они базируются. Теперь жюри присяжных может принять решение.
— Разве они не будут удаляться на совещание? — полюбопытствовал Кэбот.
— Конечно, нет, — ответил Пейсистрат. — Тогда судья не будет знать, как голосовал каждый из них.
— То есть, вердикт не должен быть анонимным? — уточнил Кэбот.
— Разумеется, — развел руками Пейсистрат. — Будь это так, и один единственный сумасшедший или дурак, простак, сочувствующий или недовольный мог бы аннулировать или исказить все разбирательство.
— Значит требуется простое большинство? — заключил Кэбот.
— Нет, — покачал головой Пейсистрат, — вина или невиновность должны быть ясными, так что требуется явное, подавляющее большинство. А на таком суде, как этот, где вовлечены обвинения в государственной измене, вина должна быть ясна абсолютно, здесь требуется, чтобы девять из десяти присяжных заседателей обнажили нож.
— А что если ножи не обнажат больше чем один из десяти? — осведомился Тэрл.
— Тогда обвиняемый оправдан, — ответил Пейсистрат.
Кэбот, окинув взглядом ряды кюров, отметил, что уже многие шестипалые лапы сжались на рукоятях ножей, однако немало было и тех присяжных, которые расслабленно сидели на своих местах и явно не собирались прикасаться к своим ножам.
— Внимание! — призвал голос невидимого судьи.
Присяжные принялись озираться, но местоположение судьи, поскольку голос приходил с множества направлений, так и осталось не выяснено.
— Пирр, — позвал голос.
— Лорд Пирр, — взревел голос из ямы под аккомпанемент яростного звона цепей.
— Искали ли Вы смерти этого человека, именуемого Тэрлом Кэботом?
— Да, — ответил Пирр.
— Похоже, его честь его же и убьет, — покачал головой Кэбот, стоявший вместе с Пейсистратом у подножия платформы свидетелей.
— А может и нет, — пожал плечами Пейсистрат.
— Говорите ли Вы со всей честностью, как подобает кюру? — уточнил судья.
— Разумеется, — подтвердил Пирр.
— Пусть это будет зарегистрировано, — сказал судья.
— Пусть также зарегистрируют и то, и я это говорю как кюр, — потребовал Пирр, чей голос, доносился из цементной ямы, в которой, он был прикован цепями к кольцам, — что я не виновен в какой бы то ни было измене моего народа и Мира!
Это заявление вызвало заметное оживление в рядах присяжных, поскольку было ясно, что Лорд Пирр, говорил именно как кюр.
— Если я и виновен в измене, — продолжил Пирр, — то это не измена моему народу и Миру, но тому, кто предал честь народа и Мира, обманщику и лгуну, авантюристу и вору, ищущему власти, предавшему ценности, благородства и доблести.
— Как же имя этого врага? — поинтересовался судья.
— Он не может ответить, — прокомментировал Пейсистрат Кэботу, — это запрещено, кощунственно, богохульно, говорить плохо о Неназванном, как и о любой маске, через которую он говорит.
— Пусть присяжные обнажат свои кинжалы, — бросил вызов Пирр.
— У Агамемнона может и не быть большинства, — заметил Пейсистрат, окидывая взглядом ряды кюров.
— Он признался в том, что искал моей смерти, — напомнил Кэбот.
— Для них Ты — животное, — усмехнулся Пейсистрат. — Они могут убить тебя или меня прямо здесь, причем совершенно безнаказанно, точно так же, как можно было бы убить дикого слина в гореанском лесу. Мы даже не домашние животные. Мы не являемся чьей-либо собственностью. За наше убийство никто даже не потребует заплатить компенсацию.
— Значит, это все не имело особого значения? — удивился Тэрл.
— Ничто не имеет значения, за исключением интереса Агамемнона, — пожал плечами Пейсистрат. — Твое свидетельство немного омрачило планы Агамемнона. Он ожидал судить на его основе. Фактически, Ты предал его. Присяжные смущены.
— Именно это я и намеревался сделать, — признался Кэбот.
— Ты заинтересован в революции и разброде в Стальном Мире?
— Я полагаю, то моя жизнь будет недорого стоить, — усмехнулся Кэбот, — если Лорд Пирр выйдет на свободу.
