— Не двигаться, — приказал мужчина. — Держи своего зверя!
— Замри, — скомандовал Аксель своему слину, сжимая в кулак его поводок.
Мы были окружены копьями.
Боюсь, наше внимание было сосредоточено на нашем собственном деле, на преследовании небольшой шайки, предположительно из четырёх или пяти девок-пантер. Мы подозревали их в шпионаже за корабельным лагерем, несомненно, в пользу некой могущественной персоны.
Надо признать, вновь прибывшие умели оставаться незаметными. Они появились вокруг нас внезапно, даже слишком внезапно.
— Всем молчать! — предупредил мужчина, казалось, являвшийся их вожаком, предостерегающе подняв руку ко рту.
У меня не было сомнений, что нам до встречи с нашей добычей теперь осталось не больше двухсот шагов. Акселя, понятно, прежде всего, интересовало удостовериться в её наличии и установить численность и направление движения. После этого он бы принял решение относительно своих дальнейших действий. Либо мы попытались бы напасть и захватить, по крайней мере, одну пленницу для доставки в корабельный лагерь и последующего допроса, либо, если бы это покажется более благоразумным, отступить и с помощью свистка вызвать дополнительные силы, скрывавшиеся где-то в лесу и, как я понял, не знавшие о местоположении и даже о существовании корабельного лагеря. Если же эти дополнительные силы оказались бы вне досягаемости свиста, так далеко, что даже их ларл не смог бы услышать сигнал, мне предстояло как можно скорее возвращаться в корабельный лагерь за подмогой. Не думаю, что мне было бы трудно привести людей, следуя всё время на запад вдоль берега реки. А Аксель с Тиоменом тем временем продолжал бы отслеживать нашу добычу. Очевидно, что Аксель или, более вероятно, Тиртай рассчитывал, что девки-пантеры, если они ошивались поблизости, вполне могли заметить сбежавшую из лагеря рабыню, и, естественно, не отказались бы от её приобретения. Такой товар, очевидно, имеет ценность, и его можно продать. Таким образом, следуя за запахом беглой рабыни, можно было, если повезёт, определить местонахождение девок-пантер. Фактически, рабыня, столкнувшись с охотницами, учитывая её незнание гореанских реалий, запросто могла совершить глупость и сама привлечь к себе их внимание, возможно, в надежде на помощь с их стороны или даже надеясь вступить в их группу, скорее всего, не ожидая, что они просто возьмут её в свои руки, как ту, кем она является, как простую рабыню. Безусловно, между Асперич и Акселем очевидно был некий контакт. Надо будет не забыть, как следует выпороть её. И хотя Аксель все это ясно держал в памяти, и чётко довёл до моего сведения, мой собственный интерес в этом деле не совсем совпадал с его. Не случись так, что у меня имелся некоторый интерес к беглой рабыне, на месте которой могла оказаться любая другая невольница, меня здесь вообще бы не было. Отправляясь на эту охоту я полагал, что это будет приятным пикником, развлечением, спортом, заключавшемся в том, чтобы выследить маленькое животное, позволить ему побегать некоторое время, и затем поймать, связать и вернуть её законным владельцам, коими были пани. Разумеется, в мои намерения никоим образом не входило становиться курьером и бежать в корабельный лагерь за подмогой. Безусловно, все эти доводы в настоящее время выглядели весьма спорно, уйдя в плоскость теории и предположений.
— Если спустишь слина, — предупредил Акселя вышедший из лесу мужчина, — он умрёт.
— Спокойно, Тиомен, — мягко сказал мой товарищ.
Его зверь, похоже, оправдывая закрепившуюся за его видом репутацию редкостных упрямцев, расценивал вновь прибывших как не больше, чем помеху в его деле. Он был готов возобновить охоту.
