В Итирсисе: 26 августа, суббота
— Вы знали, что она заявится? — спросила гостья в синем, укрывая движения губ страусиным веером.
Хозяйка приема, супруга советника Верде, тоже взирала на распахнутые двери гостиной в легкой оторопи, смешанной и с любопытством — вошедшую пару означили как ее высочество Арис Терини в сопровождении кузена, Алессана Алвини.
Диего днем предупредил запискою: вынужден вместо себя отправить сына и надеется, что хозяева найдут общение с юношей более занятным, чем жалобы и скрипы мрачного служаки. Однако, о присутствии ее высочества коварный комбинатор не обмолвился и словом.
— Государь оказал почтение принцу и без официальности отправил представителя, — предположила хозяйка, осматривая маленькую леди. — Недурна, но этот выбор странен. По слухам, совершенная дикарка.
— Ко всему — дочь несчастного Флавия! — нервически ускорила свой веер гостья в синем. — Могу представить, какой взаимной ненавистью они отяготят ваш вечер. Принц остер на язык даже на ладийском, а женщин он и вовсе не считает за людей.
— Только бы не опозорила и нас, и весь монарший род своим испугом, — вздохнула растревоженно хозяйка.
Принц на другой стороне гостиной уже был окружен только мужчинами — дамы быстро обнаружили, что он утончен лишь когда того хочет, а льстить ладийкам, очевидно, интересным не нашел. Им скоро надоело поощрять его презрение, и леди сбились в маленькие стайки поодаль. Три десятка гостей так уплотнились, что «белая зала» усадьбы с ее золоченой лепниной казалась величавой и пустой.
Селим сегодня развлекался безо всякого стыда: от иноземца ждали эксцентричности, и он перчил ей щедро и с размахом. Принц досказал что-то хозяину — по виду последнего, вежливо-колкое — и обернулся к растворенной двери. Доселе прибывавшие удостаивались от него заметок вроде «Очарующая вышивка! Словно пол в кабинете владыки!»
Теперь советник Верде несколько вспотел, ожидая атаки на новую гостью — как бы не случилось в его вотчине международного скандала!
Реакции тассирца не сумели угадать ни сплетницы, ни мнящие себя прозорливцами государственные мужи. Селим восхищенно вдохнул, будто на его глазах совершилось чудо, и устремился навстречу, взметая края своих красных одежд. Он замер перед внучкой императора, муслиновые драпировки с медленной покорностью осели, зато узором повилось приветствие и упоение «великой честью».
Леди Арис улыбнулась и протянула руку принцу в полуформальной легкости, допустимой только между равными. Под изумлением гостей принц не вздернул черных бровей, а охотно склонился к изящной кисти, внезапно выказав познание всех тонкостей ладийских политесов. Ни одна из дам на вечере не смела вести себя с принцем подобным образом — страшно и думать, что бы южанин на это сказал.
— Однако, царская кровь — не водица, — отмерла хозяйка. — Ее высочество не так проста. Не от зависти ли на нее клевещут?
Алессан, ведший Арис под локоть, тоже посмотрел на нее по-новому. Он еще опасался за ее манеры в трудном обществе! Да большей выдержки перед послом не проявила бы и Лея.
Взгляд Селима проскользил по спутнику любимой жертвы — его наличие, притом не жениха, а очевидно из высоких, принца неприятно осадило: «царевне» следует считать их всех заносчивыми снобами, а не доверчиво висеть на согнутом локте!
Принц был бы удивлен узнать, что Арис полагает Лиса весьма «заносчивым», и даже порядочным «снобом», но это не мешает ей «доверчиво висеть».
— Кузен Алвини убедил меня, что был уже представлен в день речной прогулки, — улыбнулась она, желая познакомить принца с братом.
— О леди Арис! Вы прекрасная сегодня.