— Он не выйдет на свободу, — отмахнулся Пейсистрат. — Но его сторонники, несомненно, запомнят твое свидетельство.
— Разве Пирр теперь не должен быть оправдан? — удивился Кэбот.
— Оправдан — возможно, но не оставлен в живых, — сказал Пейсистрат.
— Смотри на ножи, — указал Кэбот.
Множество клинков покинуло ножны, но, безусловно, не подавляющее большинство, и каждый из них угрожающе указывал вниз, в яме, в которой Лорд Пирр ждал своего приговора.
— Не думаю, — заметил Пейсистрат, обводя взглядом ряды кюров, — что и Лорда Агамемнона наберутся необходимые голоса.
— Внимание! — пролетел по залу голос судьи.
— Нет, — шепнул Пейсистрат, — у него точно не набралось требуемого числа голосов.
— Голосование закончено! — донеслось их динамиков зала суда. — Этот вопрос будет решен иначе.
— Это будет арена, — шепотом сообщил Пейсистрат.
Кюры вложили свои кинжалы в ножны и, беспокойно и нетерпеливо, зашевелились в рядах.
— Кюр против кюра! — выкрикнул Лорд Пирр, закованный, но могучий, глядя вверх и скаля клыки.
— Да, — подтвердил судья, голос которого, казалось, звенел в огромном зале. — Кюр против кюра!
Собравшиеся кюры с радостным воем повскакивали со своих мест. Они были более чем удовлетворены этим результатом суда и вердиктом, объявленным судьей.
Страсть к правде и поиску правосудия в сердце кюра связана скорее с победой, а не размышлением, с триумфом, а не с голосованием, с кровью, а не с рассудком. Спирали ДНК бросили свои бесчисленные жребии, и Природа, согласно ее таинственной воле и пути, приняла и наложила на них свои бесчисленные решения, выражаемые исчезновением и процветанием, поражением и победой, смертью и жизнью. Для кюра это — высшая судебная инстанция и ее приговоры — неоспоримы.
Охранники уже теперь начали ослаблять цепи державшие Пирра и готовить его к выходу из цементной ямы, в которой он удерживался ниже присяжных, свидетелей и судьи.
— Его накормят? — полюбопытствовал Кэбот.
— Скорее всего, нет, — ответил Пейсистрат.
Присяжные дружно встали и двинулись к выходу из большого зала.
Главный обвинитель некоторое время смотрел в потолок, но свет больше не моргнул, и он покинул зал суда вслед за остальными.
Спустя очень короткое время Кэбот и Пейсистрат остались в зале одни.
— Дело сделано, не так ли? — уточнил Кэбот.
— Частично, — пожал плечами Пейсистрат.
— Мы сможем увидеть развязку этого вопроса на арене? — осведомился Кэбот.
— Скорее от нас это требуется, — усмехнулся Пейсистрат.
— А что сталось с домашним животным Арцесилы? — поинтересовался Кэбот у Пейсистрата.
— Тебя больше не интересует судьба другой? — удивился Пейсистрат.
— Белокурую женщину, домашнее животное Арцесилы, насколько я знаю, охотники, меня преследовавшие, собирались съесть, — сообщил Тэрл, — и оставили ее прикрепленной к дереву около шлюза, но живой, чтобы ее мясо осталось свежим к их возвращению. Ключ от ее наручников они повесили ей на шею.
— Ты помнишь Гренделя?
— Конечно, — кивнул Кэбот.
— Он искал ее в лесном мире и вскорости нашел. Действительно, около шлюза. Он ее освободил.
— Освободил? — удивленно переспросил Кэбот.
— Чтобы вернуть Арцесиле, конечно.
— Возможно, он пошел на серьезный риск, — заметил Кэбот. — Боюсь, что те, кто преследовал меня, воспринимали ее уже как мясо, которым они собирались отметить завершение их дела.
Среди кюров отношение к мясу такое же, как среди слинов или ларлов, то есть оно может быть оспорено, причем с яростью. Не стоит покушаться на чью-либо еду.
— Верно, — согласился Пейсистрат, — он многим рисковал. Откуда ему было знать, как скоро возвратились бы охотники, как и о том, не потребуется ли им еда.
