Контрабандисты Гора

Глава 20

Я попыталась стянуть кандальный браслет со своей лодыжки. Разумеется, он держался на месте и удерживал меня с совершенством, как, несомненно, было предусмотрено нашими хозяевами, этими животными и монстрами, которым мы принадлежали.

— Что Ты делаешь? — поинтересовалась Янина, с лязгом своей собственной цепи поворачиваясь ко мне.

В конуре, сложенной из брёвен, стоял полумрак. Это было помещение с низким потолком, без единого окна, приблизительно двадцать мужских шагов в длину. В каждом конце свисало по маленькой тусклой лампе. Перед тем как войти в конуру мы раздевались, но внутри у нас были одеяла. Мой ножной браслет был короткой цепью присоединён к длинной цепи, шедшей через всё помещение и закреплённой в его концах.

— Ничего, — раздражённо буркнула я.

— Если будешь продолжать в том же духе, натрёшь лодыжку, — предупредила она.

— Господа не обрадуются, если найдут у тебя шрамы, — добавила Релия, лежавшая с другой стороны конуры, прикованная к дальнему концу длинной цепи. — Им нравится, чтобы мы были гладкими под их руками.

— Вот и оставайтесь такими! — сердито бросила я.

Правда, я хорошо помнила, как совсем недавно, была столь же обеспокоена тем, чтобы быть мягкой и гладкой для прикосновений рук рабовладельцев. Рабыни крайне озабочены такими вещами. Они надеются быть желанными и нравиться мужчинам. В конце концов, они — рабыни.

— В последние несколько дней Ты стала сильно отличаться от себя прежней, — заметила Релия. — Ты стала неприветливой, раздражительной и недовольной. Что случилось?

— Ничего, — буркнула я.

— Это началось после того, как она вернулась с причала, — пояснила Релия Янине.

— Так что же там произошло? — спросила Янина.

— Вы спать будете? — недовольно проворчала другая рабыня, отворачиваясь к стене на своём одеяле.

Я чувствовала, как по моим щекам бегут слёзы.

— Ты не сможешь стянуть браслет, — сказала мне Релия.

— Она это знает, — заявила Янина. — Это она символически, от расстройства, чтобы делать хоть что-то лишь бы отвлечься.

— Но делая это, она может поранить себя, — напомнила Релия.

— Она — варварка, — усмехнулась одна из других девушек.

— Да спите же вы уже, наконец, — простонала та рабыня, которая ранее отвернулась от нас.

— Изо дня в день, — глотая слёзы, проговорила я, — носи воду, туда-сюда, бегай с поручениями, готовь, накрывай, подавая, убирай, стирай, гладь, шей!

— А чего Ты ожидала? — удивлённо поинтересовалась одна из рабынь.

— Она же варварка, — презрительно бросила другая.

— Но очень аппетитная варварка, — сказала третья.

— Они все аппетитны, — усмехнулась четвёртая, — а противном случае их бы не стали переправлять сюда.

— Некоторые красивы, — признала первая.

— Не настолько красивы как мы, — заявила вторая.

— Это верно, — поддержала её четвёртая.

— Ты же не в доме богатого мужчины, в саду удовольствия или во дворце Убара, — напомнила мне Релия, — где было нечем заняться, кроме как развлекаться пением и игрой на калике.

— Правильнее было бы сказать, — хмыкнула третья, — нечем заняться, пока не пришло время украсить рабское кольцо твоего хозяина.

— Я не умею петь и играть на калике, — проворчала я.

— Она даже танцевать не умеет, — засмеялась вторая рабыня.

— Все рабыни умеют танцевать, — заявила первая.

— Как это? — удивилась третья.

— Потому, что они — женщины, — объяснила вторая.

— Просто некоторые делают это лучше, чем другие, — добавила первая.

— Верно, — согласилась четвёртая.

— Будь она умнее, — сказала вторая, — то была бы образованной и более интересной, как имущество.

— Я и так образованна, — заявила я.

— Сколько длится беременность у кайилы? — тут же спросила первая.

— Не знаю, — ответила я.

— Когда расцветают талендеры? — задала вопрос вторая.

— Не знаю, — вынуждена была признать я.

— Сколько яиц откладывает чайка Воска?

