— Я хочу надеяться, — отдышавшись, промурлыкала я, — что Господину понравилась его рабыня.
— Нам понадобится ещё два дня, — не обращая на меня внимания, сказал мой владелец, — чтобы добраться до Лауриуса. В Лауру мы заходить не будем. Боюсь, что там могут оставаться те, кто дежурил в устье Александры. На другой берег Лауриуса переберёмся, воспользовавшись паромной переправой. Там всегда много народа, так что, смешаться с толпой будет не сложно. Дальше пойдём на юг. В конечном итоге, я планирую выйти к Воску где-то в районе Виктории.
Я лежала на одеяле своего хозяина. Мою левую лодыжку охватывало стальное кольцо, лёгкая цепь от которого бежала к небольшому дереву, вокруг которого и была заперта. Кроме этого браслета и ошейника на мне ничего не было. Мой господин обычно предпочитал держать меня в таком виде.
— Кажется, — припомнила я, — Виктория это небольшой город, но один из главных невольничьих рынков, где процветает оптовая и розничная продажа рабынь, не так ли? Говорят, там много рабынь переходит из рук в руки. Покупатели съезжаются туда не только из бассейна Воска, но и со всего Гора.
— Да, — подтвердил мужчина, — это действительно главный невольничий рынок на Воске.
— Рабыня волнуется, — призналась я.
— И у неё есть для этого основания, — усмехнулся он.
— Я сделаю всё возможное, чтобы понравиться моему господину, — вздохнула я.
— Конечно, — кивнул он, — ведь Ты же рабыня.
— Я боюсь, — призналась я, — что Вы нуждаетесь в средствах, и у вас особо нечего продать.
— У меня есть Ты, — напомнил мой хозяин.
— Рабыня отлично знает об этом, — сказала я, — именно это её и пугает.
— Ты знаешь, что это такое? — поинтересовался он, достав из своего кошелька жёлтый диск размером почти с его ладонь.
— Похоже на монету, — ответила я, — но кажется слишком большой для этого.
Он протянул этот предмет мне.
— Я могу дотронуться до этого? — осторожно уточнила я.
— Можешь даже подержать, — разрешил он.
— Тяжёлая, — прокомментировала я.
— Это, действительно, монета, — сообщил мой господин. — Золото. Двойной тарн чеканки монетного двора Ара.
Он протянул руку, и я торопливо, с облегчением, вернула монету.
— Она должна быть ценной, — заметила я.
— Верно, — подтвердил он. — Простой труженик мог бы работать многие годы, но так и не смог бы заработать столько, чтобы хотя бы приблизиться к её эквиваленту. Есть торговцы, которые никогда не держали в руках такую монету. Признаюсь, я и сам впервые увидел её, когда получил от Тиртая, как намёк на богатство, которое может получить тот, кто будет его верным сторонником.
— Значит, у моего господина нет проблем со средствами, — подытожила я.
— Верно, — кивнул мужчина.
— И ему нет нужды продавать Лауру, — улыбнулась я. — Он даже мог бы купить много рабынь, таких как она.
— Десятки, — сказал он.
— Я очень хочу надеяться, что он не станет этого делать, — сказала я.
— А Ты ублажи меня, — хмыкнул мой хозяин.
— Да, Господин, — промурлыкала я.
Я вытянулась на одеяле рядом со своим господином, положив голову на его бедро. Моя лодыжка по-прежнему была прикована цепью к ближайшему дереву.
— У реки, — припомнила я, — Господин сказал странную фразу. Что-то про живого оста, которого он держит в руке.
— Ты знаешь, кто такой ост? — осведомился он.
— Это — крошечная змея, обычно ярко оранжевая, — ответила я. — Ядовитая.
— Это — самая маленькая и самая смертоносная змея на Горе, — добавил мужчина. — Она очень быстрая, и может прятаться где угодно. Её укус — смерть. Спастись можно только отрезав конечность, причём немедленно, не позднее нескольких инов. Смерть, крайне неприятная, наступит в пределах нескольких енов. Укушенный обычно умоляет о том, чтобы ему помогли умереть и прекратили его мучения.
— Я боюсь, что господину грозит опасность, — прошептала я.
— Я стал хранителем опасной информации, — вздохнул он, — я знаю о пугающих, важных вещах, хотя и не до конца их понимаю. Чтобы сохранить эту информацию, предотвратить её утечку, люди готовы убивать. Немногим позволено обладать такими знаниями, и, я боюсь, немногим в течение долгого времени. Подозреваю, что к этому моменту со многими из тех, кто был по необходимости привлечён к участию в этой операции, использовался в определенных действиях вроде транспортировки, доставки, связи, сокрытии, уже покончено, и даже с существами, не такими как мы. Именно это я и имел в виду, говоря про живого оста в руке. Есть вещи, знать которые столь же опасно, как держать в руке змею.