Я знал о слинах достаточно, чтобы понимать, что любое хорошо выдрессированное животное, к которым, без сомнения, относился и Тиомен, могло быть натравлено на кого угодно, достаточно всего лишь условного сигнала его владельца или пользователя. Это могло быть любое невинное слово или жест, за которым пряталась команда «убить». Обычно, это всё же слово, поскольку его достаточно было услышать, а жест надо увидеть, то есть находиться в поле зрения. Несомненно, Тиомен мог бы, в одном яростном рывке, достать их лидера и оторвать ему руку или голову, но это был бы его последний бросок. Его накололи бы сразу на несколько копий, прежде чем он смог бы повторить атаку. Аксель явно не горел желанием терять своего слина. Кроме того, я не дал бы и ломаного бит-тарска за наши с ним жизни, если бы он оказался достаточно глуп, чтобы натравить Тиомена на вновь прибывших.
Я насчитал одиннадцать мужчин. В таких делах знать точное число твоих противников — признак хорошего тона. Их вожак, бородатый мужчина, был высок и худощав. Его одежду, пошитую из шерсти скачущего хурта, покрывали пятна коричневого и чёрного цветов. На его поясе висели ножны кинжала и меча, а в руках он держал охотничье копьё. Его товарищи были одеты примерно так же. Двое из них держали готовые к стрельбе арбалеты, болты уже лежали на направляющих. Ещё трое были вооружены сетями.
— Как охота? — поинтересовался Аксель, достаточно любезным тоном.
Отряд, действительно, выглядел как охотничья партия. Правда, я не увидел табука, свисающего с шеста, или шкуры, переброшенной через плечо кого-либо из них.
Интересно, подумалось мне, как давно они находились в походе. Я не ожидал бы столкнуться в этой местности с охотниками, если только они не были охотниками корабельного лагеря. А эти таковыми не казались совершенно. Фактически, мы были слишком далеко от корабельного лагеря.
— Что вы здесь делаете? — спросил лидер вновь прибывших.
— Охотимся, — ответил Аксель.
— И где же ваша добыча? — осведомился бородач.
— Пока нету, — развёл руками Аксель.
— Возможно, — усмехнулся его оппонент, — добыча, это именно вы.
— Наш друг, — сказал Аксель, демонстративно потрепав Тиомена по холке, — мог бы убить, по крайней мере, одного из вас.
— Возможно, даже больше, — признал вновь прибывший. — Но было бы позором убивать такое прекрасное животное.
— Я бы предложил, — вполне доброжелательно сказал Аксель, — что вы не станете мешать нашей охоте.
— Как и вы, я надеюсь, нашей, — ответил ему мужчина.
— Ничуть не собирались, — заверил его Аксель. — В таком случае, желаю вам всего хорошего.
— Задержитесь немного, — попросил его вожак незнакомцев.
— Конечно, у вас ведь копья, — хмыкнул Аксель.
— Ясон идёт, — сообщил один из вновь прибывших.
Кто-то действительно приближался со стороны реки, которая была к югу от этого места.
Я подозревал, что эти несколько незнакомцев, несомненно товарищи тех, кто приближались к нам в данный момент, первоначально пересекли реку где-то восточнее. Ни на ком из них я не заметил кепок, столь любимых моряками, так что, у меня были некоторые основания предположить, что они, скорее всего, прибыли с юга, возможно, откуда-то издалека, например, из бассейна Лауриуса, а затем переправились через Александру.
Вновь прибывших, также вооруженных копьями, оказалось четверо. Итого пятнадцать.
На поводке за одним из мужчин шагала высокая, яркая, темноволосая женщина, чью шею, ожидаемо, окружала обычная стальная полоса. Одета она была в короткую, ярко алую рабскую тунику, разрезанную по бокам. Два тарска хорошего брундизиумского серебра, оценил я.
Мужчина, державший поводок, приблизился и встал рядом с вожаком. Рабыня тут же опустилась на колени у ноги лидера и склонила голову.
— Подними голову, — бросил тот и, когда девушка, не промедлив ни ина, подняла голову, поинтересовался: — Ну, что скажешь?
