6 модоли 941
54-й день из Этерхорда
Портной так никогда и не сообщил об этом случае.
Крыс в его углу корабля можно было объяснить только одним: едой. Ни одному моряку не разрешалось хранить еду любого рода в своей зоне работы, а Роуз, как хорошо знал портной, больше всего на свете ненавидел скопидомов. Знаменитая история рассказывала о матросе на вахте, который однажды взял с собой в воронье гнездо три яблока. Роуз узнал об этом в течение часа, оштрафовал его на недельное жалованье и приказал команде называть его до конца рейса свинья. Капитан заметил на палубе яблочное семечко.
Портной не сомневался, что кто-то принес еду в комнату холстов, и строго предупредил смолбоев вечерней вахты:
— Вбейте это себе в голову прямо сейчас: еда означает крошки. Крошки означают крыс. Крысы означают гнезда и грызня. Вам нужны дыры в парусах, когда разразится шторм или пираты возьмут нас на прицел?
Среди этих мальчиков был Джервик. Он пришел в ярость из-за того, что его назначили на эту девчачью работу, и на следующее утро за завтраком вел себя с особой жестокостью.
— То, что вы знаете о парусах, не стоит и плевка чайки, — сказал он мальчикам за своим столом. — Еда в комнате холстов! Кто это сделал? Говорите громче, вы, бесполезные идиоты! Ты! — Он указал на Рейаста. — Всегда ешь медленные всех! Держу пари, ты рассовал крошки по карманам и потихоньку их жевал.
— К-к-крошки? Н-н-н-н-
— Ты называешь меня лжецом, слизняк-заика?
Рейаст посмотрел на свою вареную говядину. И энергично кивнул.
Пораженный, Джервик протянул руку и ткнул Рейаста лицом в еду. Нипс взорвался. Он вскочил со скамейки и трижды ударил Джервика, прежде чем тот понял, что происходит. Оправившись от шока, он поднял Нипса одной рукой, ударил его по обеим щекам и швырнул через стол. Нипс вскочил на ноги и хотел снова броситься на Джервика, но другие мальчики удержали его. Для этого им потребовались все их силы.
Несколько часов спустя, успокоившись, Нипс соединил слова Джервика с некоторой собственной информацией. Его день начался с отвратительной работы. Мусоропровод, по которому с камбуза в море выносились зола, кости и другие отходы, оказался заблокирован. Мистер Теггац приказал Нипсу, как самому маленькому человеку на борту, залезть внутрь с поршнем и решить проблему. И что нашел Нипс? Крысы! Десятки дохлых крыс! И умерли не от болезней или ловушек, а от отрубленных голов и вспоротых животов. Самое странное, что они были завернуты в парусину. Выглядело так, как если бы кто-то прокрался на камбуз и потихоньку столкнул весь сверток в желоб.
Убитые крысы из комнаты холстов: что там происходило? Могло ли это иметь какое-то отношение к тем секретам, которыми Пазел не хотел поделиться?
Пазел! подумал Нипс. Неужели ты не смог придержать свой чертов язык? Что с тобой теперь стало? И что станет с остальными из нас?
Легко сказать, что стало с Пазелом: его отвели в кабинет начальника порта и официально вычеркнули из Реестра Имперских Мальчиков. Процесс занял около трех минут, и на этом его морская карьера закончилась. Никого это не взволновало; они даже бровью не повели. Смолбоев постоянно выбрасывали с кораблей.
— Извини за синяки, приятель, — сказали охранники с «Чатранда», торопливо удаляясь под дождь. — Просто делаем свою работу.
— Не имеет значения, — сказал Пазел.
Он помедлил в тепле портового офиса, глядя в окно на Утурфе́. Моряки говорили, что это самый влажный город на Нелу Перен. Дождь шел круглый год, за исключением глубокой зимы, когда он превращался в сильный мокрый снег. Там были каналы и открытые ливневые стоки, по которым вода вечно устремлялась в море, и сотни маленьких пешеходных мостиков с шатающимися камнями и без перил. В унылой местности вокруг города жили только дикие кошки и серные собаки, поэтому Утурфе́ выращивал свою пищу в резервуарах для дождевой воды: озерную водоросль, грязевую редьку, улиток. Будут ли его сегодняшним ужином улитки?
Он вздохнул и вышел под дождь. Но дверь еще не закрылась за ним, когда он увидел нежеланное лицо: мистер Свеллоуз ждал его под навесом. От боцмана, как всегда, несло спиртным.
— Вот ты где, Паткендл! — сказал он. — Время начать новую жизнь, а?