Селим предпочитал налаживать мосты, а не припоминать блондина. Он проскользнул по вроде бы знакомому лицу без интереса, взял на заметку родство хлыща с главою Земского приказа, и уже готовил Арис новый комплимент, когда вдруг утвердил свой взгляд на вороте ее кузена. Сдержанный черный камзол украшался рубиновой брошью.
Кудесник-ювелир придал ей вид изящного тюльпана, а камни заставил пылать изнутри. Красные блики ложились на россыпь алмазов по краю, изумруды зеленым листом прилегали с одной стороны и устремлялись выше самого цветка. Селим не оценил бы брошь — его ли удивить! — если бы не ведал в точности, из чьей шкатулки она вынута десятки лет назад.
Это «соргуч» — украшение на головной убор тассирской знати. Каждому из сыновей, достигших возраста ношения тюрбана, султан крепил такой фамильный знак — и форма тюльпана была привилегией рода владыки. Этот, без перьев, зато с длинным стрельчатым листом, еще сияет на давнем портрете самого старшего из братьев принца.
Наследник империи с гордостью носил подаренный соргуч почти везде, не исключая и полей сражений. В шестнадцать, в битвах против Ладии, султанский сын уже командовал полком. Дела Тассира шли уверенно, и накануне при Парье был схвачен Флавий. Ладийцы озверели от обиды — в попытке выкрасть пленника решились на ночную вылазку одной магической пятеркой. Маневр поначалу удался, в шатер проникли и облазили, но ни южного принца, ни ладийского царевича в лагере тогда уже нельзя было найти — ценную добычу отправили к владыке самым скорым ходом, с легкою охраной без вещей и под контролем лично триумфатора. Лазутчики были разочарованы и злы, кроме небольшого саботажа не успели ничего и предпринять до появления тассирских магов. Однако, и само хозяйничанье нечистых рук в шатре наследника стыдом покрыло армию Тассира. До сей поры от унижения сводило зубы: реликвии султанского двора утекли к пятерым желторотым ладийцам.
Среди тех пятерых был Диего Алвини.
Кузена он вернуть не смог, казнился без толку, готов был лично рвать позорный мирный договор, но к дипломатии юнца не подпустили. Как и вся армия, он вернулся домой с незримым и жгучим клеймом проигравшего, однако, трофеи той ночи остались при нем — о них и в списке репараций предпочли не поминать.
На совершеннолетие своего сына Диего иронично передал тому соргуч.
Алессан, конечно, не отказал себе в цинизме блеснуть семейной брошью перед принцем. Щелчок удался даже лучше задуманного — по случаю «культурного обмена» Селим соизволил накрутить себе тюрбан, и в центре его, на скрещении полотен, сияла огненно-рубиновая брошь весьма похожей формы.
Принц едва не обронил свою маску, в последнем усилии держа любезную улыбку. О, как запела о мести горячая кровь! Но дух, закаленный при южном дворе, угомонил ее до времени. Пока здесь Арис, заглотившая крючок, он будет самым нежным ее другом среди змеиного клубка ладийской знати.
— Господин Алвини — поклонник искусства Тассира? — проворковал Селим, когда внимание к соргучу стало невозможно скрыть.
Алессан поклонился со всей учтивостью:
— Мы охотно берем у соседей лучшее.
Советник Верде позади поморщился как от прокисшего вина, но втайне оказался мстительно доволен — ему, хозяину, нельзя парировать сарказм Селима, а дерзкому Алвини спустят многое за юные лета.
— Мы — тоже, — загадочно улыбнулся принц, и в самом деле будто не обиженный намеком.
Блондин поймет его ответ потом, когда царевна будет на пути к Тассиру, а сегодня бодаться с хлыщом — лишь понапрасну распылять атаку. Не мешало бы только его отодвинуть на время, но и здесь волноваться не стоит: Арис будет искать разговора, а значит, кузена сама отошлет.
