Контрабандисты Гора

Глава 4

Очевидно, что её ещё ни разу не продавали. Новую девку видно с первого взгляда. Не то, чтобы они пытались сопротивляться или кричать, желание делать что-то подобное у них отбивают уже после второго или третьего дня обучения. Это неприемлемо. Как правило, столь прискорбно, глупо и по-дурацки бесполезно ведут себя лишь те, кто всего день или около того как были сняты с общей цепи, кто не успели дойти до работоргового дома, а побывали только на ночёвках в полевых лагерях, те, кого ещё не успели толком проинструктировать, кого пока ещё не начали дрессировать. Удар или два плети, и они замолкают и становятся послушными, как те, кто они есть. Ещё пара ударов и они, упав на живот, тянут руки к покупателям, умоляя их купить.

Скорее, в большинстве случаев, отличия заключаются в другом. Тут и удивление и неуверенность, колебания и робость, инертность и неестественность, нехватка изящности и артистизма, готовности и рвения.

На лицах одних читается явное страдание и испуг. Другие ошеломлены и напуганы до слабости в животе, настолько, что перестают его контролировать, непреднамеренно пуская воду, а то и опорожняя кишечник. Некоторых тошнит. Так что, вовсе не случайно и не беспричинно сцена торгов посыпана слоем опилок, настолько толстым, что их ноги тонут в них по щиколотки. Влага и грязь может быть впитана и присыпана опилками перед выходом последующих лотов! Безусловно, такие эксцессы, скорее редкость, чем правило, вероятно, по причине того, что с товаром зачастую проводятся репетиции торгов. Таким образом, лоты знают о том, что их ожидает. Конечно, не всем и не всегда этого оказывается достаточно, одно дело репетиция, другое — аукцион, так что всегда есть место для сюрпризов и неожиданностей. Невозможно ведь поведать каждому новому лоту обо всём, что с ней может быть сделано на подиуме. Рискну предположить, что они вряд ли смогут забыть свою первую продажу. О причинах этого нетрудно догадаться, всё же именно первая продажа является самой трудной. Впрочем, не буду утверждать это со стопроцентной уверенностью, всё же всегда есть варианты, поскольку тут многое может зависеть от дома и аукциониста, от рынка и настроения покупателей, и от множества других нюансов. Например, если покупателям становится известно, что данный лот когда-то был свободной женщиной вражеского города, то даже третья или четвёртая продажа может стать пугающим опытом. Многих, конечно, пугает и даже ужасает то, как с ними обращаются и как выставляют напоказ. Многие, что, интересно, даже несмотря на их обучение, чувствуют себя пристыженными и оскорблёнными. А чего ещё они ожидали? Кто станет покупать одетую рабыню? Быть может, они не ожидали, что это будет сделано настолько очевидно? Или не ожидали того, что их обработают и продемонстрируют как тех, кем они теперь являются? Возможно, также, что это имеет отношение ко всей ситуации целиком, к её реальности, к её новизне, к эмоциям, свету факела, аукционисту, крикам мужчин, предлагающим цену.

Некоторые из лотов кажутся оцепенелыми, почти шокированными. Само собой, это мешает аукционисту. Порой со стороны кажется, что они даже не сознают ловких прикосновений его плети, приподнимающей подбородок или руку, поворачивающей тело, заставляющей вытянуть ногу. Признаться, не уверен, что все лоты поначалу даже понимают, по крайней мере, до конца, что с ними делают. Это довольно странно, учитывая пройденный курс обучения и репетиции. Возможно, они просто не хотят верить в происходящее. Думают, что это не может происходить с ними, что это — сон. Но это не сон. Это реальность. А потом они понимают. Их продают. Они двигаются, как их направляют. Они — товар, демонстрируемый покупателям. Лот хорошо освещён, в отличие от аудитории. Многие крики прилетают от невидимых претендентов, неясных в толпе, невидимых в темноте. Зачастую лот даже не знает, кому именно её продали. Ей известно лишь то, она была куплена.

