Заговор Красного Волка

Глава 23. ЧУДО СЛЕЗ

5 модоли 941

53-й день из Этерхорда

Наступил серый рассвет, вскоре за ним закапал дождь. Над мысом Улту нависли грозовые тучи; Фейерверк Фрикс нервно наблюдал за ними в подзорную трубу. За этим мысом лежал Утурфе́, но мистер Элкстем не стал рисковать и направился широким курсом вокруг его скалистого мыса. Сотня матросов вздыхала, слушая его приказы, но никто не проклинал его. О чутье Элкстема на опасность ходили легенды.

Как только корабль обогнул мыс, дождь усилился. Люки задраили; обезумевшие смолбои сгоняли дождевую воду с палубы. Появившийся город не согрел сердца: зеленая гранитная стена, железные башни и остроконечные крыши, похожие на зубчатые пилы. Из окна своей каюты Эберзам Исик изучил холодный, замкнутый Утурфе́ и подумал: Врачей искать негде.

В городе не было глубоководного канала, поэтому на расстоянии двух миль пришел приказ свернуть паруса и бросить якорь. Вокруг грот-мачты горстка мужчин в клеенчатых куртках недовольно взревела. Торговцы виски и медью, отчаянно пытавшиеся купить как можно больше товара для перепродажи на западе. Еще до того, как якорь коснулся дна, они столпились вокруг мистера Фиффенгурта. Когда могут быть спущены на воду лодки? Насколько сильным будет шторм? Сколько человек он мог выделить для гребли? Как долго они пробудут здесь?

— Отойдите, джентльмены! — прорычал он. — Мы должны спасти жизнь, если сможем.

Герцила вынес почетный караул Исика. Дождь хлестал его по лицу, и Таша, плача, держала его холодную руку: он уже выглядел мертвым. Впервые Фиффенгурт подумал, что ему может понравиться один из подростков благородного происхождения. Большинство из них были привередами, которые причитали, если им казалось, что суп не посолен или куртки не почищены. Один день работы смолбоем и жратва из камбуза научили бы их ценить удачу. Но леди Таша была другого сорта. Да, она плакала, но беззвучно, и не жаловалась. Квартирмейстер склонил голову набок, чтобы лучше ее видеть.

— Вы должны быть храброй, леди, — сказал он. — Для мистера Герцила будет сделано все возможное.

— Так и будет, — сказал Сандор Отт.

Шлюпку спустили на воду, Отт и Фиффенгурт сели бок о бок на носу, и люди погребли к берегу. Таша внезапно почувствовала, что никогда больше не увидит Герцила, и, не желая, чтобы ее последним воспоминанием о нем было это бледное, мертвенное лицо, она отвернулась. Если бы она этого не сделала, то могла бы заметить, что один из членов почетного караула не греб правой рукой, а только двигал ею — скованно, даже болезненно, — одновременно с веслом.

Торговцы толпились, толкаясь, чтобы первыми сесть во вторую лодку. Один из них хихикнул рядом с ней:

— Никто не будет есть раков в Утурфе́ сегодня вечером — никто! Я скупил их всех. Я могу продать их в Рукмасте в четыре раза дороже, чем заплатил этим нищим. Некоторые не хотели продавать, но герцог Утурфе́ убедил их — рыбацкие хижины, знаете ли, легко воспламеняются, а герцог запросил за свои услуги всего десять процентов.

— Очень разумно, — сказал другой.

— Очень! О, когда же этот дурак позволит нам высадиться на берег? Говорю вам, я купил их всех.

Испытывая отвращение, Таша отвернулась — и чуть не столкнулась с Пазелом Паткендлом.

Двое огромных солдат тащили его на корму. В руках у него был мокрый сверток, а одет он был в старую куртку с красной заплаткой на локте. Ни шляпы, ни обуви. Его каштановые волосы слиплись от дождя.

Он устало улыбнулся:

— Ты получила свое ожерелье обратно.

Солдаты, казалось, были готовы надеть на него наручники за фамильярный тон, но один взгляд на Ташу изменил их мнение.

— Я пыталась заставить Прахбу оставить тебя, — сказала она. — Он просто не хотел слушать.

Пазел пожал плечами:

— Я тоже не слушал, верно? Где Нипс, ты знаешь?

Таша кивнула:

— Он работает с насосами. Шесть часов — наказание от Свеллоуза. За драку, мне кажется.

— Скажи ему, чтобы прекратил драться, — сказал Пазел, качая головой. Затем он посмотрел на нее и переключился на опалтик: — Не забывай, что сказал Рамачни. На борту злой маг, и скоро появится кто-то еще — кто-то еще хуже. Будь осторожна, Таша. И постарайся запомнить меня, хорошо?

Таша едва смогла призвать свой школьный опалтик. Что со мной не так? подумала она, моргая.

— Да, кое-кто похуже, — пробормотала она.

— Я извиняюсь за все за это, Таша, — сказал он.