До той поры Селим преобразился, став гладким точно шелковый ковер. Рассказы о Тассире, прежде провокационно-жестокие, сменились наивными сказками — он совсем не желал пугать ту, кого звал неизменно «царевной». Дамы осторожно приближались, и принц на удивление их начал замечать без яда. Свидетели гадали, чем ее высочество так приструнила этот южный пламень, тем паче, что амурный интерес едва ли можно было уличить — Селим держался почтительно, не искал ни переглядок, ни касаний, и без видимой печали выносил, когда царевна отходила для сведения знакомств. Да что там! Даже подозрения абсурдны: добиваться женщины — сюжет не из мира султанского сына.
Арис то и дело замечала за собою и сжатые плечи, и слишком тонкий голос, и легкую мигрень от напряжения — однако, откровенного презрения гостей к своей персоне в этот раз не наблюдала.
«Сегодня дважды повезло», — выводила она.
Во-первых, говорливый принц едва давал кому-то вставить слово, не то что засмущать ее излишними вопросами. Он ястребом смотрел вокруг, и мелкие зверьки предпочитали обсудить ее непостижимое высочество позднее.
Во-вторых, незримо помогал кузен. Убедившись, что Арис не потонет без него, он позволял себе на несколько шагов смещаться, заводить и освежать полезные связи, слегка паясничать и — как пообещал Виоле! — торжественно вручать подставки с подогревом. Однако, и само присутствие Лиса немного охлаждало тех, кто находил за Арис этикетные неточности: отметишь их — такой шутник не постесняется припомнить и твои.
Видя влияние равной на принца, хозяин живо поменял рассадку ужина: внучка императора с кавалером заняли место напротив султанского сына, и все внимание сосредоточилось на двух высочествах. Патриотические южные рассказы полились еще обильнее, а юная царевна с интересом допросилась до легенд.
— Да вы не собрались ли туда ехать, кузина? — шепотом спросил ее Алессан между супом и куропаткой.
Дрогнула салфетка в маленькой руке. Лгать вязунья не умела, однако, истина сейчас же перекроет ей дорогу.
— Нас уже звали туда с Себастьяном, вы помните, — осторожно сказала она. — Отказ был категорическим.
«Он более не "Себастьян Базилевич"? — совсем не то услышал Алессан. — Великий шаг.»
— Что ж! Вы славно управляете беседой, — одобрил вслух. — Если так пойдет и дальше, меня вовсе перестанут замечать!
Ее высочество не умела поднимать одну бровь так эффектно, как Лис, но уточнила уже с деловитой иронией:
— Здесь мне следует извиниться?
— Напротив! Никогда не думал, что скажу это, но — продолжайте в этой же манере! Мне пора на время раствориться.
Когда позвали в музыкальную гостиную, кузен поднялся среди первых и действительно исчез.
Не столь пронырливые гости оказались в малом голубом салоне, где полагалось услаждать свой тонкий слух. Советник Верде похвалился новым ореховым клавесином, клянясь, что тот имеет голос чище девичьей слезы. Касаясь между прочим и девичьих слез — хозяйская дочь, для коей был выписан сей инструмент из Гиарии, по причине отроческих лет на вечер не была допущена. Восполняя утрату, советник пригласил для пения сначала супругу, а после — всякого из гостей, имеющего музыкальные наклонности.
Арис поместили в кресло близ певцов, и оттуда она с искренним участием внимала ариям и фугам. Ей удалось даже узнать одну мелодию, и на выжидательное молчание гостьи в синем от клавиш она осторожно заметила, что сонатина Барха прозвучала безупречно.
— Играете на клавесине? — оживилась хозяйка с ближайшего кресла.
— Что вы! — смутилась Арис и торопливо пояснила: — Матушка нередко исполняет ее на скрипке.
— Его высочество Флавий тоже проявлял большую музыкальность в юности, — припомнила хозяйка. — Столь одаренная семья! На чем же вы играете таким наследием?
Арис вмиг нашла, что вся ее уверенность куда-то скрылась. Попробуй говорить свободно, когда за хрупкими плечами не маячит Лис, а принц внимает этому концерту поодаль, из обрамленья бархатных портьер!
