Чарованная щепка 2

Глава 21. Охотник за головами

В Итирсисе: 12 августа, суббота

«Посольский дом великого Тассира» оказался одноэтажным зданием из невзрачного желтого камня. Парадные ступени почти примыкали к дороге, вход отделялся от улицы строем тощеньких арок.

Век назад усадьбу строил один чиновник, большой поклонник валицианского зодчества. Дом он величал не иначе как «виллою», много поправок вносил в архитектурный прожект самолично, а пожить в этом творении успел недолго — был уличен в хищениях и завершил карьеру каторгой.

Народная молва сохранила о первом хозяине столь добрую память, что уверенно отводила ему лучшее место в адских котлах — и оттого за домом закрепилось прозвание «советниковы вилы». Худые проемы арок играли на пользу этому сходству.

На «вилах», отошедших казне, и разместили южного принца — в последние полвека у Тассира в Ладии никакого посольства не было вовсе.

Себастьян ощутил даже неловкость за столь явное пренебрежение к дипломату — обыкновенно ладийцам не свойственна мелочная месть. Вилла, зажатая между чужими оградами, казалась крошечной, темной и тесной, и длинные предзакатные тени лишь усиливали контраст.

Арис шла рядом, взволнованно сжимая локоть кавалера и тоже оценяя виллу: сравнение определенно было в пользу ее нового отеческого дома — не слишком большого, но легкого и светлого.

Сегодня она «выходила» уже вторично.

Этим утром царевич Флавий смог, наконец, официально предъявить Леонору и Арис монаршей родне. Обе леди волновались до дрожи, хотя им обещали только узкий круг. Поначалу тот состоял из восьми лиц, и Арис худо-бедно запомнила не только правящих величеств, но и нескольких кузенов и кузин. К ее ужасу, зал продолжил пополняться и после начала завтрака, так что вскоре она перестала различать мужчин в мундирах и камзолах, а дам кое-как разделяла лишь по платьям — милые лица большинства из них были дивно схожи с ее собственным, а манеры не давали проявиться типажу. О том, чтобы запомнить имена, она и не мечтала.

Арис так старательно молчала на этом высоком завтраке, что избежала стать посмешищем, но любопытные глаза родни заставили ее сидеть в мурашках и не чувствовать вкуса еды на тончайшем фарфоре.

Она еще не оправилась от утренней тревоги, когда Себастьян забрал ее на загадочный ужин к послу.

Гости не успели коснуться молоточка — слуга-тассирец отворил и с молчаливой угодливостью повел их сквозь миниатюрный холл. Створки задней двери распахнулись обе сразу, и гости изумленно замедлили шаг: задумка зодчего внезапно открылась им правильной гранью.

Тесная с торца, вилла убегала вглубь весьма пространно — и в прямоугольнике закрытого двора дышал прохладою пленительный вечерний сад.

Дорожки укрывались кроной груш, из ветвей торчали красные диковинные птицы, по искусственным руслам с цветными камнями гремели ручьи. В сердце сада на мраморной площадке ломился от изысков мозаичный стол — и гостеприимно улыбался смуглый восточный юноша немногим старше Себастьяна.

Черные усы и острая бородка придали ему возраста, но наделили некоторой лихостью, а платье подчеркнуло экзотический портрет. В старых ладийских сказах царевны порою прятали в рукава косточки от дичи — в красных рукавах селимовых одежд легко утонул бы весь ужин и графин с вином.

Мягко взглянув, принц первым кивнул Себастьяну, означая ладийское приветствие, затем коснулся рукою сердца уже по-тассирски.

Этикет в данном случае был непрост: сын чужого султана являлся гостем на этой земле, но хозяином в доме — и это еще без учета фамилии Арис. Флавий, провожая, рекомендовал им держаться свободно — встреча назначена принцем как частная, Арис не выступает от лица империи, а Себастьяну и вовсе невыгодно красоваться манерами.