— Неплохо, — сдержанно похвалил Аксель.
Это показалось мне довольно прохладной оценкой, и у меня закрались подозрения, что в его сердце уже прочно обосновалась Асперич.
Тогда мужчина перевёл вопросительный взгляд на меня. Очевидно, что он был доволен своей рабыней, и хотел представить её в выгодном свете.
— Превосходно, — польстил ему я.
— Что у тебя на шее, Донна? — спросил бородач.
— Рабский ошейник, Господин, — ответила девушка.
— И что это означает? — уточнил вожак.
— То, что я — рабыня, Господин, — сказала она.
— А скажи мне, Донна, что находится на твоём левом бедре? — поинтересовался мужчина.
— Клеймо рабыни, Господин, — сообщила она.
— И что это означает? — повторил он тот же вопрос.
— То, что я — рабыня, Господин, — в той же манере ответила Донна.
— И что за предмет одежды Ты носишь? — не отставал вожак охотников.
— Это — рабский предмет одежды, — сказала она.
— Тогда почему же Ты носишь такой предмет одежды? — полюбопытствовал мужчина.
— Для меня уместно ходить в такой одежде, — пояснила Донна, — поскольку я — рабыня.
— Она, — указал на рабыню вожак, — когда-то была девкой-пантерой.
— Что-то не похожа она на девок-пантер, — усомнился Аксель.
— Так ведь её обработали, посадили на диету, заставили делать нужные упражнения, — усмехнулся бородач, — и вот результат, её хоть сейчас на торги.
— Пожалуйста, не продавайте меня, Господин, — прошептала она.
Поскольку её не ударили, я заключил, что ей было дано постоянное разрешение говорить. Это не редкость, рабыням часто могут предоставить такое разрешение. Безусловно, отменить его несложно, после чего от невольницы ожидается, что она, прежде чем заговорит, сначала спросит разрешения.
— Она слишком мягкая, слишком женственная и соблазнительная, слишком желанная и красивая, чтобы быть девкой-пантерой, — стоял на своём Аксель.
— Они тоже быстро изучают свой ошейник, — усмехнулся его оппонент.
— Конечно, — не стал отрицать мой товарищ.
— Они сами хотят этого, — добавил вожак охотников.
— Верно, — кивнул Аксель.
— Итак, у нас здесь, — подытожил мужчина, указывая на рабыню и Тиомена, — два прекрасных животных.
— Слин стоит на следе, — предупредил Аксель. — Он нервничает.
— Но Ты же можешь отменить охоту, — заметил бородач.
— Без мяса это было бы не самое разумное решение, — покачал головой хозяин слина.
— Как насчёт, поменяться? — поинтересовался мужчина.
— Пожалуйста, нет, Господин! — прошептала рабыня, явно не осмеливавшаяся поднять головы.
Признаться, меня удивило замечание охотника, поскольку слин, хорошо обученный слин, обычно стоит столько же, сколько нескольких рабынь, а в случае с тарном счёт пойдёт на десятки кейджер. Нет, я не спорю, эта рабыня, теперь поникшая головой и дрожавшая у бедра своего хозяина, была необычайно красива. Мне вспомнился другой мир, тот, в котором красота редко продавалась, кроме как на своих собственных условиях. Я часто спрашивал себя, столь ли велика разница между женщиной, продающей себя ради своей собственной выгоды, и той, которую продают другие, ради чьей-либо прибыли. В конце концов, в обоих случаях она — товар. Просто в первом случае она была своим собственным продавцом. А во втором случае торговец был другой. Возможно, это предубеждение моей касты, но мне всегда казалось, что во втором случае сделка была менее лицемерной, менее фальшивой, более открытой и честной. Так пусть она будет открыто выставлена на прилавок и открыто предложена на продажу. Уверен, вожак незнакомцев не мог говорить серьёзно, предлагая прямой обмен одной, стоявшей на коленях, одетой в алую тунику красотки на обученного слина. На Горе красотки стоят дёшево. Они вполне по средствам большинству гореан.