— Я не владею инструментами, — улыбнулась она не без трудности.
— Поете? — уточнила гостья в синем.
Они так безупречно любезны! Желают отметить черту между ними — или это мнительность необразованной дикарки?
— Не посмею назвать это пением.
Ничья ухоженная бровь не дернулась в безмолвном приговоре, но Арис почему-то вновь нашла глазами принца и удостоверилась, что почтения не убыло хотя бы в нем.
Селим чернел спокойными очами, и бывшая вязунья удержала долгий вздох.
Давно пора ей с ним поговорить.
Черный камзол был, разумеется, не только фоном для тассирской броши, но и удачной маскировкой самого ловца. Проскальзывая коридорами, Лис не тратил даже сил на морок или купол — его и так почти не видно в полутьме, а в случае ненужных столкновений легко принять за одного из слуг.
Он обошел всю усадьбу снаружи кругом (собак по случаю гостей убрали), скользнул мимо подвальных вентиляций — но и в этих недрах чары не нащупали поддельных лун. Прогулялся вдоль крыла прислуги — советник, очевидно, за мукой ходил не сам. За приоткрытым окном услышал зачарованные счеты, по ним определил каморку экономки, однако, подозрительного серебра не различил и там. Флигель в саду был тоже Лисом трижды обойден — все без толку.
Вернувшись, он продолжил экспедицию хозяйской части дома. Арис не подавала пуговицей знаков, что его хватились — пожалуй, четверть часа еще можно было пропадать. Самой любопытной точкою маршрута стал бы кабинет советника, но туда стелились только два пути: взлом или приглашение. Оба были одинаково крайними, поэтому Лис принялся за поиск вероятных смежных помещений — словом, он желал попасть в библиотеку. По слухам, которыми ловец разжился накануне, в книжном собрании Верде имелись ценные тома — интересом к ним он сможет объясниться при провале.
Алессан сбавил ход у деревянных темных створ с резными сценами: тут многомудрый элланец чертит на песке треугольники, там бредут в сени дерев ученики ликея, везде кучерявость бород перекликается с тугой спиралью свитков. Один высоколобый философ смотрит на входящих, и Алессан ему кивнул: благодарю, теперь сомнений точно не осталось — за столь красноречивой дверью можно прятать только царство книг.
Богатство это было тоже заперто.
Высокие позы резных мудрецов передались и Лису — он обвел рукой невидимую бороду и замер как перед сложением трактата.
Какие у него стратегии для штурма этой крепости?
Ладонь ушла от подбородка, скользнула вдоль сияющего медного замка — область, разумеется, чарована для распознания хозяйских рук. Искушение сломить защиту было велико, но Алессан одернул пальцы обратно к лицу: риск не оправдан, вторжение будет укрыть куда сложнее — тем более, что эти залы слишком хорошо освещены.
Юноша задумчиво глядел на деревянные глаза философа.
«Смогу ли убедить советника похвастаться послу библиотекой?»
— Опять скучаете, Алессан Диегович?
Собственное лицо Лиса тоже одеревенело на секунду. Очень медленно он повернулся к тонкому голосу слева, на ходу одеваясь в улыбку без номера.
— Леди Рита! — вспомнил он советникову дочь.
Отроковица, не допущенная к вечеру, стояла в нескольких шагах в домашнем бледно-бирюзовом платье и наблюдала за его неслышимой дискуссией с философом.
— Батюшкин вечер вас не развлек? — продолжила сочувствовать она.
Улыбка понемногу укреплялась, обретая черты «номера один», самого учтивого.
— Вы с первой встречи знаете мою страсть к литературе, — (как удачно тогда на балконе Элены он болтался именно с поэмою!).
— Да, о ваших многочисленных страстях вы мне уже обмолвились.
Эти современные девицы просто невозможно злопамятны!
«Что я там наплел ей под дождем? Пора дополнить?»