— Счастлив, что вы озарили мой дом, — в полном согласии с этой указкой приветил Селим. — Господин Себастьян, прекрасная Арис — чувствуйте себя без церемоний.

«Он избегает назвать Арис леди! — нашел Себастьян. — В самом деле не знает?»

Гость поклонился чуть ниже Селима, признавая статус, однако, любезность проявил не более, чем нужно.

— Вы оказали нам большую честь, — заверил он. — Однако, мы гадаем о причине.

Принц качнул головой, не меняя улыбки.

— Только безумец говорит о делах, когда гости томятся жаждой на пороге его дома.

Гости куда более томились неведением, но, очевидно, посолу претила деловая хватка итирсян. Спешить, когда тебе ниспослано такое изобилие? Грешно!

Его слуга без торопливости подвинул стулья, сажая юношу с девицею за круглый стол, лишь после этого Селим устроился напротив.

— Прошу вас простить мой ладийский, — скромно продолжил он, откидывая рукава к локтям. — Ваш язык богатый и прекрасный, но сложный — я говорю на нем так же искусно, как волки ночью говорят с луной.

Южные волки оказались красноречивее местных — посол не умолкал по крайней мере час. Нисколько не смущаясь эксцентричности метафор, он взялся расхваливать роскошь Итирсиса, мудрость его правителей, а также красоту коней и дам.

Удостоенная такой чести Арис в это время осторожно изучала стол. Посуда изумляла ее совершенно — вязунья от роду не ела с таких расписных тарелок и не держала золоченых чаш («Как он все это довез-то из Тассира?..»), однако, отсутствие приборов требовало пристально следить за действием хозяина.

Пространный рассказ не мешал ему давать пояснения к блюдам. Сам он подхватывал коконы из виноградных листьев — без щипчиков, длинными пальцами — и оставался при том утонченным эстетом. Арис вдохнула и проявила решимость: угостилась одним таким свертком и обнаружила его экзотическим братом простых ладийских голубцов. Треугольные мясные пирожки после таких затей она нашла почти родными.

Принц оказался идеальным хозяином: угощал широко, но без настойчивости, и ничуть не обижался, если гости брали самый краешек от порции. За его монологом они успели с опаской отведать полдюжины странных блюд: цветную чечевицу, тонкие лепешки, странные овощи и вовсе уж неведомый кускус. Когда внесли большое блюдо с маслянистым желтым рисом, Селим добрался похвалами уже до Гильдии магов.

Несмотря на говорливость, речь он слагал деликатно и порою задавал пустячные вопросы, так что Себастьян мог вставить вежливое слово без раздумий. От женщины, конечно, посол участия не ждал, и в целом замечал ее не много, но тщательно держался в рамках ладийских приличий. Себастьян был даже удивлен такой уступчивостью — по отзывам Флавия принц представлялся иным.

— Для меня показали большую библиотеку магов, — восхищенно делился посол. — Как дерево дарит тень путнику в огненный день, так эта шкатулка сокровищей дарит искателю мудрость.

— Ему откроются невиданные двери, — невольно подхватил манеру Себастьян. Трепетный взгляд на книги они с невестой разделяли совершенно.

— Некоторым свиткам пять сотен лет! Какое приобретение для коллекции моего владыки! — Селим поднял к небу изящную кисть и тут же опустил разочарованно. — К скорби, мне не хотят их продать. Я предложил им все свои чарованные кольца.

Судя по тяжести украшений на пальцах Селима, состояние там в самом деле крылось преизрядное. Хорошо, что экономом Гильдии уже не числится Хавьер.

— Маги не желают делить своих тайн? — участливо спросил древесник принца.

Тот в притворном возмущении прижал к груди ладонь:

— О, желают, но в Ладии знают им цену! За кольцо с алмазом разрешили делать копии. Я отдал еще одно, чтобы найти дюжину писарей, — Селим с хитринкой снизил голос. — Я думаю, маги плачут о своем упрямстве, когда мои писари толпою ходят в их благословенный зал.

