Чарованная щепка 2

Глава 31. Кофе с лапшой

В Итирсисе: 21 августа, понедельник

«Моя мечта благословенна свыше, — невольно улыбнулся внутренний Селим. — Судьба царевны — украшать тассирский Двор.»

Мог ли принц полагать иначе, если новая встреча с Арис озарила его день уже действительно случайно! Лучших обстоятельств он подстроить бы не смог.

Селим заметил ее у ворот городского парка — девица в светлом платье и при шляпке безрадостно стояла возле экипажа. Из его окна к ней обращали речи две молодые дамы, занавески плясали от живости маленьких рук. Слов за собственной скачкой посол не слыхал, но для Арис беседа слагалась, как видно, непросто. Дамы часто переглядывались между собой, дочь Флавия же отвечала им с большой натугой.

Посол сию минуту осадил красавца-Вихря. За ним остановил коня и секретарь, самый доверенный ровесник из надлежащей принцу свиты. На счастье, в ладийском быту даже монарх избегал таскать за собой толпу вельмож, так что в непарадных случаях принц-дипломат ограничился одним помощником, и то возил его не всякий день. Статус такая доступность, конечно, роняет, зато намного проще учинять по-настоящему серьезные дела.

Такие, как предстоящее ныне.

— Мой господин? — осторожно спросил секретарь.

Экипаж ладийских дам в эту минуту тронулся, и Арис одиноко побрела вдоль парковой ограды аккурат навстречу всадникам. Склоненная шляпка мешала ей загодя их обнаружить.

На подготовку оставалось несколько секунд.

— Пройдусь, — принц живо слетел на мостовую и бросил спутнику поводья. Уже надевая любезную маску, еще раз с оценкою глянул на Арис и успел отстегнуть и отдать ятаган. Оружие было старинной традицией, маг-Селим без него даже менее скован, а значит — куда более опасен. Однако, царевне о том размышлять не следует.

На этот раз она («Чудесно!») почти не сомневалась о приветствии. Заметила прямой веселый взгляд, миг удивлялась, но тут же улыбнулась и немножечко присела. Смутилась только разобрав, что принц намерен целовать ей руку по-ладийски.

— Прекрасная леди Арис, — усы посла пощекотали кисть, но он деликатно избегнул касаться ее губами.

За этим Селим обернулся к спутнику и по-тассирски высказал ему большое недовольство. Тот махом спешился, и Арис испугалась, что чем-то провинившийся слуга падет на камни головой, моля о милости. Однако, тот лишь склонился учтиво — перед ней.

— Не гневайтесь, царевна Арис, мой секретарь не знал ваше лицо, — пояснил ей с любезностью принц.

Вообще-то Арис не имела титула царевны, будучи лишь внучкой государя. Однако, она обещала совсем не сердиться и не отважилась поправить знатного посла — привычнее ему, должно быть, пусть зовет.

— Достойные жены — ваши подруги? — принц кивнул на грохочущий прочь экипаж, не позволяя Арис уклониться от беседы и бежать.

— Кузины, — покорно ответила та.

Две леди случились из тех, с кем познакомили «царевну» на том невеселом завтраке. Они не были с нею грубы, но снисхождение и жалость удручали ее столь же сильно. Сегодня леди ужасно дивились, отчего их маленькая сестра пренебрегает кружевным зонтом в такой солнечный день и беспокоились, чтобы она не сбила ног при длительной прогулке. Переглядки сестер очень ясно давали понять: бывшая вязунья держит себя… как бывшая вязунья.

Их экипаж терялся меж других карет и маленьких повозок, но Селим еще задумчиво следил за конной стражей позади него.

— Ваш мудрый отец не сделал для вас охрану? — спросил он.

Гвардия, конечно, усложнила бы его изящный замысел, но должно показать — подобная мера нимало его не тревожит.

— Он желал бы, — призналась Арис. — Однако мой вид при этой новости был таким, что его высочество на время отступился.

— Это не очень рассудно, — усомнился заботливый принц.

Арис пожала правым плечиком и постаралась говорить непринужденно:

— Врагов у меня совсем нет.