— Должно быть, — сказала я, — речь идёт о содержимом двух больших ящиков, настолько тяжёлых, что для их переноски потребовалось несколько мужчин.
Он внезапно сел и пристально посмотрел на меня.
— Два таких ящика, — пояснила я, — о содержимом которых мне ничего неизвестно, были выгружены с той же галеры, которая доставила меня и других девушек на север. Дальше их несли через лес по суше, по крайней мере, до тарнового лагеря.
— И даже дальше, — сообщил он, — ох доставили в корабельный лагерь, а потом тайно хранили на южном берегу реки. Теперь они находятся в одном из трюмов большого корабля, замаскированные под обычный груз.
— Корабль уже в пути, — заметила я, — и, я боюсь, судя по тому, что я слышала, даже если он сможет выйти в Тассу, ему никогда не достичь Конца Мира.
— А я боюсь, — вздохнул он, — что если он всё же сможет добраться до Конца Мира, то этому миру будет грозить опасность, а может даже нескольким мирам.
— Но Вы сделали свою работу, — сказала я. — Не мне судить, хорошо это или плохо. Корабль в пути. Теперь Вы можете безнаказанно поделиться своим знание со всем миром.
— Думаю, что тех, кто держит руку на пульсе этих вопросов, немного, — предположил мой хозяин, — да и те немногие, несомненно, находятся на борту корабля.
— Корабль отбыл, — напомнила ему я. — И вряд ли он вернётся. Игра началась. Тарн взлетел. Ваша информация теперь не имеет никакого значения.
— Но я должен об этом рассказать, — заявил мужчина.
— Кому? — спросила я.
— Да, действительно, — задумчиво пробормотал он, — кому?
Тогда я поднялась на колени, взяла его правую руку, аккуратно отогнула его пальцы и, поцеловал ладонь, сказала:
— Смотрите Господин, я поцелуем сняла оста с вашей руки.
В следующее мгновение я уже была опрокинута на спину, а мой владелец, обхватив меня руками, подмял под себя.
— Тебе известна моя каста? — поинтересовался он.
— Работорговцы, — ответила я. — Конечно, Господин член касты Работорговцев.
— Я Торговец, — поправил меня мужчина. — Работорговцы — подкаста Торговцев. Разница лишь в том товаре, которым мы торгуем. Работорговцы имеют дело с мягким, живым товаром.
— Я бы предпочла, — призналась я, — чтобы Господин занимался кожей или железом, фруктами или зерном, медью или оловом, веррами или кайилами.
— Но для тебя же не секрет, — ухмыльнулся он, — почему мои товарищи предпочитают покупать и продавать женщин.
— Полагаю, что да, — улыбнулась я.
— Признаться, теперь я подумываю, — сказал он, — о чём-нибудь из других товаров, например, о ка-ла-на или шёлке.
— Я рада, что Господин задумался об этом, — улыбнулась я.
— Правда, я пока не понимаю, с чего бы это такие мысли приходят мне в голову, — глубокомысленно произнёс он.
— Как-то раз, — припомнила я, — Господин предположил, что моё возвращение к корабельному лагерю было не столько следствием моей невнимательности или случайностью, а скорее выражением моего желания вернуться к цепям, которых я сама хотела и в которых нуждалась, так сказать, к ошейнику.
— Мне кажется, что это очевидно, — пожал плечами мой владелец.
— Может быть для вас, — не стала спорить я, — но у меня не было никакого понимания этого.
— Скорее Ты просто отвергала саму мысль об этом, — рассмеялся он.
— Я очень немногое понимала в самой себе, — вздохнула я.
— Немногие из нас могут похватать, что понимают это, — сказал мой владелец.
— А ещё Вы говорили о женщинах-пантерах, которые преждевременно ослабили бдительность в лесу, — продолжила я.
— Недовольные собой, лишённые господина, — объяснил он, — они стали небрежными и вскоре уже стояли голыми на коленях перед мужчинами с ошейниками, взявшими на прицел их шеи, о чём они сами втайне надеялись.
— А что насчёт вас, Господин? — полюбопытствовала я.
— Не понимаю твоего вопроса, — удивился мужчина.
