3 теала 941
81-й день из Этерхорда
— Диадрелу! — крикнул Пазел.
Ибо это была она, в поразительном плаще из перьев, который, казалось, превращал ее руки в крылья, а тело — в тельце темной птицы. Нипс потерял дар речи: он никогда в жизни не видел икшеля, тем более такого, который мог летать.
— Что вы здесь делаете? — снова крикнул Пазел.
— Спасаем ваши жизни, — сказал другой голос. — Разве это не очевидно?
Пазел узнал этот голос: это был более молодой икшель, Таликтрум. Вот он, пикирующий вниз в костюме, похожем на костюм Диадрелу. Пазел вздрогнул, вспомнив, как Таликтрум водил ножом взад-вперед у него за ухом.
Диадрелу повернулась к Пазелу.
— Ты рассказал о нашем присутствии на борту «Чатранда», — строго сказала она. Затем она продолжила более мягко: — Но только для того, чтобы сообщить, что один из нашего рода лежит в цепях. Поэтому мы прощаем тебя.
— О чем она говорит? — воскликнул Нипс, все еще выглядя так, как будто ожидал, что его укусят.
— Долгая история, — ответил Пазел.
— Не такая уж долгая, — сказал Таликтрум, пожав плечами. — Он дал моей тете слово. И не сдержал его. В результате некоторые из нас погибли, и, если бы девушка тоже заговорила прежде, чем сбежать с корабля, Роуз и его убийцы, возможно, убили бы весь наш клан. Вот и вся история.
— Таша сбежала с «Чатранда»?
— Да, — сказала Дри. — Она ускользнула в Ормаэл, и никто не знает, где она. Люди губернатора перерыли весь город и продолжают рыть: до ее свадьбы осталось всего пять дней. Но она не выдала нашего присутствия, как ты хорошо знаешь, Таликтрум, — даже своему любимому Рамачни, магу. Ему сказала эта крыса, Фелтруп.
— Они чокнутые, верно? — Нипс в отчаянии посмотрел на Пазела.
— Диадрелу, — сказал Пазел, — что привело тебя сюда?
— Заговор, — серьезно сказала она.
— Торговец, — сказал Таликтрум. — Толстяк, который продает мыло.
— Мыло? — переспросил Пазел. — Вы имеете в виду этого парня из Опалта, Кета?
— Это одно из имен, которое он использует. Но идем: нам нужно пройти много миль до наступления темноты, а волпеки все еще охотятся за вами.
— А как насчет Драффла? Что вы с ним сделали?
— Кое-что очень дорого нам обошедшееся, — сказал он. — Мы укололи его стрелой, пропитанной блане́, или смертью дураков. Он скоро очнется: доза была минимальной.
— Почему вы носите с собой такой странный яд?
— Не твое дело, — отрезал Таликтрум. — Яд спас тебя от клинка этого человека — разве этого недостаточно?
— Нам многое нужно обсудить, — сказала Диадрелу. — Как только мы достигнем места повыше.
Икшели повели их на север, перелетая с ветки на ветку и возвращаясь, чтобы отдохнуть на плечах мальчиков. Полет явно давался им нелегко, потому что они приземлялись измученными, и Пазел спросил себя, каким образом они забрались так далеко от «Чатранда».
Но если икшели устали, то он и Нипс были разбиты вдребезги. Они тащились за Дри и Таликтрумом в немой агонии от ушибов, порезов и ноющих конечностей. Прошел час, потом другой. Солнце начало опускаться за деревья.
И вдруг они оказались на твердой земле. Пазел с трудом верил своим глазам. Это была приподнятая дорога из утрамбованной грязи с двумя выбоинами от колес, между которыми рос мох. Она изгибалась влево и вправо, уходя в Болота.
— По этой дороге мы въехали в Болота сегодня утром, — сказала Дри, — с мистером Кетом и очень подозрительной вереницей фургонов. Он покинул Ормаэл глубокой ночью. Мы спрятались в ящике с инструментами и не могли наблюдать за тем, что он делал по пути. Но три раза фургоны останавливались, и мы слышали детские крики. Когда представилась возможность, мы выскользнули наружу и увидели, как обоз въехал в Болота в месте, хорошо скрытом кустарником и виноградными лозами. Я предполагаю, что это дорога контрабандистов. Кет сейчас должен быть очень далеко.
— Вы почти мертвые, — продолжила она. — Отдыхайте; мы покараулим.
Мальчики не стали спорить и бросились на землю. Пазел наблюдал, как икшели взлетели на ветку в нескольких десятках футов над дорогой, где начали расхаживать и перешептываться. Таликтрум указывал на мальчиков и делал возмущенные жесты. Дри жестом призывала к спокойствию.
Час спустя она подтолкнула их и разбудила. Уже совсем стемнело, от солнца остался тусклый красный отблеск среди деревьев на западе. Мальчики поднялись, кряхтя и напрягаясь. Икшели наблюдали за ними, скрестив руки на груди.
— Теперь слушайте и слушайте внимательно, — наконец сказала Дри. — После вашего изгнания на Великом Корабле творились грязные дела. Крысиный король, Мастер Мугстур, объявил капитана Роуза еретиком и поклялся убить его. Сандор Отт, замаскированный под некоего командора Нагана, и его возлюбленная Сирарис…
— Я так и знал! — воскликнул Нипс. — Эта гарпия!
