Заговор Красного Волка

Глава 28. СПАСЕНИЕ СТЕЛДАКА

25 модоли 941

73-й день из Этерхорда

Закат: сухой ветер, медные небеса.[6] Капитан Роуз закрыл свою бухгалтерскую книгу (официальную, смехотворную, а не секретный гроссбух его личных доходов) и положил перо на стол. В десяти футах от него стюард суетился вокруг обеденного стола, полируя тарелки, расставляя старинное серебро. Роуз нахмурился. Гости за его обеденным столом были формальностью, которую он не любил.

В задней части стола его ползун-заключенный скорчился в своей грязной клетке. Роуз краем глаза изучал существо. Что-то здесь было странное: лицо ползуна было слишком безмятежно. Он вонял, дрожал и привлекал мух. Призраки тоже кружились вокруг него, болтая, когда Роуз поворачивалась к нему спиной: он предположил, что ползун болен. Но сегодня его дегустатор ядов был странно спокоен. Роуз даже заметил, как он потягивается и разминается, ну прям акробат, готовящийся к трюку. Подозрительное поведение, и Роуз решил заменить ползуна при первой же возможности. Свеллоуз, всегда высматривающий черепа ползунов, заплатит ему что-нибудь за этого негодяя.

— Двадцать минут, капитан, — сказал стюард. — Помочь вам одеться?

— Присмотри за столом, я оденусь сам.

Он положил клетку в ящик стола и с грохотом захлопнул его. Ползун даже не поднял головы, когда Роуз оттолкнул его назад, в темноту.

— Ты, маленькая чертова личинка, — сказал Роуз.

Он подошел к шкафу, надел смокинг и начал расчесывать бороду. Мистер Теггац приходил и уходил, слегка покачиваясь и кланяясь, неся то хлеб, то вазу с фруктами, то тазик с ароматным песком, в который Оггоск выплевывала хорошо пережеванный сапворт. Настроение Роуза омрачилось еще больше. Естественно, она принесет кошку.

Первым пришел Сандор Отт. Когда Теггац удалился, он подошел к капитану сзади и пробормотал:

— Вы приставили к Шаггату прекрасную охрану. Я сам не смог бы сделать лучше.

— Авгронгам плевать, кто находится за дверью, — сказал Роуз. — Но больше никто этого не знает.

— И Его Мерзость, несмотря на все эти разговоры о том, что он Бог, не стремится разозлить этих зверей. Естественно, его сыновья напуганы до полусмерти. Тем лучше держать их всех в тишине, а?

— Ничто не заставит этого сумасшедшего долго молчать, — сказал Роуз.

Отт улыбнулся:

— «Мой волк, мой красный железный волк!» Вы хоть представляете себе, что это значит?

— Что он сумасшедший.

— Конечно, но и то, что у него отличная память. Оперативники Тайного Кулака сообщили о некоем Красном Волке из Мзитрина. Люди его боялись и за него боролись. Я бы очень хотел знать, почему Шаггат бредит им сейчас. — Отт покачал головой. — В любом случае, Таша Исик выйдет замуж через десять дней. И как только мы окажемся в пустом море, Шаггат сможет реветь, как ему заблагорассудится.

— Как и я, — сказал Роуз. — Реветь, и даже больше, чем реветь. И Болуту будет первым, кто это почувствует.

Отт поднял палец:

— Вы не должны убивать ветеринара, сэр. Он странный, но в то же время лучший в империи, и он должен следить за здоровьем наших свиней, коров и кур. Кто знает, как долго мы будем лакомиться их вкусным мясом? Прошло больше столетия с тех пор, как кто-либо пересекал Правящее море. Но после свадьбы Таши мы можем заковать его в цепи, если хотите.

Роуз хмыкнул:

— Он может спать там, где работает, среди животных. И есть с ними. Но что с сокровищем, Отт? Что скажут ваши люди?

— Что они могут сказать? Конечно, никто не подозревает, где мы его прячем. Не бойтесь, капитан: его не украдут, не присвоят и не сбросят в море. Все это будет, когда Его Мерзость будет готов его использовать. Но этот день еще далек.