— Интересно то, что он подверг опасности себя из-за простой человеческой женщины, фактически, поставив свою жизнь под угрозу, пойдя против обычаев кюров, — сказал Кэбот, — а ведь она для него даже не союзник, а всего лишь простое домашнее животное, причем принадлежащее другому.
— Несомненно, — улыбнулся Пейсистрат.
— Можно только размышлять о его побуждениях, — пожал плечами Кэбот.
— Но формы у этого домашнего животного уж очень хороши, не так ли? — осведомился Пейсистрат.
— Конечно, — не мог не признать Кэбот. — Но он — кюр.
— Только отчасти, — напомнил Пейсистрат.
— Я помню, — кивнул Кэбот.
— Когда он освободил ее, она попыталась убежать от него, причем в лес, но он легко настиг ее.
— Природа проследила, чтобы такие как она не могли опередить ни мужчин, ни кюров.
— Он был вынужден снова заковать ее в наручники, только запястьями вперед, на руках унести ее к шлюзу и силой доставить в Стальной Мир.
— Уверен, она понимала, что он собирается вернуть ее Арцесиле, — предположил Тэрл.
— Но она не желала быть возвращенной им, — пояснил Пейсистрат. — Кем угодно, только не им.
— Почему? — удивился Кэбот.
— Она ненавидит его, — пожал плечами Пейсистрат.
— Однако он рискнул своей жизнью ради нее, — напомнил Кэбот.
— Тем не менее, она его ненавидит, — развел руками Пейсистрат.
— А разве у Арцесилы она не была бы в опасности? — поинтересовался Кэбот. — Ведь она была использована в качестве приманки, чтобы заманить кюров в ловушку и убить их?
— У самого Арцесилы претензий к ней нет, — ответил Пейсистрат, — и все же для него теперь было бы на практично держать ее при себе. Ее использовали против кюров. Об этом нельзя забывать. Разве это не может повториться? Она — человек. Кто знает, на чьей стороне окажется ее истинная привязанность? К тому же, она теперь частично говорящая, а это в целом работает против нее. Фактически, она ведь могла сама спровоцировать свое использование против кюров. В любом случае, если не он, то его товарищи или кто-нибудь еще, может потребовать ее крови.
— Насколько я понимаю, она была превосходным домашним животным.
— Да, — кивнул Пейсистрат. — И Арцесила, несомненно, по-своему ее любил.
— Вот и мне так показалось.
— Но он может получить любую другую, — пожал плечами Пейсистрат.
— Иными словами, она должна быть либо убита, либо отправлена в скотские загоны? — уточнил Тэрл.
— Когда она оказалась перед Арцесилой, то сразу же бросилась на живот, вцепилась своими скованными руками в его ногу, и жалобно плача, принялась целовать и вылизывать его когти, но он остался непреклонным.
— Так что с ней сделают, убьют сразу или отправят в загоны?
— Подозреваю, Арцесила по-прежнему питает к ней слабость, и был рад узнать о том, что она выжила и снова оказалась в безопасности в Стальном Мире.
— Грендель ее доставил?
— Конечно.
— Но Арцесила не оставит ее у себя.
— Разумеется, нет.
— Тогда, что ее ждет в конечном итоге? — спросил Кэбот.
— Сам Грендель и предложил разумный выход из создавшегося положения, — сказал Пейсистрат.
— И в чем суть его предложения? — заинтересовался Кэбот.
— Он выкупил ее, причем она досталась ему за сущие гроши, — усмехнулся Пейсистрат. — Теперь она на его поводке.
— А как она сама к этому отнеслась? — полюбопытствовал Кэбот.
— Она чуть с уму не сошла от недоверия, ужаса, оскорбления, ярости и страдания, — ответил Пейсистрат.
— Но она по-прежнему на его поводке, не так ли?
— Разумеется.
— Замечательно, — улыбнулся Кэбот.
— Он все же не совсем кюр, — напомнил Пейсистрат. — Она его всегда ненавидела. Впрочем, точно так же ненавидело его и большинство кюров, как урода, монстра и ошибку природы. А теперь она принадлежит ему, и ошейник на ее шее — его.
— Он рисковал ради нее своей жизнью.
— А она презирает его, — развел руками Пейсистрат.
— Нисколько не сомневаюсь, что он будет держать ее под превосходной дисциплиной, — заявил Кэбот.