— …настолько ослабили отца Таши, что он едва поднимается с постели. Мы не знаем, какой яд она использует и как. Но они не убьют его до тех пор, пока не состоится свадьба Таши и принца Фалмурката Младшего. Они не сделают ничего, что могло бы помешать свадьбе Таши.
— Почему вы так уверены? — спросил Пазел.
Диадрелу опустила глаза. Через мгновение она сказала:
— Заключенный, Стелдак, многое нам рассказал. Но мы заплатили высокую цену за его знания.
— Смерть моего отца, — сказал Таликтрум. — Такова была цена. Убийца-Снирага унесла его прочь. А без него мы пропадем.
— Талаг был моим братом, — сказала Дри. — Да, мы можем пропасть. Но ради него мы должны постараться этого не делать. Талаг часто говорил, что смерть — это момент, когда все теряет ценность, кроме правды. Я никогда не понимала, что он имел в виду, но теперь, кажется, понимаю. Ибо, если мы помним что-то ложное о мертвых, они вдвойне потеряны для нас — как в памяти, так и физически. Возможно, именно так мы, икшель, пришли к обычаю писать письма павшим в ночь их кончины — письма, хранящиеся в семейных архивах, чтобы их могли прочитать дети и внуки. Но Талаг давным-давно взял с нас обещание не делать этого — более того, не совершать никаких смертных обрядов, пока мы не достигнем…
— Тетя Дри! — в ярости закричал Таликтрум.
Дри моргнула, словно очнувшись от сна:
— Достигнем конца борьбы, ради которой жил, — это все, что я имела в виду. Но есть и другие печальные новости. Когда мы приближались к Ормаэлу, боцман Свеллоуз убил одного из ваших. Вы, должно быть, знали его: темноволосый заикающийся мальчишка.
— Рейаст! — в отчаянии закричали оба мальчика. В мгновение ока Пазел вспомнил нежное, часто озадаченное лицо их друга, который любил смеяться, над которым чаще смеялись.
— Этот монстр Свеллоуз! — прошипел он. — Почему?
— Чтобы понять это, — сказала Диадрелу, — вы должны сначала узнать истинную миссию «Чатранда».
Затем, когда по телу мальчиков поползли мурашки от ужаса, она рассказала им о посещении Тюремного Острова, о Шаггат Нессе и о том, как император планирует использовать его.
— Возвращение Шаггата предсказано пророчеством, — сказала она, — придуманным самим Сандором Оттом и распространенным его шпионами в Гуришале: Шаггат вернется, когда принц Мзитрина возьмет в жены дочь солдата Арквала.
— Ташу, — сказал Пазел.
— Конечно, — сказал Таликтрум. — Но за пределами Гуришала пророчество мало известно. Лишь когда брак будет скреплен печатью, новости разнесутся по земле, как лесной пожар, поклонники Шаггата восстанут, и только тогда короли Мзитрина поймут, как их одурачили. И, естественно, в мгновение ока убьют вашу Ташу Исик.
— Точно так же, как Свеллоуз убил Рейаста, — сказала Дри. — Задушил его простыней, потому что мальчику удалось подружиться с авгронгами, и один из них показал ему то, что они охраняют: скрытую каюту, где содержится Шаггат.
— Свеллоуз сотворил знак Древа над убитым мальчиком, — сказал Таликтрум. — А потом засунул ему в горло куриную косточку, чтобы казалось, будто мальчик подавился украденной едой.
Снова воцарилось молчание. Пазел сморгнул слезы. Ему было холодно и страшно, и никогда в жизни он не чувствовал себя таким беспомощным. Но он должен был действовать, он должен был продолжать думать — Таша будет убита, если он остановится.
— Минутку, — сказал он. — Последователи Шаггата были сосланы в Гуришал. Это далеко на западе. Сиззи не позволят нам пройти тысячи миль по их водам, чтобы высадить его там.
— Да, действительно, — сказала Диадрелу. — Но «Чатранд» не собирается проходить через них. Он их обойдет.
— Обойдет! — закричали оба мальчика. — Через Правящее море?
— Где никто не сможет последовать за ним, и никто ничего не заподозрит, — сказала Дри. — Вот почему нужно было выследить Роуза и заставить его снова вести Великий Корабль. Ни один другой капитан не отваживался войти в Неллурог, живой капитан.
— Что произойдет, если они добьются успеха? — прошептал Пазел.
— Гражданская война в Мзитрине, — сказал Таликтрум. — И миллионы погибших. Города сожжены, легионы солдат убиты на поле боя или утонули вместе со своими флотами. Конечно, Шаггат тоже умрет — на этот раз об этом позаботятся короли Мзитрина. Но они заплатят за это дорогую цену. У них не останется сил, чтобы помешать Арквалу захватить Бескоронные Государства. Так что Магад захватит их всех, в течение года или двух.
— Это, это… дико! — воскликнул Нипс.
Таликтрум рассмеялся.
— Но это ничего не значит. Со временем, когда Арквал станет таким могущественным, а его враг — покалеченным… разве ты не понимаешь?
— Мзитрин? Арквал нападет на сам Мзитрин?
— Некоторые сумасшедшие мечтают об этом, — сказала Диадрелу. — Особенно фанатики Рина, те, кто хочет разбить идолы Старой Веры, уничтожить ее верующих и навязать всему миру веру в Рина.
— Мой закон — Мир, а мое царство — Братство, — с усмешкой продекламировал Таликтрум. — Поэтому живите в моем царстве и соблюдайте мой закон. Такие прекрасные слова в устах убийц и воров. Восхитительно быть гигантом, не так ли? Избранный народ, лорды Алифроса, сидящие на троне из черепов.