Возможно, они всё ещё незнакомы с весом своих цепей, с тяжестью своих кандалов.

И всё же, даже в этом случае, насколько же они красивы!

Конечно, совершенно другое дело — рабыня, познавшая свой ошейник, приученная стоять на коленях и поцеловавшая дюжину плетей. Проходит совсем немного времени, и её живот начинает разгораться. Мужчины проследят за этим. И стоит только этому произойти, и она больше не принадлежит себе, она становится собственностью мужчин. Весьма распространено, если позволяет время, и состояние рынка благоприятно, за несколько дней до продажи изолировать такие лоты в их конурах или клетках. Об их потребностях ясно дают понять царапины на стенах конур. Они отчаянно жмутся к прутьям клеток, с мольбой и стонами тянут руки к охранникам, которые, впрочем, их игнорируют. В результате, когда их выводят на сцену торгов, они полностью готовы. Как жалобно и отчаянно они стараются привлечь к себе внимание покупателей, как стремятся они заинтересовать их.

Конечно, нетрудно понять надежду большинства лотов на хороший спрос и активные торги, и, как следствие, естественное желание показать себя с самой лучшей стороны. Ведь чем лучше будет продемонстрирован товар, тем, при прочих равных условиях, выше вероятность того, что он уйдёт за лучшую цену, и, соответственно, попадёт к более богатому владельцу, в чьём доме и жизнь может быть легче, и работы меньше, и престиж выше. Вот и вспыхивают среди таких товаров ярким пламенем своеобразные конкурсы тщеславия, которым, само собой, никто из знакомых с такими вещами препятствовать не собирается, в которых каждый лот желает добиться самой лучшей цены, в особенности, по сравнению с ближайшими соперницами, или с конкурентками из других домов. А кому не хочется быть самой красивой и самой желанной? Зато насколько горда та из них, что ушла по максимальной цене! Надо ли удивляться той конкуренции, которая разгорается на подиуме между опытными лотами, стремящимися распалить покупателей и превзойти друг дружку. А как превосходно они рекламируют товары того или иного дома, иногда тонко и хитро, иногда нагло и смело, но всегда заманчиво и обольстительно! Многие мужчины, которым недостаёт монет на то, чтобы предложить реалистичную цену на аукционе, часто посещают рынки, фургоны распродаж, прогуливаются мимо уличных полок и выставочных клеток, обходят платформы, лагеря и сараи, в надежде найти ту, которая, так сказать, станет покупкой их мечты. Всё же большая часть такого товара идёт задёшево, и я не имею в виду только кувшинных девок или девушек чайника-и-циновки, которые доступны даже владельцам пустых кошельков.

Иногда богатый мужчина может заявить, что выступление надменной, тщеславной, удивительной красивой девушки — не более чем показная мишура, пыль в глаза и лицемерие, или даже обман. Это может вызвать стоны разочарования у некоторых мужчин в толпе, особенно у того из них, который уже выкрикнул самую высокую цену, но кто будет спорить со знатоком, разглядевшим её двуличность. Впрочем, это никоим образом не отменяет факта необычной красоты рабыни. Возможно, со временем, она сможет кардинально измениться, если ей как следует преподадут её ошейник и соответствующим образом покорят. Насколько самодовольной выглядит она, уходя с подиума по самой высокой цене! Но как она будет ошарашена, когда на вилле своего хозяина ей швырнут драную тряпку и отправят пасти верров или убираться в загонах тарсков. Возможно, несколько месяцев спустя, когда она окончательно осознает тот факт, что она — рабыня и ничего больше, ей могут разрешить приползти к подножию его кровати с мольбою о ласке.

Время было уже довольно позднее, но я по-прежнему сидел в средних рядах и всё не покидал торгов, хотя сам не был уверен относительно причины этого.