«Творец всемогущий! Она серьезно?? — двенадцатый сын султана едва удержал свои черные брови. — Увозить, увозить для ее же сохранности!»

— Да и лицо мое горожанам известно не лучше, чем вашему секретарю, — продолжала наивная дева. — Заметьте, они и теперь больше смотрят на вас.

Селим не вполне отошел от ее представлений о мире, но на сей раз для ответа не потребовалась маска.

— Они смотрят на Вихря, — довольно возразил он и аккуратно, не царапая перстнями, погладил коня по лоснящейся длинной морде. — Дюжина господ уже пыталась у меня его купить. Я смеюсь даже думать об этом.

Принц не преувеличил — аристократы изучали скакуна с приличной завистью. Вязунья в лошадях не смыслила, но Вихрь выглядел очень стройным, здоровым и сильным животным.

Уха Арис коснулась тассирская речь — секретарь обратился к принцу, голос пел и шелестел одновременно. Принц оживленно что-то спросил в той же манере и помощник, отвечая, простер свою руку вдоль улицы влево. Арис любопытно прислушалась: акцент и легкие ошибки принца в ладийском придавали ему трогательную простоту, но эта иллюзия скоро терялась, едва он возвращался к родной речи. Селим знал себя сыном великого султана, и это звенело в каждом слове, которым он удостаивал спутника.

Где же внучке императора необъятной Ладии набрать хотя бы крох подобной твердости? Самой ей величавость не нужна, да только жизнь все время требует осанки.

Селим вернул внимание девице, и на ладийском снова стал казаться мягче:

— Он говорит, что рядом есть лавка прекрасных тассирских ковров. Наше искусство вы видели прежде? Но, может быть, вы спешите? — принц перебил сам себя и посмотрел с надеждой.

— Нет, но… — бездумно-вежливо отозвалась девица, лишь после осознав, как трудно теперь станет попрощаться.

— Я подумал одну вещь, — воодушевленный принц, разумеется, не дал ей шанса опомниться. — Скоро будет благословенная ваша свадьба. Я желаю сделать вам подарок.

Паника в глазах вязуньи заплясала как пожар. Ей и так ничего не нужно от принцев, а тут еще суровый светский этикет! Брать ценные подарки от мужчин — скандал на всю столицу! А «царевне» принять подношение посла — как понимают подобное? Что, если отказ аукнется скандалом на весь мир и всех поссорит?

Отец уже не раз в досаде поминал — не всякая встреча ей будет приятна, но имя приносит и бремя забот. Равноценно отвечать на дружелюбие принца-союзника — разве не прямой долг леди ее титула?

— Для вас и господина Карнелиса, — уточнил, улыбаясь, посол. — Его умение древесной магии Тассир не стал уважать меньше. Я пришлю подарок после торжества, но я вовсе не знаю ваш вкус. Помогите мне выбрать.

Почти незаметным движением головы он отправил секретаря исчезнуть сию же минуту. Знака затылком хватило: помощник быстро поклонился в спину и потянул обоих коней за собой.

Когда принц остался перед ней — смиренно ждущий, уже бросивший ради нее все дела! — что могла ответить участливая бывшая вязунья?

«Юлий Антониевич сильно рекомендовал тассирские ковры, — язвительно напомнила ей внутренняя Арис. — Такой поворот будет даже забавным.»

Лавка занимала цоколь каменного дома на респектабельной улице Кочек. Сразу под вывеской «Дорогой ковер для дорогих господ» начиналась широкая лестница вниз — вела покупателей в маленький зал, который Арис по привычке назвала «подклетом».

В отличие от множества известных ей подклетов, прохлада здесь была сухой. Свет из окна под потолком усилили чарованные лампы, и эту легкость дополняла чистота беленых стен. Резная деревянная панель украсила лишь левую от входа сторону, где приглашающе скучал чугунный круглый стол и длинная тахта с расшитыми подушками.

Обманув ожидания Арис, ковры не бросались в глаза: свернутые по примеру бревен, они покоились напротив той стены, а самые короткие — стояли трубочками рядом. Лишь два чарующих узорных полотна висели по бокам, соперничая за внимание входящих.