— Где мистер Фиффенгурт? — спросил Пазел, игнорируя улыбку боцмана. Он понятия не имел, почему Свеллоуз оказался здесь, но сомневался, что причина может быть хорошей.
Свеллоуз ткнул большим пальцем в сторону проспекта.
— Все еще в больнице, с бедным мистером Герцилом и командором Наганом.
— Я должен догнать их, — сказал Пазел. — Ну, до свидания, мистер Свеллоуз.
— Мгновение! — Свеллоуз положил мокрую руку ему на плечо. — Послушай: я знаю, что обращался с тобой не шибко ласково. Но я не хотел ничего плохого. Видишь ли, я сам начинал как смолбой.
— О, — сказал Пазел, отклоняясь от руки боцмана.
— Тебе понадобятся деньги, чтобы держаться на плаву, пока ты не найдешь работу.
— Мои приятели собрали небольшую сумму, — сказал Пазел. — Они дали мне восемь золотых.
— Восемь! — прогремел Свеллоуз, и на мгновение он казался почти возмущенным. Затем, понизив голос, он сказал: — Черт побери, почему бы и нет — даже для ормали? Ну, вот еще чуток.
Он достал кошелек, отсчитал восемь золотых сиклей, мгновение поколебался, затем бросил их в руку Пазелу.
Пазел просто уставился на монеты. Восемь золотых сиклей были значительной суммой — на них Пазел мог безбедно прожить неделю.
— Почему, сэр? — спросил он наконец.
Боцман посмотрел на него без тени улыбки. Наконец он сказал:
— Когда я был в твоем возрасте, кое-кто сделал для мя то, что я делаю для тя сейчас. Поклялся, чо никогда не забуду.
Он протянул руку. Все еще испытывая неловкость, Пазел пожал ее.
— Не трать бабки впустую, — сказал Свеллоуз. — Уважай их. Храни их!
— Но я даже не знаю, где буду спать, — признался Пазел.
— О, эт непросто, — сказал Свеллоуз. — Утурфе́ — город ворюг. Единственное честное место — гостиница на Блэкуэлл-стрит. Это место для тя.
— Блэкуэлл-стрит, — повторил Пазел.
— Скажешь им, что тя послал я. А теперь я должон вертаться на корабль. Запомнишь меня, Паткендл?
— Конечно, сэр. Спасибо, сэр.
Свеллоуз пьяно зашагал прочь под дождь, высоко подняв голову, словно гордясь своим добрым делом. Пазел удивленно покачал головой.
Но сейчас нельзя было терять времени. Он побежал по улице, на которую указал Свеллоуз. Он очень хотел застать Фиффенгурта в больнице: вдали от корабля у него мог быть шанс рассказать квартирмейстеру о военном заговоре — если бы он мог каким-то образом сделать это, не упоминая Рамачни или икшель.
Он переходил мосты, перепрыгивал через канавы. Он найдет способ. Подарок Свеллоуза поднял ему настроение: если от него могла исходить доброта, то она могла исходить от кого угодно. А за шестнадцать золотых он мог купить билет третьего класса из Утурфе́. Может быть, даже обратно в Ормаэл! В конце концов, сейчас он был ближе, чем когда-либо прежде.
Но Герцила в больнице не было.
Медсестра у входа быстро сообщила Пазелу, что никакого мистера Герцила из Толяссы не принимали. Никто из «Чатранда» вообще не посещал больницу.
— Здесь есть другая больница?
Она покачала головой:
— Только не в Утурфе́.
— Здесь какая-то ошибка, — сказал Пазел. — Мистер Фиффенгурт и командор Наган привели его сюда — старик с одним странным глазом и невысокий мужчина со шрамами.
— Никого такого, — сказала медсестра.
— Но я сошел на берег вместе с ними!
Медсестра посмотрела на него холодно, как на мешок с мукой:
— Такие вещи случаются. Но вам повезло, молодой человек. Морг находится прямо через дорогу.
Пазел никогда не бывал в морге, и десять минут в морге Утурфе́ убедили его никогда больше этого не делать. Даже кирпичи воняли смертью. Мужчины, стоявшие на четвереньках и яростно скребущие пол, заставили его задуматься, какие именно пятна они пытались удалить. Но похоронных дел мастер был рад принять посетителя.
— О да! — сказал он. — Бедняга с «Чатранда». Вы пришли, чтобы поскорбеть?
— Значит он мертв! — воскликнул убитый горем Пазел.
Мужчина моргнул:
— Видите ли, такими они здесь появляются. Мертвыми. За редкими исключениями.