Древесник улыбнулся. Он искал за этим живым, смешливым юношей с забавными ошибками в ладийском того ядовитого змея, каким посла изобразил царевич Флавий — и не умел найти.

Его высочество затуманен злобой пленника, и расширяет свою ненависть на всякого тассирца? Конечно, принц имеет собственные интересы, но без предвзятости с ним легче обрести общий язык.

— Несчастный смотритель, — сказал Себастьян. — Я принесу ему сердечных капель.

Услышав о каплях, принц рассудил по-своему.

— Я много говорю, — повинился он. — Вы очень утомились? Я знаю, что ладийцы иначе представляют меру слов, но я здесь первый раз и совершаю промах.

— Мы рады слышать, что Ладия произвела на вас такое впечатление, — утешил Себастьян.

Он хотел бы напомнить, что их пригласили для некоего дела, но не желал обидеть принца. Тот словно бы нашел давно желанных слушателей, способных разделить с ним трапезу без поиска интриг. Хозяин взял щепотью рассыпчатый «плов» и, ободренный, продолжил свою речь.

— Наши земли имеют много общности, — отметил он. — Коварные враги и лживые союзники полагают нас дикими, не знающими не только просвещения, но даже простых приличий. Мы похожи на этот дом — туманное пятно на их лоскутной карте. Слепые щенки, они оценивают лишь фасад, который им дозволяется видеть.

Признаться, до личного знакомства с принцем Себастьян подобным образом и представлял себе Тассир, но нынче мнение серьезно пошатнулось.

Посол провел широким рукавом вокруг себя.

— Те, кто достоин перейти наши границы, находят иное.

Сумеречный сад преображался вновь — в прозрачной глубине ручьев набрали свет чарованные камни, деревья нарядились в маленькие желтые фонарики. Птицы уступили оглушительным сверчкам, а пионы колыхались, добавляя к трапезе пьянящий дух. Дивный и прежде, двор открывался еще одним слоем.

— Должно быть, это так, — признал древесник. — Я не бывал нигде, кроме родных земель.

— Желаете бывать? — вдруг ласково спросил посол. — увидеть глазами Тассир, великую империю на берегу трех морей?

Себастьян ожидал этих слов, но услышав, не сразу нашелся. Он локтем почувствовал, как напряжение охватило сидящую рядом Арис.

— Признаюсь, я не планировал в ближайший год столь длительных прогулок, — осторожно отозвался он.

Принц ничуть не огорчился и как будто был даже рад распознать иронию.

— О, я знаю, что вы скоро будете венчаться с прекрасной Арис! — живо согласился он. — Я уважаю, что ладийцы очень привязаны к своей жене, отраде сердца и очей. Тассир вас приглашает ехать двое.

Так прямолинеен! Определенно, родословную Арис он пропустил. Газетные листы трубили о жене царевича — про дочь тот им не сообщал, оставив эту часть пока на слухи. Селим в салонах не бывал, и занятость последних дней лишила его любопытных деталей.

— Для чего такие хлопоты о моей скромной семье? — аккуратно спросил Себастьян.

Принц ответил беззлобной хитринкой и вместо пояснений указал на вносимый слугою десерт.

— Это лукум «Белая чародейка», древняя сладость Тассира.

Что-то невозможно воздушное, похожее на ломтики снега с орехами и лепестками роз, плыло к ним над серебряным блюдом. Плыло совершенно буквально — легкость и волшебство десерта были подчеркнуты его магическим парением, а блюдо лишь собирало обильно оседающую пудру.

Арис наблюдала за приближением белой горы с большой опаской, но чуткий к чарам Себастьян взял угощение спокойно. Ломтик сначала прилип к зубам, но после дивным образом растаял на языке.

— Вы полюбите Тассир, — продолжил принц. — Я видел ваш дом. В Ладии ценят старые книги, но не могут оценить мастеров деревянного кода. Мой владыка мудрее и зорче, он не пожалеет вам золота.

Себастьян помолчал.

— Вы приглашаете меня служить султану?