Начали прибывать другие гости. Юная Паку́ Лападолма, племянница музыканта, притащила за собой Ташу Исик с кислым лицом. Болуту, изысканная одежда и джентльменская улыбка. Тайн, единственный оставшийся представитель Компании, держался как можно дальше от Отта и Роуза. Сирарис принесла извинения за посла (опять головные боли, бедняжка).

Последней пришла Оггоск со своей кошкой на руках. Не успел стюард закрыть за ними дверь, как Снирага сердито взвыла и, вывернувшись, исчезла под столом. Паку́ рассмеялась, но Таша Исик нахмурилась и положила руку на свое ожерелье.

Ужин начался плохо: Паку́ прочитала отрывок из патриотических стихов своей двоюродной бабушки («В Арквале мы счастливые пчелы / но, пожалуйста, не забывайте о наших жалах!»), а Таша выбрала этот момент, чтобы подавиться супом. Затем Тайн заставил всех встать, чтобы поднять тост за Великую Леди, находившуюся в Этерхорде, Болуту почувствовал себя обязанным рассказать о доброте леди Лападолмы к одной бездомной собаке, и Паку́ заявила, что ее двоюродная бабушка дала ей «все, абсолютно все, что делает меня такой, какая я сегодня есть», на что Таша приподнял бровь, словно говоря: И что бы это могло быть?

— Три дня до Ормаэла! — продолжила Паку́. — Новейшая территория Арквала! Как вы думаете, что с ней сделали пять лет в Империи? Насколько я понимаю, ее стена была восстановлена, центр города приведен в порядок, сброд изгнан и настоящие семьи арквали поселились в лучших домах. Давайте выпьем за это!

Оггоск (которая так и не сдвинулась со стула) шумно плюнула в свой тазик.

— Этот сапворт на вкус как тина, — сказала она.

Стало еще хуже, когда Отт попытался вовлечь леди Ташу в разговор: разве она к настоящему времени не узнала довольно много слов на мзитрини? Таша решительно покачала головой, но Сирарис воскликнула:

— О, она это сделала, я ее слышала! В конце концов, до ее свадьбы осталось всего десять дней! Скажите что-нибудь, дорогая. Звучание этого языка такое первобытное!

Таша посмотрела на нее с отвращением, затем внезапно прорычала несколько слов. Она сказала им, что это означает: «Враг моего врага — мой друг». Но Роуз заметил, как Болуту подпрыгнул и бросил на нее быстрый изумленный взгляд.

Все привыкли к тому, как мало говорил капитан, и после десяти недель в море это их не особенно волновало. Это была его каюта: они с радостью не обращали на него внимания и ели его еду. Но незадолго до окончания ужина он вскочил на ноги, покачнув стол.

— Оггоск! Эта трижды проклятая рыжая кошка только что заговорила со мной!

Он указал на свой письменный стол; все взгляды обратились туда. Снирага сидела рядом с его ящичком с письмами, кончик ее хвоста слегка подергивался.

— Фа, — сказала Оггоск.

— Капитан! — крикнула Паку́ Лападолма. — Вы думаете, у вас на руках разбуженная кошка?

— У меня вообще нет никакой кошки!

— Тем не менее, она льнет к вам, — заметил Болуту. — Интересно, что делает вас ее любимчиком?

Глаза Таши Исик сузились:

— Что она сказала, капитан?

Роуз заколебался, глядя на них сверху вниз.

— Ничего важного, — наконец сказал он.

— Но, конечно, первые слова животного важны сами по себе, верно? — спросила Паку́.

— Они у нее не первые.

— И какие?

Роуз посмотрел на двух девушек.

— Маленькие шпионы, — сказал он.

— Прошу прощения?!

— Именно это и сказала кошка: «Маленькие шпионы».

Никто не осмеливался смеяться. Затем Оггоск вытерла жир с пальцев и подняла глаза:

— Я уже говорила тебе: Снирага — не разбуженное животное. Она умна, как и все кошки, но не более того. Тебя преследует злой дух, Нилус: какой-то дух-кот из твоего детства или семейной истории. Не вымещай злость на моей питомице.

Она говорила так, словно разговаривала с надоедливым ребенком. Роуз плюхнулся на стул и начал шумную атаку на яблоко. Тайн и Сирарис попытались возобновить разговор, но все были отвлечены Роузом, чьи пристальные глаза следили за кошкой, где бы она ни бродила по каюте.

