Герцогиня на службе у Короны. Кровь и Дух 2

Глава 42 БАРОНЕССА ФОРШ

Прошлая жизнь. События до смерти и возвращения Оливии в прошлое.

Если бы кто-нибудь сказал мне несколько лет назад — обычной девушке, дочери младшего лорда, — что я стану жить в королевском замке, я бы рассмеялась. Но вот я здесь — жена скромного помощника члена совета Его Величества. И каждый мой день теперь начинается не со звона колокола на городской площади, а с приглушённого гула замковых коридоров и мелодичного перезвона колокольчиков утренней службы в маленьком храме у внутренней стены замка.

Жизнь здесь течёт размеренно, почти предсказуемо, но уж очень насыщенно мелкими обязанностями. Утром я просыпаюсь раньше мужа — навожу порядок в наших скромных покоях, готовлю всё необходимое к его уходу в совет. Потом сажусь у окна, где мягкий свет солнца заливает каменный подоконник, и долго наблюдаю, как во дворе начинается день. Иногда читаю любимые книги, будто вырывая себе несколько минут прежней жизни.

С мужем мы всё чаще не находим общего языка. Он сердится на меня и решил воспитывать тишиной — этим холодным, давящим молчанием, от которого в комнате становится неуютно и днём, и ночью. Поэтому завтракаем мы всё чаще в малой зале для младших работников дворца в окружении незнакомцев.

К полудню я присоединяюсь к замужним дамам двора. Для нас предусмотрена особая программа — мы вышиваем, читаем вслух друг другу, штопаем одежду мужей и детей. Те жены, которые располагают большим доверием супруга, переписывают хозяйственные документы или выполняют мелкие поручения, необходимые тем в работе.

Но каждый раз, когда мне приходится сопровождать мужа в большой зал, сердце начинает биться слишком быстро — будто хочет вырваться наружу. Я всё ещё чувствую себя здесь чужой.

Мне неловко находиться рядом со знатными дамами, которые скользят по мраморному полу легко и гордо, словно их шаги не касаются земли. Их платья из шелка тихо шелестят, а взгляды холодные внимательно оценивают.

Я стараюсь не выделяться, не говорить громко, не встречаться с ними глазами. Лучше не привлекать внимание этих людей.

Особенно тяжело, когда в зал входит сам король. Его присутствие словно вытягивает из воздуха всё тепло, смех и лёгкость бала, и даже пламя свечей будто горит ровнее.

Я каждый раз замечаю за собой то, что мои пальцы предательски дрожат, когда я кланяюсь ему и его приближённым. И в такие моменты мне кажется, что весь этот мир из золота, шелка и власти способен раздавить меня одним взглядом.

В этот вечер мы отмечали Пир в честь Карла Великого — день коронации легендарного короля, некогда объединившего раздробленные земли и низвергнувшего Дикую Тьму. Замок сиял в праздничном великолепии: кроваво-красные гобелены со знаком короны скрывали стены, тяжёлые дубовые балки потолка украшали венки из сушёных цветов и лаванды, на полу у столов ковры, сотканные из волокон сухих трав с вплетением мяты. Над столами знати мерцали полупрозрачные балдахины — нежная ткань колыхалась от малейшего движения воздуха.

В этот вечер никто не позволял себе уныния. В этот день просто не принято было отказывать себе в увеселениях.

Всё было создано для торжества — для смеха, музыки, для танцев до самого рассвета. Длинные дубовые столы, расставленные буквой «П» вокруг свободного пространства, будто сами подталкивали пары к центру — туда, где начищенный каменный пол уже ждал первых шагов танцующих.

Когда музыканты заиграли вступительные ноты, зал мгновенно притих. Под аплодисменты придворных король поднялся и, протянул руку принцессе, вывел её в центр. Первый танец начался, а вместе с ним и вечер.

Свет сотен свечей отражался в зеркалах, разбиваясь на тысячи бликов. Они скользили по лицам придворных, по позолоте кубков и по драгоценным камням, превращая всех присутствующих в живые картины.