— Извиняться, ты? — Она покачала головой, злясь на свой неуклюжий язык. — Почему ты так чувствовать? У меня нет никаких идей.

Дрожащий и промокший насквозь, Пазел рассмеялся:

— У тебя их слишком много.

Солдаты подтолкнули его вперед. Торговцы и моряки сгрудились во второй лодке, но одна скамья все еще была пуста.

— Я должен тебе кое-что сказать, — сказал Пазел. — Подойди ближе.

Я должна тебе кое-что сказать, передразнила Таша. Но она не могла сказать это на опалтике, и, когда он посмотрел ей в глаза, обнаружила, что вообще не может этого сказать.

— Держите этого человека! Я хочу его видеть!

Голос принадлежал Ускинсу. Он вышел из рулевой рубки — светлые волосы приглажены дождем — и направился к лодкам. Таша проследила за его взглядом и увидела у поручней другого заключенного: неряшливого, голодного на вид мужчину из третьего класса. Его лицо было желтоватым и покрытым синяками, а руки были скованы за спиной.

— Не тот человек! Не тот человек! — крикнул он, когда Ускинс приблизился. Первый помощник поднял руку, призывая к тишине, затем протянул руку и широко открыл один из глаз мужчины. Он удовлетворенно кивнул.

— Курильщик смерти, можно быть уверенным.

— Ложь! — взвизгнул мужчина. — Они надели мне на голову идиотский мешок! Наполнили его смерть-дымом!

— Кто это сделал? — спросил Ускинс.

— Не знаю… Они пришли ночью, отвели меня в какое-то темное место, одного. Заставили меня вдыхать этот дурманящий наркотик, пока я не потерял сознание. А теперь посмотрите, как я дрожу! Но я никогда не пользовался им раньше! Я сборщик чая, вот и все!

Ускинс громко рассмеялся:

— Тебе следовало выбрать чай помягче.

— Я никогда не прикасался к этому бедному мистеру Герцилу! Клянусь Молоком Древа!

Ускинс дал ему пощечину:

— Прибереги свое богохульство для суда, негодяй! Грузите его!

Пока мужчина кричал и вырывался, Таша обнаружила, что снова начинает сомневаться в рассказе Нагана. Но прежде чем она смогла придумать способ вмешаться, Пазел наклонился к ней и очень тихо проговорил сквозь зубы:

— На борту есть еще один заключенный.

— О чем ты говоришь? — прошептала в ответ Таша.

— Ты должна найти Диадрелу. Скажи ей, что он у Роуза. В правом ящике его стола.

— Что, ключ?

— Заключенный!

— Пазел, — сказала Таша, — ты что, с ума сошел?

— Они убьют тебя, если ты заговоришь, — прошептал он. — Это икшель, Таша.

— Эй, ты! Собака ормали! Как ты смеешь прикасаться к леди?

На самом деле нет, хотя его губы почти коснулись ее уха. Но, коснулся или не коснулся, охранники Пазела были смущены своей оплошностью и ударили его так сильно, что он упал на палубу. Почти ослепший от боли, Пазел почувствовал, как кто-то снова поднимает его. В поле зрения вплыло ухмыляющееся лицо Ускинса.

— Позвольте мне, — сказал первый помощник. — Приятно сбросить немного балласта.

Он с грохотом швырнул Пазела в ожидавшую его лодку. Таша закричала: «Нет! Нет! Нет!», а Ускинс повернулся к ней и сказал, чтобы она не волновалась, этот грязный мальчишка больше никогда ее не побеспокоит.

Пазел занял свое место рядом с предполагаемым убийцей, который все еще кричал: «Не тот человек!» Пазел поискал глазами Ташу, гадая, что она хотела ему сказать, но у поручней было полно народу, а затем его лодку спустили на воду.

— Ты это видела, — сказал Талаг Таммарук ап Исхрчр.

— Видела что? — спросила Диадрелу.

— Не фехтуй со мной, сестра, — сказал Талаг. — Мальчик прошептал что-то на ухо девушке-невесте. И это ее потрясло. Теперь ты понимаешь, почему мы никогда не должны рисковать? Что толку от твоих угроз, когда он в безопасности на берегу? Таликтрум был прав. Ты должна была его убить.

Два икшеля втиснулись в дыру в массивном дубовом квартердеке, наполовину засыпанную свежими опилками, и выглядывали через отверстия, которые не мог обнаружить человеческий глаз. Их наблюдательный пункт был настолько мал, чтобы они с трудом лежали бок о бок. Икшелям потребовалось четыре дня труда: они, как термиты, рыли нору в древней древесине, останавливаясь при каждом затишье ветра, чтобы никто не услышал стук долот и молотков. Но оно того стоило: теперь у них был великолепный вид на верхнюю палубу у бизань-мачты, где высаживались шлюпки и толпились офицеры, самый перекресток корабля.

Дри оторвалась от своего глазка и посмотрела на Талага:

— Таша напугана, это правда. Но что именно прошептал Паткендл? Это то, чего мы не можем предполагать.

