1 вакрина 941
7:40 утра
Капитан Нилус Ротби Роуз почувствовал, как кошка уткнулась носом в его ногу, и подавил желание ее ударить. Хороший пинок напомнил бы животному о необходимости держаться на расстоянии. Но он сдержал себя, конечно. Большая рыжая кошка, Снирага, была любимицей леди Оггоск. Если повезет, зверь вспомнит о его сильном отвращении к прикосновениям, не нуждаясь в ударе, который может стоить ему услуг ведьмы. Они и раньше плавали вместе, все трое.
Карета тряслась вверх по склону. Он сидел, скрестив большие руки на бороде, и смотрел, как карга курит. Новая трубка. Более сухие губы. Сжатые и затерянные в более глубоких морщинах. Но хищный взгляд молочно-голубых глаз не изменился, и он подумал: Она будет оценивать меня так же. Лучше обрати внимание на эти глаза, ты, смертельно опасная старая карга.
— Итак, — сказал он, — они заполучили тебя в Беске.
— Фе.
— Прошу прощения, — сказал Роуз. — Возможно, они ухаживали за тобой? Называли тебя герцогиней? Вручили приглашение, написанное серебром?
Старуха энергично потерла нос. Испытывая отвращение, капитан отвернулся к окну.
— Почему мы едем в гору? — требовательно спросил он. — Почему мы не направляемся в порт?
— Потому что вокруг твоего судна толпа, как на ярмарке в Баллитуине, — пробормотала Оггоск. — И нам нужно забрать еще двоих.
— Двоих? Мэр говорил только об одном — об этом чистюле-докторе.
Оггоск фыркнула:
— Мэр Соррофрана — чистильщик ботинок императора, нет, его тряпка. Но Его Превосходительство не владеет «Чатрандом». Если он нанимает Великий Корабль, он делает это с разрешения Торговой Семьи Чатранд. На его борту никогда не будет экипажа, кроме как с благословения Семьи.
— Не читай мне лекций, Оггоск, — сказал Роуз, его голос был предупреждающим грохотом. — Я им командую. Дольше и лучше, чем кто-либо из ныне живущих.
— Тогда ты помнишь самую раздражающую привычку леди Лападолмы.
— Декламировать мерзкие стихи?
— Комплектовать команду! — рявкнула Оггоск. — Посягательство на твои права капитана! В каждом путешествии она досаждает нам одним или двумя своими личными сплетниками. Ни одна другая Семья не берет на себя так много.
Роуз хмыкнул. Леди Лападолма Елиг была правящей бабушкой Торговой семьи, которая владела «Чатрандом» и оснащала его на протяжении двенадцати поколений. Она была двоюродной сестрой Императора, но проявляла не более чем формальную лояльность к Аметриновому Трону. Ее семья всегда была замужем за властью, как внутри империи, так и за ее пределами: сама Лападолма была вдовой Бишвы Эгалгука, монарха острова Фулн.
Елиги владели дюжинами кораблей, но именно «Чатранд» был их великой славой. Ни одно другое судно не могло перевезти и трети того, что перевозил он за один рейс, и не могло заработать и трети золота. И ни одной другой Семье не удавалось под самым носом у Императора сохранить столько этого золота для себя. В этом была виновата традиция: к долгой ярости Императора считалось, что в тот день, когда «Чатранд» покинет порт в руках другого владельца, он затонет. Чепуха, наверное. Но даже Его Превосходительство не мог допустить катастрофу такого чудовищного масштаба.
Конечно, традиция — и почти все остальное — вот-вот должна была измениться…
Старуха, скрытая облаком прогорклого дыма, усмехнулась.
— Поймали! — сказала она. — Если кого-то и поймали, так это тебя, капитан.
Роуз бросил на нее мрачный взгляд. Кошка замурлыкала у его ноги.
— Ты не хотел этого поручения, — категорически сказала она. — Ты не хотел еще раз встать за руль «Чатранда». Почему, если тебе так щедро платят?
— Меня предупредили.
— Только из-за желания спрятаться. Ты заставил императора гоняться за собой целый год, от острова к острову, от порта к порту. И ты почти сбежал…
— Все еще чертова ведьма. — Роуз пристально посмотрел на нее. — Все еще обманщица и шпионка.
— Ты почти сбежал, — повторила Оггоск. — Фликкерманы поймали тебя прошлой ночью с билетом на карету в глубь суши. В глубь суши! Ну, капитан, это было бы впервые в твоей жизни!
— Оггоск, — прорычал он, — помолчи.