Нипс сел, свирепо глядя на него:
— По крайней мере, мы не сверлим дыры в кораблях, полных женщин и детей, и не пускаем их на морское дно!
— Вы используете пушки, — сказал Таликтрум. — Жизнь ничего не значит для таких, как вы.
— Что ты знаешь, ты, злобный маленький…
— Нипс! — воскликнул Пазел.
— Что я знаю? — сказал Таликтрум с ужасной резкостью в голосе. — Рассказать тебе немного истории, арквали?
— Нет, ты не расскажешь! — закричала Диадрелу, прыгая между ними. — И он не расскажет тебе, что предпочел бы быть личинкой, чем сыном Арквала. Дураки! Пока мы сражаемся, наши враги становятся сильнее! И они уже сильны — сильнее, чем ты думаешь, Таликтрум.
Племянник посмотрел на нее, ожидая объяснений. В луче лунного света Пазел увидел страх в глазах Диадрелу.
Она сделала глубокий вдох:
— Таша не подозревает Сандора Отта. Ее отец не подозревает Сирарис. И никто не подозревает самого опасного человека на борту, человека, который привел нас всех в это место.
— Вы снова говорите о Кете, не так ли? — сказал Пазел.
— Кет — это имя, под которым он живет на «Чатранде», — сказала Диадрелу, — но в темных анналах истории его зовут Арунис.
Таликтрум громко рассмеялся.
Дри не обратила на него внимания и продолжила:
— Арунис был чародеем Шаггата. Он всегда был дьявольской рукой, толкавшей Шаггата. Большинство считает, что он сам изобрел ту извращенную разновидность Старой Веры, которая оправдала возвышение Бога-короля. Если бы этот безумец победил других королей в последней войне, истинным императором Мзитрина был бы Арунис.
Когда Шаггата и его сыновей вытащили из тонущей «Литры», то же самое произошло и с чародеем. Все четверо были спрятаны в Личероге. Но Арунис изо всех сил пытался сбежать, и однажды ему это почти удалось. Именно тогда Сандор Отт решил, что он слишком опасен, чтобы жить. Арунис был повешен на Тюремном Острове, проклиная своих похитителей, богов, всю вселенную. Тело девять дней висело на виселице, затем его разрезали на куски и бросили в море — и все же он жив. Каким-то образом он выжил.
Пазел переводил взгляд с одного икшеля на другого:
— Этот Арунис… он находится на борту «Чатранда»?
— Нет, — резко сказал Таликтрум.
— Да, — сказала Дри. — Или был, пока вчера корабль не встал на якорь, и Арунис поехал сюда. Роуз, Отт, Дрелларек, Ускинс — ни один из этих злодеев не подозревает его. Как и мы, икшель. Приложив огромные усилия, мы раскрыли план Отта, и это было чудовищное открытие, как яма под банкетным залом. И все же сердце подсказывает мне, что под ямой есть еще яма.
— Что вы имеете в виду? — спросил Пазел. — Разве Арунис не хочет того же, что Отт и император — начать войну?
— О, да, — сказала Диадрелу. — Но, как мне кажется, он хочет другого конца.
— Чародей Арунис, восставший из мертвых, — презрительно усмехнулся Таликтрум.
— Или вообще не умиравший, — возразила Диадрелу.
— Диадрелу, — сказал Пазел, — мистер Кет спас жизнь Герцилу. Если он такой злой человек, зачем ему рисковать собственной жизнью ради незнакомца?
— Мы вместе спасли Герцила, — со вздохом сказала Диадрелу. — Стрела, которая заставила головореза споткнуться, была моей. Мистер Кет появился несколько мгновений спустя и довольно жестоко дрался с этим человеком — слишком жестоко для упитанного торговца. Но с той ночи я сотни раз задавала себе один и тот же вопрос. Зачем Герцил нужен Арунису живым? Могут ли они быть союзниками?
— Ни в коем случае! — сказал Пазел. — Герцил любит Ташу, как младшую сестру. И он, черт побери, хороший человек — это сразу видно.
— Нет, — сказала Диадрелу, — не видно. И, я надеюсь, ты никогда не узнаешь это на собственном горьком опыте, Пазел Паткендл. Тем не менее, я склонна согласиться с тобой насчет Герцила. Иначе я не стала бы пытаться спасти его.
— Неразумно пытаться, — сказал Таликтрум. — И ты потерпела неудачу, в конце концов. Камердинер, наверняка, мертв.
— Он толясский воин, — сказала Диадрелу, — а таких людей трудно убить.
— Предположим, вы правы насчет Кета, — сказал Нипс. — Если он чародей, то что это за набег на обломки кораблекрушения? Что он пытается найти?
Диадрелу покачала головой:
— Мне кажется, я знаю. Боюсь, он ищет Нилстоун. И я была бы очень рада ошибиться, потому что в руках Шаггата проклятый камень действительно может принести гибель этому миру. Но эти люди говорили только о том, что хотят найти на месте кораблекрушения золото — золото, серебро и какого-то железного волка, красного цвета, с поднятой передней лапой. Они очень интересовались этим волком.
— Красный волк! — сказал Пазел. — Человек в саду Таши говорил что-то о красном волке, как раз перед тем, как его убили. Герцил сказал, что это связано с великим злом. И он исчез… Нипс! Вот оно! Он исчез в конце прошлой войны!