Наконец ужин закончился: гости осушили свои бокалы и ушли. Стюард и его мальчик заметались вокруг стола, убирая посуду, гася лампы. Затем они тоже ушли, и Роуз остался один.

В каюте царил полумрак. Роуз стоял неподвижно, как встревоженный бык. Не было слышно ни звука, кроме вспенивающегося кильватерного следа корабля.

— Вы здесь, не так ли? — прошептал он наконец.

Тишина. Он рванул бороду во внезапной вспышке ярости:

— Говорите! Где ты, черт вас побери? Чего вы хотите?

Тишина, а затем фортепианная музыка: издалека, из салона первого класса. Вспомним старые, старые души, ду-у-ши, потонувшие в бездне морской.

Роуз невесело рассмеялся, почти всхлипнул. Затем повернулся и вышел из каюты, заперев за собой дверь.

В течение двух минут ничто не шевелилось. Затем, с самым тихим звуком, который только можно вообразить, что-то произошло.

В тазике с песком и кусочками пережеванного сапворта, стоявшем рядом со стулом Оггоск, всплыло на поверхность что-то крошечное и круглое, повернувшееся влево и вправо. Женская голова. Она изучала каюту. Затем одним быстрым движением пятеро икшелей вырвались из песка, прижавшись друг к другу спинами, руки уже прилаживали стрелы к лукам.

— Чисто, — сказала Диадрелу.

— Хорошо, — ответил Талаг. — Выбирайтесь из этой грязи, вниз — и перегруппируйтесь. И бросьте немного сапворта на пол. Устройте беспорядок.

Они держали в руках дыхательные трубки из полой соломы: они резали их на куски и зарывали в песок. Затем они вытерли друг друга, улыбаясь, но не смеясь, когда песок сыпался с их волос. Четыре икшеля соскользнули с края тазика на пол, а последний выбросил за край тазика кусочки сапворта. В этом налете будут винить крыс.

— Мне показалось, что он нас нашел, — сказала Диадрелу.

— Ты забываешь, что Роуз — сумасшедший, — сказал Таликтрум. — Дружески беседует с призраками.

Его отец кивнул:

— Если бы он знал, что на его корабле разгуливают ползуны, разговоров бы не было. Он бы обкурил корабль, и мы бы умерли. Энсил! К дверному косяку. Фентрелу, балки. Ты должен поговорить с заключенным, несмотря ни на что.

— Я все еще чувствую запах этого чудовища, Снираги, — сказал Фентрелу.

— Хватит! — рявкнул Талаг. — Если нас прервут, ложись ровно в центре балки — тебя не будет видно с земли. Мы как-нибудь вернемся за тобой. У всех есть инструменты? Тогда пошли.

Пять теней метнулись по полу каюты. Никто не мог сказать, сколько времени капитан проведет на воздухе, прежде чем ляжет спать. У них может быть тридцать минут или три.

Дри, Талаг и Таликтрум направились прямо к рабочему столу Роуза. Один прыжок — и Дри оказалась на его стуле, другой — на самом столе. Она подняла глаза: там была Энсил, уже усевшаяся, как паук, на дверь каюты. Фентрелу она не могла видеть; тот все еще карабкался по стене к балкам палубы. Присев на корточки, она наблюдала, как ее брат и племянник ковыряются в нижнем ящике лезвиями их мечей. Дерево было старым, покоробленным. Ящик сдвинулся на долю дюйма и крепко застрял.

— Я помогу, — прошептала она, но Талаг отмахнулся от нее. Конечно, он был прав: у всех пятерых были четкие задачи и должности. Никого нельзя было отвлечь.

Она наблюдала, как мужчины напряглись, задыхаясь. Ящик, казалось, безнадежно заклинило. Затем голос, которого никто не знал, окликнул их — из ящика.

— Проскользните в верхний ящик, братья, проскользните внутрь и нажмите сзади!

Дри почувствовала, как ее сердце затрепетало. Это было правдой, Великая Мать! Один из их рода!

— Ты можешь открыть верхний ящик, сестра? — прошипел Талаг.

Дри наклонилась и схватила ручку. Ящик легко выдвинулся.

Талаг хлопнул сына по руке:

— Вверх, вверх!