Ее глаза по-прежнему были прикованы к нему:
— Тоже мне секрет. Соррофран похож на муравьиный улей, все знают, что сегодня утром будет назван капитан, все ошибаются. И больше всего они удивляются, почему «Чатранд» провел три месяца в этой собачьей конуре, а не в могучем Этерхорде через залив. Ты расскажешь им, капитан Роуз? Не мог бы ты заодно рассказать, почему некоторые влиятельные люди в столице могли бы заподозрить что-то неладное? Почему, скажем, в нашем трюме хранится провизия на двенадцать месяцев, хотя мы собираемся в трехмесячное плавание? Это будет трудно объяснить — и прежде всего Елигам. Предположим, ты скажешь им правду: астрологи Его Превосходительства убедили старого Магада, что настал час его судьбы, момент, когда он будет сокрушен — или возвышен над всеми правителями, которые когда-либо были или будут. Клянусь Найей, было ли когда-нибудь по-другому? Мужчина прыгнет в печь, если ему сказать, что это способ властвовать над другими. Это безумие и чудо, что мы позволяем вам править. Но самое большое чудо — это угроза.
Голова Роуза дернулась вверх, и Оггоск захихикала.
— Эхе! Угроза! Что они использовали против тебя, капитан? Что заставляет Нилуса Ротби Роуза отправиться в плавание, хотя он против?
Лицо капитана Роуза побагровело, но его голос, когда он заговорил, был низким и ядовитым:
— Помните, леди Оггоск, что мы скоро снимемся с якоря. И еще не забудьте, что в море этот капитан вообще не терпит принуждения.
Старуха опустила глаза и забилась в свой угол. Несколько мгновений они ехали в молчании. Затем с внезапным «Ух!» кучер остановил лошадей, вскочил со своего места и распахнул дверь.
Чернокожий мужчина стоял в дверном проеме, явно готовясь войти в карету. На нем был темный жилет поверх белой шелковой рубашки и, что совсем неуместно, круглая шерстяная шляпа, какие монахи-темплары надевали во время путешествий. В одной руке он держал футляр для пергамента, в другой — черную сумку с двумя грубыми деревянными ручками. Сумка была старой, потертой и набитой почти до отказа. Мужчина вежливо поклонился Оггоск, затем Роузу.
— Кто ты такой, во имя девяти огненных преисподен? — взревел Роуз, его нервы, наконец, не выдержали.
— Болуту, меня зовут Болуту. — У мужчины был четкий голос и незнакомый акцент. На него, казалось, совершенно не повлияла вспышка гнева Роуза, что еще больше разозлило капитана.
— Убирайся, тебе здесь нечего делать.
Незнакомец склонил голову набок.
— Нечего делать? Возможно, буквально это верно. Не имеет значения, однако. Ибо, хотя я должен был оставить свои дела, у меня есть приказы, которые я должен уважать — или игнорировать на свой страх и риск.
— О чем бредит этот нунфиртский франт? — крикнул Роуз, взглянув на провидицу.
— Он не из Нунфирта, — категорично сказала Оггоск.
— Он черный, как пятка смолбоя.
— Я слевран, капитан Роуз.
Мгновенное замешательство. Леди Оггоск выронила трубку. Вряд ли было бы более поразительно, если бы этот человек заявил, что он рысь. Слевраны были дикими людьми из далеких глубин, степными номадами. Именно они нападали на караваны, направлявшиеся на запад, в Земли Идхе, и убивали всех. Император послал легионы, чтобы уничтожить их, но номады просто отступили в горы и дождались, когда солдатам стало скучно и голодно; как только войска ушли, набеги начались заново. А они вообще люди? спрашивали некоторые. Есть ли у них мораль, язык, души?
— Ты не только сумасшедший, но и лжец, — сказал Роуз. Он нетерпеливо махнул озадаченному кучеру: — Езжай дальше, ты. У нас есть приказ, который мы должны уважать.
— У меня точно такой же приказ, — сказал Болуту, все еще держа руку на двери.
— Ты — лающая нунфиртская собака!
— Нет, капитан, я никогда не был в Летнем Царстве. Но в Этерхорде вы будете принимать груз животных, а я — ветеринар. И поэтому Его Превосходительство Магад V приказал мне занять место на борту «Чатранда». И я надеюсь развеять ваши опасения по поводу моей персоны.
— Почему ты носишь монашескую шапку?
Болуту улыбнулся:
— Меня воспитали братья-темплары, и я соблюдаю их обеты. Некоторые называют меня Братом Болуту, но «мистер» вполне приемлемо.
— Если ты не нунфирти, где ты научился говорить как на балу?
— В доме Елигов.
