Заговор Красного Волка

Глава 19. ЯД

9 илкрина 941

27-й день из Этерхорда

СТРОГО КОНФИДЕНЦИАЛЬНО:

ОТДАТЬ ТОЛЬКО В РУКИ

ЭБЕРЗАМА ИСИКА

Его Превосходительству послу Эберзаму Исику

ИТС «Чатранд»

Ваше превосходительство

Я пишу в спешке. Я отплыл за три дня до «Чатранда», не имея надежного способа послать вам весточку, и я должен снова отправиться в путь до того, как Великий Корабль достигнет этого города. На самом деле я уже в доках: помощник зовет нас на борт.

Мои новости ужасны, мои страхи и догадки еще хуже. Настолько плохие, что я бы вообще не осмелился их написать, если бы не этот добрый и простой человек, Ром Ралф, аптекарь, которого я сам обучал в Имперской медицинской школе; ему я доверяю это письмо.

Леди Сирарис предает вас, Ваше превосходительство. Она любит другого и убила бы, чтобы скрыть этот факт. Как отвратительны усилия, затраченные на написание этих слов, как обидно, что вы должны их прочитать! И все же, какой у меня выбор?

После того как «Чатранд» отплыл с Роузом у руля, я провел час на мысу в унынии. Потом я пришел в себя и прыгнул на борт быстроходного клипера, направлявшегося в Этерхорд. Мы прибыли прямо перед Великим Кораблем. Если бы я только пошел прямо к вашей двери! Вместо этого я поскакал галопом в замок Мааг. Я все еще надеялся изменить мнение императора о Роузе, который является одним из самых мерзких людей, когда-либо пятнавших имя Арквала.

Императора в замке не было, но Сирарис была. Она лежала среди куртизанок в будуаре. В комнате царил полумрак. Когда я вошел, она приняла меня за другого и, смеясь, крикнула: «Опять, любовь? Неужели ты никогда не дашь мне уснуть?» Потом она увидела меня и сошла с ума. «Остановите его! Стреляйте в него! Он не должен уйти!»

Она швырнула в меня горящую лампу. Если бы она была одета, я бы никогда не выбрался из замка живым, потому что многие бросились выполнять ее приказ, как только услышали крики. Кто-то гнался за мной по всей горе и послал сокола пикировать в лицо мне и лошади. В конце концов меня выбросило из седла, и я вслепую понесся сквозь деревья.

Два дня я прятался в единственном месте, где можно спрятаться от сильных мира сего в Этерхорде: в лачугах бедняков. Мне посчастливилось вылечить многих из них в прошлом году от восковой слепоты. Они помнили меня, благослови их Рин, и не задавали никаких вопросов. Но по улицам бродили странные вооруженные люди и, я уверен, искали меня.

Когда охотники подошли слишком близко, мои друзья пошли на большой риск и переправили меня в ящике из-под яблок в порт. Я был в трех днях пути от Этерхорда, на корабле, направлявшемся в Трессек Тарн, прежде чем команда осмелилась выпустить меня. А в Трессеке я чувствую себя в бо́льшей безопасности, хотя не слишком большой: губернатор боится со мной встречаться, как и мои коллеги-врачи. Только сегодня утром вооруженные люди ворвались в мою таверну — по счастливой случайности я был в лавке Ралфа дальше по улице. Неужели я потерял благосклонность императора? Не могу сказать; я знаю только то, что убежал недостаточно далеко.

Я никогда не видел лиц тех, кто преследовал меня, но я видел Сирарис так же ясно, как вижу это перо и чернила. Она не ваша, Эберзам. Не доверяйте ей. Не оставляйте Ташу на ее попечение.

Вот и все мои новости — более горькие, чем любое лекарство, который я когда-либо заставлял вас глотать. Но мои страхи! Сейчас нет времени объяснять их. Остерегайтесь Нилстоуна! Ваша мать никогда не пугала вас этим словом? Он существует, и кто-то хочет его получить, хотя его использование может только навлечь гибель на всех нас. Вы знаете соленое кладбище, где, по легенде, он захоронен. Если «Чатранд» окажется рядом с этим местом, вы должны найти способ повернуть его вспять.

Ужасы и безумие. Кто выбрал бы такой момент, чтобы раскопать это оружие, эту зловещую дыру в переплетении нашего мира? Никто, кроме сумасшедшего, и все же…

Вот и колокол, проклятие! Я должен отправиться на свой корабль, иначе меня оставят здесь. Я напишу вам снова, когда смогу. А до тех пор я прошу вас о последнем одолжении: позаботьтесь о юном Пазеле, сыне кап. Грегори. Он колючий малый, не имеющий ни таланта, ни значения, но я поклялся его прекрасной матери, что с ним не случится ничего плохого. Не подведите меня в этом, умоляю вас.

