Герцогиня на службе у Короны. Кровь и Дух 2

Глава 58 ЗАБОТА И КОНТРОЛЬ

Я перечитала письмо ещё раз.

Место встречи было указано так нелепо, почти по-детски, что я невольно улыбнулась.

«Я буду ждать тебя у Сладкой Кружки, в тот час, когда заканчивается смена и здоровый мужик уходит по делам. Я тебя найду.»

Я остановилась посреди улицы.

Мне нужно было хоть как-то настроиться на предстоящий разговор, но в голове не было ни плана, ни подготовленных слов. Пустота — и спутанные чувства.

Я сама не понимала, что хочу сказать ему, что хочу услышать в ответ.

Я закрыла глаза, глубоко вдохнула и медленно досчитала до десяти, пытаясь собрать рассыпавшиеся словно бусины мысли в одну линию. Затем снова подняла взгляд вперёд.

На углу, едва различимая сквозь мелкий дождь, качалась вывеска «Медовая Кружка». Таверна выглядела пошарпанной, уставшей от собственной славы: потемневшие ставни, облупившаяся краска, трещины по стенам, будто морщины на лице старого актёра, который слишком долго играет одну и ту же роль.

Даже днём перед входом толпились завсегдатаи — кто с кружкой в руке, кто с куском хлеба, кто просто пришёл посмотреть на проходящих мимо. Они громко смеялись, спорили, ругались, словно этот клочок улицы принадлежал только им.

Место шумное, людное и совершенно неподходящее для леди.

Но о нём слышали все — даже те, кому не пристало знать подобные заведения.

Я поправила капюшон, скрыв лицо в глубокой тени, и кивнула сэру Алдрету, показывая, куда нам нужно идти. Мой провожатый лишь недовольно поджал губы, но спорить не стал — промолчал. Он шагал рядом, слегка ускоряя шаг, будто надеялся опередить меня и всё же отговорить.

— Скажите, сэр Алдрет, — тихо произнесла я, не останавливаясь. — Сколько людей герцога вы можете насчитать на этих улицах? Видите ли вы его рыцарей, переодетых в разнорабочих, которые уже в десятый раз перетаскивают одну и ту же бочку? Или вот в тех «загульных пьяниц», что сидят на холодной брусчатке и слишком внимательно следят за прохожими?

Он посмотрел на меня с полным недоумением, явно не желая отвечать. Но взгляд его всё-таки проскользнул по улице, задерживаясь на людях, о которых я говорила, и выражение его лица из заинтересованного сменилось на тревожное, понимающее.

— Я войду в таверну, — сказала я спокойно. — Как видите, место уже полностью под охраной, мне ничего не угрожает. И я уверена: внутри меня встретит мой муж. А вы подождите тут.

Сэр Алдрет поднял руку, сказал несколько слов, пытаясь меня остановить, но я лишь кивнула в сторону шумной толпы у входа.

— Насколько я понимаю, ловят не меня, — продолжила я. — А раз уж я здесь, то куда разумнее присоединиться к засаде, чем привлекать к нам всеобщее внимание. Правда?

Сэр Алдрет лишь посмотрел на меня, тяжело выдохнул, но возражать не стал.

За то время, что мы ездили вместе по землям герцогства, он уже слишком хорошо изучил мой характер — и понимал: если я что-то решила, переубедить меня невозможно.

Мой охранник коротко кивнул и незаметно отошёл в сторону, смешавшись с группой подвыпивших мужиков у входа. Я только отметила про себя, что такое прикрытие куда удобнее — и, несомненно, легче — чем бесконечно таскать тяжёлые бочки, как это делали другие переодетые рыцари.

Разумеется, номер уже был снят — и, как я и ожидала, оформлен на моё имя.

Работник таверны, заметив меня, задержал взгляд чуть дольше, чем позволяли приличия. Он пытался рассмотреть лицо под капюшоном, но тень скрывала всё, что ему хотелось увидеть. В конце концов мужчина лишь усмехнулся себе под нос и махнул рукой в сторону лестницы.

— Второй этаж. Третья дверь слева, госпожа Оливия. — фыркнул он.

Работник таверны явно решил не задавать лишних вопросов. И это было к лучшему.

* * *

Дверь поддалась сразу — стоило мне лишь слегка толкнуть её рукой.

Я шагнула внутрь, всё ещё сомневаясь, правильно ли поступаю. Комната встретила меня тишиной, слабым запахом эля и дешевых духов, впитавшихся в деревянные стены.

Как только я дошла до середины комнаты, за моей спиной резко захлопнулась дверь.