— Слин охотится, — напомнил Аксель.
— Вероятно, он голоден, — предположил вожак окруживших нас мужчин.
— Он может поесть позже, — буркнул Аксель. — Желаю вам всего хорошего.
— Оставайтесь, где стоите, — потребовал мужчина, а потом указал на слина и махнул одному из своих людей.
Этот жест, и я, и Аксель приняли за недобрый знак. Затем вожак повернулся к своему товарищу, пришедшему со стороны реки, и которого, насколько я понял, звали Ясон.
— Она определила их местонахождение, — сообщил Ясон. — Они всего в нескольких ярдах от берега реки. Очевидно, в их лагере имела место какая-то свара. Там сейчас только три девки-пантеры. Помимо них ещё одна закованная раздетая пленница и три кейджеры, связанных в караван верёвкой, все в туниках.
— Кто пленница, Донна? — спросил бородач у своей рабыни.
— Я не знаю, Господин, — пожала та плечами. — Пожалуйста, не избавляйтесь от меня, Господин.
— Помнится, — сказал он, — Ты говорила, что кейджер с шайкой должно быть две.
— Так и должно было быть, — заверила его Донна, — вероятно, они где-то раздобыли ещё одну.
Я никак не отреагировал на это замечание, но у меня не возникло ни малейшего сомнения относительно вероятной личности нежданно-негаданно появившейся в караване кейджеры.
— Вот, приятель, — сказал один из незнакомцев, вернувшийся к группе, и бросил большой кусок мяса, похоже боска, перед Тиоменом.
— Нет! — только и успел крикнуть Аксель, как Тиомен набросился на угощение и в один присест проглотил его.
По части отношения к еде между домашним и диким слином найдётся немного отличий.
Копья прижались к напрягавшему телу Акселя.
— Уверен, что Ты не хотел бы, держать своего зверя голодным, — сказал вожак.
Независимо от того, какая здесь шла игра, боюсь, право хода была не в наших руках.
Тиомен с надеждой уставился на Акселя, явно готовый возобновить охоту.
— Твоему зверю ничего не угрожает, — заверил бородач моего товарища.
— Вы, конечно, охотники, — вступил в разговор я, — но мне не кажется, что вы здесь чтобы выслеживать табуков, тарсков, босков или пантер.
— Возможно, нет, — не стал оспаривать мужчина.
— Кого же тогда? — полюбопытствовал я.
— Например, женщин, — хмыкнул он.
— Я немного разбираюсь в этих вопросах, — сказал я. — На женщин охотятся там, где есть женщины, где добыча многочисленна, в городах, в полисах, даже в крестьянских деревнях, на перекрёстках дорог, на караванных маршрутах, на путях паломников в Сардар и так далее. Но не в дикой же местности северных лесов, не на рассеянных, скалистых рифах Торвальдслэнда, не в скованных стужей просторах Ледника Топора, не в обжигающих песках Тахари, вдали от любого из караванных путей и оазисов.
Лицо незнакомца растянулось в улыбке.
— А может быть, вы ищете дочь Убара, одну беглянку, возможно, их самого Ара? — поинтересовался я.
— Нет, — отрезал он.
— Признаться, мне трудно поверить, что вы забрались так далеко, конечно, потратив немало времени и монет, ради поимки горстки девок-пантер, которые, раз уж они — ушли в леса, вероятно, будут менее привлекательны, даже по сравнению с твоей посредственной тарскоматкой.
Стоявшая на коленях рабыня заметно напрягалась.
— А что не так с Донной? — нахмурился мужчина.
— Спору не, она красива, — признал я, отметив, как расслабились плечи рабыни.
— Они меняются, — усмехнулся бородач. — Стоит только надеть на них ошейник, и они узнают о том, что они — женщины.