— Вы могли честно трудиться в сфере интересов Работорговцев, заниматься поиском и перепродажей самого привлекательного из всех возможных товаров, но, учитывая, что Вы, кажется, теперь задумались над идеей переключиться на другие товары, я думаю, что в это было вовлечено нечто большее. В действительности, я подозреваю, что знаю, почему вас интересовал бизнес Работорговцев, бизнес, конечно, весьма рискованный, полный тревог и опасностей, и даже связанный с путешествиями на другую планету.
— О-о? — заинтересованно протянул он.
— Вы искали особую рабыню, вашу рабыню, — заключила я.
— И Ты, значит, думаешь, что теперь я её нашёл? — уточнил он.
— Я надеюсь, что Вы это сделали, — призналась я.
— Мне принадлежали многие женщины, — заметил мой владелец. — Что насчёт Асперич?
— Она — красавица, — не могла не признать я.
— Причём гораздо красивее тебя, — добавил он.
— Несомненно, — согласилась я. — Но почему тогда Вы позволяли ей уйти, и оставили себе Лауру?
— Тарскоматка, — буркнул мужчина.
— Бесспорно, Асперич прекрасна, — сказала я. — Но я думаю, что встань перед вами необходимость выбирать между Лаурой и Асперич, то, по неким причинам, Вы предпочли, чтобы это я, а не она, ползла к вам по земле голой, умоляя о вашем прикосновении.
— Пожалуй, тебя стоило бы как следует выпороть, — раздражённо заявил мой владелец.
— Господин может сделать со мной всё, как ему захочется, — кивнула я. — Я — его рабыня.
— Ты — ничего не стоящая тарскоматка, — проворчал он. — Ты не представляешь никакого интереса. Ты — ничто!
— Вообще-то, некоторая конечная ценность у меня имеется, — заметила я, — и даже в серебре. Но мне трудно поверить, что я не представляю интерес для Господина, который последовал за мной аж из Брундизиума, несмотря на многие опасности, преследовал меня в лесу, и особенно рисковал перед самым отплытием большого корабля.
— Ты — ничто! — повторил он.
— Да, Господин, — не стала спорить я, — потому что я — рабыня.
— Ты — домашняя тарскоматка! — прорычал мой хозяин.
— Я — красивая рабыня, Господин, — парировала я. — И теперь я это знаю. А ещё я знаю, что в ошейнике стала ещё красивее, поскольку я осознала себя женщиной и рабыней. Я видела, какими глазами смотрят на меня мужчины. Уж не думаете ли Вы, что рабыня не знает, когда мужчины жаждут иметь её в своих руках? Во мне нет ничего, из-за чего Вы могли бы стыдиться. Я знаю, что я красива.
— Да, шлюха, — крикнул он, вскакивая на ноги, — Ты красива!
— Рабыня рада, — сказала я, — тому, что она нравится её господину.
— Ты — самая захватывающая и красивая женщина из всех, кого я когда-либо видел! — в ярости выкрикнул мой владелец. — С того самого первого момента, как я увидел тебя, я хотел тебя, хотел видеть тебя такой, какой вижу сейчас, моей, голой, на моей цепи, в моей собственности, моим имуществом, моей рабыней!
— А я ждала вас многие годы! — призналась я, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы.
— А я многие годы искал тебя! — сердито буркнул мужчина.
— Не сердитесь на свою рабыню, — попросила я. — Она полностью в вашей власти. Она — ваша.
— Я должен ненавидеть тебя! — воскликнул он.
— Нет! — выкрикнула я. — Любите меня!
— Любовь? — скривился мужчина. — К рабыне!
— Простите меня, Господин, — всхлипнула я.
Казалось, мой похититель был вне себя от ярости. Он резко шагнул к своему рюкзаку, рывком открыл его и выхватил плеть. Ремни, освобождённые из зажима, хищно развернулись.
— Я люблю вас, Господин! — простонала я. — Пожалуйста, не бейте меня!
Он, сжав рукоять обеими руками, поднял плеть над головой.
— Разве даже самка слина не любит своего хозяина? — спросила я, сжавшись и каждое мгновение ожидая удара.
Мужчина опустил плеть и отвернулся от меня. Я не сводила глаз с его напряжённой спины, когда он прятал плеть в рюкзак. Потом он выдернул из-под меня свои одеяла и, расстелив их в стороне, улёгся и завернулся в них. Я попыталась подползти к нему, но цепь на лодыжке остановила меня. Я протянула к нему руку, но не смогла дотянуться.
— Пожалуйста, простите Лауру, Господин, — заплакала я. — Позвольте вашей рабыне загладить её вину.
— В Виктории я тебя продам, — объявил он.