Громко, словно кто-то хотел подчеркнуть своё присутствие, напугать меня.

Но я даже не вздрогнула — была слишком погружена в свои мысли, слишком сильно ждала этого момента, честного разговора. Я просто выпрямилась и, не оборачиваясь, приказала себе оставаться спокойной.

Я стояла к герцогу спиной, каждой клеточкой своего тела ощущала его взгляд. И не поддаваясь своим эмоциям, я медленно сняла перчатки, положила их на стол, развязала плащ, всё так же не оборачиваясь к нему лицом, и лишь когда я повесила плащ на одинокий крючок, я была готова посмотреть прямо в его глаза.

Феликс стоял у стены — в тени, словно хищник, выжидающий нужный момент. И первое, что я увидела, когда обернулась, было его лицо — искажённое тем самым хладнокровным, высокомерным выражением. Я видела лицо охотника, уверенного в том, что добыча сама пришла в его ловушку.

Но стоило ему лишь мельком взглянуть на меня, как выражение это рассыпалось в миг.

Сначала — растерянность, почти детская, наивная, потом — ошеломляющее понимание. Всё высокомерие испарилось, будто его и не было.

Феликс резко выпрямился и одним быстрым шагом оказался рядом со мной.

— Оливия? — голос стал хриплым, неприкрыто тревожным. — Что ты здесь делаешь? Ты… ты в порядке?

Он поднял руку нерешительно, осторожно протянул ладонь, бережно предлагая свою помощь, опору. Муж заботливо отодвинул для меня стул, приглашая присесть.

— Как ты себя чувствуешь? — сказал он, уже не скрывая ни заботы, ни беспокойства.

— Всё в порядке? Ничего не болит? — снова раздался его голос.

— Что ты здесь делаешь? Как ты вообще сюда попала? — спросил он, всё ещё пытаясь заглянуть мне в глаза.

Его голос звучал удивлённо, и под ним скрывалась тревога.

Феликс смотрел на меня слишком внимательно — гораздо внимательнее, чем когда-либо прежде.

Будто искал на моём лице следы усталости, боли… хоть что-то, что могло объяснить моё появление в этом месте, в это время.

А я… я изо всех сил старалась удержать дыхание ровным. Дрожь поднималась к горлу, как волна, — и я знала: если заговорю сейчас, потеряю маску спокойствия, сорвусь на крик, выскажусь о моём страхе, злости и обиде.

Поэтому я просто молча сунула руку в складки плаща. И медленно, не глядя на него, достала пачку писем. Я положила их на стол, рядом со своими перчатками.

Я всё ещё не смотрела на него — знала: стоит лишь встретиться взглядом, и эмоции прорвутся наружу, не будет того хрупкого спокойствия, за которое я цеплялась.

— Понятно, — тихо сказал он после короткой паузы.

— Ты хочешь воды? — добавил он самым обычным, домашним тоном, будто мы были у себя в замке, а не в съёмной комнате над шумной таверной.

И именно этот вопрос… этот простой, будничный, заботливый вопрос — выбил из моей души остатки самообладания.

Он говорил так, словно ничего не произошло.

Словно он не читал писем, предназначенных мне.

Словно он не скрывал их от меня, не использовал, не анализировал за моей спиной каждое слово.

И я заметила в его взгляде ровно то, что боялась увидеть: он, и правда, не собирался объясняться. Не собирался извиняться. Даже не думал, что должен. В его глазах он был абсолютно прав.

Это поведение, эта спокойная уверенность в том, что он решает всё…

Она и стала причиной моей злости — резкой, горячей, хлынувшей так стремительно, что я едва сохранила выражение лица спокойным.

— То есть… это всё, что ты хочешь мне сказать? — спросила я.

Феликс удивлённо приподнял брови, словно не понимал самой сути вопроса.

— Я лишь заботился о твоей безопасности, — ответил так просто, будто этого объяснения должно быть достаточно. Взял кубок со стола, налил воды и ладонью подтолкнул его ко мне.

Я тихо выдохнула — не от облегчения, нет.

От ярости, такой острой, что она обжигала изнутри.

От ярости, которую он даже не мог прочесть на моём лице.

— Заботился? — переспросила я, сделав шаг ближе. — Заботился… скрывая от меня письма? Заботился, каждый раз принимая решения за меня?

— Я… — голос предательски дрогнул, но я взяла себя в руки. — Я ещё могла понять, что ты читал эти письма. Но скрыть от меня их существование?

Феликс нахмурился, отвёл взгляд — всего на миг, но мне этого хватило.