Таликтрум рванулся, как стрела из лука. Два прыжка, быстрая улыбка Дри — и в темноту ящика. Она услышала, как он толкается и извивается, затем стон от усилий. Нижний ящик выдвинулся.

Талаг схватился за медную ручку и потянул изо всех сил. Большой ящик боролся с ним еще мгновение, затем широко открылся.

— Вытащи Таликтрума оттуда! — приказал Талаг, запрыгивая в ящик.

Она наклонилась и позвала своего племянника. Он вышел, перепачканный карандашной пылью и грязью, и, не говоря ни слова, нырнул в нижний ящик вслед за отцом.

Она смутно слышала их работу: сборку кривошипно-шатунного механизма, которое согнет прутья клетки заключенного. Если только Фелтруп говорил правду, и это была не более чем обычная птичья клетка. Они не могли согнуть закаленную сталь.

Глухой удар: Фентрелу сбросил веревку с балки наверху. Дри поймала конец и быстро завязала пару петель длиною в фут. Когда она снова посмотрела вниз, то почувствовала волну облегчения. Талаг и Таликтрум были там, помогая третьему мужчине выбраться из ящика.

Он плохо выглядел — больной, грязный, — но не потерял всю силу. Хотя он и не мог допрыгнуть до рабочего стола, но достаточно проворно вскарабкался на стул.

Она не позволит ему поклониться.

— Ты оказываешь нам честь своим выживанием, брат! Я Диадрелу из Дома Иксфир — или Дри, ты должен называть меня так.

— Раньше мы все принадлежали Дому Иксфир, — сказал Таликтрум. — Но никто из нас не собирается возвращаться.

Заключенный приложил сложенные руки ко лбу — старомодный жест благодарности; она не видела его со времен своей бабушки.

— Я Стелдак, леди Дри. Мой дом — Етреджи в Трот Чересте, но прошло тридцать лет с тех пор, как я ступал на его землю.

— Трот исчез, — сказал Талаг, — поглощен Арквалом, хотя некоторые гиганты все еще используют это имя. Но я никогда не слышал об икшель, живущих там.

— Мы жили там, милорд. У моего народа был отличный дом в каньоне Этрела, пока гиганты не запрудили реку и не затопили нас. Многие погибли; остальные рассеялись по обе стороны каньона. Мы, с восточного берега, направились к морю. Я не знаю, что случилось с западной группой. Среди них были моя жена и дети.

Он сказал эти слова совсем просто, но Дри видела по его лицу, что рана все еще болит, три десятилетия спустя. Его немного лихорадит? Взгляд Стелдака блуждал и не мог ни на чем сфокусироваться.

— Больше никаких разговоров, — сказал Талаг. — Вставь ноги в эти петли, брат. Фентрелу доставит тебя в безопасное место, пока наша работа здесь не будет закончена.

— Милорд! — внезапно сказал Стелдак. — Роуз сойдет с ума, когда узнает, что вы освободили меня. Вам следовало подождать, пока мы не окажемся в порту, и тогда можно было бы бежать вглубь страны.

— Мой клан не бежит, — яростно сказал Талаг. — Наверх.

Он резко дернул за веревку, и Стелдак начал подниматься, все еще странно глядя на них. Остальные принялись за работу. Отец и сын подтащили клетку вперед и начали разбрасывать грязь по ящику, имитируя борьбу. Дри пробежала вдоль рабочего стола, скользнула на пол на крыльях ласточки и снова приземлилась в песчаном тазике. И начала копать.

Крыса лежала в коме примерно на глубине восьми дюймов. Вытаскивать ее тело на поверхность — изнурительная работа, и Дри еще приходилось все время слушать, чтобы не пропустить предупреждение Энсил. Наконец зверь освободился, и она тянула его за хвост, пока усы не коснулись пола. Затем дала упасть на пол.

Перетащив крысу на расстояние нескольких футов от двери каюты, Дри посмотрела на нее с благодарностью. Это была не какая-то особенная, но самая обыкновенная крыса, на которую они устроили засаду в Ночной Деревне, накачали блане́ и утащили в шкаф, где, между приемами пищи, хранился тазик с песком Оггоск; там крыса и все пятеро пролежали в ожидании десять часов. Но это служило их цели, и за это их могли убить.