— Не можем? — сказал Талаг. — Ты хочешь сказать, что у этого урода смолбоя может быть другая тайна, такая же ужасная, как тот факт, что мы на борту?

— Есть такие тайны, — сказала Дри. — Прошлой ночью мы видели, как личная охрана посла мучила невинного человека смерть-дымом и требовала, чтобы он признался в убийстве, которое мы предотвратили.

— Ты принимаешь их за невинных овечек, — насмешливо сказал Талаг. — И это убийство предотвратила ты, а не клан. Ты выстрелила иглой в ногу убийцы и заставила его споткнуться, хотя этот толстый торговец мылом мог тебя видеть…

— Он ничего не видел, — сказала Диадрелу.

— …и сам убийца может позже найти твою иглу и разоблачить нас всех.

— Он не найдет мою иглу, Талаг. Она глубоко в его коже. И, даже если он выковыряет ее, он найдет осколок, наполовину растворившийся, и никогда не узнает, что это работа икшель.

— Кто сейчас предполагает? — спросил Талаг.

— А что бы сделал ты? — требовательно спросила она. — Позволил бы камердинеру умереть? — Она знала, что Талаг подначивает ее (кто, кроме брата, мог бы сделать это так хорошо?), но знание не делало его насмешки более терпимыми. — Я не дура, Талаг! Я предполагаю, что среди великанов нет добра. Но я также не предполагаю, что все они идентичны, просто нити в одной веревке, предназначенной стать петлей палача для невинной расы икшель. Мир полон зла, да. Но все не так просто.

— Они украли нас из Убежища-за-Морем. Они выставляли нас, как насекомых, в своих музеях, колледжах, зоопарках. И, как насекомых, они убивали нас с тех пор, как мы сбежали, чтобы заразить их корабли и дома. Все просто, Дри. И это правда.

— Похищение произошло пятьсот лет назад, — сказала Дри. — Великаны даже не помнят об этом и считают наш остров мифом. Все закончилось.

Талаг посмотрел на нее с холодным презрением.

— Все закончится, когда мы вернемся домой, — сказал он. — После крушения «Маисы» остался только один корабль, который может доставить нас туда, через Правящее море. Его зовут «Чатранд», и, клянусь сладкой звездой Рина, я прослежу, чтобы он это сделал.

Дри ничего не ответила. Мгновение спустя корабельный колокол прозвенел половину девятого.

— Мы должны идти, — сказал Талаг.

Передвижение при дневном свете было, конечно, самой серьезной опасностью для икшель, но другого способа добраться до наблюдательного пункта не было. Их лаз, похожий на дупло в центре старого дерева, пробуравливался прямо сквозь стену отсека, а затем обратно к корме через двухдюймовую щель, которую они обнаружили с помощью простукивания. Ближе к концу лаза Талаг нарисовал углем Х: он отмечал место прямо под нактоузом, или корабельным компасом. У Талага были планы относительно нактоуза, но он никому не сказал, в чем они заключались.

Лаз заканчивался крошечной трещиной на потолке короткого прохода. Оттуда нужно было спуститься по грубому дереву на пол, пробежать шесть футов по проходу до осушительной трубы и нырнуть внутрь. Во время шторма одна-две унции дождя и соленых брызг могли влетать в проход каждый раз, когда матрос входил с верхней палубы. Осушительная труба была обычной жестяной трубкой, по которой такая вода стекала обратно в море. У нее была маленькая крышка с пружиной, которая открывалась под тяжестью воды и снова закрывалась, защищая от холодного океанского ветра. Для икшель не составило труда вырезать другие отверстия в этой трубе (вдоль верхнее кромки, чтобы не допустить любого предательского капания) и использовать ее в качестве коридора между палубами.

Проблема заключалась в батальонном клерке. От рассвета до заката на табурете у двери в каюту сержанта Дрелларека сидел бледный мальчик со шрамами от недавней ветряной оспы на лице, держа на коленях большой потрепанный блокнот. Он передавал сообщения от Дрелларека офицерам «Чатранда» и вел записи о сменах, обязанностях, жалобах, лихорадках и расстройствах желудка у сотни солдат под командованием Дрелларека.

Клерк сидел всегда, за исключением тех случаев, когда бегал с сообщениями, и пять минут при смене вахты — в это время он, по поручению Дрелларека, собирал отчеты у младших сержантов и мастера парусов. Только в эти интервалы (и только если в коридоре больше никого не было) икшель могли приходить или уходить на своей наблюдательный пункт. Сейчас было именно такое время, так что Дри и Талаг поспешили спуститься на пол.

Как раз в это мгновение Мидрил, их сменщик, выскользнул из осушительной трубы и начал быстро подниматься. Дойдя до двух других, он остановился, ожидая указаний.

— Вы будете уделять большое внимание любым новым пассажирам, которые сегодня поднимутся на борт, — сказал Талаг. — И запишите, кто разговаривает с капитаном, если он появится.