Ближе к концу вечера я заметил, как к сцене подвели невысокую, широкобёдрую, хорошо сложенную брюнетку. Внимательно присмотревшись к ней, я её вспомнил. Она была одной из тех, кого несколько недель назад именно мне посчастливилось найти в мире рабынь. Не могу сказать, что она была неординарно красивой, в том смысле, который обычно вкладывается в это понятие, но в ней явно ощущалась некая тонкая привлекательность. Признаюсь, я не был полностью уверен в своём выборе, но мои коллеги подтвердили правильность моего первого впечатления. Она оказалась подходящим мясом для ошейника. Есть определённый сорт женщин, на которых достаточно мельком взглянуть, чтобы сказать, что они принадлежат ошейнику. Она была именно такой женщиной. Мне вспомнилось, как я подцепил её, лежавшую голой и связанной на полу арендованного нами склада, ногой и перевернул на спину. Не думаю, что она могла запомнить меня по нашей мимолётной встрече в том магазине. Вплоть до того момента она оставалась в положении бара, как и некоторые другие, не нарушая той позы, в которую её уложили, даже не будучи связанной. Такие нюансы — свидетельство ума, и даже больше того, возможного понимания. Некоторые женщины повинуются, потому что они вынуждены, но есть те, которые поступают так, потому что они должны, хотят и надеяться делать это, и даже жаждут этого.

Критерии отбора строги. И они выходят далеко за рамки тех канонов красоты, которые могли бы быть схвачены механическим описанием. Есть красота движения и смены выражений лица, тонких, недолговечных и прекрасных, подобных движению ручья между его берегами, подобных траве, волнующейся на ветру, шелесту листьев. Каждая частичка жива и драгоценна. А есть ведь ещё красота живости сознания, мыслей и эмоций, потребностей и готовности, надежды и желания, красота скрытой страсти.

Немногих сочтут достойными гореанского ошейника. Конечно, важно, чтобы они оказались подходящими, ведь их намереваются продать.

Итак, она поднялась на сцену.

Я остался, чтобы посмотреть.

Её вытолкнули вперёд, в круг, очерченный светом факела.

В этот момент она показалась мне гораздо красивее, чем я запомнил её, по нашей первой встрече.

Конечно, я не забыл, что она была весьма привлекательной особой, очень неплохо выглядящей. Но теперь, так или иначе, мне показалась, что её привлекательность стала значительно выше. В чём это выражалось? Может, она потеряла немного в весе? Или её талия стала уже, а её фигура стройнее?

Перед продажей дом старается привести свой товар к идеальным измерениям подиума, определённым для каждого лота персонально, и отличающимся от лота к лоту.

Но, вне этих, чисто механических определений, не была ли она теперь мягче, податливее, живее? Не начала ли она приходить к лучшему пониманию самой себя?

Для себя я решил, что она красива. Но знала ли, спрашивал я себя, она сама об этом?

А ещё я чувствовал, что она будет отзывчива, а со временем станет отзывчивой до беспомощности от переполняющих её потребностей, готовой умолять о легчайшем прикосновении.

Несомненно, в данный момент она ещё не была в состоянии понять того, что могло бы быть сделано с нею.

Это забавно, делать это с ними.

Я нисколько не сомневался, что мужчины будут оборачиваться, чтобы посмотреть ей вслед, спешащей босиком по улицам в откровенной тунике и ошейнике.

Что-то в ней казалось особенным, и я не был уверен, чем это могло бы быть. Конечно, она была всего лишь ещё одним прекрасным животным, ещё одной бусинкой на цепи работорговца, ещё одним лотом на торгах, одним из более чем сотни, уже представленных нам. Тем не менее, было в ней что-то, что казалась чем-то особенным, что выделяло её из череды всех остальных. Впрочем, возможно, только для меня, поскольку я не заметил особого интереса, или особого ропота ожидания вокруг себя. Конечно, мы привыкли к первосортному товару. Много его уже прошло перед нами. Большинство пользовались хорошим спросом. Но к этому времени предложения уже стали не столь активными.

Было ли это, спрашивал я себя, просто результатом того, что она была столь необычайно женственной, столь очевидно женственной, и это несмотря на столь малый срок, проведённый ею в неволе, несмотря на культуру, из которой она была доставлена? Или же дело скорее было в том, что она просто и очевидно была рабыней? Очень многое в ней тонко подводило к этому выводу, очень многое, что трудно ясно выразить словами.