У Ралфа есть ваши лекарства, запечатанные моей рукой. Не пейте ни из одной фляги, которую вы не открываете сами; избавьтесь от того, к чему прикасалась Сирарис. И не отчаивайся в любви, Эберзам: она все еще окружает вас.

ВСЕГДА ВАШ СЛУГА,

ИГНУС ЧЕДФЕЛЛОУ

Сирарис уронила письмо на пол. Затем она запрокинула голову и рассмеялась:

— Ром Ралф! Этот добрый и простой человек! Какова была его цена, новая витрина магазина? Какой-нибудь другой аптекарь, которого выгнали из города?

Откинувшийся рядом с ней Сандор Отт покачал головой:

— Ралф действительно любит Чедфеллоу. Но есть те, кого он любит больше. Его дочь, например. Мы приняли меры предосторожности, похитив ее несколько месяцев назад. Видишь ли, добрый доктор и раньше оставлял сообщения Ралфу.

Они лежали вместе на кровати, заваленной прекрасными подушками и шелками, и пили вместе маленький кувшин вина. Солнце, лучи которого падали через широкое окно, садилось над Спокойным морем. Они находились в одной из самых простых комнат крепости Трессек, вырубленной в теле скалы над городом Трессек Тарн. Столетия назад это была великая крепость, ныне превратившаяся в курорт, где богатые арквали отмокали в воде, поступавшей по трубам из кипящих озер под холмами. Все это место казалось теплым и влажным.

— Что касается этого смолбоя, Паткендла, — продолжал Отт, — добрый доктор лукавит. Его беспокойство проистекает не только из обещания матери мальчика, хотя он и любил ее. Нет, Чедфеллоу хочет использовать его, каким-то особым образом.

— Тогда ты должен избавиться от него.

— Прелесть всего этого, дорогая, в том, что твой дорогой адмирал сделает это за нас. Они мчатся навстречу столкновению, разве ты не заметила? И когда они все-таки столкнутся, и Паткендла выбросит на берег — что ж, я договорился о его приеме.

— Ты чудовище. Даже я временами тебя боюсь.

Звуки наполняли комнату, как клубы дыма: собаки, чайки, кузнецы, ковавшие сталь. Более близкий звук — странный стон Эберзама Исика — доносился с нижнего этажа.

— Ты уверен, что он нас не слышит? — спросила Сирарис.

— Этот человек не слышит ничего, кроме своих собственных сладких снов, — сказал Отт. — Смерть-дым — это блаженство, пока он не убьет тебя. В такой горячей ванне, как у него, листья лозы смерть-дыма заставляют тело неметь, сердце биться все медленнее и медленнее. Пар, тем временем, держит разум в совершенном трансе вплоть до момента смерти. Конечно, мы не можем так рисковать. Исика можно оставить на один час, не больше.

— Часа с тобой недостаточно, — сказала она.

Отт поцеловал ее, но его голос остался суровым:

— Один час. Помни, что он должен пережить замужество своей дочери.

— Но не следующий день, — прорычала Сирарис. — Как бы я хотела рассказать об этом всему миру! Все эти толстые и модные лорды дважды подумали бы, прежде чем покупать юных невест-рабынь, если бы знали, на что мы способны.

— Расскажи всему миру, что ты годами отравляла адмирала, и даже я не смогу тебя защитить, — спокойно ответил Отт. — Но мне уже нужно идти. Надо послать вперед Ниривиэля и выяснить, что задумал Чедфеллоу.

Она прижалась к нему:

— Он невыносимый зануда! Тебе следовало убить его несколько месяцев назад.

Отт погладил ее по распущенным черным волосам:

— В Этерхорде смерть этого человека привлекла бы слишком много внимания. В конце концов, он должен был стать хирургом «Чатранда». Кроме того, его обожает император.

— Но он видел меня в замке. В комнате с подушками!

— И таким образом подписал себе смертный приговор. Не бойся: он больше никогда не заговорит с адмиралом. Мои люди будут ждать его в Утурфе́. Что же касается нашей истинной миссии, то… только посмотри на его жалкие догадки! Нилстоун! Клянусь Рином, трудно не рассмеяться!

— Я никогда не слышала о Нилстоуне. Что это?

— Миф или что-то столь же древнее, как миф. Реликвия древнего мира. Бедный дурак! С таким же успехом он мог бы сказать, что мы ищем конец радуги.

— Чедфеллоу — зануда, Сандор, но он никогда не бывает дураком. Он вылечил вашу армию от говорящей лихорадки.