— Да, м'лорд.

— Посол тоже может сойти на берег, — добавила Дри. — Обратите внимание, кто пойдет с ним, и кто вернется.

— Конечно, м'леди.

— Путь внизу свободен? — спросил Талаг.

— Цел и невредим, лорд Талаг. Крыса, прихрамывая, прошла по орудийной палубе, не более того. Мой брат Малид на страже.

— Тогда быстро на пост.

Мидрил склонил голову и исчез в расщелине наверху. Дри и Талаг спустились на пол и поспешили к осушительной трубе. Они могли слышать голоса великанов на верхней палубе, шипение дождя, крики промокших, унылых чаек.

Но крышка не хотела открываться. Обычно она опускалась почти без усилий, но, хотя Дри и Талаг толкали ее изо всех сил, она не сдвинулась ни на дюйм.

— Этот дурак! — Талаг пришел в ярость. — Он сломал петлю изнутри!

Вместе они бросились на металлическую крышку, но безрезультатно.

— Мы в ловушке! — сказала Дри. — Но что случилось? Как мог произойти этот несчастный случай?

— Это не несчастный случай, леди Дри, — сказал голос из осушительной трубы.

— Кто там ходит, черт возьми… крыса? — недоверчиво прорычал Талаг.

— Нет, лорд Талаг, — ответил голос. — Я Фелтруп Старгрейвен, и я должен поблагодарить вас за то, что вы преподали мне великий… нет, жизненно важный… нет, незаменимый урок! Видите ли, я не крыса. И все же я так долго страдал, веря, что это так. Верить, болтать, тонуть в водоросл…

— Паразиты! — закричал Талаг. — Уберите свои гниющие от чесотки тела из нашей трубы!

— Я совершенно один, лорд Талаг. Я заклинил дверь деревянным шурупом.

— Уберите его, сейчас же, — тихо сказала Диадрелу. — Мы в опасности.

— Я сожалею об этом, м'леди, — сказал Фелтруп. — Но вы, конечно, понимаете мое собственное отчаянное положение? Как только лорд Талаг объяснил мне, что я не крыса, я понял, что это безумие — настоящее безумие! — продолжать притворяться. Логово — не самое безопасное место, если ты вызываешь подозрения у Мастера Мугстура, как я, или носишь какое-либо увечье или признак слабости, как я. Вы отдаете себе отчет в том, как вы отметили меня, лорд Талаг?

Дри резко посмотрела на брата:

— Ты уже говорил с этим существом раньше!

— Пылающие души! — закричал Талаг. — Это не может быть та самая! Та самая болтливая, шныряющая крыса, которую мы поймали в Ночной Деревне?

— Та, которая искала вас, — сказал голос, — в такой ужасной нужде. Бедный, напуганный Фелтруп, вечно тонущий, так близкий к отчаянию. Но не крыса, м'лорд. Вы, что, забыли свою лекцию? Крысы не думают; они только кажутся думающими. Но я, безусловно, думаю — глубокие, истинные, неустанные мысли, поиски, размышления, взрывающиеся ракеты разума! Поэтому, несмотря на мою внешность, я не могу быть крысой. Я думаю.

— Ты мне ничего об этом не говорил, — сказала Дри Талагу.

— О чем? Об убийстве крысы? Почему я должен это делать? Даже кровопролития не было. Мы заперли его в трюмной трубе, чтобы он задохнулся.

— Вы видите, как я не смог угодить ему, м'леди? Я так глубоко сожалею об этом.

Дри не могла сказать, смеялся ли этот голос или плакал.

— У нас нет на это времени, — сказала она. — Чего вы хотите?

Всхлипывание.

— Вы мне не поверите, — сказал голос.

— ОТКРОЙ ЭТУ ДВЕРЬ, ПОКА МЫ НЕ ПЕРЕБИЛИ ВСЮ ВАШУ ГНОЯЩУЮСЯ ОРДУ! — проревел Талаг.

Смех или слезы переросли почти в истерику.

Дри зашипела на своего брата:

— Разве ты не сделал достаточно? Это твоя жестокость толкнула его на этот поступок!

Талаг открыл рот, чтобы заговорить, но промолчал. Человеческие голоса на палубе снаружи становились все громче.

— Вы там, Фелтруп! — сказала Дри. — Идет великан! Говорите сейчас, или нам обоим придется бежать. О чем вы хотели попросить нас?

— Мелочь, — сказал задыхающийся голос. — Вы должны поклясться кланом: не причинять мне вреда и выслушать.

— Клянусь кланом, — сказала Дри.

— Ты не можешь давать клятву крысе, — сказал Талаг.

— Я НЕ КРЫСА!

— Талаг! — сказала Диадрелу. — Прекрати дразнить его! Куда делась твоя мудрость? Произнеси свою клятву, быстро, или лезь в расщелину! Решай!

Кулаки Талага были сжаты так сильно, что на его руках выступили вены.