— Если ты действительно веришь в эту чушь, — требовательно спросил Таликтрум, — почему ты ничего не сказала моему отцу — и никому из клана?
— Не было доказательств, — сказала Диадрелу. — И я считала, что они появятся только тогда, когда Арунис ненадолго покинет корабль, вместе со своей маскировкой.
— Какая еще маскировка? — взревел Таликтрум. — Он жадный торговец, а не маг! Он грабит обломки кораблекрушения, а не воюет со всем Алифросом!
— Никто не будет счастливее меня, если это будет так.
— Эта безумная поездка на фургоне из Ормаэла, — продолжал Таликтрум, повысив голос. — Использование костюмов-ласточек при дневном свете, один из которых ты уничтожила, бессмысленное спасение этих оборванцев…
— Ого! — сказали Пазел и Нипс вместе.
Таликтрум яростно указал на Диадрелу:
— Когда-то я благоговел перед тобой, тетя. Ты никогда не была ровней моему отцу, хотя, признаю, я считал тебя мудрой. Но когда мы вернемся, я попрошу клан рассмотреть твою пригодность для руководства.
— Твое право, — тихо сказала Диадрелу, но за ее спокойствием потрескивал гнев.
— Ты не сказала мне, — продолжал Таликтрум, — потому что знала, что я буду против этой нелепой вылазки, и без моего голоса…
— Заткнись! — сказал Нипс.
— Собака! — взорвался Таликтрум, вытаскивая свой меч. — Как ты смеешь вмешиваться!
— Я вижу факелы! Тише, дурак, они тебя услышат!
Быстрые, как мыши, икшели взобрались на плечи мальчиков. Это было правдой: кто-то был на дороге через Болота, направляясь в их сторону.
— Прочь с дороги, прочь! — прошептала Дри с плеча Пазела. — И молчите, если вам дорога ваша жизнь!
Мальчики поползли обратно в болото. Было трудно молчать в этой темноте из бревен, лиан и грязевых ям, но каким-то образом им это удавалось. Через тридцать футов Дри указала на заросли осоки, там они остановились и оглянулись.
Сначала они услышали лошадиное ржание, а затем скрип деревянных колес.
— Это он, — сказала Диадрелу.
Четыре фургона, каждый из которых тянула пара крепких мулов. Ими управляли волпеки — даже с такого расстояния Пазел мог видеть их короткие бороды и железные браслеты. Их было несколько дюжин, и они шли по обе стороны от фургонов. У некоторых были копья, как у людей Драффла; у других — боевые молоты или жестокие топоры. Огромные и мрачные, они двигались беспокойно, бросая нервные взгляды на Болота.
Но свет исходил не от факелов. Пазел почувствовал озноб, который не имел ничего общего с сыростью: паря и подпрыгивая, перед фургонами летели три сине-зеленых шара, походившие на бледные фонари, которые держали призрачные руки. Другие огни такого же рода скользили над самими фургонами. Все они, казалось, обладали собственным разумом.
Икшели спрыгнули с плеч мальчиков на низко свисающую ветку.
— Это болотные огни, — тихо сказала Дри. — Духи-обманщики, обитающие в болотах и солончаках. Они заманивают людей в зыбучие пески и питаются их умирающими душами. Я и не знала, что их можно приручить.
В их жутком свете Пазел увидел, что первые два фургона завалены рабочими материалами: веревками, шкивами, пилами, железными крюками. Следующая выглядела как деревянная клетка на колесах, из тех, что используются для перевозки заключенных в тюрьму. К своему ужасу Пазел увидел, что там полно подростков — лица мальчиков и нескольких девочек вглядывались в ночь. Они выглядели одновременно испуганными и смирившимися, как будто после стольких потрясений у них не было сил беспокоиться о том, что будет дальше.
Третья повозка, более изящная, чем остальные, была закрыта сводчатым балдахином. Пазел не мог видеть ничего из его содержимого, кроме маленькой белой собачки, которая бегала взад и вперед под балдахином, виляя хвостом-штопором, — единственный нетерпеливый участник вечеринки. Последняя повозка была забита брезентовыми мешками и другими узлами.
То и дело из третьего фургона доносился резкий скрежещущий звук. Как будто кто-то пытался прочистить горло.
— Разрази меня гром, — прошептал Нипс. — Я уже видел эту собаку раньше!
Не было никакой опасности, что увидят их самих, притаившихся в кустах. И все же мальчики затаили дыхание, когда странная процессия прошла мимо. Некоторые из мужчин несли тяжелые арбалеты. Никто не произносил ни слова.
Затем головной фургон остановился. Болотные огни с жужжанием описали круги, затем посветили впереди, и Пазел увидел большое дерево, лежащее поперек дороги.
— Странно! — прошептал Диадрелу. — Люди Аруниса уже несколько дней ходят этим путем. Это дерево, должно быть, упало в течение последнего часа или двух.
По-прежнему не говоря ни слова, волпеки слезли и начали пытаться тянуть и рубить дерево, время от времени со страхом оглядываясь на крытый фургон. Затем икшели резко зашипели от удивления.
— Что это? — прошептал Пазел.
— Ты, что, ничего не видишь? — сказал Таликтрум. — Кто-то находится в последнем фургоне, под грузом.
Последний фургон стоял брошенным, его кучера присоединились к борьбе с деревом. Но потом Пазел увидел: фигура, извивающаяся под грудой мешков. Высвободилась тонкая рука, затем фигура подняла голову и в замешательстве огляделась.