— На этот раз он дурак, — сказал Отт. — Он был единственным человеком, который, как я думал, мог сделать вывод, что Шаггат все еще жив и участвует в наших планах. Вместо этого он боится маленькой сферы, которая затемняет солнце.

Сирарис подняла голову, она больше не улыбалась:

— Черная сфера? Размером со сливу, но тяжелая, как пушечное ядро?

— Так утверждают сказки.

— Гуммукра, — сказала она. — Ты говоришь о гуммукра.

Отт улыбнулся:

— На вашем языке есть название для Нилстоуна?

— Конечно. Говорят, это глазное яблоко повелителя муртов. Он позволяет тому, кто им владеет, командовать Черными Пчелами.

— Черными Пчелами, да ну?

— Не смейся, скотина! Мы были в ужасе от них.

— Верующие в Рина рассказывают совсем другую историю. Они говорят, что Нилстоун подобен пробке на том винном кувшине — дай его сюда, моя сладкая, — затыкающей крошечное отверстие, через которое Рой Ночи проник в этот мир, чтобы опустошить его, и снова сбежал, когда боги в ярости восстали. А мзитрини утверждают, что Нилстоун — это чистый пепел, пепел всех дьяволов, сожженных в их Черном Ларце прежде, чем Великий дьявол разорвал его на части. Вот почему я смеюсь: каждая страна рассказывает свою историю. И вот доктор Чедфеллоу, ученый, присоединяется к игре.

— Хотела бы я знать, как эта идея пришла ему в голову?

— Кто знает? — сказал Отт. — Давай просто будем рады, что это произошло. А теперь о Зирфете.

Сирарис рассмеялась и игриво укусила его за ухо:

— Зирфет. Твой огромный, симпатичный ученик.

— Нерадивый ученик, — строго сказал Отт. — Он должен был убить Герцила.

— Но я же сказала тебе, любовь моя, это моя вина. Ты же приказал Зирфету подчиняться мне в твое отсутствие.

— Приказ на убийство важнее, и Зирфет должен был это помнить. — Он поднял голову и посмотрел на нее. — Мне показалось, что ты бы приветствовала смерть толяссца.

— Да, в конечном счете. Но Герцил — хороший камердинер, и выполняет мои поручения в каждом порту. Кроме того, ты ушел, не сказав ни слова. Я понятия не имела, что причиной твоего отсутствия был Герцил, а милый мальчик не осмелился рассказать мне о твоих планах.

— Зирфет не мальчик, Сирарис. Он член Тайного Кулака. Ассасин, как и я. И пока он не докажет это, я буду вынужден передвигаться по «Чатранду» с большой осторожностью. Ты должна навалить на Герцила вдвое больше работы, пока Зирфет не закончит свое дело.

Сирарис погладила затылок Отта, проведя кончиком пальца по старому шраму от ножа.

— Значит, он никогда не убивал? — тихо спросила она.

Отт покачал головой.

— Да, Зирфет еще не убивал, хотя со мной он подошел ближе, чем предполагает. — Он потер двумя костяшками пальцев подбородок. — Очень хорошо, я ухожу.

— Ты так думаешь?

Она набросилась на него. Вино пролилось по его боку, пропитав постель, когда она целовала его в шею, веки, ухо. Внезапно он вернулся в свою юность — но не в юность любви и ласк. Он вспомнил битву. Ему тринадцать, он — уже любимец армии — сражается с сиззи на холодном плато в тысячах миль от моря. Его сержант мертв, его эскадрон уничтожен. Он сам вот-вот умрет. Мальчишка сиззи на нем, нож в ребрах, его жизнь хлещет в траву. Одна рука сломана, другая зажата под его врагом. Ярко-голубое небо, как сегодня.

Сирарис рассмеялась — такая юная, такая очаровательная. Действительно ли она любит его? Мог ли он когда-нибудь позволить себе надеяться?

Он осторожно откатил ее в сторону и приложил палец к ее пышным губам.

— Иди и побалуй своего адмирала, — сказал он. — Исик никогда не должен заподозрить тебя. Никогда.

Через несколько минут он был на крыше крепости, глядя вниз на «Чатранд». Матрос высоко на грот-мачте спускал на ночь императорский флаг. Золотая рыба, золотой кинжал: они наблюдали за его жизнью в течение шести десятилетий, придавали значение его шрамам и завоеваниям, убийствам и предательствам, сладким женским губам. Арквал, подумал мастер-шпион. Арквал, моя любовь, пока смерть не разлучит нас.

Тому мальчишке он разорвал горло зубами. Какой у него был выбор?