Я присела в кустах. Я была вне себя от радости.
Внезапно мне показалось, что я заметила справа от себя какое-то движение. Я резко повернула голову туда. Но это был только шелест листьев и тени, колышущихся на ветру веток. Время от времени, мне казалось, что в лесу меня кто-то сопровождает, но если там кто-то и был, то я предположила, что он мне не угрожал. По крайней мере, никаких свидетельств указывавших на наличие угрозы я не заметила.
Сквозь ветви кустов передо мной открылся вид на широкую, мерцающую ленту Александры. Я не заметила никаких признаков рыскающих вдоль берега патрулей, которые могли бы направить сюда из корабельного лагеря. На реке не было видно ни одной из маленьких лодок, на которых обычно отправлялись команды для исследования фарватера, и которые могли бы предшествовать неспешному, величественному проходу большого корабля. Либо судно ещё не достигло этой точки, возможно, пока оставаясь пришвартованным у своего причала выше по течению, либо уже прошло. Я не видела причин тянуть с переправой на тот берег, если я вообще смогу сделать это. В любом случае, тем или иным способом, но мне придётся это сделать. Причём, чем раньше я это сделаю, тем лучше.
Я удачно спланировала, и безупречно исполнила свой план. Мне можно было смело поздравить себя. Какой умной оказалась Маргарет Алисса Кэмерон! Но затем я подняла руку и кончиками пальцев прикоснулась к своему ошейнику. Сколь абсурдны были такие мысли! Кто такая эта Маргарет Алисса Кэмерон? Я более не была ни Маргарет, ни Алиссой, ни Кэмерон. Она была свободной женщиной, а я — рабыней. Я не могла быть ею. Я — Лаура, названная так, как это понравилось рабовладельцам. Я — рабыня, как многие другие, принадлежащая воинам пани. Да, я была рабыней. И я знала это. Это было бесспорно. Прежней Маргарет Алиссы Кэмерон больше не существовало, та женщина, которая когда-то была ею, теперь стала Лаурой, просто одной из множества гореанских рабских девок.
Даже на Земле я ощущала себя рабыней, а уж здесь в этом вопросе не осталось никакой двусмысленности. Здесь это было не болью от противоречия между живущем в сердце страстным желанием принадлежать и служить господину и невозможностью не то, что осуществить, но даже показать это, но фактом в его полной и непримиримой реальности, правде и законности. Я была бесправным товаром, имуществом, маленьким, соблазнительным животным в ошейнике, объектом торга или обмена, и сознавала себя таковой!
Но я не была обычной рабыней. Я была чрезвычайно умной рабыней. Я убежала. Я ускользнула из лап рабовладельцев.
Я окинула взглядом другой берег Александры.
Какой умной, какой сообразительной, какой великолепной я была! Я ускользнула от своих владельцев. Какая рабыня сможет похвастаться этим?
А они ещё говорили, что нет, и не может быть никакого спасения для гореанской рабской девки! Но я-то убежала! Им меня никогда не вернуть! У них это не получится. Я слишком умна для них!
Но что мне делать теперь, с клеймом на бедре, ошейником на шее и едва прикрытым рваной туникой телом, легко опознаваемой как женщина и рабыня? Куда я могла пойти?
Но проблемы лучше решать по мере их поступления, и в данный момент моей главной проблемой была переправа через реку.
Я повернула голову влево, и внезапно в поле моего зрения попало нечто, от чего мне сначала стало страшно, а через мгновение волна ужаса накрыла меня с головой. Я застыла на месте не в силах пошевелить даже пальцем. Снова, как это было в первый день моего побега из корабельного лагеря, мне показалось, что я увидела в тени деревьев крупную, широкую, неподвижную голову животного, вперившую в меня свои жадные злобные глаза. Но затем, как и в прошлый раз, присмотревшись повнимательнее, и определила, что это был лишь неверно истолкованный образ, игра воображения, причудливое переплетение веток и листвы, света и тени. Это было не больше, чем существо из моего страха.
Я засмеялась от облегчения.
Но вдруг кусты на высоте примерно моей талии зашевелились и раздвинулись. Мои глаза распахнулись так, что чуть не выпали из орбит. Моя рука застыла перед моим ртом. Я снова замерла как вкопанная. Оно было слева от меня, между мной и рекой. Странно, но оно, казалось, смотрело не на меня, а скорее мимо меня, тем не менее, когда я осмелилась повернуть голову, то ничего там не увидела.