Дри бросилась обратно к столу. Слово блане́ означало «смерть-дурак». Яд было безумно трудно изготовить — цианид золота, кровь осы и чернила осьминога, охлаждать в течение сорока лет в свинцовых бутылках под землей, — и у них не было больше ни капли. Однако результаты были впечатляющими: блане́ не причинял никакого вреда, но почти идеально имитировал смерть. Что еще лучше, это можно было бы мгновенно обратить вспять.

Но противоядие, которое выводило существо из состояния глубокого сна, было еще труднее приготовить. Дри вытащила покрытую оболочкой стрелу из колчана. У нее будет только один выстрел.

В целом этот план — как и все планы ее брата, — был совершенно блестящим. Каюта Роуза казалась неприступной: здесь не было ни промежутков между палубами, ни пустых смежных комнат. Им пришлось бы пройти через несколько занятых комнат или по длинному и оживленному коридору. Но Талаг обратил внимание на любовь Оггоск к сапворту.

Свист, и они оказались рядом с ней на рабочем столе.

— Я разбросал крысиный помет по полу, — сказал Таликтрум. — И проверил, что следов нет. Каюта готова.

— Я выйду из этой комнаты последним, — сказал Талаг. — Сестра: ты будешь наконечником копья.

Таликтрум резко обернулся. Наконечник копья был самой опасной позицией во время бега, местом, где принимались решения о жизни и смерти. Почетное место.

— Ты обещал его мне! — сказал он.

— Но я не могу позволить этого сейчас. Заключенный слишком слаб, и, как и Фентрелу, я чувствую, что в этой каюте что-то не так. Сердце предостерегает меня. Нас поведет Диадрелу.

Таликтрум не скрывал своей ярости. Возглавив их побег, он завершил бы последний обряд возмужания и мог бы претендовать на титул лорда.

— Мы договорились, — прошипел он.

— Ты осмеливаешься спорить? — сказал Талаг, в свою очередь разъяренный. — Посмотри на свою тетю, мальчик! Она слишком доверчива и мягкосердечна, но в то же время самоотверженна. Она не считает себя выше клана, не отвлекается в момент опасности. Это признак лидера, а не твое наглое нытье.

Таликтрум был глубоко потрясен.

— Отец… — начал он.

— Молчать! — рявкнул Талаг. — Клянусь Преисподней, ты позоришь меня!

— Фентрелу, — позвала Диадрелу, глядя на балку, — как Стелдак? Он может бежать?

— Он так утверждает, м'леди, — донесся из темноты голос Фентрелу.

— Он должен попытаться. Быстро пробирайтесь к дверному косяку.

И тогда Стелдак закричал:

— Нет!

— Что? — воскликнул Талаг. — Как нет, брат?

— Я хочу остаться и убить его! Помогите мне! Одолжите мне меч, и тиран умрет!

— Ты с ума сошел? Убить Роуза? Ты подпишешь смертный приговор нам всем!

— Мы сделаем так, чтобы это выглядело как самоубийство, лорд Талаг! Все знают, что он чокнутый…

— Ни слова больше! — сказала Дри. — Ты будешь повиноваться нам и станешь частью нашего клана! Конечно, ты нам кое-что должен? Немедленно к дверному проему!

— Вы не понимаете, м'леди! Он привел Шаггата на борт! Шаггата! Бога-Короля нессарим! Целые страны будут опустошены, если Роуз добьется своего! Арквал захватит Бескоронные Государства, а со временем и Мзитрин!

— Шаггат Несс утонул в море, — сказал Талаг.

— Ложь! Главная ложь Арквала! Он здесь, на борту — вот почему мы остановились в Личероге!

Брат и сестра посмотрели друг на друга.

— Нет времени на споры, — сказала Дри.

— Да, — согласился Талаг. — Послушай меня, Стелдак. Роуз не будет убит. Ни он, ни император не достигнут своих грязных целей. Этот корабль — мой. Я дал кровавую клятву вывести свой народ из ада страха и страданий, которым является Арквал, и увидеть, как они вернутся на остров, откуда все икшель были украдены много лет назад. Роуз может доставить нас туда — единственный из всех людей. Присоединяйся к нам и будь желанным гостем — или я убью тебя своей собственной рукой! А теперь иди!