Селим в мягких туфлях шума не произвел, но каблучки сапожек Арис на всю лавку объявили нисхождение желанных «дорогих господ».

Ковер на дальней стене сейчас же собрался складками — из комнаты за ним, растягивая рот, елейно выплыл пожилой тассирец. Он учтиво пригнул седеющую голову, и вдруг заметил на перстнях Селима что-то, отчего, бледнея, подломился пополам.

Подобострастный лепет Арис не разобрала, но Селим ответил с таким смехом, что хозяин растерялся вовсе.

— И говори, чтобы царевна тебя понимала, — добавил принц уже по-ладийски.

Макушка хозяина стала еще ближе к плитам тесаного камня на полу.

— Буду, сиятельный.

Трепет еще раз напомнил вязунье: Селим, стрекочущий с нею на равных, для подданных — созвездие, сошедшее с небес.

— Кофе, — разрешил сиятельный. — После — показывай только лучшее.

Торговец выскользнул за полог раньше, чем Арис расправила юбку, устраиваясь на тахте. Принц осел по другую сторону стола в большом довольстве. От лавки ковровщика веяло домом, было приятно привести сюда кого-то (не важно, с какою целью) и дать вкусить этот особенный тассирский пряный дух.

Кофе возник перед ними на медном подносе, благоухая кардамоном тяжело, но умопомрачительно. Мода на горьковатый отвар достигла Итирсиса только в последние годы, и Арис еще негде было с ним знакомиться. В осторожном любопытстве она рассмотрела голубые узорные чашки и маленький кувшин о длинной ручке, представленный ей как «джезва».

Привычная сервировать себе и матушке, девица потянулась чуть вперед, но принц предостерег ее безмолвным жестом.

Под замершим взором он подобрал свой широкий рукав и ладонью повел над подносом — не то сам, не то каким-то из колец читая отзвуки известных чар и зелий. Успокоенный, маг улыбнулся и сам наполнил чашку Арис из джезвы.

Обычай проверять еду показался вязунье занятным: жизнь принцев при дворе была, похоже, лишена однообразия и скуки. С возросшей опаской она вдохнула аромат горячих специй и пригубила, понадеясь не обжечь язык.

— Вкусно, — озвучила девица неуверенный вердикт.

Национальную гордость посла немного тронула даже столь робкая оценка кофе, но куда напряженнее принц выжидал, чтобы дочь Флавия не отказалась его пить. Убедившись, что угощение принято, он сделал свой быстрый глоток и сказал:

— Ваш отец, кажется, имеет предубеждение к тассирскому кофе. Наверняка не разрешил бы разделить его со мной.

Арис была готова тотчас бросить чашку на пол, только это ничего уже не меняло. Теперь она — соучастница маленькой общей тайны, и едва ли рискнет говорить отцу об этой уютной встрече.

— О царевна! — вслух огорчился Селим на ее замешательство. — Теперь вы думаете, я хочу вас отравить. Посередине белого дня и при моем обществе!

— Нет, разумеется…

— Туманящих зелий в нем нет, вы ведь слышите?

Насколько могла определить вязунья, чары отсутствовали — но этого никак нельзя было сказать наверняка.

— Само собой, — сконфуженно ответила она. — Я не верю, что вы стали бы чем-то влиять на меня.

— Конечно же нет! — («Это было бы так заурядно!») — Разве я у вас что-то прошу? Напротив, даже предлагаю! — и принц обвел рукой ковровый склад.

Торговец принял его жест как дозволение начать — и полотно простерлось от их ног до самых «бревен».

Ковер был хорош. Синие, зеленые и красные штрихи на неотбеленной основе пестрели точно ярмарка зимой, но геометрия осталась безупречной. В отличие от снятий пробы с кофе, подобное изящество вязунья Арис не боялась оценить.

— Он прекрасен! — честно сказала она. — Как гармоничны линии фигур!

Лавочник расцвел и поклонился с чувством: хвалы от госпожи не только тешили купеческую гордость, но и разгладили чело взыскательного принца.