И тогда зверь встал во весь рост, превратившись в грозную, пульсирующую гору, его тёмная шерсть встала дыбом, грудь расширилась, лапы напряглись, большая, косматая голова поднялась к небу, и округу потряс ужасный рёв. Этот рёв был очень похож на те, которые мы когда-то слышали в лагере Генсериха, но тогда это был далёкий, приглушённый расстоянием звук. Услышав такой рёв, даже изданный сидящим в клетке монстром, я думаю, даже мужчины почувствовали бы себя неуютно, если не испуганно, а женщины бы бросились наутёк.
Вдруг справа от меня, откуда-то из кустов донеслось негромкое, но явное, ответное, раскатистое рычание. Порой мне казалось, что я ощущаю чьё-то присутствие, словно некий невидимый компаньон, следит за мною, словно бы тень, скользящую среди деревьев, но я гнала от себя эти предчувствия. И у меня были на то причины. Ан за аном, я пыталась рассмотреть своего невидимого спутника, и даже обследовала местность, но так ничего и не обнаружила. Кроме того, если для моих страхов были какие-либо причины, почему тогда, за всё это время, если это был хищник, я не подверглась нападению? Повалить и загрызть добычу вроде меня, слабой, безоружной кейджеры, совершенно не знающей леса, не составило бы труда любому из здешних хищников. У меня не было ни хитрости и проворства табука, ни рогов и копыт лесного боска, ни клыков хряка тарска. Но теперь для меня со всей очевидностью стало ясно, что я заслужила внимание не одного, а сразу двух зверей, того, что внезапно появился из кустов прибрежной полосы, где, возможно, утолял жажду, и другого, всё ещё остававшегося невидимым, прятавшимся в зарослях справа от меня.
Я по-прежнему оставалась неподвижной. Не надо думать, что это было проявлением мудрости с моей стороны, скорее дело в том, что я просто была неспособна пошевелиться. Полагаю, нет нужды говорить, насколько я была напугана. Но также, на более сознательном уровне, я действительно понимала, что, даже если бы я почувствовала, что могу двигаться, то любое быстрое движение с моей стороны, с большой долей вероятности, может вызвать реакцию преследования, распространённую у большинства хищников. К тому же бегство от одного из монстров, даже если бы я обладала проворством и скоростью маленького, изящного табука, просто привело бы меня лапы другого. Возможно, моё тело, отказав мне в способности к движению, само избрало самую рациональную в данной ситуации манеру поведения.
И вот, наконец, я увидела второе животное. Его пятнистая шкура делала его почти невидимым среди деревьев, в пятнах света тени, позволяя слиться с общим фоном. Здесь, около реки, местность заросла высокой травой и густым кустарником. По-видимому, по причине этого естественного прикрытия, это место использовалось для водопоя. Однако теперь, это прикрытие было раздвинуто, словно занавес, из-за которого высунулась половина зверя. Он припал к земле, почти касаясь её брюхом, но его голова была поднята. Он снова зарычал. Челюсти приоткрылись, показав острые клыки. Мне уже приходилось видеть такие клыки прежде, просверленные и нанизанные на шнурки, они украшали ожерелья и браслеты женщин-пантер. От этого зверя исходило ясное ощущение угрозы и злобы. При этом я отметила, что он заметно меньше, чем тот, который появился от стороны реки.
Более крупный зверь взревел снова, но меньший и не подумал уйти, оставшись на прежнем месте, лишь ещё немного присел и зарычал.
Внезапно меня охватило ощущение своей собственной беспомощности, отчего я почувствовала дикую слабость. До меня вдруг дошло, что меньшее животное по неким причинам следовало за мной, по крайней мере, до настоящего времени, не нападая, но держа в пределах досягаемости. Я даже не сознавала его присутствия. Мне, правда, по-прежнему было непонятно, почему, если оно всё время было поблизости, оно так и не напало. И вот теперь, следуя за мной, меньший хищник вошёл на территорию более крупного своего собрата. Я слышала, что пантера, как и слин, очень щепетильно относится к своей территории, и защищает её предельно жёстко. Размер и ценность такой территории зависит от размера, силы и свирепости зверя. Убарство на той или иной территории не так легко завоевать, и её сложнее удержать. Очевидно, что территория нужна не сама по себе, а из-за тех ресурсов, которыми она может обеспечить хищника. Если бы плотоядные животные, такие как пантеры и слины были более общительны и снисходительны, то живность на их территории очень скоро была бы исчерпана, что стало бы причиной голода. Ларлы могут жить прайдами, но только в тех регионах, где дичь водится в изобилии, где охота группой поднимает конкурентоспособность. Ларлы, как уже было отмечено, нечастые гости в северных лесах. Для них это было бы непрактично. Требование и удержание определённой территории может также играть свою роль в успешном спаривании, поскольку самки различных разновидностей, как правило, предпочитают владельцев более богатых охотничьих угодий, демонстрируют себя им, добиваясь и обольщая, будучи принятыми или отвергнутыми. Самцы, не имеющие устойчивой территории, зачастую остаются без пары. В этом смысле, у некоторых видов, хотя основная борьба ведётся не столько ради продолжения рода, сколько за еду и выживание, удержание территории, вероятно, будет означать доступ к одной или, в зависимости от вида, более самкам.