Он окинул взглядом свою, одетую в алую тунику рабыню и спросил:
— Ты — женщина?
— Конечно, Господин, — ответила та, явно озадаченная его вопросом.
— Ну и как нравится тебе быть женщиной? — осведомился он.
— Когда-то я боялась этого, презирала и ненавидела это, прилагала все силы, чтобы не быть женщиной, чтобы стать своего рода мужчиной, который ненавидел мужчин и делал вид, что не хочет быть мужчиной, но хотел бы быть мужчиной, однако в глубине своего сердца я знала, что была женщиной и хотела быть женщиной.
— И что же теперь? — уточнил незнакомец.
— Теперь, — улыбнулась она, — я — женщина, и хочу быть женщиной, и счастлива как женщина, и рада тому, чтобы быть женщиной. Я не хотела бы ничего иного, даже если бы это было возможно. Если бы это не было так, то я не смогла бы быть той, кто я есть и должна быть, по закону природы, рабыней своего господина.
— Похоже, — заключил её хозяин, — Ты оказалась беспомощной перед узами твоей наследственности.
— Они отдали меня мне самой, — сказала Донна.
— Но принадлежишь-то Ты мне, — напомнил ей мужчина.
— Именно тот факт, что я принадлежу, — заявила она, — отдаёт меня мне. Именно став принадлежащей я нашла себя.
Есть много цепей, держащих рабыню, и не все выкованы из железа.
— Уверена, Вы знаете, Господин, — вздохнула девушка, — что мы — ваши рабыни, и что мы сами хотим ваших ошейников.
— А теперь помалкивай, — велел он, — и опусти голову.
— Да, Господин, — отозвалась Донна.
Я заметил, что Тиомен лёг на живот и, зевнув, положил морду на свои передние лапы. Несомненно, это не укрылось и от внимания Акселя.
— Но не факт, что другие, — предположил я, — похожи на неё.
— Что там, Ясон? — осведомился бородач.
— Три, — ответил тот.
— Кувшинные девки? — уточнил его командир.
Ясон только неопределённо пожал плечами. В конце концов, рабыня, которую один мужчина расценит не выше кувшинной девка, может быть мечтой об удовольствии для другого.
— Что насчёт пленницы? — спросил вожак.
— В цепях она выглядит неплохо, — ответил Ясон.
— А что Ты скажешь о рабынях? — продолжил расспросы лидер.
— Вполне приемлемы как кейджеры, — сообщил Ясон, облизывая губы.
— Превосходно, — подытожил вожак.
— Я могу говорить, Господин? — спросила рабыня.
— Говори, — разрешил он.
— На двоих легко найдутся покупатели, — сказала она. — Самая привлекательная — блондинка, её зовут Эмеральд. Брюнетка, Хиза, тоже хорошо выглядела бы на прилавке, но у неё слишком короткие волосы.
— Не беда, отрастут, — хмыкнул её хозяин.
Волосы рабыни, как и любая частичка её тела, принадлежат её господину. Большинство рабовладельцев предпочитает видеть свою собственность с «рабски длинными» волосами. С их помощью много чего может быть сделано на мехах. Могут они фигурировать и в наказаниях, например, ими можно привязать к кольцу. Поскольку рабыни, как и любые другие женщины, обычно склонны кичиться своей красотой, и даже порой доходя до тщеславия, одним из самых ужасных наказаний для них, которого большинство девушек попытается избежать почти любой ценой, является обривание их головы. Их волосы, конечно, не пропадают даром. Парики и шиньоны многих свободных женщин часто сделаны из волос рабынь, хотя их и заверяют, что они получены от свободных. Кроме того, женские волосы — превосходное сырьё для производства тросов катапульт, поскольку они сохраняют свою силу и упругость неопредёленно долго, причём в широком спектре погодных условий и температур.
— Две оставшиеся, — сморщилась рабыня, — Дарла и Туза. Пусть они будут кувшинными девками.