Конечно, с первого взгляда на неё, я разглядел, что она подходит для ошейника.

Таким как она место на сцене аукциона.

Было очевидно, что её ещё ни разу не продавали. Новую девушку видно с первого взгляда.

Нет, она была полностью покорна, и хорошо слушалась, но это делают они все, точнее, почти все. Что ни говори, а плеть — штука неприятная. Она явно боялась волновать покупателей. За время пребывания в доме она изучила кое-что о том, чем должна быть женщина, в особенности на Горе. У Гора свои законы и традиции, свои принципы и соглашения, своя мораль и чувствительность, иногда острая, когда дело касается вопросов чести. Но женщине, доставленной сюда из мира рабынь, поначалу всё это, вероятно, покажется немногим более чем беззаконие и дикость, хаос желания и доминирования, непредсказуемыми джунглями, полными угрожающей свирепости, страной опасностей и варварства. Лично мне подобная точка зрения кажется странной, учитывая бессердечие, варварство и сложности её собственного мира, с его помешанностью на богатстве и власти, с извечной конкуренцией за контроль над вооружением государств, чтобы иметь возможность применить столь ужасные ресурсы под предлогом законности, ради собственного возвеличивания. Это мир ложного блеска и пропаганды лицемерия, фальши, алчности и жестокости, мир, который не любит, но угрожает, мир невежества и нигилизма, мир обмана и ядов. Я не слышал о животных, которые гадили бы в своём собственном логове или загрязняли бы собственную нору. Так каким же надо быть странным животным, чтобы разрушать землю, с которой надеешься собирать урожай, загрязнять моря, в которые забрасываешь свои сети, отравлять сам воздух, которым тебе же придётся дышать? Варвары, просто не знают о том, что они — варвары.

Чего ещё достойны их женщины, кроме как быть рабынями? Так в ошейник их, и пусть повинуются!

К сожалению, лишь немногие из созревших и никем неохраняемых рабских фруктов, были тщательно отобраны и легко сорваны в садах Земли, для доставки на рынки Гора. Возможно, существенное различие между этими мирами заключается в том, что в одном природу боятся и отрицают, так что в итоге их цивилизация — по существу отречение от природы, почти что её антитеза, в результате мы имеем войну, ведомую против подозрительной природы, как если бы природа была врагом, который должен быть подавлен любой ценой, а не служить фундаментом для всего бытия. На Горе же цивилизация не бежит от природы, а принимает её, рафинирует и улучшает. Гореанская культура основана на природе, а не противопоставлена и не оторвана, она внутри неё, а не над ней. Страдания, лишения и отсутствие счастья — не слишком ли это высокая цена за ниспровержение природы? Полагаю, что это даже хорошо, что жертвы поощрены думать, что их тревоги, горе и душевная нищета — это признаки добродетели. Вы можете сказать птице, что полёт — это зло, и сломать его крылья, но её сердце никогда не забудет о небе.

Аукционист меж тем начал принимать предложения на варварку.

Я в торгах не участвовал и цену предлагать не собирался. Зачем? Ведь таверны не закрываются почти до рассвета.