Первая пантера снова заревела, заставив меня задрожать от ужаса. Мне показалось, что волосы на моей голове встали дыбом.
Я предположила, что целью этой демонстрации угрозы было отпугнуть противника. Ясно, что в интересах владельца территории, везде, где возможно, избегать прямого столкновения. Если есть возможность принудить претендента к отступлению или бегству, просто напугав его, убедив, что его действия опрометчивы, то владелец территории останется без ненужных повреждений, а претендент, также сохранив здоровье и силы, сможет попробовать испытать себя где-нибудь в другом месте, возможно, с более удачно.
Если бой неизбежен, то в его результате фактически пострадают, а то и могут погибнуть оба зверя, но даже если одно из животных выйдет победителем, то будет изранено и ослаблено, став более уязвимым, перед следующим, даже более слабым претендентом.
Несмотря на пугающий рёв более крупного хищника, тот, что поменьше не спешил отступать, скорее наоборот. Зверь полностью вышел из кустов и, грудью раздвигая траву, не отрывая глаз от своего более крупного противника, к моему беспокойству, встал, заняв позицию между мною и другой пантерой, припал к земле, зарычал и принялся стегать себя хвостом по бокам. Затем, к моему ещё большему замешательству и трепету, более крупный зверь обошёл вокруг меня, встав так, что оказался позади меня, между мною и лесом. В результате этого манёвра меньшая пантера теперь занимала позицию между мною и рекой. Любые мысли, что я смогла бы достичь реки или ускользнуть в лес, пока они разбирались друг с другом, испарились. Тогда они начали, не переставая снова и снова угрожающе рычать, не отрывая своих злобных глаз от противника, описывать круги, центр которых отмечала моя дрожащая фигурка.
Я стояла там, оставаясь невольным зрителем происходящего, и старалась как можно меньше шевелиться.
Некоторое время до меня не доходило, почему меньший зверь не уходил. Я сомневалась, что он мог бы быть достойным противником для своего более крупного собрата. И вдруг, меня осенило, и от этого осознания мне чуть не стало дурно. Я знала, что даже маленький хищник будет яростно защищать свой кусок мяса перед лицом более крупного зверя. Есть немало животных, даже обычно верных и дружелюбных, которые превращающихся в разъярённую, опасную фурию, если кто-то встанет между ними и их едой. Никому не придёт в голову пытаться забрать даже у любимого слина бедро тарска, после того, как оно ему было дано. Теперь оно его. Немного найдётся таких животных, которые безропотно отдадут свою еду кому-то другому. Очевидно, природа не одобряет такое поведение. Я подозревала, что меньшая пантера, хотя, конечно, она являлась достаточно крупным, внушающим ужас зверем, сопровождала меня весь вчерашний день, возможно, с того самого момента, как я убежала из лагеря Генсериха. Если хищник так долго держался рядом со мной, скрываясь от моих глаз, мягко ступая по опавшим листьям, тенью скользя между деревьями, не показываясь мне, но, не упуская меня саму из виду, то этому должна была быть веская причина. И вдруг наиболее вероятная причина стала пугающе очевидной для меня. Пантера, как слин или ларл, редко питается ежедневно. В действительности, могут пройти дни, пока им понадобится пища. Я заподозрила, что меньший из хищников, по неким причинам, припасал меня для себя. Он просто ещё не проголодался. Внезапно более крупный зверь, словно выброшенный некой распрямившейся мощной пружиной, спрятанной внутри его тела, прямо через центр круга, в котором стояла я, метнулся на своего противника. Я успела почувствовать его рёбра, скользнувшие по моему плечу, после чего меня сбило с ног и отбросило в сторону. Пантеры сшиблись, покатились по земле, превратившись в воющий клубок мелькающих лап, когтей, зубов, из которого во все стороны летели клочья шерсти и брызги крови. Я едва могла уследить за их движениями, столь быстрыми, столь стремительными они были. Это продолжалось недолго, наверное, всего несколько мгновений, показавшихся мне вечностью, а затем вопли резко оборвались, и на месте путаницы меха и крови появилась более крупная пантера, челюсти которой были сомкнуты на горле меньшего зверя. Бока и плечи обоих были изорваны, покрыты множеством кровоточащих порезов, оставленных когтями. Победитель поднял тело своего меньшее собрата, наполовину оторвав его от земли, и принялся в ярости трясти его, мотать им из стороны в сторону в бессмысленном, спазматическом безумстве убийства. А потом зверь лёг на землю, его окрашенные в алый цвет челюсти, по-прежнему сжимали горло меньшего животного. Победа далась нелегко. Зверь тяжело дышал. Одно ухо было наполовину оторвано. Кожа с одной стороны морды была срезана так, что я могла видеть белевшую сквозь кровь кость. И он смотрел на меня. Правда, я не знала, видел он меня или нет.