— Это ведь именно они тебя свергли, — усмехнулся мужчина.
— Кувшинные девки, — прошипела она.
— Это будут решать мужчины, — сказал вожак.
— Да, Господин, — согласилась Донна. — Две рабыни — Тула и Мила.
— Там есть ещё одна, третья, — напомнил Ясон.
— Я её не знаю, — развела руками девушка.
Зато я был вполне обоснованно уверен, что знал её. Иначе Тиомен просто не привёл бы нас к этому месту.
— Мой слин мёртв? — спросил Аксель, недобро прищурившись.
Тиомен теперь лежат, вытянувшись на земле у его ног.
— Присмотрись внимательнее, — сказал вожак. — Ты же видишь, что он дышит.
— В мясе было снотворное, — заключил мой товарищ.
— У нас есть дело, которое мы должны завершить, — сообщил незнакомец. — И мы не можем, позволить, чтобы он путался у нас под ногами, или напал на нашу добычу. Впрочем, это касается и любого из вас.
— Мы тоже интересуемся этой шайкой, — признался я. — Давайте объединим усилия.
— Это было бы превосходной идеей, — хмыкнул бородач, — если бы мы нуждались в вас. Но мы в вас не нуждаемся.
— Уверен, — сказал я, — вы не стали бы рисковать и забираться так далеко на север, просто чтобы изловить трёх или четырёх девок-пантер, вполне вероятно, весьма бросовый товар, не пригодный для рабского аукциона.
— Возможно, нет, — пожал он плечами.
— Наша добыча, — сообщил Ясон, — кажется самонадеянной. Мы не заметили ни охраны, ни дозорных.
— Хорошо, — кивнул его командир, — значит, нам не потребуется ловить их или убивать. Некоторый риск этого всегда присутствует, особенно в дневные ены.
— У меня сложилось впечатление, — добавил Ясон, — что они вскоре будут сворачивать лагерь.
— Отлично, — прокомментировал лидер.
Несомненно, такая информация не могла не приветствоваться, особенно отсутствие в округе охранения или дозорных. Пусть они спокойно занимаются завязыванием своих сандалий, проверяют оружие, пакуют вещи, тушат костёр, гоняют своих рабынь. Тогда им некогда будет проявлять бдительность и осматриваться, в ожидании гостей.
— Мы готовы, не так ли? — спросил вожак.
— Конечно, — заверил его Ясон.
— Надеюсь, вы понимаете, — сказал лидер охотников, поворачиваясь к нам с Акселем, — что мы не потерпим вмешательства в наши дела.
— Мы останемся здесь и не будем вам мешать, — пообещал мой товарищ.
— Я в этом уверен, — усмехнулся вожак. — Свяжите их.
Наши запястья и лодыжки моментально туго стянули верёвки.
Вожак повернулся к своим, окружавшим его людям. Те кивнули. Двое подняли копья, подавая общепринятый знак готовности к атаке. Трое подняли и встряхнули свои сети, слегка их расправив. Гореанские охотники часто пользуются сетями. Небольшие сети могут быть использованы как метательное оружие, а большие растягивают между шестами или деревьями, чтобы загонять в них добычу.
— Ты преуспела, Донна, — похвалил бородач свою рабыню.
— Рабыня рада, если её господин ею доволен, — улыбнулась та.
— Ты долго ждала этого дня, — заметил он.
— Да, Господин, — признала девушка.
— Она выслеживала их как слин, — сказал Ясон.
— Точнее как самка слина, — усмехнулся один из мужчин.
— Очень похоже, Генак, — согласился Ясон, посматривая на рабыню.
Конечно, было верно, независимо от того, что могло иметь место однажды, что эта рабыня теперь была неоспоримо и очевидно, самкой, фактически, беспомощно и желанно. Признаться, мне было трудно поверить, что когда-то она могла быть девкой-пантерой. Впрочем, разве не все женщины в значительной степени уравнены, когда выставлены раздетыми на невольничьем рынке? Так ли уж велика разница, между дочерью Убара и варваркой, недавно доставленной из мерзких башен отвратительного мира, недавно вытащенной из рабской капсулы и заклеймённой?
