Глава 17. Украшения

В Итирсисе: 5 августа, суббота

— Император одобряет ваш союз!

Флавий не мог усидеть за столом.

Позади был скорый переезд милых Арис и Леоноры в его столичный дом, первый совместный ужин и спонтанный музыкальный вечер.

Несмотря на ночь без сна перед явлением к отцу, взволнованный царевич и нынче едва ненадолго забылся, поднялся рано и с ликованием обнаружил, что жена и дочь тоже покинули свои спальни и ищут его общества в столовой.

Завтрак, украшенный милыми лицами, не хотелось завершать. Слегка неловкие родные голоса, пустячные беседы, ради которых он воевал половину жизни — все это царевич тянул бы до сумерек, не выпуская своих леди в гиблый мир, пусть даже для прогулки.

Его соединение с таинственной женой уже распространили все газеты. Окраинную жизнь его семьи наверняка раскроют быстро — но сегодня был не тот день, чтобы парировать чужие льстивые поклоны или бесчувственный сарказм. Царевич так жаждал уединения с близкими, что не явился и в свой Оружейный приказ.

Оттого его там не нашел Себастьян.

Секретарь, одиноко сидевший приемной, развел руками, показал юноше статью в столичном бюллетене и предложил искать Флавия Максимилиановича дома.

За утренним явлением двух Дариев древесник и не ведал новостей. Оглашение имени Арис рождало радость пополам с волнением: «будущее», о котором пока избегали речей, наступило как-то враз, без упреждения. Однако, юноша ловил царевича не ради прихоти, и потому дерзнул произвести визит в его усадьбу.

Слуга пытался дать ему отпор, мол, никого не принимают, но Арис шестым чувством обнаружила его приход и выглянула в холл.

Наказ «никого не впускать» тотчас был изменен Флавием на возмущенное «господин Карнелис, разумеется, вхож в любое время дня и ночи!».

За таким бурным приемом Себастьяна суматошно присоединили к завтраку и усадили напротив краснеющей Арис. Леонора была приветлива, но держала себя спокойнее всех.

Покуда подавали третий чай, царевич поднялся на ноги («сидите, Себастьян, сидите!») и продолжил изливать свою отраду.

— Император одобряет ваш союз! Он обещал не только не чинить препятствий выбору внезапной внучки, но и всячески одобрил ее вкус.

— Разве его величество знает Себастьяна? — аккуратно удивилась Леонора, размешивая сахар в чашке. Чай в нее едва ли уже полезет, но удовольствие несло и самое пребывание за идеально сервированным столом.

— Не лично, — вышагивал Флавий с хитринкой. — Но брак упрочит лояльность перспективного мага к правящему дому. Отец находит Арис очень дальновидной! Впрочем, о датах свадебных торжеств еще нет ясности.

Смущенный перспективный маг поспешил увести от себя внимание.

— Мы нынче тоже в радости — завтра сестра обручается с Дарием Дариевичем.

— Тот ушлый купец-оружейник? — развеселился Флавий. — Необычный выбор для леди Карнелис.

Арис, напротив, пришла в умиление: Виола казалась ей почти сестрою, а все оружейное семейство давно почиталось «чудесным и славным».

— Ничуть не удивительно, — заметила она. — Вы мало знаете Виолу…

С языка почти слетело «батюшка», но в последний миг застряло в горле. Ей нужно еще немного времени, чтобы ужиться с этой новизною.

Беседа обернулась на Карнелисов. Узнав, что старшие нынче здесь, но на днях покидают столицу, Флавий с готовностью пересмотрел свой отшельнический настрой и стал звать к ужину сегодня же. Обручение Виолы — еще не венчание, большой подготовки не требует, час на визит к будущей высокой родне Карнелисы как-нибудь выделят.

Себастьян обещался за всех, и разговор повился дальше, без светскости, без цели и без каверзных двусмысленных намеков. Столовая смотрела на маленький внутренний сад с желтыми сливами, и хлопоты Итирсиса ничуть ее не трогали. Чай сменился персиками, обсуждение будущих свадеб — мечтами о выездах в летние дачи. Себастьян кивал и любовался своею невестой, еще скованной непривычным бытом, но так охотно отвечавшей на его осторожные взгляды.