Я лежала на животе, на том же месте, на которое упала, отброшенная пролетавшим мимо животным, недалеко от центра того круга, периферия которого недавно была очерчена лапами двух опасных хищников.
Внезапно я почувствовала, как кто-то взял мои руки, потянул их мне за спину, и я услышала щелчки рабских наручников. Потом ошейник поводка окружил моё горло, и был застёгнут на пряжку.
— Убейте его, пожалуйста, убейте его, Господин, — взмолилась я.
— Нет, — послышался мужской голос.
— Он опасен! — простонала я.
— В данный момент он не опасен, — сказал он, и я узнала этот голос. — Возможно, позже он снова станет опасным. Тебе очень повезло, что тебя не съели. Я ведь мог и не подоспеть вовремя.
— Я думаю, что он сопровождал меня со вчерашнего дня, — призналась я.
— Вполне возможно, — согласился мужчина. — Пантера, которую не гонит голод, часто задерживается около потенциальной добычи, или следует за ней на удобном расстоянии.
— Как Вы меня нашли? — спросила я.
— Я прикинул, что Ты решишь, что твой побег из лагеря, как бы абсурдно это не звучало, удался, и тогда, возможно, слишком скоро, постараешься вернуться к реке. Таким образом, мне оставалось только придерживаться береговой линии. Безусловно, некий элемент удачи в этом присутствовал. Я боялся, и достаточно обоснованно, что за тобой могли увязаться пантеры или слины. А потом я услышал этот рёв, типичный предупреждающий сигнал пантеры отстаивающей свою территорию. Разумеется, я догадался, что произошло вторжение на чужую территорию, сознательное или случайное, и я решил исследовать этот вопрос.
— Значит, Вы всё видели? — уточнила я.
— Да, — ответил он.
— Но Вы не вмешались.
— В этом не было необходимости, — объяснил мужчина, а потом встал, отстранился и сказал: — Ты в присутствии свободного человека.
— Простите меня, Господин, — вздохнула я, и поднялась на колени.
Я стояла перед ним на коленях, снизу вверх глядя на него, на гореанского рабовладельца. Мои руки были скованы наручниками за спиной, ошейник его поводка обнимал мою шею, а сам поводок петлями свисал с его руки.
— Возможно, Ты подумала, что тебе удалось убежать, — предположил он.
— Да, Господин, — прошептала я.
— Ну и как, удалось? — усмехнулся он.
— Нет, Господин, — вынуждена была признать я.
— Так почему Ты убежала? — поинтересовался мужчина.
— Я прошу разрешить мне не отвечать на этот вопрос, — пролепетала я.
— Ну ладно, — пожал он плечами.
— Спасибо, Господин! — облегчённо выдохнула я.
— На ноги, кейджера, — скомандовал он.
Я торопливо встала и, опустив голову, замерла перед ним.
— Ты — рабыня? — спросил мужчина.
— Да, Господин, я — рабыня, — признала я.
— Понимаешь ли Ты это полностью? — уточнил он.
— Да, Господин, — ответила я, про себя добавив, что я осознала это с того самого момента, когда начиналось мой половое созревание?
— Ты доставила неприятности, — констатировал он.
— Простите меня, Господин, — прошептала я.
Его рука потянулась к раздевающему узлу, завязанному на моём левом плеча.
— О да, Господин! — чуть не закричала я от радости. — Пожалуйста, Господин!
— Ты доставила неприятности, — повторил мужчина.
— Господин? — не поняла я.
— Ты будешь наказана плетью, — сообщил мне он.
— Нет, Господин! — простонала я. — Пожалуйста, нет, Господин!