Стелдак больше ничего не сказал, но Дри почувствовала ужас от его разоблачения. Заговор наконец-то раскрыт, и это подтвердило худшие опасения клана по поводу гигантов и их жестокости. И они действительно жестоки. Во имя Девяти Преисподен, сам Шаггат! Для чего Арквалу этот мясник?

И тут Энсил закричала:

— Роуз идет!

Теперь никому не нужно было командовать. Таликтрум спрыгнул на темный пол; Дри натянула лук. Талаг стоял рядом с ней, напряженный, как гепард, готовый к прыжку.

Дверь открылась: вылетела стрела Дри. Свет лампы из холла пролился желтым светом на пол. Крыса в ужасе завизжала, ожила и юркнула под стол.

— Поджарь и разрази тебя гром! — крикнул Роуз, бросаясь вслед за ней.

Дри и Талаг уже спустились со стола и были на полпути к двери, которую Роуз оставил открытой для света — как и предполагал Талаг. Дри увидела, как Энсил метнулась в безопасное место.

А потом разразилась катастрофа. Чей-то голос над головой крикнул: «Стой!» Брат и сестра обернулись и увидели, как Стелдак сражается на перекладине с Фентрелу. У них на глазах заключенный, со страшной силой безумца, вырвался из рук Фентрелу и бросился с балки — прямо на спину Роузу.

Капитан залез под стол, высматривая крысу. Он, по-видимому, что-то почувствовал, потому что привстал, ударился головой о стол и заревел от боли. Стелдак, цепляясь, как паук, за рубашку Розы, начал двигаться вверх.

— У него мой нож! — закричал Фентрелу.

В следующее мгновение Дри уже летела. Подъем в воздух с места едва не сломал ей руки, но она пролетела через каюту в мгновение ока, обнажив собственный меч. Она убьет этого бедного безумного Стелдака, унесет его тело, помолится за него…

Черный шок боли. Когти, клыки, падение.

Снирага!

Когти вонзились в ногу и туловище. Грохот: ее прижали к полу. Меч исчез. Ее ласточкины крылья схлопнулись. Пасть кошки сомкнулась над ее головой и плечами, пахнущее кровью дыхание наполнило легкие. Левой рукой она выхватила нож и ударила — пасть отступила, но коготь зацепил руку и разорвал ее, а затем нож тоже исчез.

Роуз это чувствовал. Твоих дело рук, а?

Кошка все это время ждала.

Дри была готова к смерти. Но смерть не пришла. Вместо этого появились ее брат и сам Стелдак — два вращающихся, колющих клинка. Она увидела, как Талаг глубоко вонзил свой меч в шею Снираги. Оглушительный вой. Ее швырнуло в воздух.

Где-то близко, казалось, почти над ней, Роуз ревел:

— Убей ее, животное! Убей эту крысу, и я почти буду думать о тебе хорошо!

Дри лежала у ножки стола, кровь быстро текла. Она заставила себя подняться. Роуз, пошатываясь, обходил дальний конец стола, держась за голову. Но где же Снирага?

Голос Таликтрума, пронзительный от страха: «Папа!» Много лет прошло с тех пор, как он так называл Талага.

Потом Дри увидела кошку. Та прыгнула на стул, перекатилась и ударила по чему-то — по Таликтруму, но мальчик парировал удар ее передних лап, его меч описал ослепительную дугу. Стелдак держал ее хвост в одной руке, а другой яростно рубил ножом, украденным у Фентрелу. Талаг, обмякший и окровавленный, свисал изо рта Снираги.

Дри бросилась к стулу. Из ее руки брызгала кровь, но она этого не чувствовала. Талаг! Талаг!

Стул опрокинулся, Таликтрум был прижат к земле. И Снирага одним мощным прыжком вылетела в открытую дверь.

Дри бежала до тех пор, пока ей не показалось, что ее сердце разорвется, больше не заботясь о том, кто ее увидит. Стелдак держал кота за хвост на протяжении половины пустого коридора. Затем он тоже упал, схватив пригоршню меха. Из шеи Снирага хлестала кровь, но она завернула за угол и исчезла.

Другие икшель сбежали незамеченными. Молитвы в трюме в ту ночь были не за Стелдака — тот думал о самоубийстве и сидел в одиночестве с каменным лицом, — а за Талага, их убитого Лорда, без колебаний пожертвовавшего своей жизнью ради клана.