— Я клянусь кланом и родом, — сказал он.

В тот же миг наружная дверь с грохотом распахнулась, и появился рябой клерк. В тот же миг они услышали скрежет за осушительной трубой. Мальчик возился с дверью под проливным дождем, все еще отвернувшись от них. Талаг толкнул: крышка была свободна, и оба икшеля нырнули в трубу. Фелтруп позволил крышке захлопнуться. Брат и сестра неподвижно лежали там, где упали, затаив дыхание. В нескольких дюймах от них послышались тяжелые шаги мальчика. Он ругался на погоду — Спасение! — потому что, если бы он увидел двух ползунов, то совсем бы забыл о небольшом дожде.

Бесшумные, как тени, икшели поползли вниз по трубе; Фелтруп поспешил за ними со странным прыгающим звуком. Только через пятьдесят футов, там, где труба изгибалась к кабельной шахте вдали от человеческих ушей, странная тройка остановилась. Здесь они были в такой же безопасности, как и везде. Диадрелу чиркнула спичкой и увидела два черных глаза, поблескивающих рядом с ней.

— Но, конечно, вы крыса, — сказала она.

Затем она поморщилась. Левая передняя лапа зверя была ужасно искалечена. Это объясняло прыжки. Фелтруп заметил ее взгляд и кивнул.

— Цена жизни, — сказал он. — Четыре дня я был заперт в этой трубе, м'леди. Счищал засохшую кровь зубами, чтобы воздух мог просочиться внутрь.

— Ваше имя, — сказала Диадрелу. — Оно звучит как слово Нунфирта.

— Как вы мудры, леди! — восхищенно сказал Фелтруп. — Потому что я нунфиртец, и свое имя выбрал сам. Это слово означает «слезы». Лорд и леди, знаете ли вы, что есть такое чудо — слезы? Крысы не плачут: крысы не могут понять, для чего они нужны. И я ничем не отличался от любого другого зверя в Пил-Уоррене, пока на рассвете не попытался украсть крошки из пекарни. Свежий хлеб в то утро так соблазнительно пах, медом и маслом…

— Воспоминания из желудка, — сказал Талаг. — Так вот почему ты рисковал нашей смертью?

— Нет, лорд Талаг, но это часть того, почему вы не должны хотеть убить меня.

— Расскажите свою историю, — сказала Диадрелу. — Но побыстрее, пожалуйста.

Фелтруп поклонился:

— Было еще темно. Через разбитое окно я спрыгнул в подвал, затем прокрался вверх по лестнице и заглянул в пекарню. Там стояла она! У глиняной печи, ее черное лицо светилось в свете огня. Первое, что я увидел — она была одна. Раньше ее муж всегда работал рядом с ней, но теперь его не было. Почему я вообще это заметил? Он не взял с собой ни крошки; еды было вдоволь. Но почему-то я мог только стоять там, наблюдая и удивляясь. Женщина ушла в другую комнату и вернулась с картиной, на которой они были изображены вдвоем в свадебных нарядах — и откуда я знал, откуда? — и со странным стоном бросила картину в печь. Затем она села на стул. И заплакала!

Я увидел ее слезы, кузены. И в это мгновение произошла великая перемена. Я был потрясен, напуган. Мне показалось, что в моем кишечнике завелся какой-то паразит. И все же это было не несчастье, а чудо: я заметил слезы. Она плакала от любви, и я это понимал. И многое другое, чудо за чудом! Ее шум разбудил ее маленьких дочерей, они с грохотом спустились с чердака — и, внезапно, семья! Я тоже это понял! И имена — она произнесла их имена, и я знал, что это постоянные имена, а не придуманные на месте, вроде бородавчатая морда, помойная голова и другие, используемые крысами. Я сидел там, пока светало, слепой к опасности, загипнотизированный. Она сказала им, что их отец сбежал с продавщицей масла, и что они все должны пойти в храм и помолиться, чтобы он поскорее устал от этой толстой, вероломной шлюхи и вернулся к ним. А потом она вытащила картину из духовки и потушила пламя своим фартуком. Но его голова и ноги уже были сожжены, и она закричала так, что могла разбудить мертвых. И я все это понял!

Дри посмотрела на своего брата:

— Ты удовлетворен, Талаг? Крыса явно проснулась. Ты пытался убить невинную, мыслящую душу.

Талаг отвел взгляд.

— Теперь это будут блохи, — сказал он. — А потом ракушки, кочаны капусты, обрезки дерева. Этот корабль кишит уродами. За всю историю никогда не было по-настоящему разбуженной крысы. Откуда мне было знать, что эта болтливая тварь обладает разумом?

— Используя свой собственный.

— Мы боремся за наши жизни, — сказал Талаг. — Это существо представляло опасность для нашего форта в Ночной Деревне. Три раза оно пробегало мимо нас, привлекая внимание, разговаривая вслух. И я еще не услышал о том, почему.

Фелтруп посмотрел на Талага. Его нос дернулся.