Герцог Терранс, высокий, сдержанный и безупречно собранный, провел следующий танец с женой посла из делегации — зрелой женщиной с холодной, заученной, отточенной годами придворной жизни, улыбкой и статной осанкой, которой позавидовали бы и статуи в саду.

Они двигались в танце идеально выверенно, как живое воплощение учебника по придворному этикету. Всё в их движениях говорило о дипломатии, об умении держать лицо и подавать пример.

Я стояла у стены, рядом с нишей для отдыха, стараясь быть как можно менее заметной — просто тенью среди множества теней. Отсюда открывался хороший обзор на зал, но я смотрела не на танцующих, а искала глазами мужа.

Господин Форш стоял чуть поодаль, у колонны, и тихо переговаривался с двумя мужчинами из окружения лорда Хоммея. Они были напряжены, словно ждали осуждения или приговора, и говорили, приглушая голоса, будто стены замка могли их подслушать.

Все гости торжества ещё не знали, в чём именно обвинили лорда Хоммея, но по дворцу уже давно расползлись слухи: «попал в немилость», «советник смещён», «король недоволен».

Само отсутствие семьи советника Хоммея стало самым громким поводом для шёпота этим вечером — о нём говорили у столов, в перерывах между танцами, а иногда и пары под музыку обсуждали эту новость.

Сторонники бывшего советника теперь держались обособленно — тихие, настороженные, будто каждый уже несёт в себе частичку обвинения. И среди них стоял мой муж — напряжённый, с потемневшим лицом, готовый защищаться, если в него бросят хоть слово.

Я решила держаться в стороне от их общества. Я просто стояла и дышала, позволяя музыке заглушать тревожные мысли. Я не хотела быть частью политической паники, не хотела снова слышать шёпот интриг и взаимных обвинений, которые всё равно ничего не решат.

Да и обиду мужа, его колкие упрёки с каждым днём становилось всё труднее выносить. Он всё чаще говорил со мной тем усталым тоном человека, для которого «всё не так»: платье не то, манеры не те, даже мой взгляд вызывает раздражение.

Казалось, после той ссоры, он так и ищет повод придраться, чтобы утвердиться хоть в чём-то.

Я стояла неподвижно, я смотрела, как пары кружатся под музыку, и думала: странно, как люди могут танцевать с такой лёгкостью, когда весь зал полон не музыки, а страха — страха сказать не то перед Его Величеством, взглянуть не туда, улыбнуться не тому.

И пока обвинение не прозвучало встречи господина Форша со сторонниками лорда Хоммея проходили каждый четверг — однообразные, затянутые и насквозь пропитанные недовольством герцогом, уж в этом я была уверена.

А я, наконец, получила возможность уделить внимание тому, что действительно имело для меня смысл.

Герцог Терранс сам предложил помочь мне разобраться с моим даром. Это случилось почти сразу после того странного испытания с кубками — и тогда его слова прозвучали как дежурная вежливость, не более.

Но вскоре он стал присылать мне выписки из старинных трактатов о контроле силы, а иногда приносил тёмные флаконы с таинственным содержимым, заставляя меня учиться различать, ощущать, направлять энергию.

Большую часть времени я занималась одна, но когда он находил возможность прийти лично, его присутствие меняло всё. В его взгляде не было скуки или снисходительности — лишь сосредоточенный интерес, настоящий, пугающий своей внимательностью.

Мы виделись несколько раз — чаще всего в его крыле или в тихой закрытой галерее, где свет падал узкими полосами, а воздух хранил прохладу камня и запах чернил. Я всё ещё не понимала, почему именно герцог взял на себя роль моего наставника. Но отрицать одно было невозможно — рядом с ним я впервые ощущала, что мой дар может быть полезным.