— Таша! — закричал Пазел.
Невероятно, но это была она: он узнал бы эти золотистые волосы и вызывающий взгляд где угодно. Он внезапно почувствовал себя легче, сильнее — и ужаснулся абсолютному безумию того, что видел.
— Дура! — сказал он. — Что, во имя Рина, она задумала? Куда она направляется?
— К собственной смерти, если ее обнаружат, — сказала Диадрелу. — Арунис не проявит милосердия.
— Глупость! — выплюнул Таликтрум. — Почему мы тратим время на этих детей?
В этот момент Пазел вскочил и бросился к фургону. «Пазел, нет!» прошипел Нипс, но тот не обратил на это внимания и прыгал через грязь и болотную воду, пока не добрался до твердой поверхности дороги.
Если не считать бледного лунного света, фургон был погружен во тьму: болотные огни находились в другом конце каравана, нависнув над работающими волпеками. Никто не оглядывался назад.
Если он был ошеломлен, увидев Ташу, то она выглядела готовой упасть в обморок, когда он вышел из Болот. Недоверие, радость и страх смешались в ее глазах:
— П-Пазел? Как…
— Не высовывайся! — взмолился он, натягивая свободный мешок на ее золотистые кудри. — Что ты здесь делаешь?
— Кто ты такой, чтобы командовать?
— Вылезай из фургона! — сказал он. — Вниз, скорее!
Таша решительно покачала головой:
— Нет.
— Ты, чертова дура! — прошипел он, дергая ее за руку. — Ты в ужасной опасности! Спускайся!
И все же Таша отказалась:
— Нипс был прав. Ты в опасности, когда ты со мной. И это мой последний шанс сбежать.
— Но почему ты с ним?
— Решила бесплатно прокатиться, разве не очевидно? Когда мы встали на якорь в Ормаэле, я услышала, как Кет сказал Лацло, продавцу животных, что покидает «Чатранд» и направляется на север: «Я должен забрать кое-что, очень особенное, оставленное для меня там». Я не знала, что он имел в виду, и до сих пор не знаю. Я просто знала, что он может вытащить меня из города. Но он не пошел прямо; сначала он отправился в бедную часть Ормаэла и встретил эти фургоны. Я преследовала их пешком до темноты, а потом забралась внутрь. Сам Кет под тем балдахином. Только он не просто мыловар, он… Нипс!
Потому что рядом с ними появился Нипс, объятый ужасом.
— Вы, что, оба сошли с ума? — прошипел он. — Они почти закончили с этим чертовым деревом!
Мальчики начали умолять Ташу и даже пытались вытащить ее из повозки. Но она стряхнула их с себя.
— Я пыталась бороться с ними на борту, создать контр-заговор, как хотел Рамачни. Но они слишком злобны. И они убили Герцила.
— Мы не знаем, мертв ли… Я имею в виду, я ходил в морг… — попытался прервать ее Пазел.
— Они продали тебя фликкерам. А потом бедный Рейаст. Он пришел и сказал мне, что он твой друг, и я отправила его на поиски Шаггата. Хватит! Кет говорил о корабле. Я спрячусь, проеду на нем так далеко, как смогу, а потом найду другой…
— Это не корабль, — сказал Пазел. — Это обломки корабля. И я чертовски хорошо знаю, что он больше, чем простой мыловар! Он злой чародей, которого искал Рамачни, и можно поспорить на глазные яблоки, что он еще не закончил с «Чатрандом». Диадрелу с нами, и она думает, что его зовут Арунис…
В то мгновение, когда имя слетело с его губ, разразилась катастрофа. В двух фургонах впереди маленький песик с неистовым воем взвился в воздух. Он приземлился и в считанные секунды добрался до них, кусая и хватая за пятки. Болотные огни, крича, понеслись к ним. Пазел едва успел засунуть Ташу под брезент, прежде чем они появились, кружа вокруг мальчиков, как осы, ослепляя их, обжигая их руки холодным огнем.
Чародей не покинул свой фургон. Появился только его голос:
— Как им удалось сбежать?
Голос был шелковисто-гладким и, почему-то, еще более пугающим из-за своей мягкости. Мужчины, нацелившие арбалеты на Пазела и Нипса, в отчаянии переглянулись.
Наконец один из них сказал:
— В крыше поросятника отвалилась планка, сэр. Но мне и в голову не приходило, что можно сбежать таким образом! Маленький порезал себе плечо. Должно быть, он каким-то образом протиснулся сквозь щель, а затем сделал ее пошире для своего друга.
— Быстро заколотите ее.
— Оппо, сэр.
— И сообщите им всем: отныне вы стреляете насмерть.
Маг яростно прочистил горло. Мальчики не могли видеть ничего, кроме огонька его трубки, который появлялся и исчезал под темным навесом. Затем они услышали тихий смешок:
— Вы хотели украсть немного еды, чтобы вернуться в Ормаэл, а?
Пазел и Нипс украдкой переглянулись. И кивнули.
— Идиоты, — сказал голос. — Вы бы не пережили эту ночь. В Болотах есть существа, которые жаждут живых душ и поглощают их, как вино. Поблуждай малость по темноте и тебя прихватят. Как вам повезло, что мой маленький песик услышал ваш шепот. О, он еще не проснувшийся пес — пока нет. Но он умен. Он знает, что я не люблю, когда кто-то просто произносит мое имя. И у него очень острый слух.