— Хорошо, — благосклонно кивнул Селим. — Еще!

Поверх первого шедевра расстелился новый — с вязью красных гранатов, инжира и лилий. Заметив движение рук, торговец быстро подобрал его за угол и протянул девице край — она коснулась полотна в невольном восхищении.

— Какая нить!

Ковер, наверное, стоил как дом. Шерсть горных коз была ценнее серебра — впрочем, разводят их как раз в Тассире.

— Госпожа знает материю, — подмаслил хозяин лавки. Заученная фраза предлагалась почти каждой пришлой даме, но в этот раз он не пытался лестью повлиять на цену.

Сиятельный и торговаться вряд ли станет.

Принц действительно сладко прищурился: кажется, ему опять попался маленький алмаз — царевна явственно питает слабость к пряже, и лавка точно послана ему с небес. Он позволил торговцу все более смело метать и хвалить один за другим покровы — кашемир! шелк! хлопок! — вызывая восторги Арис. На седьмом ковре вдруг невзначай заметил:

— О! Узнаю здесь руку Феодоры.

Ковровщику достало ума не переспрашивать, а очень-очень быстро закивать. Необходимость уточнить перелетела таким образом на даму. Слегка обретшая опору под ногами, она почти бездумно вопросила:

— Феодоры?

— Младшая элланская царевна, — охотно пояснил Селим. — Рисует дивные узоры, часто сама приходит за станок.

Арис на миг замерла. Мысли спутались, но удержать еще один вопрос она бы не сумела.

— Царевна… заложница?

Селим взмахнул своим широким рукавом.

— Если можно так называть госпожу, которая делает все, что желает.

Конечно, принц не так усердно следил за ткачеством, чтобы угадывать влияние отдельных мастериц — но Феодора подлинно существовала. Почти все сказанное им о ней являлось правдой, и лишь одну изюминку он тонко обошел — Феодора была не пленницей, а женой элланского посла. В каком-то смысле дипломаты всегда имеют риск снискать немилость в месте службы, но все-таки до узника, каким был Флавий, подобным лицам очень далеко.

Теперь это должна усвоить леди Арис.

— Вы думаете, что заложники живут в железной клетке? — лукаво рассмеялся он. — Мой наставник был закрыт, но потому, что по несчастью не приехал доброй волей. Когда это «симметрично» — никто не мешает. Феодора рисует и творит ковры, еще кормит бедных в элланской церкви и учит родной грамоте детей.

Арис уставила взор на длинные зигзаги ковра, синие по белому, в цветах герба морской державы Элланы.

— А чары?

— Обычно их не блокируют. Только очень сильным и опасным.

Представление о статусе «заложника», пожалуй, обернулось несколько иным. Да и, признаться, прежнее вязунья собирала из догадок — отец о жизни «там» с ней никогда не говорил.

— Царевна погибнет, если элланцы рассорятся с вами? — спросила тихо.

Селим не растерял ни капли благодушия.

— Такого не случалось уже несколько десятков лет.

Естественно — все сложные вопросы элланцы издревле решают щедрым подкупом.

— Ее ковер очень красив, — признала Арис.

— Гости тассира свободны делать, что любили дома. Много женщин вышивают золотом. Царевна далекого севера надела вязаные кафтаны на всех нищих земляков. Наши ночи зимой холодны.

«Вязаные!..»

Вот, в чем Арис может быть не «умеренно достойна» или «почти уместна», а приземленно и просто — полезна! Как была полезна все время до этих странных новых дней, пусть и наполненных теплом отдельных близких.

Селим цепко дождался, чтобы Арис успела поймать его мысль и проникнуться ею, затем его речь полетела дальше.

— Другой юноша (я не могу говорить имени всех гостей) учит наши науки и даже осваивает рубаи. Вы слышали рубаи?

Странное слово с ударом на последний слог вязунье не было знакомо.

— Это вид нашей старой поэзии, — объяснил принц. — Короткий стих. Бывает очень веселый. Я тоже придумал несколько, даже дерзнул перевести на ладийский. Хотите?