Герцог упоминал, что король осведомлён о моих занятиях и «оценил мои таланты по достоинству». Это звучало лестно, почти невероятно. Но я сомневалась, что монарх, занятый политикой и посетившей нас делегацией, способен уделять внимание какой-то провинциальной жене мелкого чиновника, пусть и с талантом.

И всё же…

Иногда, на приёмах или обедах, я ловила на себе взгляд Его Величества. И от этого взгляда становилось холодно и неуютно. Где-то глубоко у меня в душе шевелилась опасная мысль: а вдруг он действительно видел во мне что-то большее? А если он и правда планирует использовать мой дар?

На третьем танце, когда усталость и скука уже окончательно вытеснили из меня всякий интерес к происходящему, ко мне подошёл герцог Терранс.

Сначала я даже не поняла, что он идёт именно ко мне. Его фигура выделялась из толпы — прямая осанка, уверенные шаги, лёгкий холод во взгляде, к которому при дворе уже давно все привыкли. По привычке я сделала шаг в сторону, освобождая ему место, — так всегда делают жёны мелких чиновников, когда рядом появляются те, кому не стоит мешать.

Но он не прошёл мимо. Герцог остановился прямо передо мной и протянул руку.

— Леди Форш, — произнёс он ровно, почти без выражения. — Позвольте?

Я растерялась. Всё моё воспитание, вся осторожность подсказывали, что отказывать нельзя, но и принимать приглашение столь заметной персоны — значит вызвать ненужные разговоры. Однако он уже ждал, его рука висела в воздухе прямо передо мной. И я вложила свою руку в его.

Мы начали двигаться под музыку — плавно, размеренно. Его рука уверенно держала меня за талию, чуть ближе, чем позволяли правила, и от этого мне стало трудно дышать. Его пальцы едва касались моей ладони, проводя по коже так мягко, будто вычерчивали неразборчивые символы.

Он наклонился ближе, и я ощутила его дыхание у самого уха.

— Вам не о чем переживать, вас даже можно поздравить. — прошептал он.

Я замерла на миг, подняв глаза.

— Благодарю, — ответила машинально, не понимая, о чём речь. — А с чем именно вы меня поздравляете, милорд?

Его губы чуть тронула тень улыбки, не радостной, а какой-то загадочной, почти насмешливой.

— Завтра ваш муж получит титул барона, — произнёс герцог негромко, будто делился тайной. Его дыхание касалось моей кожи, так же уверенно, как и его рука, направляющая меня в танце. — И место в совете, которое ранее занимал лорд Хоммей отойдет к вашему супругу.

Я подняла глаза, не скрывая удивления.

— Но как?.. Вы же сами говорили, что лорд Хоммей — не тот преступник, который вам нужен.

Терранс чуть усмехнулся, едва заметно.

— Верно. Я и сейчас так думаю. Но против него нашлось много доказательств. А так как его семейство приблизилось к королю слишком близко, Его Величество не хочет держать этих людей в замке даже в виде наживки. Людвиг не любит слабых и не верных людей, леди Форш, он считает, что проще устранить, чем перевоспитать.

Он наклонил меня в танце — движение получилось настолько глубоким и уверенным, что я ощутила себя марионеткой в чужих руках.

— Зачем вы мне это говорите, милорд? — прошептала я, стараясь не выдать волнения.

— Затем, что с завтрашнего дня вы будете не просто женой чиновника, — ответил он спокойно. — Вы станете баронессой. А позже — секретарём вашего мужа в совете. И моей тайной помощницей.

Я моргнула, осознавая услышанное, и лишь тихо кивнула. Всё это было не предложением, а фактом, уже решённым задолго до нашего разговора. Так начиналась моя служба короне.

— Вы не выглядите счастливой, — заметил герцог, не сводя с меня глаз.

Я вздохнула, позволяя себе чуть отстраниться, насколько позволял танец.

— Я давно поняла: служба короне редко делает человека счастливым. Чаще — лишь осторожным и нервным. — сказала я, думая и о своем отце, и о своем чувстве стеснения, которое я непрерывно испытывала рядом с советниками Его Величества и герцогом.