Светящаяся трубка сделала быстрое движение:
— Отведите их обратно в свинарник.
Он нас не узнал, подумал Пазел. Конечно! Мы покрыты запекшейся грязью!
Дверь «свинарника» была открыта, и двух мальчиков швырнули внутрь. Другие подростки в страхе попятились — они, конечно, хорошо знали, что Пазел и Нипс были не из их числа. Мгновение спустя фургоны тронулись с места.
При свете болотных огней (которые продолжали надоедать им) Пазел увидел около двух дюжин грязных, напуганных пленников. Он и Нипс пытались подружиться с ними, спрашивали их имена, места рождения, поймали ли их фликкерманы. Но в течение почти часа никто не отвечал на их вопросы.
Наконец, девушка с яркими круглыми глазами спросила:
— Вы призраки?
И тогда Пазел понял: в конце концов, это было Призрачное Побережье, и они с Нипсом появились из ниоткуда.
— Конечно, мы не призраки! — сказал он. — Я ормали, ради Рина! Арун… э, этот человек, как вы его называете?
— Клиент, — сказал маленький испуганный мальчик.
— Дьявол, — сказала девушка.
— Ну, человек, который купил нас у фликкеров, тоже работает на него, — сказал Пазел. — Мы от него ускользнули. Если он поймет, что схватил именно нас, нас ждут большие неприятности.
В конце концов остальным пришлось признать, что Пазел и Нипс были людьми. Затем все сразу зашептали. Пленники были из Ормаэла и Етреджи, и почти половина, включая всех девушек, приехали из далекого толясского городка, известного своими ныряльщиками за жемчугом.
— Но кораблекрушения — совсем другое дело, — говорили они. — Что мы знаем о погружении в обломки затонувших кораблей? И это Призрачное Побережье.
Пазел наклонился вперед и прошептал:
— Что мы будем искать?
Двадцать голосов ответили в унисон:
— Красного Волка!
Арунис уже говорил с ними об этом. На «Литре» можно найти много сокровищ, и он возьмет их всех. Но его ничто так не волновало, как красная железная статуэтка волка с поднятой левой передней лапой. Этот артефакт — самое главное. Никто не вернется домой, пока его не найдут.
Все решили, что Пазел и Нипс были дураками, раз попались из-за нескольких червивых печений.
— Мы охотились не за печеньем, — сказал Нипс. — Но я все равно дурак. Кет купил этого пса у одного чувака в Трессек Тарне. Я видел, как он поднял эту псину на борт. Если бы я только вспомнил!
— Что он имел в виду, говоря, что пес еще не проснулся? — спросила девушка. — Могут ли маги просто так пробудить животное?
— Нет, — твердо сказал Пазел. — Моя мать часто говорила о пробужденных существах. По ее словам они — великая тайна. Никто не может заставить их пробудиться, и никто не знает, почему число пробужденных животных увеличивается.
— А моя мама рассказывала о четвероногих утках, — вставил кто-то.
— Эй, ты, заткнись! — прорычал Нипс. — Мой приятель — сын могущественной волшебницы. Если она говорит, что это невозможно, значит, это невозможно, даже для мага, вернувшегося из…
— Нипс! — прошипел Пазел, хватая его за руку. Остальные были достаточно напуганы.
Тишина. Девушка устремила свои непроницаемые глаза на Пазела.
— Как жаль, что твоей мамы здесь нет, — сказала она.
Фургоны катились всю ночь. Поваленные деревья несколько раз преграждали дорогу, заставляя волпеков ворчать и нервно вглядываться в Болота. Ослепленный жутким светом, Пазел почти ничего не видел в Болотах, но странные крики птиц и животных эхом отдавались в их глубине, лошади часто вздрагивали и вставали на дыбы от страха. Он спрашивал себя, где сейчас икшели.
Спать было почти невозможно, потому что лечь было негде, разве что на кого-нибудь. И все же Пазел, должно быть, задремал, и на этот раз ему приснилась жажда — ужасная жажда, — когда он вытаскивал себя из невыразимо бурного океана на берег из черного песка. Таша ползла рядом, почти утонувшая. Далеко вдоль берега огромные существа, похожие на шерстистых слонов, спокойно брели к ним, не обращая внимания на волны, разбивавшиеся о их бока, и он спросил себя, предложат ли звери помощь или просто втопчут их в песок…
Фургон подпрыгнул и остановился. Пазел открыл глаза. Начинался бледный рассвет, и он действительно слышал волны. Деревья сменились кустами, разделенными песчаными пустошами. Болотные огни, оробев, прижимались к фургонам, как будто пропитанный солью бриз мог сдуть их прочь.
— Опять застряли! — сказал кто-то. — Ночь, полная призраков и привидений, поваленное дерево на каждой миле, а теперь эта чертова яма! Мы прокляты?
Головной фургон действительно провалился в яму — влажную впадину в песке глубиной почти шесть футов, очевидно, скрытую от посторонних глаз. Нипс и Пазел обменялись взглядами. Это не было случайностью. Кто-то пытался их замедлить.
Арунис резко зашипел. Болотные огни, как выпущенные на волю гончие, метнулись обратно в тень Болот.
— Ведите ныряльщиков вперед пешком, — сказал он. — Но сначала дайте им немного поесть.