— О, добрый и милосердный лорд! — сказал он. — Как всегда вы возвращаете меня к моей цели! Я кланяюсь, я вздыхаю, я выдыхаю свою благодарность! Вы простите меня, если — просто чтобы все было проще, о чудесный Талаг — я снова назову себя крысой?

— Давай уже! — выплюнул Талаг.

— Тогда, как крыса — как разбуженная крыса — я должен сказать вам, что я не совсем один такой.

— Что? — воскликнула Дри. — Вы имеете в виду, что на борту есть еще одна разбуженная крыса?

— Да, м'леди, есть. Единственная, кого я когда-либо встречал. Он правит логовом, и он насквозь злой и развращенный. Его зовут Мастер Мугстур.

— Вы говорили с этим существом?

— Да, м'леди, но я не дал ему узнать, что проснулся. Он, конечно, убил бы меня, потому что ему не нужны соперники.

— Чего он хочет? — спросил Талаг.

— Съесть капитана.

Последовала довольно долгая пауза.

— Особенно его язык, — продолжил Фелтруп. — Причина достаточно проста. Видите ли, проснувшись, Мастер Мугстур стал религиозным. Он довольно фанатичный приверженец Рина, хотя в его версии бог несколько… что это за слово? Смертоносный? Да, именно так! О, леди Дри, знаете ли вы, как я мечтал о такой просвещенной беседе? Крыса сказала бы чертовский, кровавый, жевательный, вкусный — никогда не смертоносный! Я самое счастливое существо на свете!

— Фелтруп, — сказала Дри.

— Да, да! Простите меня! Дело в том, что капитан Роуз тоже объявил себя верующим, но он только притворяется. Он ужинает с Братом Болуту и просит этого человека преподать ему уроки из Девяноста Правил, но он никогда их не изучает: на все вопросы отвечает старая ведьма Оггоск. Он говорит, что уйдет на покой и будет тихо молиться на Раппополни, хотя на самом деле император уже пообещал ему губернаторство на Кесансе, множество жен-рабынь и королевский титул. Это привело в ярость Мастера Мугстура, который никому не позволит проявлять неуважение к вере.

— Огненные небеса! — сказал Талаг. — Роуз будет править на Кесансе? Он, должно быть, делает что-то невыразимое для короны!

— Мы знаем, что это так, — сказала Дри. — Но, этот Мугстур, он, что, воображает, будто может что-то с этим поделать?

— Съесть его язык, — сказал Фелтруп. — Он считает, что его судьба — убить Роуза. Моим чудом были слезы; чудом Мастера Мугстура было предательство. Он наблюдал за человеком, который продавал ювелиру изумруды из Нунеккам. «Они великолепны! — сказал ювелир. — Как они у вас оказались? — О, мне их подарил один нунек! — рассмеялся продавец. — Ему нужно было отправить их своей внучке в Сорн в качестве свадебного подарка. Эта свадьба планировалась три года. И в течение трех лет я старался быть лучшим другом этого нунека. Поэтому, когда я случайно сказал ему, что еду в Сорн по делам, он попросил меня доставить их невесте. Сказал, что больше никому не доверяет, ха-ха!»

— Очень похоже на крыс, — сказал Талаг.

— Совсем не похоже на крыс, величественный лорд, — сказал Фелтруп. — Нормальные крысы могут лгать друг другу или выпрыгивать из тени и кусаться. Но предать они не могут, потому что предательство невозможно без доверия, а крысы никогда не доверяют. Они не понимают этого слова.

— Он пробудился в то же мгновение, когда вы пробудились в пекарне? — спросила Дри.

— Да, леди, и пробуждение напугало его до полусмерти. Он всю ночь бегал по улицам и незадолго до рассвета укрылся в храме, где гудение монахов и горящие благовония привели его в состояние религиозного экстаза, а Ангел Рина спустился со стропил и предсказал ему его судьбу. «Ты найдешь путь к великому движущемуся особняку, — сказал Ангел, — и будешь править его глубинами, в то время как ложный священник будет править наверху. И однажды ты убьешь этого священника и сожрешь ту его часть, которая лгала. И в этот момент откроются тысячи глаз».

— Значит, ложный священник — это Роуз, — сказала Дри, — и язык — его лживая часть. Но что насчет тысячи глаз?

— Не знаю. Мастер Мугстур рассказал о пророчестве только потому, что думает, будто все мы, обычные крысы, лунатики, и все равно не вспомним об этом. Но он полон решимости наказать Роуза за то, что тот притворяется верующим. Любой ценой.

— И что же он попытается сделать? Диверсия?

— М'леди, он потопил бы корабль, если бы Ангел этого пожелал. Или, во всяком случае, попытался бы утопить: я сомневаюсь, что он смог бы сделать что-то настолько грандиозное.

— Тем не менее он может уничтожить нас, — сказал Талаг. — Если его проделки достаточно разозлят великанов, они отравят корабль серой. Каждая крыса на борту будет убита или изгнана. И все икшель, до последнего.