— Оливия, это было необходимо, — произнёс он, будто ставя точку.

— Что я сделала не так? — прошептала я, чувствуя, как в груди что-то сжимается.

Он сжал пальцы в кулак, будто удерживая слова, но всё же ответил:

— Круг твоих друзей… весьма сомнителен. Ты вела себя странно. Я не мог так рисковать.

Я фыркнула, едва удержавшись от смеха — горечь заполнила душу.

— Мои друзья? Сомнительны? Я ничего не говорила лорду Дербишу, я лишь иногда обсуждала с ним книги. — Я покачала головой. — Но всё, что я делала… всё было во благо герцогства. Каждый шаг. Каждое решение. Я искренне старалась тебе помочь, наладить дела, удержать порядок, выполнять все обязанности при дворе.

— Я думала… — голос сорвался, и я заставила себя договорить. — Я думала, мы всё выяснили. Ты всё понял про меня. И теперь между нами больше не будет недосказанности.

Он шагнул ко мне — на полшага — будто хотел дотронуться, но остановился.

— Это была мера предосторожности, — сказал он.

— Нет. — Я покачала головой. — Это был контроль. И остаётся контролем. Ты продолжаешь решать всё за меня.

Я сделала ещё один шаг, заставляя его смотреть на меня, а не в сторону.

— Просто скажи, Феликс… тебе бы понравилось, если бы я скрыла от тебя важную информацию? О твоей сестре, например. Или о твоей матери? Тебе бы понравилось, если бы я решила за тебя, что тебе «не обязательно знать» правду? Если бы я утаила что-то значительное — потому что посчитала, что так будет лучше?

Он чуть напрягся, будто мои слова ударили в цель, но ничего не ответил.

Я пыталась поймать его взгляд — увидеть хоть искру раскаяния, сожаления, понимания. Хоть что-то. Но его глаза оставались закрытыми, будто он упорно прятал от меня свои мысли.

И тем сильнее я ощущала, как внутри разрастается пустота.

— Ну же… не молчи.

Его лицо дрогнуло. Я видела — он хотел возразить. Хотел сказать что-то резкое, что-то правильное, что-то, что звучало бы убедительно хоть для него самого.

Слова собирались у него на языке… но я не дала ему возможности.

— И последнее. — Мой голос охрип, но я не позволила себе остановиться. — Я хочу услышать это от тебя, а не от посторонних людей.

Я шагнула ближе, почти вплотную.

— Почему я проснулась и узнала, что спала больше недели? Почему, Феликс? Доверилась тебе, выпила зелье — и очнулась лишь сегодня?

Мои пальцы дрожали. Я сжала руки в кулаки, чтобы он не видел.

— Ты ведь… — я сглотнула. — Ты ведь не был рядом, Феликс. Тебя не было даже в замке.

Тишина между нами натянулась, как струна.

— Ты вообще… не собирался меня будить? Совсем?

Он чуть дёрнулся, будто мои слова больно ударили, но молчал.

— Неужели женa настолько мешает тебе, — продолжила я, шагнув ближе, — что ты решил держать меня без сознания? Спрятать меня? Как долго я должна была там пролежать? Неделю? Месяц? Год? Как долго ты планировал держать меня в этой темноте?

Кровь стучала в висках. Мир сузился до одного человека передо мной. И его молчания.

— Всё ясно. — Я резко развернулась, схватила плащ. — Раз ты не хочешь говорить со мной — не надо. Раз тебе не нужна жена — так и скажи. Попроси короля о разводе.

Я сама удивилась тому, как холодно это прозвучало. И… как сильно екнуло и моё сердце.

Я вскинула голову, новая мысль молнией пронзила меня — безумная, но вполне возможная:

— Или… это ты хотел? — я стояла к нему вполоборота, почти на пороге. — Хотел довести всё до развода? Хотел, чтобы я сама к этому пришла? Хорошо. Значит, я попрошу короля. Я добьюсь желанного развода вместо тебя.

Я потянулась к дверной ручке — и в следующее мгновение его рука сжала мою, резко, горячо, почти болезненно. Он развернул меня к себе, заставив поднять взгляд.

Вена на его виске бешено пульсировала. Его глаза потемнели настолько, что в них не осталось ни тени спокойствия.

— Ты не посмеешь. — произнёс он тихо, почти шёпотом, но каждое слово отозвалось у меня в голове. — Ты не разведёшься со мной. Ни сейчас, ни потом.

Он наклонился ближе, не отпуская моей руки и яростно прошептал:

— И король тебе не даст такого шанса. Не в твоём положении.