Все-таки в Арис была доля светскости — она нутром почувствовала, что нельзя говорить «благодарю, но нет», когда поэт намеревается читать тебе свои стихи.

— Окажите честь, — попросила она.

— Есть традиция стихов об «усталых путниках». Всегда начинают эти два слова, но дальше можно развивать, — принц подсолил волнением и нараспев прочел:

Усталый путник потерялся в тропах мира,

В зигзагах синих рек, в кругах садов инжира —

И проклинал тот день, когда свой сделать шаг

Решился жук на край ковра из кашемира.

Арис внимала очень серьезно (опять ей предлагают что-то оценить!), но на последней строчке несколько от сердца отлегло — искренней улыбки оказалось достаточно, про рифму и метафоры, пожалуй, не расспросят.

К несчастью, принц вошел во вкус.

— Мы любим творить и серьезный рубаи, — от внезапного азарта у Селима закружилась голова. Он почувствовал, что должен сейчас пройти по грани, и если Арис догадается — он проиграл, но если нет — о, как это будет красиво!

— Например, — улыбнулся он, глядя в глаза. — Послушайте:

Тот умен, кто наточенным держит клинок,

Тот хитер, кто ведет чародейский поток,

Крепость ладит мудрец, но их стража напрасна:

Подчинивший слова украдет их цветок.

Арис моргнула несколько тревожно, потом вернула улыбку на место и сообщила, что на ее скромный вкус рубаи сложился очень хорошо. Если она что-то и поймала, то сейчас же убедила себя во мнительности.

«О, эти бесконечно виноватые! Ты будешь вить из них веревки, а они — еще тебя оправдывать.»

Селим отлично видел, что Арис мятется, как щепка в пыльной буре.

Не ясно, почему ее скрывали от Двора, а Двор, похоже, — от нее. Воспитанный в почестях царевич Флавий, спокойный уверенный жених Карнелис — оба не способны представить, каково ей теперь! Если уж вытащили девицу из низов — не спускайте глаз! Окружите тройной стеной, пока не обвыкнется, не отрастит свой панцирь!

Они полагаются на ее разум, но для решений нужно ведать, как устроен мир — а ей, неопытной, откуда это знать? Спасение одно — искать совета Флавия, но Селим уже сделал все, чтобы дочери стало неловко говорить об этих странно-личных встречах и спрашивать отца о пленниках Тассира.

Поэтому пока она расспрашивала лишь того, кто без стеснения трещал о всех на свете темах разом.

— Как идут ваши переговоры с его величеством? — осторожно спросила она. — Конечно, если это можно обсуждать.

— Мы не находим полной меры дружбы, — принц обрел некоторую серьезность. — Всем нужен союз, а не перемирие. Для этого владыка Ладии должен отправить кого-то в Тассир. Его величество согласный, только еще не умеет выбрать. Мужи — наследники и выполняют его волю в разной службе, их забирать нельзя. Дочери — давно жены, и грех разлучать единое. А с внучками сердце владыки тоскует расстаться.

«Вот если бы у него случилась ненужная внучка», — сказали глаза Селима, убежав на потолок.

«Например, такая, как я», — дополнили очи Арис, упираясь в пол.

Арис, Арис! Проходи ее детство в других условиях — если не общество, то кузен Алессан отучили бы ее от подобной доверчивости. Однако, вязунья хорошо знала труд, и совсем не встречала коварства. Ей предложили купаться в благоденствии — она тонула в море новых и неведомых сетей.

— Ковер царевны Феодоры мне нравится больше всего, — негромко сказала она. — Если вы еще настаиваете, мы с господином Карнелисом будем счастливы его принять.

— Я подарю его от имени Великого Тассира, — с блаженным видом обещал ей южный принц.

О важном более ни слова — иначе это станет походить на уговоры. Еще немного времени — и третья встреча непременно все решит.

Селиму вспомнилась премилая ладийская метафора, и точно сам собой в его уме сложился новый, коварный-нежный тайный рубаи:

О, царевна, к заботам своим не спеши!

Задержись на мгновенье в прохладной тиши —

Кардамоновый кофе с тобой разделю я,

Не жалея к нему превосходной лапши.