— Ошибаешься, — усмехнулся Пейсистрат. — Она задирает нос и совершенно его не боится.
— И это притом, что она — простое домашнее животное? — опешил Тэрл.
— Вот именно.
— Понятно, — протянул Кэбот.
— Похоже, она задалась целью унизить и подмять его под себя, — сказал Пейсистрат. — Она ведет себя надменно и мелочно, обращается с ним так, что ни один кюр такого не потерпел бы. Да она даже публично его осмеливается оскорблять и выказывать ему непочтительность. Она не служит ему, не ухаживает за ним.
— Вероятно, ее стоило бы наказать, — заметил Кэбот. — Женщины хорошо понимают такие вещи.
— У него рука на нее не поднимается, — пожал плечами Пейсистрат.
— Тогда она будет становиться все более высокомерной, надоедливой и недисциплинированной, — заключил Кэбот. — Она примет его мягкость, доброту, сдержанность или, чем это может быть еще, за его слабость.
— Несомненно, — согласился Пейсистрат, — но, в любом случае, она все еще на его поводке.
— Я понимаю, — кивнул Кэбот.
— А как ее успехи в гореанском? — полюбопытствовал Кэбот.
— Она требует, чтобы ее обучение продолжалось, — усмехнулся Пейсистрат.
— Полагаю, что это пойдет ей на пользу, — заметил Кэбот.
— Она маленькая, мелочная и неблагодарная, — вздохнул Пейсистрат.
— Мне даже жаль, что я услышал это, — признался Кэбот.
— Тем не менее, она все еще на его поводке, — напомнил Пейсистрат.
— Интересно, понимает ли она то, что это означает, — усмехнулся Кэбот.
— Вероятно, нет, — ответил Пейсистрат. — Ты хочешь ее?
— Нет, — поморщился Кэбот.
— Тебе стоило только слово сказать, и Агамемнон отдал бы ее тебе или любому другому, по твоему выбору.
— Лорд Агамемнон щедр, — сказал Кэбот.
— Ты обдумал предложение Агамемнона, сделанное тебе во дворце? — спросил Пейсистрат. — Он проявляет нетерпение.
— Я собираюсь дать ему свой ответ в ближайшее время, — пообещал Кэбот.
— Полагаю, что это будет правильный ответ, — намекнул Пейсистрат.
— Так и будет, — пообещал ему Кэбот.
— Это хорошо, — кивнул Пейсистрат.
Кэбот улыбнулся.
— На твоем месте я не тянул бы с этим слишком долго, — предупредил Пейсистрат.
— Не буду, — заверил его Кэбот.
— Я провожу тебя до твоего дома, — предложил Пейсистрат.
— Возможно, это будет разумно, учитывая мои свидетельские показания, — усмехнулся Кэбот, и они тогда покинули зал суда.
— Мне интересно, — сказал Пейсистрат, — что Ты не проявил интереса к судьбе другой.
— Какой другой? — уточнил Кэбот.
— Я о брюнетке, с которой Ты делил стойло, — пояснил Пейсистрат.
— Помню такую, — кивнул Кэбот. — Она еще была домашним животным Лорда Пирра, если память не изменяет. Но, насколько я понимаю, он был лишен его ранга, состояния, движимого имущества и прочих благ, еще до начала слушаний по его делу.
— Результат слушания не вызывал сомнений, — развел Пейсистрат, — вплоть до неожиданной нерешительности и капризов одного свидетеля.
— Но суд ведь окончен, разве нет?
— Суд — возможно, но не правосудие, — сказал Пейсистрат. — У правосудия свой путь, какой бы дорогой оно не пошло.
— Понимаю, — кивнул Кэбот.
— Для кюров правосудие — ничто, — добавил Пейсистрат, — если оно не является эффективным и быстрым.
— Так что произошло с имуществом Лорда Пирра? — как бы невзначай полюбопытствовал Кэбот.
— Ага, вижу, что тебе интересно! — расплылся в улыбке косианец.
— Ну разумеется, — улыбнулся Кэбот в ответ.
— Движимое и недвижимое имущество было конфисковано, таким образом, став собственностью государства.
— Лорда Агамемнона? — уточнил Тэрл.