Я вырвала свою руку из его хватки и несколько раз нервно прошлась по комнате, пытаясь осмыслить сказанное. Слова гулким эхом отдавались в голове, собираясь в единую, пугающе ясную картину.

«Не в твоём положении».

Он же говорил не о низком положении моей семьи при дворе. Не о титулах и способностях.

Не о недостатке денежных средств.

Он говорил о другом.

Мне понадобилось всего несколько секунд, чтобы это понять. Вспомнить его странную мягкость. Его осторожные движения. Как он держал меня под руку, как смотрел, как задавал вопросы о самочувствии, как предлагал воду… Всё это — мелкие детали, которые ничего не значили по отдельности, но сейчас складывались в неоспоримую правду.

Правду, которую он не сказал.

Моё горло пересохло.

— Ты не мог… — слова едва сорвались с губ. — Ты не мог и это скрыть от меня, узнать раньше, чем я? Так не бывает!

Я смотрела на него, ожидая опровержения. Надеясь на него. На то, что он рассмеётся, покачает головой, скажет, что я всё неправильно поняла, что я ошибаюсь, что я схожу с ума после недели сна.

Но Феликс даже не попытался, просто встретил мой взгляд — и в его глазах не было ни гнева, ни раздражения. Он давно сделал выбор и теперь не знает, как его объяснить.

Пауза растянулась, и я почти почувствовала, как тишина ломает меня изнутри.

— Феликс… Скажи хоть что-нибудь. Скажи, что это не то, о чём я думаю.

Он опустил глаза.

— Прости.

Извинение прозвучало так легко, будто одно слово способно было стереть всё, что происходило последние недели.

Я бессильно опустилась на край кровати, ощущая, как пол уходит из-под ног. Муж, мой муж, шагнул ближе.

— Я просто… не мог тебя потерять, — произнёс он, пытаясь подобрать слова, которые не ранили бы меня сильней.

Я подняла взгляд.

— О чём ты говоришь…? — прошептала я.

Он провёл рукой по лицу, словно стирая маску спокойствия.

— Я заботился о твоём здоровье, твоей безопасности. Мы не знали, как метка могла повлиять… на вас обоих. — Его голос дрогнул. — Но я бы сделал всё, чтобы спасти тебя. Любой ценой.

Стены маленькой комнаты будто придвинулись ближе. Воздуха стало меньше. Мысли — громче.

Мне нужно было уйти.

Я встала, а он сразу сделал шаг следом.

— Оливия…

Я надавила ладонью ему на грудь, твёрдо толкнула его назад, в глубь комнаты.

— Нет, Феликс, — я не смотрела на него. — Слишком много. Слишком поздно. Ты должен был рассказать мне всё раньше.

Он замер, будто не понимал, как на это реагировать.

Я подняла взгляд на секунду, встретила его тёмные глаза — полные страха, злости, беспомощности, всего сразу. И сказала:

— Не иди за мной. И не посылай своих людей. Я надеюсь, ты услышал меня.

Я открыла дверь. Холодный воздух коридора ударил в лицо. И только тогда я поняла, как сильно дрожат мои руки.

Я впервые видела своего мужа таким — растерянным, будто весь мир внезапно перестал подчиняться его воле. Я почувствовала, что он снова хочет заговорить о безопасности, об охране, о чём угодно, лишь бы продолжать разговор, — поэтому едва заметно покачала головой.

Он тихо прошептал:

— Оливия… прости меня.

— Феликс, — сказала я.

На секунду в его глазах вспыхнула надежда — слабая искра, мгновенно исчезнувшая.

— Феликс… как ты нашёл меня в пещере? Ты не видел моих следов. Ты даже не шел по той дороге.

Он открыл рот, готовясь сказать новую ложь. Но я лишь подняла взгляд и молча попросила: не надо.

Он выдохнул. Опустил плечи. И сдался.

— Кольцо, — произнёс он. — То, что я подарил тебе. Я… связал его с руной на своей руке.

Он медленно снял с себя дорожный плащ — тот упал на пол с глухим звучанием. Затем стянул кожаный нарукавник, развязал рукав рубашки и протянул руку вперёд. На коже ещё не было самой метки — только тень, лёгкое потемнение, предвестие того, что руна проявится позже. Но и этого было достаточно. Мне не нужно было прикасаться — я чувствовала тьму, спящую под кожей.

Я шагнула к нему. Один шаг, другой. Он смотрел на меня так, будто не знал, чего ожидать.

Я просто медленно сняла кольцо и вложила в его ладонь.