Память вернула ему браслеты в шкатулке царевича, но картинка истаяла скоро — посол уже не казался варваром, готовым завершить свой утонченный ужин битвою из-за отказа.

— Я приглашаю занять место, которое достойно вашего таланта, — мягко ответил принц. — Мы многое знаем о магии дерева и многое желаем совершить, но мало есть магов, которые слышат как вы.

— Господин посол, — медленно сказал Себастьян, — я не могу принять ваше предложение.

— Я не сказал всей щедрости, — покачал указательным пальцем радушный Селим. — Отведайте еще лукум — он сладок, точно воздух дивного Тассира. Есть легенда, как белая чародейка дарила его избранным союзникам, чтобы те находили в нем радости выше земных.

— По мне он, напротив, чрезмерно земной, — честно отметил юноша. — С таким столом я скоро забыл бы думать о высоком.

Селим не смутился подобной оценкой.

— Тассир вам подарит не только нежнейший лукум, — напомнил он. — Прохладный дворец и десятки слуг — это малое, что вы сможете иметь у нас. Мы знаем, в чем нуждается маг, чтобы стать сосредоточенным на деле и открытии.

Десятки слуг! Себастьян содрогнулся. Если бы он и сомневался — такое обещание решило бы вопрос. Работая, он едва выносил пребывание в «Щепке» троих самых близких людей, не говоря уже о Нелли.

— Я не вижу своего пути в вашей стране, господин посол, — уверенно ответил он. — К тому же, отец моей невесты категорически не благословит наш переезд.

Селим приподнял бровь, не скрывая дружеского интереса.

— Я изучал вас для понять, что вы достойны. Но я не узнал отчества досточтимой Арис. Как вы обращаетесь к ней по ладийской традиции?

Еще одна минута, которой ждал и опасался Себастьян. Флавий дозволил говорить при случае открыто, но его вражда с тассирцем грозила сломать осторожное понимание, сложившееся нынче за столом.

— К ее высочеству, — тщательно и тихо обозначил Себастьян, — мы обращаемся «Арис Флавиевна».

Селим вскинул узкие черные брови легко, точно оценивая шутку, потом удивленно застыл, но через миг вернулся к прежней подвижности.

— В самом деле? — обрадовался он, обратившись к женщине. — Ваш отец — мой почтенный наставник в ладийском?

— Это так, господин посол, — призналась Арис. — Теперь вы поймете, отчего предложение вашей страны не может быть принято в нашей семье ни при каких обстоятельствах.

Подав свой голос едва не впервые за этим столом, Арис волнительно умолкла и со страхом стала ждать реакции на этот поворот.

Принц помолчал, потом трагично вздохнул, выразительно воздел свои руки к небу и спрятал их широких рукавах. Опущенная голова чуть задержалась, прежде чем воспрянуть с горькой, понимающей улыбкой на устах.

— Наши земли не всегда были добрыми сестрами. Я жалею, но я понимаю ваш отказ.

Смирение, с каким он принял эту весть, удивило и тронуло Арис. Принц как будто невольно поискал в ее лице сходство с Флавием, но тотчас деликатно, почти виновато отвел от нее глаза.

«Он способен стыдится того, что его отец сделал с моим?» — обнаружила она.

Тассирец в самом деле исполнился нового чувства.

Не секрет, что царевич Флавий ненавидел Селима и полагал того соучастником изрядного числа своих личных обид. Он был бы счастлив знать, что посол, наконец, ответил ему совершенной взаимностью — теперь и наивный древесник уходит из рук из-за бывшего пленника!

Но бушевал Селим не более секунды — едва он по-новому взглянул на Арис, как по нутру разлился ядовитый и сладостный привкус мгновенно начертанной мести.

«Дивный подарок, о царевич! — пропел внутренний принц, силой пряча за деланной скорбью азарт. — Ты ускользнул, но белый цветок твоей ветви станет ценным трофеем Двора владыки. Да покроют меня черные волны Срединного моря, если твоя дочь не покинет всех вас, избирая Тассир, и притом — доброй волей!»