— Само собой. Но кое-что из движимого имущества Лорд Пирр успел передать незадолго до своего падения.
— Передать? — переспросил Кэбот
— Да.
— И-и? — вопросительно протянул Тэрл.
— Брюнетку, — сказал Пейсистрат. — Когда Пирр решил, что Ты умрешь или будешь убит в лесном цилиндре, то эта простая человеческая женщина, простая шлюха перестала его интересовать. В конце концов, он приобрел ее, прежде всего, для того, чтобы спровоцировать тебя.
— И кому же он ее отдал? — поинтересовался Кэбот.
— Мне, — ответил Пейсистрат.
— И Ты принял ее?
— Разумеется, — кивнул Пейсистрат. — Тебе не кажется, что отказаться от подарка было бы грубостью? А кроме того, какой мужчина не был бы рад принять в дар столь прекрасное домашнее животное?
— То есть тебе ее отдали как домашнее животное, а не как рабыню?
— Да, — кивнул Пейсистрат.
— Но она — рабыня.
— Каждым дюймом ее тела, каждым волосом на ее голове, кажой клеточкой организма, каждой ее частью, — подтвердил Пейсистрат.
— То есть на нее еще никто не предъявил прав, как на рабыню, — заключил Кэбот.
— Нет, — подтвердил Пейсистрат.
— Интересно, — протянул Кэбот.
— Вот и я подумал, что тебе будет интересно, — улыбнулся Пейсистрат.
— И как Ты с ней поступил?
— Отправил в Цилиндр Удовольствий, — пожал плечами работорговец.
— Значит, она будет в безопасности от кюров.
— За исключением тех, которые присматривают за порядком в цилиндре, — поправил Пейсистрат.
— Полагаю, что она хорошо работает, — предположил Кэбот.
— Превосходно, — заверил его Пейсистрат, — и она все лучше постигает то, что она — рабыня.
Кэбот был доволен сведениями, имевшими отношение к прежней мисс Пим. Чем скорее она окончательно поймет, что она — рабыня, только это и ничего больше, тем лучше для нее самой. Он предположил, что многие из тех молодых людей, что знали ее на Земле, не будут рассержены таким поворотом в ее судьбе.
— Немногие в цилиндре говорят по-английски, — заметил Кэбот.
— Девки обучают ее гореанскому, — сказал Пейсистрат. — Она быстро схватывает.
— Это хорошо, — кивнул Кэбот.
Для рабыни важно как можно быстрее начать говорить на языке своих владельцев.
— Она очень умна, — похвалил Пейсистрат.
— Хорошо, — сказал Кэбот.
Гореане не любят, когда к их ногам прижимаются губы глупой женщины.
— Разумеется, помимо этого, — продолжил Пейсистрат, — раз уж она — рабыня, ей преподают умения того, как надо ублажать мужчин. Стрекало тут очень помогает.
— Конечно, — усмехнулся Кэбот.
Безусловно, стрекало — очень мощный стимул к усердию и корректировке ошибок или неуклюжести. Его полезность можно также отметить при исправлении ошибок в гореанской грамматике, построениях фраз или так далее, если таковые имели место.
— Единственное, что меня удивляет, — признался Кэбот, — так это то, что на нее до сих пор никто не заявил своих прав.
— И ни один не заявит, — заверил его Пейсистрат.
— Это странно, ведь она весьма миловидна и хорошо выглядела бы в веревках, или согнувшись у чьих-нибудь ног, и наверняка ушла бы со сцены торгов по хорошей цене.
— И тем не менее, — сказал Пейсистрат, — никто не потребует ее себе.
— Конечно, это могло бы быть сделано от имени цилиндра, — предположил Кэбот.
— И даже это не было и не будет сделано, — сообщил Пейсистрат.
— Но на Горе есть множество рабынь, принадлежащих государству, учреждениям, компаниям и так далее.
— Да, только мы не Горе, — напомнил Пейсистрат.
— Есть трудности?
— Некоторые, — подтвердил Пейсистрат. — Еда, кислород, пространство, квоты, отчисления, требования кюров и прочие нюансы.
— Интересно, — хмыкнул Кэбот.
— Она должна быть либо востребована в ближайшее время, либо уничтожена, — предупредил Пейсистрат.
— Почему? — удивился Кэбот.