— Не знаю, — повторила я.

— Даже дети знают такие вещи, — рассмеялась одна из рабынь.

— Разумеется, она может похвастать познаниями в более серьезных предметах, — усмехнулась вторая, — например, поведать нам что-нибудь относительно девяти рангов классической поэзии, ценностей Турианского гекзаметра, объяснить можно ли позволять прозу в песенной драме, поспорить об историчности Хесиуса, рассказать о реформе календаря, преподать геометрию, историю цехара, политику Саларианской конфедерации, природу лун, регулирующие расходы законы Ти, историю Ара.

— Некоторые мужчины получают удовольствие от бесед с рабыней, — заметила первая, — пока не придёт время напомнить ей, что это на её шее надет ошейник, и что ей пора отправляться на меха, где ей самое место.

— Я образованна в моём мире, — объяснила я, — а не в вашем!

— Теперь это твой мир, — напомнила мне она.

— И в нём Ты — необразованная варварка, — заявила третья.

— Она неграмотная и глупая, — буркнула та рабыня, которой мы мешали спать.

— Вовсе я не глупая! — возмутилась я.

— Тогда невежественная, — отмахнулась третья.

— Точно, невежественная и неграмотная, — поддержала её вторая.

— Зато она привлекательная, — заступилась за меня Янина.

— Она могла бы быть ещё привлекательнее, лёжа связанной у ног мужчины, — усмехнулась четвёртая.

— Самое место для земной шлюхи, — прыснула вторая.

— А для чего ещё могут годиться эти тарскоматки, — хмыкнула первая.

Я сердито дёрнула лодыжку, снова попытавшись вытащить её их браслету. Единственное чего я добилась, это скрежет цепи и издевательский смех двух из окружавших меня девушек.

— Это на тебе, маленькая вуло, — поддразнила меня одна из смеявшихся.

— Зачем Ты меня унижаешь! — крикнула я.

— Как можно унизить рабыню? — осведомилась она.

— Я не рабыня! — воскликнула я.

— Мы здесь все рабыни, — напомнила мне девушка.

— Но не я! — заявила я.

— Может, Ты думаешь, что мы, посмотрев на женщину, не в силах опознать в ней рабыню? — спросила моя оппонентка. — Тогда посмотри на свою фигуру, прислушайся к своим желаниям и потребностям, подумай, чего тебе хочется больше всего.

— Ошейника, — прыснула её товарка.

— Нет! — крикнула я.

— Это же очевидно, — сказала другая девушка, — достаточно просто бросить взгляд на тебя. Ты — прирождённая рабыня. Ты — рабыня по своей природе, переполненный потребностями живой товар, который без господина будет несчастным и неудовлетворённым.

— Нет! — замотала я головой. — Нет! Нет! Нет!

Я снова натянула цепь. Как я боялась, что то, что они говорили, было правдой! Как я боялась, что могла быть рабыней! Конечно, тот факт, что я рабыня, причём рабыня законная, я поняла и приняла ещё на Земле. Но это было раньше, раньше!

— Ты сильно изменилась за последние дни, — сказала Релия.

— Что произошло? — пристала ко мне Янина.

— Ничего, — сердито буркнула.

— Ничего, скоро Ты почувствуешь себя лучше, — успокоила меня Янина.

— Это не похоже на тебя, — заметила одна из девушек. — Если бы я тебя не знала, то подумала бы, что Ты была продана из дома любимого господина.

— Не мучь себя, Лаура, — сказала Релия. — Тебе просто нужен подходящий владелец и прикосновение его плети.

— Я собираюсь убежать, — неожиданно для самой себя призналась я.

В это самое мгновение раздался оглушительный удар грома, и некоторые из нас, и я в том числе, вскрикнули. Я была напугана, полагаю, как и все остальные.

Правда я, в отличие от несколько других, восприняла могучий удар, казалось, встряхнувший брёвна длинной конуры, как не больше, чем естественное явление, простое, хотя и внушительное, пугающее, резкое и неожиданно мощное проявление жестокой внезапно разгулявшейся непогоды. Однако некоторые из девушек, особенно те из них, которые в своём образовании не прошли дальше знаний первого круга, считали молнию, по крайней мере, иногда, огненной стрелой разгневанных Царствующих Жрецов, а следовавший за ней раскат грома, объявлением для всех факта их ужасного недовольства. Спустя мгновение мы услышали перестук капель дождя, ударивших по низкой крыше конуры, сначала редко, а затем слившись в сплошной шум.