Кое-кто из мужчин пришли сюда со своими рабынями, которые теперь, низко опустив головы, стояли на коленях у левых колен своих, сидевших на скамьях, владельцев. Большинство девушек держали руки, закованные в наручники, за спиной. Практически все они были одеты в короткие туники, что весьма распространено с рабынями мужчин. С шей большинства свисали поводки, другие концы которых либо лежали на коленях владельцев, либо были свободно намотаны на их левое запястье. Некоторые из этих рабынь находились достаточно близко к поднятой платформе аукциона и её факелу, так что, возможно, были видимы для продаваемых лотов. Возможно, кое-кто из продаваемых могли бы задуматься над тем, не могли ли и они когда-нибудь снова оказаться на торгах, но уже по ту сторону света факела. Обычная причина, по которой рабыню могут привести на аукцион, состоит в том, что их владельцам просто нравится иметь их под рукой, получать удовольствие от их присутствия, а потому они не хотят оставлять их дома, запертыми в клетке, в конуре или прикованными цепью к кольцу в ногах кровати. С другой стороны многим рабовладельцам нравится появляться в компании своих рабынь, чтобы другие могли бы им позавидовать. Всё же такая собственность как красивая рабыня, привлекает внимание и повышает престиж, примерно так же как могли бы привлечь внимание роскошная кайила или великолепный слин. Другие, подозреваю, приводят их, либо чтобы встревожить рабыню, напомнив ей, что и она точно так же может быть легко продана, либо даже, иногда, чтобы предложить их кому-либо для частной продажи.

Время было уже довольно позднее и некоторые посетители торгов покидали ряды скамей.

Варварка явно боялась волновать мужчин. Это было вполне понятно, по крайней мере, на данном этапе.

На Горе к природе, как я уже упомянул, относятся с уважением. Например, мужчины не настроены против самих себя, они не пристыжены и не унижены, не высмеяны и не наказаны, не приучены с подозрением относиться к своим самым естественным чувствам и импульсам. Чувство вины страшнее и мучительнее меча, поскольку оно сродни ножу, который ты сам проворачиваешь в собственном животе. Какое существо кроме человека, окажется столь же глупым, чтобы мучить себя? Кто продаёт эти ножи, и кто взимает за них арендную плату? Странно выглядит врач, средства к существованию которого зависят от размещения припарок на ранах, которых нет, правда, только не для него самого. Есть много путей, которыми можно заработать себе на жизнь. Некоторые трудно понять, если искать поводы, а не причины.

Для многих преступлений не придумано никаких названий.

И что же насчёт женщин, живущих в таком мире? Как они, не зная мужчин, могут познать самих себя? Как мы могли бы оценить день, если бы не было ночи, а как понять, что такое лето, если бы не было зимы? А здесь без там? А это без того? Как мы поймем что есть женщины, если нет мужчин? Без мужчин они будут оставаться телами, но смогут ли они быть женщинами?

Да, она явно боялась волновать покупателей.

Несомненно, ей было известно, какой маленькой, какой слабой, беззащитной и беспомощной она была. Кроме того, к настоящему времени, у неё уже появилось некоторое понимание характера гореанских мужчин. Немногое на её прежней планете могло подготовить её к этому, к таким мужчинам, с их здоровьем и выносливостью, их естественностью и открытостью, невинностью и честностью, их цельностью, властностью и силой, собственничеством и агрессивностью, к тому, как они будут рассматривать её, а именно без долгих размышлений или реверансов, как ту, кто она есть, как женщину и как самку.

Как отличалось это от её мира!

Разве не была она столь же уязвима, как самка табука, оказавшаяся среди прайда ларлов?

— Превосходно, — прокомментировал мужчина, сидевший неподалёку от меня, когда лот был согнут в рабский лук, то есть, аукционист, схватил её за волосы и потянул голову девушки назад и вниз.

Я не мог с ним не согласиться. Линии её фигуры были превосходны.

На мой взгляд, аукционист прекрасно знал и делал свою работу, особенно, учитывая тот факт, что имел дело с новой девушкой. Некоторые аукционисты работают на различных рынках, и даже выезжают в другие города. С другой стороны, большинство, как правило, заключает контракт с конкретным домом или рынком. Квалифицированный аукционист дорого берёт за свои услуги. Некоторые работают за процент с продажи.