Пазел вцепился в прутья фургона. Два волпека двигались к мешкам с едой в фургоне Таши. Беги! хотел он закричать, но потом вспомнил предупреждение Аруниса: волпеки будут стрелять насмерть. Слишком поздно, они ее найдут. И «мистер Кет» вряд ли сможет не узнать будущую жену мзитринского принца.
Мужчины развязали брезент и откинули его назад. В фургоне никого не было. Пазел и Нипс облегченно вздохнули. Таша, по крайней мере, не была дурой. Она ускользнула ночью.
Фургон открыли, пленникам приказали выйти. Им дали в руки печенье, а от заключенного к заключенному передавался бурдюк с водой. Грязная вода, но жажда Пазела была больше, чем сном: он сразу почувствовал себя лучше, когда выпил.
В четверти мили за ручьем кустарник заканчивался стеной дюн. Шум волн теперь был совсем близко. Тропинка вилась вверх по дюнам через заросли дикого овса, и, судя по выбоине в песке, что-то недавно протащили отсюда в море: что-то широкое, гладкое и массивное.
День обещал быть жарким. Они с трудом взобрались на дюну среди стрекота песчаных сверчков, таких же ярко-желтых, как дикий овес. Затем вниз по дальнему склону, и снова вверх и вниз, и теперь песок начал немного обжигать их ноги.
Нипс оглянулся через плечо.
— Как ты думаешь, где сейчас наши маленькие друзья? — тихо спросил он.
— Кто знает? — сказал Пазел. — Но они вернутся. Они проделали весь этот путь, чтобы узнать, что задумал Арунис, и теперь не сдадутся. Лично я беспокоюсь за Ташу. Она не сможет сойти за ныряльщицу, только не с тремя футами золотистых волос.
— Может быть, она просто направилась на север, подальше от Симджи и ее пьющего кровь принца.
Пазел покачал головой:
— Я бы хотел, чтобы она так и сделала. Но она никогда не оставит нас в таком затруднительном положении.
Они приближались к гребню самой высокой дюны. Пазел увидел, что мальчики впереди них замерли, безмолвно уставившись на что-то внизу. Он вскарабкался на последние несколько ярдов и сам остановился как вкопанный. Там, у его ног, лежало Призрачное Побережье.
Он никогда не видел ничего подобного: бледный берег шириной в две мили, простирающийся на юг до мыса Циристел, на север насколько хватало глаз, и повсюду разбитый темными зубчатыми скалами — некоторые не больше повозки, другие выше за́мков и затянуты туманом. Там были длинные, похожие на пальцы острова, густо поросшие кустарником, бледные песчаные отмели, мерцающие над пеной, и большая продолговатая область тьмы под водой, похожая на затонувший лес. Низкие и чрезвычайно плотные клочья тумана походили на вату, скользящую между камнями. Тем не менее, воздух между ними был чистым, солнце ярким: Пазел мог видеть на многие мили. И по всему этому ужасному побережью лежали разбитые корабли.
Они лежали на сухом песке, на прибрежных рифах и в глубоком море. Ближайший был просто скелетом, футов восьмидесяти длиной, его покрытые соленой коркой шпангоуты расчесывали каждую волну, как женские волосы. Дальше лежало древнее торговое судно, зажатое между скалами, его корпус был разорван на талии бесконечно бушующим прибоем. Вдалеке усеивали весь берег черные громады, похожие на выброшенных на берег китов. В нескольких лигах от берега торчали старые мачты, накренившиеся, как надгробия.
Но не каждый корабль потерпел крушение. Недалеко от берега стоял на якоре широкий и неуклюжий двухмачтовый корабль, очень даже живой. На его палубе суетились люди — волпеки, судя по их размерам. Примерно в четырех милях от них стоял гораздо более крупный корабль, могучий бриг, выставив на всеобщее обозрение двойной ряд орудий.
Между ними, в центре темного пятна воды, стояло самое странное судно. Оно напоминало речную баржу: плоское и квадратное, без пушек и такелажа. Оно было переполнено людьми.
На одном конце его палубы стоял массивный грузовой кран. А под ним, прямо над главным люком, на цепи свисал гигантский медный шар. В лучах полуденного солнца он слепил глаза. Двенадцать или четырнадцать футов в диаметре, он казался невероятно тяжелым. По его средней линии тянулся ряд похожих на иллюминаторы окон.
Но и это было еще не все. На другом конце баржи поднимались прочные железные леса. К этой маленькой башне была прикреплена пара канатов, которые тянулись над волнами до самой грот-мачты грузового судна, а от последней, прямо над прибоем, к большому утесу на берегу, где они входили в какое-то устройство со шкивом. Фургоны, палатки и лошади сгрудились у подножия скалы. Двое мужчин с подзорными трубами наблюдали с вершины утеса.
Среди подростков пробежал шепот. Батисфера. Так назывался медный шар; кто-то слышал о таких вещах. Но никто не знал, для чего они нужны.
Неподвижно лежа в диком овсе на гребне дюны, Таша наблюдала, как волпеки выводят своих пленников на берег. Она кипела от разочарования. Сбежать из фургона было легко. Тащиться за ним в темноте — гораздо тяжелее: туман Болот превращался в призраков, которые цеплялись за нее, пытались оттащить с дороги. Она сражалась с ними голыми руками и песней Академии Лорг («Мое сердце — солнечный луч, моя душа — Древо, мой танец — вечность: я не боюсь тебя!»). Когда она нападала на них, они рассеивались, как дым. Но всегда возвращались, и их прикосновение было смертельно холодным: пот в ее волосах превращался в ледяные бусинки. Таша знала, что не сможет провести с ними целую ночь в одиночестве.