— Велим подать мороженого? — посоветовался Флавий с Леонорой.

По лицу супруги он прозрел, наконец, что все уже донельзя сыты, только не смеют ему возразить. Посмеялся и сам же небрежно махнул:

— А впрочем, идемте на террасу!

Себастьян еще раз тепло посмотрел на Арис и мысленно подсчитал, что уже довольно времени поддерживал незначимые темы.

Леди не заподозрили камня, что с вечера лежит на его сердце.

— Ваше высочество, — самым непринужденным тоном обратился он, поднимаясь. — Есть несколько вопросов касательно грядущего устройства жизни, которые не будут интересны дамам.

Царевич снова запросто переменил свой план — отчего же не поговорить по-мужски с будущим зятем? В конце концов, они знакомы преступно мало. Он галантно извинился перед леди, что отнимет у них общество столь дорого гостя, и пригласил того в свой кабинет.

— О приданом я хотел поговорить позднее, — по дороге Флавий взялся угадать столь волновавший юношу вопрос. — Мои дела в большом расстройстве после длительного отсутствия. Требуется еще несколько времени, чтобы окончательно разобраться, чем я еще владею. Представьте, меня как будто вовсе и не ждали!

Царевич обнаружил, что способен уже иронизировать над своим гнетущим прошлым. Он впустил Себастьяна в кабинет с рядами книг и высокими окнами. Бесшабашное солнце слепило глаза, и Флавий вскинул руку, потоком задвигая легкую зеленую портьеру. Прозрачный сумрак шел кабинету больше — позволил рассмотреть и паркет из темных и светлых квадратов, и шедевр какого-то мариниста на левой стене. Несмотря на декор и обширную библиотеку, помещению как будто не хватало отпечатка хозяйских привычек. Кабинет, как и всю пустынную усадьбу, его высочество не слишком жаловал, охотнее выбираясь работать до ночи в Приказ.

Лишь теперь его жилище обретало краски дома.

— Нам здесь не помешают, — продолжал царевич, — однако, должен вас предупредить — на стеллажах есть артефакты, сотворяющие слепки разговора. Диего, — обратился он к одной из книг, — будешь прослушивать запись — заходи уже и сам.

— Я не имею сказать ничего секретного, — заверил юноша.

— Прекрасно, ибо я могу лишь надеяться, что это скоро уберут. Кажется, у меня здесь еще нет второго стула, — подметил царевич, подходя к столу. — Вас вполне держат ваши молодые ноги?

Сам он тоже не сел, до сих пор вдохновенно кипучий.

— Ваше высочество, — напряженно сказал за спиной Себастьян. — Я искал сегодня встречи с вами, ибо остро нуждаюсь в совете.

Флавий обернулся с живым любопытством. Гость уже не улыбался: выжидающе собранный, он протягивал неведомый конверт.

Царевич взял письмо, бросил взгляд на строки — и утреннее благодушие слетело с него пересохшей листвой. Кажется, он даже выругался по-тассирски.

Селима все-таки необходимо было сжечь.

— Его вручили прошлой ночью, — пояснил Себастьян. — Я не знаю ни причин сего внимания, ни верного ответа на такую честь.

Он умолк, передавая слово мудрому. Его высочество сжал бумагу в пальцах, потом брезгливо бросил ее на пол, не желая даже пачкать этим сочинением свой стол.

— Хотел бы я точно знать, — задумался он мрачно и неспешно, — с кем он желает встречи: с вами или с моей дочерью?

Себастьян и сам тревожился об этом половину прошлой ночи, не разделив своих терзаний ни с кем из домашних.

— Господин посол мог уже ведать про леди Арис, когда отсылал приглашение?

— Вполне, — подтвердил царевич. — Прошлым утром я говорил о жене в его присутствии. Однако, в тот же час он обрел столько трудностей международного характера, что интерес к моей персоне я положил утерянным.

— И он не стал бы наблюдать за вами дальше? — уточнил древесник.

Флавий еще раз осмыслил вчерашнюю сцену. Селим не должен был понять, что на его глазах свершилось открытие для императора — значит, не было оснований думать, что бывший пленник тотчас кинется к семье. Да и к чему она теперь Селиму? Удар Тассира уже нанесен. О дочери тоже не было речи: ни тогда в кабинете, ни в газетной статье.