Предложения выкрикивали, но не слишком активно. Всё же время было довольно позднее. Покупатели по большей части уже разошлись. Я боялся, что шнурки многих кошельков к этому моменту были завязаны мёртвым узлом. Этим днём, незадолго до начала торгов, лоты были выставлены напоказ в демонстрационных клетках. Она шла под номером сто девятнадцать. Я нашёл её в одной из клеток, запертой там вместе с несколькими другими девушками. Некоторые стояли на коленях, другие сидели, трети стояли или прохаживались перед решёткой. В клетках им оставили миски с рабской кашей, кастрюли с водой и вёдра для естественных нужд. Было несложно понять, кто из рабынь уже продавались прежде, и возможно не по одному разу. Они явно хотели поскорее попасть к хозяину. Они нуждались в господине. Их взгляды, позы, движения, трудно было с чем-то перепутать. Их потребности были очевидны, написаны на их лицах, ясно читались во взглядах, которые они бросали сквозь решетку. В их глазах застыла мольба. Некоторые стискивали прутья, прижимались к ним лицом, словно хотели пропихнуть его наружу. Другие симулировали безразличие, и даже дерзость. Такое поведение иногда побуждает мужчин предложить цену, хотя бы для того, только получить удовольствие от вида такого смелого, высокомерного животного, съёжившегося у твоих ног и тянущего губы к твоей плети. Когда потенциальный покупатель подзывает девушку, та должна приблизиться к решётке, чтобы показать себя в тех позах, которые он потребует. Номер её лота хорошо виден, поскольку он написан на её левой груди жировым карандашом. Я тоже подозвал к себе одну из девушек, ту самую темноволосую варварку, казавшуюся потерянной и напуганной тем фактом, что её, заперли голой в клетке на глазах у такого количества мужчин. Однако я не стал приказывать, чтобы она выступила передо мной. Мне просто хотелось узнать номер её лота. Не думаю, что она, учитывая количество мужчин, прошедших мимо её клетки, узнала меня. К тому же в этот раз я был одет не в те варварские одежды, в которых предстал перед нею на её переполненной, загрязнённой, потерявшей ориентиры, несчастной планете, и не в рабочую тунику, в которой она видела меня на складе. На этот раз я был в одежде, подобающей для моей касты, тёмной, с маленькими сине-жёлтыми шевронами внизу на левом рукаве. В складках одежды скрывался мой гладий. Узнав то, что мне было нужно, я отослал её жестом руки, каким обычно отсылают рабынь. Девушка торопливо отбежала от решётки, и поспешила смешаться с остальными, по-видимому, рассчитывая скрыться среди них.

Существует много стратегий организации торгов. На этом рынке, называемом «Драгоценности Брундизиума», только не надо путать его с пага-таверной того же названия, расположенной недалеко от причалов, как правило, в том числе и этим вечером, вечер делят на пять этапов. Первый и второй, за исключением одного или двух особых лотов, служат, так сказать, для разогрева. Их задача подготовить почву для третьего и четвёртого этапов. К тому времени припозднившиеся посетители уже расселись, толпа подогрета, вошла в раж, готова и стремится к более активному соперничеству в предложении цены за выставленный на торги товар. Обычно те лоты, которые расцениваются как наиболее вероятно могущие уйти по высоким ценам, выставляют именно в эти этапы. Сейчас как раз шло самое начало пятого этапа. Что интересно, в зале присутствовали некие необычные покупатели, одежды и облик, которых мне были совершенно незнакомы. Они сделали много покупок во время первой и второй фаз торгов. Их кошельки оказались довольно глубокими. Конечно, у них имелось серебро, а в третьем и четвёртом этапе выяснилось, что даже золото, причём, судя по всему, его у них ещё оставалось немало. К этому моменту ни один лот не покинул сцену непроданным, к счастью для этих лотов, так как в противном случае их ожидала бы примерная порка. Правда, стоит отметить, что некоторые из девок в первой и второй фазах ушли задёшево, за медь, от двадцати до восьмидесяти тарсков, медных, само собой. В Брундизиуме, как вам, наверное, известно, сто медных тарсков обычно составляют один серебряный. Впрочем, ни один лот не был продан меньше чем за двадцать-сорок медью, то есть за двадцать медных тарсков, сорок бит-тарсков. Также в Брундизиуме сто бит-тарсков равняется одному медному тарску, в отличие от многих других городов, например, Ара, Беснита, Тентиса, Ко-ро-ба и прочих, где бит-тарск более ценен. Там медный тарск чаще всего состоит из восьми или десяти битов. Ничего не могу сказать относительно обменного курса в Турии или на островах. В Брундизиуме дневная заработная плата докера обычно колеблется между двадцатью и сорока бит-тарсками. Свободный гребец, как правило, получает больше.