— Куда? — спросила одна из девушек.

— Не знаю, — вздохнула я, — куда угодно.

— И когда же Ты собираешься убежать? — поинтересовалась она.

— Рано или поздно, — ответила я, — как только мне поручат какое-нибудь дело вдали от причала, копать корни, собирать ягоды, набирать хворост, или что-нибудь ещё.

— Не делай этого, — посоветовала мне она.

— Здесь никуда бежать, — сказала другая девушка.

— На тебе ошейник, — напомнила третья.

— Тебя поймают и подрежут сухожилия или скормят слину, — предупредила четвёртая.

— В лесу опасно, — добавила первая.

— Ты не сможешь найти дорогу в лесу. Да и какую дорогу, и куда, Ты могла бы попытаться найти?

— Ты — кейджера, и у тебя нет, и не будет никакой другой дороги.

— У тебя одна дорога — к ногам рабовладельца.

— Ты будешь ходить кругами, — предупредила первая.

— Ты заблудишься, — добавила вторая.

— Тебе будет нечего есть, — напомнила третья.

— А зима не за горами, — сказала четвёртая.

— А ещё хищники, — заметила первая. — Слины, пантеры.

— Я не боюсь, — заявила я, хотя, конечно, боялась, очень боялась.

— Ты же не хочешь свободы, — усмехнулась вторая. — Тебе нужен хозяин. Ты хочешь встать голой на коленях перед мужчиной, склониться перед ним и поцеловать его ноги. Ты хочешь вытянуть голову, чтобы поцеловать и облизать его плеть. Ты жаждешь принадлежать, причём принадлежать полностью, подчиняться, повиноваться, покоряться, быть в собственностью, как может быть собственность, унижаться, самоотверженно любить и служить как рабыня.

— Нет, нет, нет! — затрясла головой я.

— Не знаю, что решат мужчины, — хмыкнула третья, — но у тебя только два пути, либо они отправят за тобой погоню и вернут тебя, либо махнут рукой, и Ты вернёшься сама.

— Возможно, они освободят меня! — предположила я.

— Ты слишком привлекательна, чтоб быть свободной, — заявила вторая.

— Мужчины возьмут тебя в свои руки и бросят к своим ногам, — сказала третья, — где тебе самое место.

— И где Ты сама жаждешь оказаться, — добавила первая.

— Нет, нет! — причитала я.

— Держись подальше от вешек, — посоветовала мне Янина.

— И не забывай о ларлах, — предупредила вторая.

— Я не боюсь ларлов, — заявила я.

Я решила, что прежде чем покинуть лагерь, пересчитаю их в клетках, и только убедившись, что все они на месте, проскользну мимо вешек, имея приличную фору, чтобы они не могли поймать меня.

— Тогда Ты — дура, — сказала Релия.

— Ларлы не мужчины, — вздохнула Янина. — Их не волнует, что Ты умна или красива. Они не будут насиловать тебя или заковывать в кандалы. Им не нужно будет продавать тебя, чтобы получить прибыль. Они просто съедят тебя.

Раздался ещё один удар грома, и дождь зашумел с новой силой.

— Ужасная ночь, — прокомментировала одна из девушек.

— В такую ночь ни один нормальный человек на улицу носа не высунет, — заметила вторая.

— Надеюсь, крыша выдержит, — проворчала третья.

Крыша была крепкой, залитой той же смолой, которой смолили корпус корабля, а вокруг конуры была прорыта водоотводная канава, так что я не опасалась, что вода просочится внутрь.

— Такой дождь может зарядить на много дней, — заметила Янина.

— А что Ты хочешь, сейчас поздняя осень, самый сезон, — сказала Релия.

— Скоро выпадет снег, — добавила ещё одна девушка.

— Вчера по реке проплывал лёд, — сообщила вторая. — Я сама видела.

— Большой корабль скоро должен отплыть, — предположила третья. — Иначе он вмёрзнет в лёд.