Он провел Пазела через безупречно чистый холл и вниз по длинной винтовой лестнице. Воздух стал холодным. У подножия лестницы мужчина отпер дверь и открыл комнату, которую, возможно, никто не захочет представлять себе в деталях. Достаточно сказать, что морг был построен для небольшого города в более спокойные времена, и что тридцать или сорок обитателей помещения вполне могли бы пожаловаться на тесноту, если бы были в состоянии это сделать.
— Поверните сюда — и все, — сказал гробовщик, бочком подходя к покрытому простыней телу на темном каменном столе. — Вот мы и пришли. Должен ли я оставить вас на минутку наедине с вашим другом?
Он откинул простыню, и Пазел посмотрел в открытые глаза трупа. У мужчины была засохшая кровь в волосах и выражение ужасного удивления. Но он не был Герцилом.
— Что-то не так? — спросил похоронных дел мастер. — Вы не знаете этого человека?
Пазел заколебался: на самом деле этот человек действительно казался немного знакомым. Но…
— Это не… ну, не тот, кого я ожидал, — сумел сказать он. — Вы говорите, он с «Чатранда»?
— Ну да, сегодня рано утром.
— Но он не в матросской форме.
— Да, действительно. Я так понимаю, он был каким-то особым имперским солдатом. Часть почетного караула, сказали они. Имя Зирфет. — Он прочитал бирку на мочке уха мужчины. — Зирфет Салубрастин. Доставлен неким командором Наганом, из Этерхорда. Забавный парень этот Наган. После того, как остальные ушли, он снял с пояса покойного длинный нож и поднес его к лицу парня. «Я дал тебе его в башне, — сказал он, — но мы оба знали, что это был заем, не так ли?» Это были его последние слова, обращенные к парню.
Один из охранников семьи Исик мертв! Пазел почувствовал внезапный острый страх за Ташу.
— Можете ли вы угадать, как умер этот человек? — спросил он.
— Угадать! — сказал гробовщик. — Я могу сделать что-нибудь получше. Посмотрите на его голову, молодой человек: серьезная травма. Послушайте, как булькает! — Его кулак ударил труп в грудь. — В его легких вода, а не кровь. Этого человека ударили сзади, он упал в море и утонул. Блок для снастей, свободно свисающий с реи. Происходит постоянно. Я понял это еще до того, как Наган сказал хоть слово.
— Но я не слышал ни о каком подобном несчастном случае, — сказал Пазел.
— Естественно, не слышали. Это случилось всего несколько часов назад. Сказать вам, откуда я это знаю?
Пазел вежливо отказался. Гробовщик выглядел разочарованным.
— Угадать! — повторил он. — Я уволюсь в тот день, когда мне придется гадать о таком простом случае. Да ведь с этим человеком больше ничего не случилось, кроме сломанного запястья. И никто никогда от этого не умирал.
К вечеру Пазел был близок к отчаянию. Он слишком долго пробыл в морге и в панике помчался к докам, надеясь поймать кого-нибудь — кого угодно — с «Чатранда» и передать сообщение Таше и ее отцу об исчезновении Герцила. Но его дикий бросок привлек внимание городского констебля, который сбил его с ног и, не обращая внимания на все протесты, понес к двери каменной тюрьмы без окон с надписью «ДОЛЖНИКИ & НЕИМУЩИЕ», вырезанной над порогом.
Там Пазел, наконец, вырвал одну руку из медвежьих объятий мужчины и в совершенном отчаянии вытряхнул к его ногам кошелек с шестнадцатью золотыми. Констебль сразу понял свою ошибку: Пазел не был должником, он был вором. Но он снял и это обвинение, когда Пазел сгреб половину монет в небольшую кучку рядом с черным ботинком констебля.
К тому времени, когда он наконец добрался до доков, на берегу не осталось никого с «Чатранда». Что еще хуже, никто не помнил, чтобы видел людей с Великого Корабля, несущих раненого человека. Это было ужасное, беспомощное чувство: Герцил просто исчез.
Но кое-чего Пазел добился. Пара всадников проскочила мимо него, быстро и мрачно направляясь к порту. Их яркие глаза и худые, как у волкодавов, лица внезапно напомнили ему Герцила. И действительно, когда он побежал за ними, то услышал, как они говорят по-толясски.
Когда он крикнул на их родном языке, они развернули своих лошадей.
— Что это значит, парень? Судя по твоему лицу, ты не толяссец, но говоришь как один из нас.
— Я ормали, сэр, но я потерял друга-толяссца. Он ранен, и я боюсь за его жизнь.
Их лица потемнели, когда он рассказал им об исчезновении Герцила.