Лис начал преобразовывать улыбку в «номер три», самый проникновенный, когда перед его внутренним взором стали сразу три девичьих образа: призрак Арис поглядел на него с укором, практичная Виола была откровенно сердита, а Лея… даже мысленная Лея отвернулась очень холодно. Лис помолчал, ведя незримый бой, и после значимой победы впал в тоску.
— Я надеялся попасть в библиотеку, — без лицедейских масок он стал скучен сам себе.
Леди Рита наклонила голову к плечу, оценивая честные глаза пришельца. Алессан удержался от вздоха — можно же сейчас развить идею с давним поклонением…
— Гиарские научные труды о чарах могли бы очень мне помочь в работе, — обозначил он, последней силою держась сухого тона. — Конечно, я не возьму их без ведома господина советника.
Отроковица все еще смотрела, поджав губки в большой серьезности. По ее разумению, тайн в библиотеке не было, и батюшка всегда охотно щеголял обширной картотекой книг. Запирали ее больше от ночных авантюристок — четырех любимых кошек матушки, неравнодушных к мебельному гарнитуру. Если она откроет гостю дверь, беды не станет? Едва ли он подвержен той же слабости.
Заметив правильную склонность барышни, Лис деликатно отодвинулся с ее пути. Леди Рита коснулась медной ручки — сокровищница тотчас распахнулась, магические лампы заискрили, набирая свет.
Стеллажи по стенам длинной залы летели вверх и упирались в потолок. Все они были темными, с резьбою по торцам и лакированными статуями тех же кучерявых мудрецов меж полок. Атмосфера дышала древностью и могла бы казаться загадочной, когда по центру не стояли бы зеленая софа и два таких же кресла — края их спинок украшались рваной бахромой, подаренной кошачьими когтями.
На неудержимые брови Лиса девица оскорбленно бросила:
— Не думайте, пожалуйста, будто мы не имеем средств его перетянуть! Но батюшке сия обивка дорога как память.
Лис понимающе кивнул (пока его не выгнали) и сделал вывод, что леди Рита ему послана с небес — едва ли хозяин согласился бы вести сюда Селима.
— Ищите, — она присела на софу, невзначай загородив особенно лохматый уголок.
О, Лис уже искал вовсю!
Дверь правее него могла быть только входом в кабинет, и он трепетал с каждым шагом, покуда шел вдоль стеллажей, изображая интерес к обложкам. Собрание оправдывало славу — здесь в самом деле можно много почерпнуть, но но нынче весь азарт ловца сосредоточился на стенах.
Юный маг чаровал и аккуратно слушал — где откликнется намек на серебро, испорченное медью? Панели за любой из полок могли скрывать тайник, а уж близ входа в кабинет Лис и вовсе забылся на десять минут, листая что-то на гиарском. Щель под тяжелой дверью позволяла его магии проникнуть внутрь, вслепую ощупать потоком стол и шкафы…
Ничего. Много серебра (чернильница? декор?), золото (хранилище монет в чарованном шкафу?), повсюду медь в обеих комнатах, но — той пропорции, которую он распознал бы как фальшивую луну, нигде не попадалось.
— Полезно? — спросила леди Рита в нетерпении, когда он позабыл даже листать прихваченную книгу. — Вы не могли бы поспешить? Меня ожидает стакан молока перед сном.
Язвительный тон барышни на сей раз Лис не принял на свой счет — девица, очевидно, разобижена, что для приема с чужеземным принцем родители сочли ее недостаточно взрослой.
Алессан закрыл трактат о магии, в котором не прочел даже полслова, и перестал в десятый раз искать улики чутким слухом. Та леина поддельная луна свежей чеканки дала ему надежду, что преступник не так уж осторожен — удастся запросто найти следы! Возможно, советник взялся за ум и перепрятал все до единой монетки в далекие подвалы… но скорее — в изготовлении фальшивок семья Верде не была замешана.
— Благодарю за ваше снисхождение, — мрачно отозвался он. — За дозволением взять книгу я обращусь к вашему батюшке.