— Ему теперь не хватит ушей в Итирсисе для наблюдения за всеми. Вероятно, что вашу невесту он знает дворянкой неясного рода, но со мной ее еще не связывал. Едва ли вчера днем ему была нужда за мной присматривать.

Царевич ткнул письмо носком домашней туфли, затем проскользил по нему и потоком досмотровых чар.

— Почти уверен, что чернила нанесены несколько ранее прошлого утра, — добавил он. — Письмо составили до моего рассказа о семье, не ведая последней.

— Итак, господину послу нужен я? — вывел Себастьян. — Притом он знает о моей помолвке?

Флавий вздохнул.

— Боюсь, о вас он знает больше родной матушки. Особенно о том, что может послужить к давлению.

Интерес чужеземного принца был одновременно лестным и угрожающим до ледяного кома в сердце. Себастьян желал бы ошибиться, но продолжил с понятливой неприязнью:

— Им нужен древесник на место Хавьера.

— Желательно — подконтрольный, — дополнил Флавий, не смягчая бедствия.

Себастьян свел брови еще ближе. Истинный Карнелис, он оказался вполне доволен своим бытованием среди магических книг и весьма ограниченного общества. Помощь Земскому приказу с деревом несколько расшатала эту замкнутость, позволила мечтать, что его родовое имя станет пользоваться уважением чуть большим. Однако юноша никак не ждал, что скромное упорство занесет его на политическую карту.

— Стоит ли мне идти?

Царевич помолчал, осознавая: от его слова немало зависит судьба Себастьяна и собственной дочери.

— Если Селим желает говорить — изыщет способ, — ответил он раздумчиво, но твердо. — Официальный прием — это добрый сигнал. Принц ничего не нашел и будет соблазнять перебраться в Тассир открыто.

Себастьян без вящей радости обдумывал совет. Билась еще слабая надежда отказаться и прослыть всего лишь неучтивым, но, видно, даже с эдаким клеймом ему не избежать опасных рандеву. Как бы отказ не запустил приумножение беды — не взялся бы посол воздействовать через ретивую Виолу.

Что ж, нет резона откладывать малоприятную встречу.

— Явлюсь. Но, разумеется, в их подданство не перейду, — на всякий случай внес древесник ясность.

— Излишне уточнять, — отозвался Флавий. — Ничуть не сомневался в этом.

Себастьян собрал свою решимость — новый вопрос мог выставить его как будто робким, но голос его почти не дрогнул:

— Мне нужно подготовиться к любой внезапности?

Его высочество оценил прямой и мужественный взгляд неопытного мага. Сам он в этом возрасте прошел уже дворцовую школу, краткую военную службу и был четыре года как в плену. Себастьян же едва столкнулся с миром, но всячески выказывал готовность удержаться принципов.

— Посмеют ли тассирцы действовать силой? — перевел царевич вслух. — Как на поле битвы?

Себастьян аккуратно кивнул. Говорить о тассирцах и битвах с его высочеством было к тому же неловко — точно шутить о костылях при хромом на обе ноги.

— Я не страшусь, но желал бы ясности, — юноша не удержал и оправдания своей оглядке.

Флавий мгновенье продлил свой внимательный взор, но вдруг озарился престранною горькой улыбкой.

— А хотите на них посмотреть?

Древесник не смог разобрать, что ему предложили, но порывистый Флавий ответа не ждал.

Он открыл чародейскую дверцу одного из высоких шкафов и перенес на стол отполированную темную шкатулку. Лицо его имело выражение, какое случается у больного, добровольно черпнувшего горькое зелье.

Его высочество повернул хранилище к юноше и откинул тяжелую крышку.

Себастьян вздрогнул, поняв, какого удостоился доверия — на красном бархате лежали два серебряных браслета.

Массивные и широкие, раскрытые пополам, они походили почти на детали доспеха. Пластины щеголяли вязью, в которой узнавались то буквы чужого письма, то стилизованные южные цветы и травы. Украситься такими наручами было бы не стыдно — но предназначались они для ношения пленными магами. Чары лишали одаренных и шанса влиять на потоки.

— Хороши? — спросил с усмешкою царевич. — Я почти сросся с ними за годы.