— И если дворец вам не по духу, где бы вы хотели жить? — спросил герцог, проницательно заглядывая мне в глаза. И я чувствовала, как он сосредоточен и внимателен к моим словам. И несмотря на паузу, он не спешил говорить, он всё так же ждал ответа.

— Я бы предпочла уехать в деревню, — сказала я тихо. — Поселиться в малом замке, если средств не хватит, то подойдет усадьба без укреплений, главное близко к городу. А там, когда наши отношения с мужем наладятся, я бы хотела заняться хозяйством… родить детей.

Он слегка наклонил голову, будто прислушиваясь к словам, и в его взгляде промелькнуло что-то вроде сожаления.

— Увы, леди Форш, — произнёс он почти мягко, — мы лишь можем желать. А Корона всегда забирает тех, кто ей нужен.

И когда я почувствовала лёгкий страх и неловкость от его слов, холодная волна пробежала по моей коже, оставляя за собой след из мурашек.

Он снова наклонился ближе — настолько, что я вновь ощутила его дыхание у самого уха, — и тихо, почти ласково прошептал:

— Возможно, благодаря служению Его Величеству у вас появится шанс… и на замок, и на семью, и на детей, на жизнь, которую вы заслуживаете.

Музыка смолкла, танец подошёл к концу, а я всё ещё стояла в его руках — словно уже не принадлежала себе.

* * *

Следующий день стал для меня настоящим кошмаром.

С самого утра по залам и коридорам, по кухням и галереям, между слугами и придворными, словно цепная реакция, разлетелся один и тот же шёпот — моё имя.

«Подлая сестра», «разлучница», «она прельстила самого герцога» — всё это звучало с каждой стороны, стоило мне только сделать шаг.

Я видела, как женщины склонялись друг к другу, прижимая веера к губам, мужчины обменивались понимающими усмешками, а молодые служанки опускали глаза, когда я проходила мимо. И все как один отводили от моего взгляда глаза.

Я ужасно злилась на герцога Терранса, хоть и понимала, что вся вина герцога заключалась лишь в том, что он был внимателен, слишком внимателен ко мне накануне.

Но в устах двора всё превратилось в грязную историю: герцог Терранс не привёз жену, потому что развлекается с её сестрой.

Слухи росли и множились, как сорняки, и никто не мог мне подсказать, как избавиться от этого поля.

Даже момент, который должен был стать для моего мужа вершиной его карьеры, — вручение титула барона и нового места в совете, — оказался омрачён. Все взгляды в зале были направлены не на него, а на меня.

Все знали «историю»: будто бы титул и назначение — награда не за службу, а за милость, оказанную герцогу, который «не захотел отпускать меня из дворца».

Я никогда прежде не сталкивалась с такой лавиной сплетен.

Казалось, сам замок дышит этим ядом: шёпот за дверьми, приглушённый смешками, взгляды, скользящие по спине. Стены замка давили на меня — холодные, гулкие, как будто пропитанные недоверием и предательством.

Слухи росли, множились, превращаясь в бурю, в которой мои слова, моя честь и даже правда не имели ни малейшего значения. Оправдаться было невозможно — никто не хотел слушать.

А я… я не видела смысла в том, чтобы пытаться кому-то доказать правду, если даже мой собственный муж не счёл нужным выслушать меня.

А наш и без того шаткий брак трещал под грузом последних событий.

Когда мой муж отправился на ужин — советоваться с теми, кто остался во дворе после ареста лорда Хоммея, — я даже не ждала приглашения. Барон Форш и не думал звать меня. Он был уверен: с такой женой, любовницей врага, никакие шпионы не страшны.

Я осталась одна в наших покоях, слушая, как внизу затихают шаги, как уходит последний слуга. И тогда, не выдержав, я накинула плащ, спрятала лицо под капюшоном и направилась в крыло к герцогу Террансу.

