На следующее утро я вернулась в кабинет. Ллойд и Марко встретили меня широкими улыбками и россыпью шуток, Донован смотрел хоть и добродушно, но с подозрением.
Я втянула носом запах табака, едкой краски и бумаги, показавшийся вдруг слишком резким, разглядела множество пылинок, которые летали в лучах рассветного солнца, просочившихся через неплотно задвинутые шторы.
Все здесь казалось мне таким знакомым, но таким скучным, что хотелось взвыть. Но я, увы, не волчица.
– Итак, Хоук, за тобой еще одна статья! – редактор потер маленькие потные ладони и масляно улыбнулся. – О финальном бале и о том, как Его Высочество объявит победительницу! А потом в городе начнутся летние карнавалы, ты будешь просто нарасхват!
– Карнавалы?! – я в два широких шага подошла к своему столу и уперлась на столешницу, скрестив руки на груди. – А мне вдруг на мгновение показалось, что я доказала свои способности и могу брать более значимые сюжеты.
Коллеги-журналисты притихли и удивленно переглянулись. Ллойд криво усмехнулся, но быстро вернул лицу невозмутимое выражение. Марко остался спокоен, но в наклоне его головы и в мягком взгляде мне почудилась жалось. Или это мне себя в кои-то веки хочется пожалеть?
– Хоук, дорогая, я ведь не могу рисковать таким отличным работником. Для тебя всегда найдется прибыльная и безопасная работа, – полные губы Донована растянулись еще шире, хотя казалось, это невозможно. – Конечно ты можешь писать любые сюжеты, но для нас всех важно твое здоровье и комфорт…
Вот ты как заговорил! Ну уж нет.
– Я хочу расторгнуть контракт, – неожиданно даже для самой себя выдала прямо в лицо редактору. Его перекосило, добродушная гримаса тут же сменилась злобной, но он заставил себя сдержать ругать. Я видела, как дернулся его кадык, будто он проглотил очередное упоминание моих нечестивых предков.
– Тебе придется заплатить штраф, – с мерзкой улыбкой, выдавленной явно через силу, выдал он.
– Тех денег, которые я заработала за последние пару недель, на это хватит с избытком, – я, не медля, достала свой экземпляр договора и положила на стол, расправляя помятые углы. Долго же он тут пылился.
Мы торговались с редактором больше часа. Он складывал руки на необъятном животе, который как будто бы еще вырос с тех пор, как я видела его в последний раз. Утирал пот с лица засаленным платком, причитал и ругался, но я оставалась непреклонна: даже статью о бале писать отказалась, настолько вдруг противно мне стало все происходящее. Наконец, получив остатки гонорара на руки, я с чистой совестью порвала бесполезный уже лист контракта и бросила перед лицом Донована. Он уже не злился, смотрел с какой-то тоской то на деньги из моего гонорара, которые остались в его руках в качестве уплаты за разрыв контракта раньше срока, то на бумагу. Углубляться в причины его внезапной апатии не хотелось, так что я просто побросала вещи из ящиков стола в сумку и вышла, хлопнув напоследок дверью.
Оказавшись на шумной улице, едва не попала под колеса кареты, и быстро забилась в тень какой-то подворотни, чтобы оказаться хоть немного дальше от духоты, визгливых голосов и пестрых вывесок. Прислонилась спиной к грязной стене, нисколько не заботясь о чистоте нового костюма, и прикрыла глаза.
В душе чувство вины перед матерью боролось с осознанием собственной свободы, которую я теперь понятия не имела, куда девать. А еще мне будто чего-то отчаянно не хватало. Вернее, кого-то теплого, пушистого и ушастого.
Я разрывалась между желанием сегодня же устроиться в другую газету, где мои заметки оценили по достоинству, и убежать в клан оборотней, что находился совсем рядом с родовым поместьем Даркрайс. Но в глубине души понимала, что ни то, ни другое – не выход из ситуации. События отбора сильно вымотали меня, но и что-то изменили. И понимать это я начала только сейчас, когда оказалось, что жить как прежде больше не могу.
Да, мне было трудно и страшно, пока я бегала от письменного стола к кабинету Малкольма, попутно стараясь понять, что же происходит, но все это время меня вел азарт. Он пьянил, придавал сил, а четкая цель – найти преступника, убийцу, заговорщика – придавала каждому мгновению жизни четкий смысл. Жить ТАК ради статьей у меня никогда не получалось.
Отлипнув от стены, я переулками побрела к дому, где снимала комнату под крышей. Мысли продолжали крутиться в голове, не приходя к чему-то определенному, но одно я поняла точно – если я и буду еще публиковать заметки в газетах, то лишь иногда, по особенным случаям. Прости, мама, но рассказать всему свету о самом важном – это твоя цель и мечта, а не моя.