Себастьян отвел глаза, не находя достойных слов. Его высочество зачем-то теребил свою едва стянувшуюся рану — быть может, не имел еще шанса делить эту боль. Флавий вдруг избавил от искания ответа.

— Не нужно сочувствия, право, — сказал он с нарочной жесткостью. — Я думал научить вас их снимать.

— Это возможно? — изумился юноша.

— Не с самого себя, разумеется — для этого нужен поток, а его-то браслеты блокируют начисто, я проверял, — бывший пленник взял один из артефактов на ладонь. — Однако, зная принцип, можно успеть освободить напарника.

Себастьян вернул свой взгляд браслетам — на сей раз несколько сощуренный и полный интереса испытателя. Устройство кода плелось позатейливей внешней резьбы, древесник слабо разобрал особенности блоков на металле.

Сомневаясь не более мига, он сдвинул рукава своего «буднего» камзола, дернул манжеты рубахи и вытянул худые запястья.

— Покажите, ваше высочество.

Царевич вновь оценил эту смелость улыбкой, но покачал головой.

— Незачем надевать. Смотрите.

Звучным щелчком он захлопнул браслет, и вложенные чары молниеносно затворили прохождение магических потоков через плотный серебряный обод.

— Один браслет — затрудняет движение силы, два — гарантируют попавшемуся магу полную беспомощность. Заряда хватает примерно на год.

Себастьян был не из тех, кто опирается на свою магию с колыбели, но и он едва мог представить себе это чувство — слышать поток, но никак на него не влиять. Пытка была изощреннее многих.

Флавий повел другой рукою над браслетом, цепляя скрытые слои магического кода — артефакт ощутимо дрогнул и раскрылся, едва не упавши на стол. Древесник уловил область приложения силы, но не был убежден, что справится сам.

— Слышали? — спросил Флавий и тут же произвел всю иллюстрацию сначала.

На второй раз юноша поймал ту переменную, что отслеживала затвор, на третьем повторе отворил браслет самостоятельно.

Царевич с одобрением кивнул.

— Ловите на лету, — отметил он и аккуратно, как ядовитую змею, уложил браслет на место. — Я научу и Арис.

— Полагаете, нам это пригодится? — Себастьян изо всех сил держался ровно и легко. На деле юноша не поручился бы свою стойкость, если ужин в посольском доме пойдет неожиданным ходом.

— На вечере — едва ли, — поджал губы Флавий. — Селиму не выгоден шумный конфликт.

Себастьян заметил, как царевич тронул свое запястье, точно убеждаясь в отсутствии под рукавом браслета, лишь после этого опустил крышку. Некоторые шрамы затянутся на нем еще не скоро.

Шкатулку, впрочем, его высочество убирал уже в полном владении собою. Мягко закрыл шкаф и вернулся к пустому столу кабинета. Древесник молча наблюдал его спокойствие, ища в этой твердости примера для собственных действий.

Грядущий вечер за трапезой с полусоюзником, полуврагом — он перенесет по мере сил достойно. Волнение осталось лишь о прочем:

— Стоит ли вести с собою леди Арис?

Флавий опять отозвался не сразу. Встал позади стула, руками обхватил резные башенки высокой спинки, покачал его перед собой.

— Мне противна и самая мысль, что она будет вынуждена говорить с ним, — собранный, царевич не без трудности держал себя от скрежета зубов. — Отвечать на его лживые улыбки, трепетать — не оскорбила ли столь важного заморского посла ошибкой этикета… Но ее высочество Арис входит в мир, где подобные встречи — обычное дело.

Чудесный поворот в судьбе вязуньи открывал свою изнанку. Впрочем, нынешний ангажемент как будто не имел касательства к ее монаршей крови, и Флавий отогнал скользнувшую вину.

— Разумеется, я упрежу Диего на всякий случай, — добавил он.

Себастьян изобразил совсем легкий поклон и благодарно приподнял уголки своих губ. Веселости таилось в нем не много, зато пришло сознание успокоительной детали: чем ни обернись для него этот ужин — сестра уже не остается без присмотра. Гральтены, возможно, дадут ей большую опору, чем нищий брат с одними перспективами и честью.

Сможет ли он сам защитить другую женщину, доверчиво обещавшую ему свою руку?

Загрузка...