— Здесь нет лишнего места для ничейных рабынь, — объяснил Пейсистрат.
— Я знаю мир, — усмехнулся Кэбот, — где живут бессчетные тысячи ничейных рабынь.
— Я тоже знаю тот мир, — кивнул Пейсистрат, — но я предпочел бы говорить о бесчисленных сотнях тысяч, и даже о миллионах ничейных и невостребованных рабынь.
Кэбот предпочел промолчать.
— Но стоит только нам доставить их на Гор, — продолжил Пейсистрат, — и они быстро оказываются и востребованными, и принадлежащими, и однозначно собственностью рабовладельцев.
— Верно, — не мог не согласиться Кэбот.
Для рабыни это — радость, наконец, найти своего господина, впрочем, так же, как и для владельца наконец увидеть у своих ног его рабыню.
— Выходит, что кому-то придется заявить на нее свои права, — заключил Кэбот.
— Во сне, когда она спит, прикованная цепью, в напряжении и рыданиях, крутясь и перекатываясь, она выкрикивает твое имя, — сообщил Пейсистрат.
— Интересно, — протянул Кэбот.
— А разве Царствующие Жрецы не ее подсадили к тебе в контейнер на Тюремной Луне? — осведомился Пейсистрат.
— Ее, конечно, — согласился Кэбот.
— Нисколько не сомневаюсь, что ее изначально подбирали такой, чтобы она была не то, что привлекательной, а непреодолимо привлекательной для тебя, такой, чтобы она стала прекрасной рабыней именно для тебя, настоящей рабыней из твоих фантазий, созданной именно для твоего ошейника, возможно, даже выведенной для твоего ошейника.
— Возможно, — осторожно сказал Кэбот.
— Только, кажется, Царствующие Жрецы просчитались, — заметил Пейсистрат.
— Похоже, что так, — кивнул Кэбот.
Конечно, он не мог разглядеть иного намерения в том, что она оказалась в одном контейнере с ним, кроме как помучить его, заставить разрываться между честью и желанием. Но затем он спросил себя, как можно было желать такую женщину, настолько надменную и высокомерную, настолько одержимую ее собственным напускным, эксцентричным самовыражением, так наивно, вычурно и некритически переполненную тщеславием и препонами неестественной, претенциозной, несчастной цивилизации? Но, конечно, она была удачно выточена на токарном станке природы, чтобы дразнить и мучить мужчин, по крайней мере, пока она не стала их уязвимой, беспомощной собственностью.
— Но она, несомненно, рабыня, — заметил Пейсистрат.
— В этом не может быть никаких сомнений, — поддержал его Кэбот.
— А как Ты думаешь, знает ли она сама о том, что она — рабыня?
— В некотором смысле, — пожал плечами Кэбот. — Цепь на ее шее, не оставляет ей простора для сомнений относительно этого.
— Но считаешь ли Ты, что она понимает, что эта цепь оказалась на ней законно и правильно, что она ей принадлежит?
— Скорее всего, нет, — ответил Кэбот.
— И Ты думаешь, что она будет бороться с пониманием себя как законной рабыни? — спросил Пейсистрат.
— Вероятно, — пожал плечами Кэбот.
— Ты не интересуешься тем, чтобы заявить права на нее?
— Нет, — покачал головой Кэбот.
— Ну вот и твой дом, — сказал Пейсистрат, останавливаясь у лестницы, ведущей к небольшой вилле, прилепившейся к склону холма, выделенной Кэботу для проживания.
— Да, — кивнул Кэбот.
— Агамемнон ждет твоего ответа, — напомнил Пейсистрат, глядя вверх на сделавшего несколько шагов по ступеням Кэбота.
— Скоро он его получит, — пообещал Кэбот, поднимаясь по лестнице.
— Кэбот! — позвал Пейсистрат.
Кэбот обернулся и, посмотрев вниз, спросил:
— Что?
— Я приду за тобой в пятом ане, — сообщил косианец.
— Арена? — уточнил Кэбот.
— Наше присутствие обязательно, — развел руками Пейсистрат.
— Понимаю, — кивнул Кэбот.
— Это зрелище будет не слишком привлекательным, — предупредил Пейсистрат.
— Могу себе представить, — хмыкнул Кэбот.