Снова потрясенное молчание. Этот человек утверждал, что является близким другом Торговой Семьи Чатранд. Роуз посмотрел на Оггоск, но ведьма натянула капюшон своего плаща на голову, шепча и бормоча. Чернокожий мужчина забрался в карету и сел рядом с ней. Кучер с облегчением поднял подставку для ног и захлопнул дверцу.
Поездка возобновилась. Оггоск пробормотал что-то на свали, на котором капитан не говорил. Однако, проведя в море сорок лет, он знал несколько слов на многих языках: джулт, которое Оггоск много раз произнесла с радостным возбуждением, означало «болезнь». Рядом с ней неподвижно сидел чернокожий мужчина, полуприкрыв веки. Роуз внезапно подумал о том, как бы он выглядел, летя через фальшборт «Чатранда» и кубарем катясь в волны. Затем он вспомнил об Особой защите, которую каждый капитан Арквала поклялся предоставлять друзьям Компании. Если с этим Болуту случится несчастье, последует проверка Компании. Просто стать объектом такой проверки означало быть отмеченным на всю жизнь.
— Ваша кошка — проснувшееся животное, герцогиня? — внезапно спросил Болуту.
Оггоск издала грубый горловой звук:
— Гла.
Болуту остался невозмутим:
— Знаете ли вы, капитан, что частота пробуждений стремительно растет? О скольких таких животных вы слышали за всю свою жизнь? Лично я о трех за двадцать восемь лет, и только с одним — милым быком со вкусом к хоровой музыке — я встретился лицом к лицу. Но этот год побил все рекорды! Только в прошлом месяце волчица на Кушале умоляла сохранить ей жизнь: к сожалению, охотники все равно ее убили. Из Брамиана сообщают об аисте, который хочет отговорить золотоискателей от отравления его озера. И слышали, как несколько кошек разговаривали в переулках самого Этерхорда. В «Моряке» было сообщение.
Снирага мурлыкала, скользя между их ног. Роуз уставился в окно. Случайности, подумал он. Так много видов случайностей…
Они почти добрались до порта: он слышал неясный рев, который мог быть только перекличкой экипажа. Затем карета снова остановилась. Дверь открылась, и перед ним появился Игнус Чедфеллоу.
На этот раз Роуз был готов, почти доволен: доктор являлся посланником по особым поручениям Его Превосходительства и ездил по всему миру в качестве человеческой печати на определенных имперских обещаниях. Там, где плавал Чедфеллоу, слово Магада добросовестно выполнялось. Роуз должен был догадаться, что доктор будет вовлечен в это дело.
Сам Чедфеллоу, однако, выглядел ошеломленным. Он уставился на капитана, его лицо заметно побледнело. Доктор не сделал ни малейшего движения, чтобы войти в карету.
— Роуз, — сказал он.
Кучер, снова придерживавший дверцу, задрожал. Оггоск рассмеялась, не поднимая капюшон.
— Залезайте, доктор, — сказал Роуз. А затем, бросив взгляд на Болуту, добавил: — Если вы не возражаете против компании.
Чедфеллоу не пошевелился.
— Конечно, на этот раз вы не сможете воспользоваться той каютой, — продолжил Роуз. — Она для Исика и его семьи.
— Произошла какая-то ошибка, — сказал Чедфеллоу. — Вы были на Пеллуридах.
— Да, был, — сказал Роуз. — Но это не ваша забота.
— Вы не можете командовать «Чатрандом».
Роуз наклонился вперед, ярость исказила его черты. Оггоск коснулась его руки. Капитан дернулся в ее сторону, затем остановился и снова выпрямился. Его палец ткнул в Чедфеллоу.
— Мы на берегу, доктор, где ваш язык принадлежит вам. Но завтра мы отплываем. Запомните это. Ибо я — капитан Великого Корабля. И если вы собираетесь подняться на борт, я предупреждаю вас, каким бы посланником вы ни были: на воде нет закона, кроме моего. Закона Нилуса Ротби Роуза. В этом имени есть заноза, пчелиное жало и лезвие: мои родственники знали, что они имели в виду, когда назвали меня Нилус, кинжал. Залезайте внутрь!
— Нет, — сказал Чедфеллоу, медленно качая головой. — Я не поплыву с вами, нет.
Их взгляды встретились. Роуз выглядел охваченным одновременно радостью и обидой.
— Что ж, — сказал он наконец, — это касается только вас и вашего императора. Не ждите, что я буду умолять. Кучер!
Кучер резко съежился на три дюйма, его колени подогнулись.
— Поезжай дальше, ты, тупая, пялящаяся, золотушная дворняга!
Мгновение спустя экипаж скрылся за углом улицы. Чедфеллоу стоял неподвижно, встревоженный как никогда в жизни. Когда носильщики подошли к двери таверны с его морским сундуком, он не знал, что им сказать.