— Один все равно останется, — сказал Фелтруп. — Заключенный по имени Стелдак.

— Пленник икшель! — воскликнул Талаг. — Но он не из нашего клана! Кто он такой? Где великаны держат его?

— Я не знаю, лорд Талаг. Я знаю только, что его держат в крошечной клетке и заставляют пробовать пищу великанов на случай, если там окажется яд. Мне сказали, что он — самое несчастное существо на этом корабле.

Талаг посмотрел на Дри, ярость исказила его лицо:

— Все закончилось, сестра? Все в прошлом? Как ты можешь быть такой слепой? Пока ты говоришь о справедливости, великаны все еще держат нас в клетках и мучают ради забавы. Зачем говорить о мире с этими животными?

— Некоторые из них пытаются построить мир, — сказала Диадрелу. — Некоторые делают это целью своей жизни.

— Как наш добрый капитан Роуз и его мирная миссия на западе.

— Как неправильно, лорд Талаг! — сказал Фелтруп, снова счастливый. — Ибо на самом деле миссия «Чатранда» — черная. Я знаю ее: самый, самый… губительный план. Вот это слово! Сказать вам?

Прежде чем они успели ответить, по трубе донеслись звуки: отдаленные человеческие шаги, скрип металла. Мимо них пронесся внезапный ветерок.

— Труба открылась! — крикнула Дри.

— Должно быть, поднимается буря! — Талаг поднял голову, прислушиваясь. Приготовьтесь — вот оно!

— Оно? — переспросил Фелтруп.

На них обрушился мощный поток ливневой воды. Фелтруп пронзительно завизжал — в конце концов, он больше всего боялся утонуть, одним способом или другим, — но, по правде говоря, ему не грозила большая опасность. Дри, однако, сбило с ног. Она была легче Талага (едва ли вполовину веса Фелтрупа), и вода понесла ее по трубе, как веточку. Ее брат не мог дотянуться до нее, но Фелтруп увидел ее и пришел в себя. Когда она проносилась мимо, он ловким щелчком челюстей схватил ее за рубашку и крепко сжал. Десять секунд спустя поток воды утих. Диадрелу приложил руку к его щеке в знак молчаливой благодарности.

Промокшие и продрогшие, они спустились по последнему отрезку трубы к аварийному люку икшель. Здесь Талаг остановился и посмотрел на крысу.

— Мы должны поблагодарить тебя, — хрипло сказал он, — за твое мужество и твои предупреждения. Теперь мы знаем, что необходимо убить этого Мастера Мугстура.

— Это может быть труднее, чем вы себе представляете, м'лорд, — сказал Фелтруп.

Талаг улыбнулся:

— Это мы еще посмотрим. Иди сюда! Мои повара накормят тебя чем-нибудь получше, чем крысиные отбросы. И ты поделишься тем, что знаешь об истинной миссии «Чатранда».

Они подтянулись через люк и оказались в темном треугольном помещении. Комната холстов, расположенная в задней части портновского уголка — тесное помещение, от пола до потолка заваленное шелками для флагов, брезентом и огромными рулонами белой и льняной парусины невероятной прочности. Они стояли на широкой полке примерно в пяти футах над полом.

Где-то во внешнем отсеке портной напевал тихую мелодию под своей раскачивающейся лампой. Диадрелу выжала воду из рубашки.

— Фелтруп, — сказала она, — как ты узнал о заключенном икшеле?

— И миссии «Чатранда», если уж на то пошло? — вставил Талаг.

— Так же, как он узнал об этом вашем туннеле, ползуны, — сказал низкий, скрипучий голос над их головами. — Я ему сказал.

Два икшеля уже летели, как стрелы, уворачиваясь, перекатываясь, вытаскивая мечи еще до того, как поднялись на ноги. Они не опоздали ни на мгновение. Пять огромных крыс набросились на то место, где они стояли долю секунды назад, отбросив Фелтрупа в сторону, как кеглю для боулинга.

— Стерегите дверь! — рявкнул голос. — Двое умрут за каждого сбежавшего ползуна!

Они появились из холмов парусины, дюжины крыс всех форм, размеров и оттенков. Многие вертелись в дверном проеме. Другие появились на обоих концах полки и двинулись к Дри и Талагу, щелкая белыми зубами.

— Молодец, Фелтруп! — сказал скрипучий голос. — Я рад твоей службе.

На полке над ними появилась самая большая крыса, которую Диадрелу когда-либо видела. Она наклонилась вперед, чтобы осмотреть их, сопровождаемая с обеих сторон огромными охранниками. Она была совершенно белой, с багровыми глазами, выпученными, как перезрелые виноградины. Волосы выпали или были стерты с ее головы и нижней части, открывая длинные шрамы и толстые складки жира. Но, несмотря на то, что живот волочился по пыли, было ясно, что она очень сильна.

Фелтруп посмотрел на крысу с отвращением.