— А что же будет с нами? — поинтересовалась четвёртая рабыня.

— Мы послужили нашей цели, — ответила ей вторая, — сначала в тарновом лагере, а теперь вот в корабельном лагере. Больше они в нас не нуждаются.

— А что если они убьют нас? — со страхом в голосе спросила четвёртая.

— Не говори глупости, — отмахнулась от неё первая. — Нас просто продадут куда-нибудь на юг.

— Но мы можем знать о том, что может быть тайной, — заметила четвёртая. — Они могут убить нас.

— Тут Ты права, мы ведь молчать не сможем, — поддержала её вторая, в голосе которой тоже прорезались испуганные нотки.

— Только не я, — заявила первая. — Я буду нема как рыба.

— Ты заговоришь сразу, как только тебе покажут дыбу, — заверила её третья.

— Верно, — сказала вторая.

— Значит, нас всех убьют! — заскулила четвёртая, и задёргалась на своей цепи.

— Мужчины не убивают кейджер, — успокоила её Релия, — не больше, чем они убили бы красивую птицу или кайилу.

— Что же тогда? — спросила третья девушка.

— Разве это не очевидно? — вопросом на вопрос ответила Релия.

По конуре пронеслись крики страдания и испуга. Мы все успели хорошо рассмотреть большой корабль. Он был постоянно у нас перед глазами. Он возвышался над нами, поразительный и таинственный. Он не был похож на все другие корабли. Это был почти плавающий город. Для чего он мог бы быть построен? Для каких вод мужчины заложили его могучий киль? Каким штормам его готовили противостоять? Воды каких широких, бездорожных и безбрежных просторов ему предстояло вспенить? Какие далёкие гавани могло бы искать столь чудовищное судно, какие незнакомые, дальние порты его могли бы манить?

— Нет, нет! — слышались женские крики со всех сторон.

Ливень продолжал хлестать по просмоленной крыше. Ветер уже завывал. Раскаты грома раз за разом сотрясали стены конуры. Мы испуганно кутались в свои одеяла.

— Мы все бывали на причале, — сказала Релия. — Мы видели, как на корабль заносят грузы, большие бочки, мешки с са-тарной и сулами, ящики с горьким тоспитом, амфоры с пагой и ка-ла-на, лекарства, бальзамы и мази. Бесконечный поток разных грузов.

— А ещё предметы нужные для войны, — добавила вторая девушка, — деревянные брусья, камни для катапульт, такелаж, фляги, оперённые дротики, копья, глефы, клинки самых разных фор и размеров, щиты, баклеры, связки из тысяч стрел.

— Но ещё, — продолжила Релия, — небольшие кофры, в которых могли бы держать жемчуг, драгоценные камни, украшения, золотую проволоку, тяжёлые монеты.

— Ага, и сосуды из драгоценных металлов, черно и краснофигурная керамическая посуда, свечи и лампы, духи и шелка, — сказала Янина.

— А я видела сирики, кандалы, рабские сбруи, — сообщила первая рабыня, и это не добавило спокойствия в конуре.

— Как вы думаете, — спросила Релия, — что может быть наиболее вероятной целью запланированного путешествия?

— Война, — сразу ответила третья рабыня.

— Скорее торговля, — предположила вторая. — Проанализируйте грузы, реповая ткань, шерсть хурта, свечи, зеркала, лампы и прочие вещи.

— Если война, то с кем? — поинтересовалась Релия. — И с кем торговать?

На некоторое время в конуре повисла тишина, нарушаемая только шумом дождя и далёкими раскатами грома.

— Что больше всего ценят мужчины, — спросила Релия, — после золота, после победы во время войны, после прекрасной кайилы и верного слина?

— Красивых, испуганных, послушные, покорных рабынь, — ответила первая из девушек.

— Скольких из вас продавали? — продолжила допрос Релия.

— В конуре все были проданы, — признала рабыня, — а некоторые из нас не по одному разу.

— И кто же вы тогда? — поинтересовалась Релия.

— Рабыни, — вздохнула девушка.

— Товар, предметы для продажи, запас, собственность, имущество, лоты для торгов, — добавила Релия.

— Я не понимаю, — пролепетала девушка.