И ведь придется обратиться! Девица, уж конечно, растрещит отцу об этой встрече с рьяным книголюбом.
— Надеюсь, на этом вы завершите ваше странное преследование моей семьи? — строго спросила она, поднимаясь и подчеркнуто взрослым жестом подавая кисть.
Теперь ему вменили и навязчивость! Провал дополнился позором личного характера. Лис исполнил этикетный ритуал со всем покорным прилежанием и только выходя позволил выказать тончайший штрих испытанной трагедии:
— Ликуйте! Принимаю ваш укол без боя.
Шанс остаться рядом с принцем выпал Арис из-за новой неприятности — за клавесином заиграли танцы. Похоже, хозяева решили нынче все смешать и показать Селиму лучшие традиции ладийской знати.
Не то, чтобы движение втянуло всех гостей, но кресла отодвинули по стенам, давая пространство для нескольких пар. Это позволило иным опять рассредоточится в свободных островках, а на столики меж ними стали разносить горячий модный кофе.
Разумеется, когда случились танцы, ее высочество сказалась утомленной, и два ретивых кавалера по очереди отошли ни с чем. Пусть она уже освоила фигуры полонеза, но дебютировать сегодня было слишком героически! Южный посол, конечно, тоже не проникся этой стороной приема и выбрал с интересом созерцать ладийское веселье от высокого окна.
Прилипчивый кружок вельмож вокруг него еще не подоспел восстановиться — принц одиноко сел и подхватил изысканную чашку со стола. Он ждал не более минуты — рядом зашумело платье, и на край сафьянового кресла опустилась осторожная царевна. Она держалась даже грациозно, но речи с языка не шли — девица тоже заняла свои ладони чашкой и, все еще оттягивая слово, погрузилась в горьковатый аромат.
Кофе в качестве десерта вышел не самой удачной задумкой хозяйки. Селим его лишь пригубил, тактично отставил обратно на стол и более к нему не возвращался. Однако, хозяйку в мыслях поблагодарил — он получил прекрасный повод подтолкнуть царевну.
— Вам нравится? — прерывал посол тягучее, обоим ясное молчание.
Впервые за вечер его прищур сделался слегка лукав и многозначен. Повеяло цветным очарованием ковровой лавки и ароматом кофе, что им там подносили — по-видимому, то был «настоящий» экземпляр, а нынешний Селим нашел негодным. Вязунья не поймала разницы, но не могла не улыбнутся тоже.
— Я начинаю привыкать.
Клавесин с голосом «чище девичьей слезы» (слезы дев оказались весьма пронзительны для слуха), любезно заглушал их вкрадчивые реплики — беседа обещала быть не для ушей ладийской знати.
— Я тоже привыкаю здесь, — Селим делился доверительно и мягко. — Ладия так широко гостеприимет скромного посла! Сегодня господин советник поднес мне мех черной лисицы.
— Ладийцы многих удивляют чрезвычайной щедростью, — согласилась Арис.
— О, верно! Я готовлю владыке Тассира повозку даров, которые уже скопились в доме. — Селим как будто вспомнил что-то, и пыл его отмеренно пригас: — Слова людей бывают острые, но внутри каждый желает, чтобы наши земли остались как добрые сестры.
— Ваша миссия очень трудна. Надеюсь, вы успешно в ней продвинулись.
Арис не посмела даже спрашивать, лишь обозначила возможность развернуть затронутую тему. Селима, конечно, пытать не пришлось.
— Вы так радеете о мире! — посмотрел он с восхищением, которым свет не баловал царевну. — Если бы каждая умела этому, мы бы давно согласили вопрос.
— Разве мир не укреплен по вине какой-нибудь из леди?
— Я не смею осуждать вашу кузину, что она желает другой путь, — потупился принц.
Меж лопаток Арис пробежал мороз.
— Неужели государь уже выбрал кого-то?
— Его величество говорил с одной дочерью своей дочери. Она очень юная и легче переменит дом, но сейчас больше желает ехать в Шарлию, — Селим приправил их беседу новой горькой паузой. — О, как мой дух сожалеет о вашем владыке: выбирать, кого вырвать из сердца и отпустить в далекий край!