— Я не служу тебе! — крикнул он.

— Конечно служишь, — сказала большая крыса. — Все крысы на этом корабле служат Мастеру Мугстуру, точно так же, как он служит нашему святому императору в Замке Пяти Куполов, а через него Всевышнему Ангелу. Я, конечно, не удивлен, что ты скрыл это от этих двоих. Да, это было очень хорошо сделано. Они были так увлечены твоей болтовней, что даже не заметили пропавшего охранника.

Дри и Талаг обменялись взглядами. Это было правдой: охранник икшель должен был стоять наготове у входа в аварийный люк. Крысы захихикали, и несколько самых крупных облизнули губы.

— Ложь! — закричал Фелтруп. — Ты мне ничего не говорил! Птица, лунный сокол, вот кто рассказал мне то, что я знаю! Я ненавижу тебя! Я бы никогда не стал выполнять твои приказы!

Мастер Мугстур медленно покачал головой.

— Ложь — это грех, — сказал он.

Теперь в укромном уголке собралась сотня или больше гладких, сильных крыс, и все они наблюдали за икшелями.

— Леди! Лорд Талаг! — пискнул Фелтруп. — Не слушайте его! Бегите обратно по трубе!

Мастер Мугстур рассмеялся:

— Вперед, изо всех сил! Один путь ведет в море, другой — к клерку на его табурете. А мы будем следовать за вами по пятам.

Талаг во второй раз поймал взгляд Дри. С величайшей осторожностью он подал ей знак: два пальца на рукояти меча и приподнятое плечо. Дри ответила едва заметным кивком.

— Скажи им правду, прежде чем они умрут, Фелтруп, — сказал Мастер Мугстур. — Они пытались убить тебя, брат! Поэтому ты и заманил их в мою ловушку, верно?

— Чудовище! Дьявол! — Фелтруп прыгал вверх-вниз на своих трех здоровых ногах, рыдая и рыча одновременно. — Ты использовал меня, чтобы заманить их в ловушку! Ты следил за мной!

— Где наш родственник, которого мы оставили здесь на страже? — резко спросил Талаг.

Вместо ответа большая крыса плюнула в одного из своих помощников. Наверху послышался шаркающий звук, а затем что-то оборванное упало на полку перед ними.

Это была рука икшеля, обглоданная почти до кости.

— Крысы «Чатранда», — сказал Мастер Мугстур, — вы слышали слова ползунов: они собираются убить меня, как пытались убить Брата Фелтрупа. Но благодаря мужеству моего агента и милосердию Рина, их злоба на этом закончится. Давайте помолимся перед обедом.

Мугстур поднял лапу с длинными ногтями. Крысы замерли.

И икшель прыгнули.

Талаг подпрыгнул прямо вверх, ухватился за край полки над собой и взобрался на нее. Приземляясь, он обезглавил метнувшуюся к нему крысу, перепрыгнул через труп и перерезал горло другой. Дри тем временем взбежала по склону кучи парусины. Куча накренилась, и в то же мгновение она подпрыгнула высоко в воздух и приземлилась на полку рядом с братом.

Когда икшель тренируются вместе, боевой танец, который они разучивают, становится настолько быстрым и безупречным, что кажется почти чтением мыслей, а Дри и Талаг тренировались как пара с рождения. Дри не потребовалось даже взгляда, чтобы упасть на четвереньки, а затем толкнуться вверх изо всех сил, когда она почувствовала ногу Талага на своем плече.

Таким образом, она помогла ему перелететь через головы пяти крыс и приземлиться на спину одного из двух огромных телохранителей самого Мугстура. Зверь перекатился и нанес удар, но преуспел только в том, что помог Талагу одним ударом отрубить ему обе передние лапы. Когда второй охранник цапнул его за ногу, Талаг даже не взглянул: краем глаза он видел, как Дри пошевелилась. Крыса умерла с ее метательным ножом в черепе, прежде чем она смогла сжать челюсти.

Все это заняло около шести секунд.

Но теперь крыс стало больше. Они бросались с идиотской яростью, кусая Талага и Дри, когда Мугстур с ревом ретировался. Икшели устремился за ним, вращаясь, как смертоносные волчки, сквозь брызги крови и меха. Затем раздался сильный грохот, когда что-то тяжелое — ящик с инструментами или пара парусов — упало с высокой полки на землю. В двадцати футах от себя они услышали, как портной внизу крикнул: «Эй, там! Что движется?» В комнату метнулся свет лампы.

Икшелям повезло. Мугстур приказал стольким крысам охранять дверь, что все они не смогли спрятаться до прихода портного. Одна крыса испугала бы его; десятки заставили разразиться бессвязным воем. Пока он топал и проклинал убегающих крыс, Дри и Талаг соскользнули с одной стороны дверного косяка и выбежали из комнаты.

Ни один из них не был даже поцарапан. Но что с Фелтрупом? Дри рискнула оглянуться: она не видела его следов ни среди живых, ни среди мертвых.