— Наша роль в этом ясна, — подытожила Релия. — Нам нечего бояться, что нас оставят здесь. Выкиньте подобные мысли из головы. Мы — груз, ровно настолько же, насколько сулы или пага, настолько же, насколько была бы грузом кайила в кольцом в носу, стреноженный тарск или привязанный верр.

— Нет, нет! — закричала одна из рабынь.

— Они возьмут нас с собой, — продолжила Релия, — если не для обычных задач, для которых нужны рабыни, вроде работы и удовольствий, получаемых от владения нами, то, как товар, предназначенный для продажи или обмена.

— Нет! — крикнула другая рабыня.

— Мы — груз, — повторила Релия, — один из многих, которые будут погружены в трюмы корабля.

— Я боюсь, — простонала третья рабыня.

— Как и мы все, — вздохнула Релия.

— Я слышала, как один из моряков, не скрывая страха, шептал другому, — сообщила четвёртая рабыня, — что он боится, что Терсит, хромой корабел, безумен, что он собирается объявить войну Тассе, что он планирует рейс туда, где мира больше нет, где море водопадом в тысячу пасангов шириной, срывается с утеса, ограждающего мир, чтобы упасть на тысячу пасангов вниз на огненные скалы, откуда, испарившись, подняться вверх, и, охладившись лунами, сформировать облака и снова вернуться на землю дождём.

— Это верно, — прошептала девушка.

— Дождь вон идёт даже сейчас, — испуганно сказала другая рабыня, прислушиваясь к тому, как осатаневший, ветер своей водяной плетью хлещет по крыше, то вдруг резко сменив направление удара, бьёт то по одной стене конуры, то по другой.

— Я не хочу, чтобы меня везли на край мира! — забилась в истерике третья девушка.

— Тогда попробуй стянуть свои кандалы, — усмехнулась Релия.

В этот момент нас снова оглушил раскат грома, сопровождавший ударившую где-то неподалёку молнию.

— Давайте этим утром, как только нас выпустят, или чуть позднее убежим все, — предложила четвёртая.

— Здесь некуда бежать, — напомнила её первая.

— Наши хозяева будут рассержены, — предупредила вторая. — Представляешь, что они с нами сделают?

— Мы не можем убежать, — сказала третья. — На нас ошейники. У нас нет ни единого шанса на удачный побег. Мы — кейджеры!

— Релия, — позвала я девушку, а когда она повернулась ко мне, спросила: — Дождь ведь смоет следы и запах, не так ли?

— Через какое-то время, да, — ответила та, — по крайней мере, я так думаю.

— Это хорошо, — кивнула я.

— Эй, не дури, — вскинулась Релия. — Не вздумай выкинуть какую-нибудь глупость.

— Держись подальше от вешек, — предупредила Янина.

— Хорошо, — сказала я и, закутавшись в одеяло, легла на бок.

Некоторое время я прислушивалась к шуму дождя, а затем, незаметно, заснула. Время от времени меня будили раскаты грома, но каждый раз я быстро проваливалась в сон. Утром на стене будет вывешен список работ на день, который, как было заведено, нам должна будет зачитать Релия. Я была не единственной неграмотной в нашей конуре. На Горе вообще нет ничего необычного в том, чтобы встретить людей, особенно среди представителей того, о чём говорят как о «низших кастах», которые не могут или не умеют читать. Фактически, некоторые гореане нисколько не стесняются своей неграмотности, и даже некоторые из представителей высших каст. Многие из мужчин, чьим инструментом является оружие, даже бравируют тем, что не умеют читать, объясняя это тем, что это занятие более пристало торговцам и писцам, чем мужчинам из алой касты. Богатые люди также могут нанять себе того, кто будет для него читать свитки или писать письма. Некоторые из небогатых писцов устанавливают навесы или ларьки на улицах, около рынков, постоялых дворов, таверн или других людных местах, и за небольшую плату читают и пишут письма для горожан. Многие моряки, кстати, тоже являются неграмотными, несмотря на то, что многие из них обладают острым умом, и обладают огромным багажом знаний и замечательных навыков. Они говорят, что для них достаточно уметь читать течения, облака, ветра, небеса и звёзды. Корабли, которым они доверяют свои жизни, небеса и даже сама Тасса, говорят они, тоже ведь не умеют читать.