Холод пуще пробирал вязунью по спине, хотя в зале становилось все душнее от кружения господ. Играли бойкую мазурку, пары веселели, «девичьи слезы» клавесина продолжали дребезжать. Летал атлас, блистали пряжки — а к ее высочеству у дальнего окна подобралась такая страшная минута, что невозможно стало и глотать.
Арис не единожды пыталась говорить с отцом о Тассире, но принуждена была так осторожно плутать, что выясняла лишь губительные для себя детали. Да, царевна Феодора счастливо живет в том процветающем краю. Действительно, южане охотнее идут на компромисс, имея заложников. Вероятно, что переговоры нынче упираются в тупик.
Флавий рассуждал все больше на догадках — посольские дела судили без него — но для запутавшейся в обязательствах вязуньи каждое слово отца звучало подтверждением того, что мягко рисовал посол. Ей нынче вспомнилось к несчастью, что одну из кузин собираются выдать за младшего шарльского принца — брак только обсуждается, но эти связи Ладии не менее важны, чем выгодный мир с необъятным Тассиром. К тому же, говорят, жених кузине в самом деле нравится.
Арис невидяще смотрела на быстрые ноги мелькающих пар.
— А если бы одна из внучек императора вызвалась отправиться сама? — очень ровно спросила она.
«Великолепно!» — посла объяли сладкие мурашки близкой победы. Бабочка вот-вот пристанет к паутине намертво, и надлежало только кратко закрепить успех:
— Прекрасная Арис! Ни в каком случае!
«Теперь ты убедишь меня сама.»
— Отчего? — подняла вязунья голову. — Вы говорили, что для других это не так уж страшно.
— И готов повторить, — шептал посол, чуть слышный за гремящею мазуркой. — Но вы! Его величество не согласится ни за что.
«Конечно, если мы с вами станем его спрашивать.»
— Но это было бы хорошо для всех?
— А для вас? И господин Карнелис — что на это скажет? Поедет за вами быть магом в Тассире?
«Заметьте, наше предложение древеснику осталось еще в силе!»
— Себастьян Базилевич сумеет меня понять.
— И ваш отец?
Арис вдохнула прерывисто — отцу будет очень больно, только и он не дитя.
— Его высочеству не требуется объяснять такие вещи.
Селим ликовал, его едва не выдавало бешеное сердце.
Флавий, осторожный пленник Флавий, дома оглох и ослеп! Он столько взахлеб говорил мальчику-Селиму о склонности ладиек искать венца мучениц, он так тепло цитировал характерное для них «я вас люблю, к чему лукавить, но…» — и дальше следует какая-нибудь форма долга! И этот Флавий не способен заметить, как подобные ростки набирают силу в его дочери?
Что ж! Зато принц был хорошим учеником.
— О, царевна, вы сделаете Тассир еще красивее. Но я не могу поймать ваше случайное слово, это бесчестно.
Арис обретала в каждой фразе больше твердости.
— Если узнает его величество или кто-то из близких — меня немедленно запрут. Я взвесила свое решение, и смогу отбыть вместе с вашим караваном даров.
В нем-то дочери Флавия самое место! Такое подношение двенадцатого сына и владыка не оставит без внимания — успехи молодого дипломата будет обсуждать весь южный двор!
Селим приблизил свою голову к девице.
— Мы переправим вас в Тассир в начале сентября, — обещал он еще тише, — и после сообщим владыкам. Если вы останетесь решимы, то нашим землям не грозит война.
На следующий миг его лицо переменилось — между танцующих пробрался молодой кузен царевны, где-то пропадавший полчаса. Принц лениво увел взгляд от своей жертвы на окно: шелковая нить с наживкой натянулась до предела — нельзя, чтобы ее теперь заметил цепкий хлыщ.
За его краденый соргуч Селим еще возьмется после Арис.