Некоторые утверждали, что необычного облика покупатели были тачаками, но другие отрицали эту версию. Оттенок их кожи и разрез глаз намекали на родственную тачакам кровь, но вооружены они были не как кочевники, и казалось, конечно, насколько такие нюансы могли быть установлены, они понятия не имели о босках, кайилах и ландшафтах юга. Кое-кто также утверждал, что незнакомцы чисто внешне были выше тачаков ростом и худощавее, но также они вели себя более официально, выглядели более холоднокровными, цивилизованными, замкнутыми, более изящными и, возможно, скрытым образом более напряжёнными. Некоторые, встреченные мною на улицах, казались более чем способными и готовыми дать отпор своими необычного вида слегка изогнутыми клинками, которых у каждого было по два, один длинный, другой короткий. Они уже успели привлечь к себе внимание, в том числе и тем, что оказались владельцами нешуточного богатства, достаточного для закупки рабынь, фрахта множества кораблей и найма мужчин, многие из которых были беженцами и вооружёнными наёмниками, успевшими ускользнуть из Ара во время недавней внезапной, ошеломительной, кровавой реставрации Марленуса, Убара Ара, которого иногда называют Убаром Убаров. По городу ходили слухи, что зафрахтованные ими корабли возят грузы куда-то на север. Их цель была неясна. Моряки с некоторых кораблей, уже возвратившихся из первых рейсов, рассказывали, что они выгрузили грузы и высадили солдат и рабынь на каменистых пляжах, окружённых северными лесами.

Ряды скамей к этому моменту уже наполовину опустели. Мужчины проходили мимо меня, торопясь к лестнице, ведущей к выходу. Дежурные внизу и у стен ждали команды погасить факелы. В полутьме у сцены, у подножия её лестницы, слева, если смотреть из зала, можно было разглядеть ещё четыре или пять фигур. Это были последние лоты, приготовленные для продажи на торгах этого вечера.

— Двадцать, кто больше? Двадцать! Двадцать кто-нибудь даст больше? — выкрикивал аукционист, обводя зал взглядом.

Лот был ясно идентифицирован как варварка первой продажи. Брюнетка, глаза карие. Ничего необычного или особенного. Выше всего на рынках обычно ценятся тёмно-рыжие волосы. Вот если бы у неё были волосы такого оттенка, её, несомненно, выставили бы на подиум в третьей или четвёртой фазе торгов. Затем огласили измерения варварки. Такие измерения включают в себя не только охват бёдер, талии и груди, но также и окружность лодыжек, запястий и горла, имеющие отношение к размерам наручников, кандалов и ошейника. Её прогресс в изучении гореанского к настоящему времени, как объявили, был превосходен, что не могло меня не порадовать. Это было явным свидетельством высокого интеллекта варварки. Собственно, ум — главный критерий, с точки зрения которого мы выбираем рабынь. Кому хотелось бы владеть глупой рабыней? Умная рабыня и язык своего хозяина изучает быстрее, и ещё быстрее изучает то, как ему понравиться, как это сделать отлично и всеми возможными способами. Кроме того, будучи умной, он с большей вероятностью будет соответствовать своей глубинной женственности, её глубоким потребностям. Она будет первой, кто искренне оближет и поцелует цепи, которые её сковывают.

— Двадцать! Кто предложит больше? Двадцать! — продолжал призывать аукционист. — Да! Двадцать пять. Кто больше? Тридцать? Тридцать!

Рабыня, как и следовало ожидать, была красным шёлком. Иногда белошёлковая девушка может стоить больше, хотя, казалось бы, без какой бы то ни было понятной причины. Кого могут заботить такие вещи в случае рабыни? Кому интересно девственность тарска или верра? Кого волнует кто вскроет их первым?