Она также не могла справиться с пятьюдесятью волпеками и чародеем. И вот теперь смолбои пересекали широкий открытый песок. Если Таша последует за ними, ее заметят в одно мгновение.
В лагере на берегу было еще больше бойцов. И некуда обратиться за помощью. Насколько она могла видеть в любом направлении, все было одинаково. Дюны, болота, скалы, разрушенные корабли. Они были в самом сердце дикой природы, и она все еще не знала, зачем.
Она соскользнула с обратной стороны дюны. Каждый раз, когда Пазел оказывался рядом с ней, с ним происходило что-то ужасное. Черт бы побрал этих смолбоев! Я убежала, чтобы предотвратить что-то подобное.
Пока она лежала там, охваченная яростью, ее внимание привлекло какое-то движение. Она посмотрела налево — и застыла в изумлении. Люди пересекали дюны. Они двигались гуськом, низко пригнувшись, появляясь в поле ее зрения всего на мгновение в промежутке между двумя более высокими дюнами. Они были одеты в черные кожаные леггинсы и короткие черные плащи-табиты, а за спинами у них были длинные мечи. У Таши перехватило дыхание. Она никогда не видела таких мужчин — и все же разглядывала их сотни раз. Солдаты на бесчисленных «картинах победы» в военных домах Этерхорда. Мертвые солдаты. Мзитрини.
Потребовалось всего несколько секунд, чтобы сиззи прошли мимо. Таша сломя голову вскарабкалась по склону дюны туда, где, казалось, она могла снова их увидеть, но когда она добралась до вершины, то увидела лишь несколько обломанных метелок дикого овса и ямочки на песке. Она бросилась вниз с противоположной стороны дюны и вскарабкалась на следующую. Вот они. Пятеро мужчин, лежащих плашмя под ней, приподняли головы ровно настолько, чтобы рассмотреть волпеков и их пленников. Она могла видеть татуировки на их шеях — маленький символ их королевства, каллиграфическая буква их племени.
Что они здесь делают? Как они сюда попали? Конечно, они не осмелятся напасть на такое количество волпеков. Или?..
Если бы я только могла поговорить с ними. И вдруг она подумала, какой же дурой она была, какой непростительной дурой, что не выучила мзитрини, когда у нее была такая возможность.
И все же она кое-чему научилась, вопреки самой себе. Она все еще слышала раздраженный голос Пазела, декламирующий: Мне нравится, тебе понравилось, нам понравилось.
О, Пазел.
Она поползла назад по дюне, пока не скрылась из виду. Затем она перевернулась — и оказалась в нескольких дюймах от острия меча.
Над ней стоял мзитрини с мечом в одной руке и ножом в другой. Он уставился на ее светлые волосы. Глаза широко раскрыты, под ними, на скулах, — черные мазки туши.
Он выплюнул слово — ничего такого, на что она должна была ответить, подумала она. Затем резко взмахнул ножом: Вставай. Таша встала. Мужчина тихо свистнул, и через несколько секунд рядом с ним стояла пара его товарищей. Все трое молча уставились на нее. Затем они начали разговаривать. Она услышала «девушка из Арквала» и несколько других знакомых слов, но не могла связать их воедино в какое-либо значение. Она попробовала жестикулировать, указывая на берег и качая головой: я не с ними. Мужчины не обратили на это никакого внимания.
Наконец тот, кто нашел ее, вложил свой меч в ножны, — но не нож, — шагнул вперед и грубо схватил ее за руку.
Поскольку Ташу тренировал толяссец, его движения (вложенное в ножны оружие, случайный захват) сказали ей все, что ей нужно было знать. Он не ожидал от нее ничего, кроме слабости и страха. Она позволила ему оттащить себя на несколько шагов. Потом она заскулила, уперлась ногами, слегка дернулась в знак протеста и заморгала, как будто вот-вот расплачется.
Двое других мужчин не двинулись с места. Тот, кто держал ее, нахмурился и ненадолго отпустил — только для того, чтобы ударить ее тыльной стороной ладони по лицу. Таша съежилась, раскаиваясь, и последовала за ним, плача, вниз по остальной части дюны.
Она чувствовала вкус собственных вынужденных слез. Нет, это была ее кровь. Неправильно! закричал бы Герцил. Это отвлечение внимания! Что сейчас имеет значение, девочка? Нетерпение врага. Скольжение его ног. То, как он держит нож в руке.
Когда добрых двадцать футов отделяли их от мужчин наверху, она наткнулась на него, как будто случайно. Она барахталась и кричала — все еще испуганная маленькая девочка. Мужчина повернулся, — возможно, чтобы ударить ее снова, — но в это мгновение Таша отклонилась назад, ударив локтем, и его голова отлетела вбок, словно его ударили деревянной дубинкой.
Он был достаточно сильным бойцом, чтобы нанести ей удар, даже находясь в потрясении, но удар недостаточно сильный. Ее правая рука схватила его за запястье; ее правое колено врезалось в его теперь открытый живот, и, когда его колени подогнулись, ее левый кулак обрушился на его челюсть. Затем она выхватила нож из его руки.
Он не мог даже ахнуть. Его глаза удивленно закатились. Прежде, чем он упал, она сняла меч с его спины и повернулась лицом к остальным, ее рот был вымазан кровью и оскален, в каждой руке по клинку, поднятому в вызове.