— Я предупрежу толясского консула, — сказал один. — Парень, мы благодарим тебя. Но мы спешим по еще более ужасной причине. С рассветом пришли новости: наше побережье в осаде, а дети взяты в заложники. Через час мы отплываем в Толяссу.
— Война? — в ужасе спросил Пазел. Но всадник покачал головой.
— Пираты, скорее всего. И все же из этого может выйти война. Мы, толяссцы, никогда не начинали драку, но мы многие закончили.
И они помчались прочь, не сказав больше ни слова.
Мгновение спустя Пазел понял, что любой корабль, направляющийся в Толяссу, пройдет рядом с Ормаэлом, и полетел в порт. Но когда он обнаружил корабль, его первый помощник сказал, что они не могут втиснуть на борт еще одного человека и в любом случае пристанут к берегу в Талтури, а не в Ормаэле. Хуже того, по крайней мере в течение недели не ожидалось ни одного корабля, направляющегося в Ормаэл. Если он хочет, чтобы у него остались деньги на проезд, Пазелу придется жить в Утурфе́ на сущие гроши.
За тошнотворным ужином (капуста и рис в улиточном масле) Пазел решил попробовать гостиницу на Блэкуэлл-стрит. Рекомендация мистера Свеллоуза казалась почти достаточной причиной, чтобы избегать этого места, но опять же, дешевая, безопасная кровать была тем, что ему было нужно. Он не мог позволить себе никакой роскоши.
Пекарь указал дорогу: мимо Риггл-сквер, вокруг свалки, налево у магазина ножей на углу. Последний поворот привел его на Блэкуэлл-стрит — но какой узкой и темной она была! Неужели он ошибся? Нет: здесь была каменная арка и зеленый свет лампы, о котором упоминал пекарь. Дверь в арке была открыта. За ней Пазел увидел внутренний двор с какой-то вазой или фонтаном в центре.
— Привет!
Немедленно появилась темная фигура, преградив ему путь. Человек был немного ниже Пазела, но очень широкоплечий, с длинными руками и пальцами. Красный фонарь на крюке позади него оставлял лицо фигуры в тени, но освещал два огромных плоских уха, похожих на дикие грибы, растущие по обе стороны головы.
— Стой! — прошипел мужчина сухим шепотом. — Я не знаю тебя! Говори свое дело или убирайся!
— Добрый вечер! — сказал Пазел, совершенно пораженный. — Мне нужна комната на ночь, вот и все. У меня есть деньги, правда! Мистер Свеллоуз с «Чатранда» прислал меня со своими наилучшими пожеланиями.
Уши слегка шевельнулись, и Пазел догадался, что мужчина улыбается.
— Свеллоуз? А, это совсем другое дело! Проходи и будь желанным гостем!
Пазелу это понравилось больше. Мужчина повернулся, взмахнул плащом, одновременно надвинув на лицо капюшон, и направился через двор. Как странно он ходил! Был ли он горбуном? Пазел знал, что такие несчастные часто работали ночными сторожами, чтобы скрыться от пристальных глаз дневного света.
Теперь Пазел увидел, что непонятный объект в центре двора был колодцем. Когда они добрались до него, проводник остановился и положил одну из своих больших рук на край.
— Ты дал деньги Миттлебургу Свеллоузу? — резко спросил он.
— Это его первое имя?
— Отвечай! Ты заплатил ему?
— Нет, сэр. На самом деле он дал мне денег.
На это фигура сухо и хрипло рассмеялась:
— Мог бы дать вдвое больше.
Мужчина склонился над колодцем и выкрикнул одно слово: «Фалурк!» Пазел повернулся и побежал, спасая свою жизнь.
Свеллоуз продал его. Слово означало «заключенный» — сейчас он не мог вспомнить, на каком языке. Но он знал, кого посадят в тюрьму. Человек (или существо) позади него удивленно вскрикнул: очевидно, он и представить себе не мог, что мальчик поймет.
Пазел промчался через каменную арку. Но как раз в тот момент, когда он мельком увидел более яркие улицы за переулком, что-то схватило его за лодыжку. Это был кожаный шнур, похожий на кнут, с маленьким железным шариком на конце. Шарик пронесся вокруг его ноги, и, прежде чем Пазел смог начать его разматывать, кто-то сбил его с ног и потащил назад во двор.
Пазел выхватил нож и полоснул кнут. Темные фигуры выпрыгивали из колодца по двое и по трое. Кто-то закрывал ворота. Он закричал, но влажная рука, похожая на нижнюю часть лягушки, закрыла ему рот. Вспышка осветила руку, как горящий фосфор, и Пазел почувствовал, что обмяк.
Фликкерманы все-таки добрались до него.