И тогда аукционист, стоявший позади рабыни и удерживавший её голову за волосы своей левой рукой, небрежно и неожиданно, мягко, но твёрдо, ремнями своей смотанной плети, подверг девушку тому, что называется «нежность работорговца».

Она вскрикнула в страдании, задёргалась, и попыталась выкрутиться, но не тут-то было

— Остановитесь, остановитесь! — простонала варварка.

Мягкое прикосновение, настойчивое и непримиримое, оставалось неустанным и неумолимым. Девушка даже поднялась на кончики пальцев ног, словно надеялась уйти от прикосновения. Вдруг её тело дико затряслась, и она, скорее всего не устояла бы на ногах, если бы не рука аукциониста в её волосах. Варварка попыталась повернуться и встать к нему лицом, но тот крепко удерживал её в прежней позиции. Ей оставалось только беспомощно корчиться и рыдать, стоя лицом к рядам скамей.

— Нет, нет, не надо! — умоляла она, но из полупустого зала слышался только смех. — Пожалуйста, нет!

— «Пожалуйста, нет», что? — переспросил аукционист.

— Пожалуйста, нет, Господин! — выдавила она из себя. — Пожалуйста, не-е-ет, Господи-и-ин! О-о-оххх, Господи-и-ин!

Только тогда он разжал руку, освободив её волосы, и девушка рухнула на колени, наполовину утонув в опилках.

Её тело вздрагивало, пылало алыми пятнами. Варварка встряхнула головой, и спрятала лицо в ладонях.

Некоторые из тех, кто всё ещё оставался в зале, смеялись над замешательством рабыни.

Насколько я мог судить, товар оказался превосходно отзывчив. Такие нюансы хорошо поднимают цену девушки. Было интересно размышлять, на что она могла бы походить, проведя больше времени в ошейнике.

— Тридцать пять! — выкрикнул кто-то.

— Тридцать шесть! — перебил его предложение другой.

Признаюсь, я был рад, что аукционист не стал наказывать варварку за её оплошность. Разумеется, рабыня должна обращаться ко всем свободным мужчинам «Господин», а ко всем свободным женщинам — «Госпожа».

Девушка стояла на коленях у ног аукциониста, и её плечи вздрагивали от рыданий. Конечно, рабыня должна понимать, что потенциального покупателя интересуют все качества товара. Почему же тогда её так расстроило то, что она, как показал опыт, была здорова и полна жизненной энергии? Впрочем, напомнил я себе, она же происходила из мира, в котором с уважением относились к фригидности и инертности, по крайней мере, публично, в котором формальность, отстранённость, колебания, умалчивание, страх и неспособность чувствовать возводились в ранг заслуг. Это всё равно, как если бы кайила хвалилась хромотой, слин хвастался неспособностью выследить даже раненного табука, а тарн гордился тем, что не осмеливается расправить крылья и взлететь.

— Сорок пять! — предложил мужчина, сидевший несколькими рядами ниже и правее меня.

В конечном итоге она ушла за сорок восемь медных тарсков. Когда-то я предположил, что она, как варварка и девка первой продажи, принесёт что-то около половина серебряного тарска. Она не добрала до этого двух полных медных тарсков, но я не был разочарован. Рынки изменчивы. В другое время и в другом месте за неё могли бы дать даже серебряный тарска, а то и два медных в придачу. К тому моменту, как её вывели на сцену многие из покупателей уже покинули торги, а у тех, которые ещё оставались, кошельки, возможно, были несколько облегчены предыдущими покупками. Профессиональные перекупщики, спекулянты, держатели таверн, маркитанты и тому подобные деятели, часто покупают по нескольку лотов. Брюнетку купил агент, предлагавший цену от имени тех странно одетых незнакомцев, которых некоторые, очевидно ошибочно, принимали за тачаков.

Я поднялся по ступенькам и вышел из торгового зала. В памяти отложилось, что номер её лота был сто девятнадцать.