— Сегодня, у тебя будет прекрасный день, Донна, — констатировал вожак, — тебе предстоит испить из кубка мести.
— Возможно, Господин, — кивнула рабыня.
— Поверь мне, это вино, гораздо слаще ка-ла-на, — заверил её он.
— Я не думаю, что оно будет горьким, — согласилась Донна.
— Ты был предана, — напомнил её хозяин.
— Да, Господин.
— И продана.
— Да, Господин.
— Несомненно, тебе доставит удовольствие видеть их, связанными и голыми, привязанными к столбамх для продажи на берегу моря, — добавил он.
— Почему Вы думаете, что они были небрежны, не выставив часовых, не послав дозорных? — спросила Донна.
— Они глупы, — отмахнулся её хозяин.
— Я не думаю, что они глупы, — не согласилась девушка.
— Тогда просто беспечны, — пожал он плечами.
— В море, — покачала головой его рабыня, — могут быть потоки, водовороты и движения, о существовании которых на поверхности нет даже намёка. За горами, могут скрываться другие горы. Кто может знать о глубинах морей, о далёких горах?
— Ловушка? — спросил бородач, явно насторожившись.
— Возможно, — сказала она, — но для кого?
— Ни одно животное не устраивает ловушку для самого себя, — заметил вожак.
— Многие делают, — не согласилась с ним девушка.
— Какое животное сделало бы это? — поинтересовался он, и в его голосе прозвучали нотки презрения.
— То, которое само хочет быть пойманным, — намекнула Донна.
— Абсурд, — отмахнулся он.
— Да, — не стала спорить рабыня, — это абсурд.
— Давайте поторопимся, — отвлёк их Ясон.
— Свяжи ей руки и ноги, — велел бородач, указывая на прекрасную, одетую в алую тунику рабыню, одному из своих товарищей.
— Лучше, Господин, позвольте мне сопровождать вас, — попросила Донна.
— Хочешь посмотреть охоту?
— Да, Господин.
— Я не хочу, обременять Генака поводком рабыни, — сказал он.
— Позвольте мне идти без поводка, — попросила она, — я смогу вывести вас прямо к добыче. Позвольте мне объявлять о начале охоты.
— Тебе доставит удовольствие сделать это, не так ли? — уточнил он.
— Да, Господин, — не стала отрицать Донна.
— Тогда оно будет твоим, — разрешил мужчина.
— Да, — улыбнулась девушка, — в путь.
— Ты — аппетитный кусок рабского мяса, — заяви он. — И я не хотел бы лишиться тебя.
— Господин дал мне такую тунику, чтобы я не могла убежать. В ней невозможно спрятаться в лесу.
— А если Ты снимешь эту тунику, — засмеялся её хозяин, — твоё аппетитное, бледное тело будет выделяться ничуть не хуже.
— Я знаю, что побег для меня невозможен, — заверила его рабыня. — На мне клеймо и ошейник, но я ещё и не хочу убегать от своего господина. Я не хочу так поступать.
И она прижалась щекой к его бедру.
— Есть и другая причина, почему я нарядил тебя в алую тунику, — сообщил её он.
— Господин?
— Она объявляет всему миру о том, — хмыкнул мужчина, — что Ты хорошо дёргаешься, подмахиваешь и стонешь.
— Я — рабыня своего господина, — сказала Донна, опустив голову.
— Избавь её от поводка, — приказал бородач. — И пусть она ведёт нас к нашей добыче.
Тот из охотников, которого звали Генак, расстегнул и снял поводок с её шеи.
— Следуйте за мной, Господа! — сказала она, вскинув голову.
В её голосе звенело едва сдерживаемое возбуждение.