Не ради оправданий — нет. Я просто хотела услышать правду из его уст. И почему он со всем своим влиянием не заткнул всем рот?

Карл почти не отреагировал на мой внезапный приход: покорно освободил стул для Эвы, подал ей чай, потом так же спокойно вернулся к своим делам. А я влетела в кабинет, едва сдерживая бешеное сердцебиение.

— Как вы могли? — вырвалось у меня. — Вы знали, что люди отреагируют именно так, и всё равно пригласили меня на тот танец! А теперь, вы просто игнорируете слухи!

Его лицо оставалось спокойным, почти невозмутимым.

— Кто бы поверил, — ответил он спокойно, — что ваш муж сам получил эту должность?

Я прижала ладонь к рту, не сразу поверив услышанному.

— Боже мой… — шепнула я. — Вы не просто знали — вы это и планировали. А как же ваша жена? А как же я? Неужели не было другого варианта? Вы могли… открыть всем правду про мой дар?

— Вас бы убили, — тихо произнёс он, и в этих словах не было ни жестокости, ни сожаления — лишь сухой расчёт. — А моя жена, пока я не найду всех заговорщиков останется в замке. Там ей эти слухи не навредят.

Я опустилась на стул, пытаясь отдышаться, чувствуя, как кровь стучит в висках.

— Король знает о вашем обучении, он знает, что вы можете не только найти яд в бокале, но и найти лучшее решение. Он надеется развивать вашу силу. Людвиг хочет использовать ваш дар, чтобы находить верные решения, которые не будут приводить к опасности. И мы не можем рисковать вашей жизнью. — сказал герцог не отрывая взгляд от бумаг.

— Оливия, вы же не вчера родились? — он посмотрел на меня с ухмылкой. — Все понимают как это работает. И очень часто, мужья сами не против. Вы же понимаете, как работает система? — он встал и пошел мне навстречу.

— Короли, герцоги, даже графы никогда не выберут в любовницы принцесс, дочерей герцогов и графов — много проблем с семьей, их попытками повлиять на политику. Крестьянки, служанки — не интересно. Лучшие любовницы при дворе — жены мелких чиновников. И умные мужья часто «закрывают глаза» на увлечения своих жен, а взамен получают титулы, земли, продвижение.

Я смотрела на него с широкими глазами, полными удивления и шока.

— Вы далеко не единственная с такой судьбой. Вы просто слабая в глазах сплетников, пока ещё слабая, и они считают, что могут говорить о вас. Если хотите, я назову вам имена других таких любовниц при дворе? И в отличии от тех дам, вашу репутацию потом можно будет отмыть.

Всё это время я мечтала о скромной жизни в деревне, о доме и детях, о том, чтобы забыть дворцовые интриги. И вот — оказалось, что все мои планы были просто предметом лёгкой насмешки в чужих устах.

— Оливия, — сказал герцог и внезапно взял мои руки в свои. Его прикосновение было тёплым, но в нём угадывался властный тон. — Поверьте, всё будет хорошо. Ваша служба не займет много времени, а потом вы получите всё, о чём мечтаете.

— Немного времени? — прошипела я, не веря ни слову. — Вы, наверное, смеётесь: как долго продлится ловля шпионов? Годы?

— Я надеюсь мы управимся быстрее. Я бы хотел, чтобы вы отложили некоторые свои планы, которые могут помешать делу, — сказал он ровно.

— Я рекомендую воздержаться от близких отношений с мужем пока мы не разберёмся… но если соблазн велик — на столе есть средство. Его величество может расстроиться если что-то пойдет не по его плану. А вообще, я могу сам поговорить с вашим мужем. — сказал он, вопросительно приподнимая бровь.

— Обойдусь без вашего вмешательства. И с мужем, и со сплетнями я справлюсь сама.

Я стояла с раскрасневшимися от гнева щеками, униженная и раздосадованная. Моя первая, почти животная мысль — разбить склянку об его стол. Крикнуть, что я не слабая и не заслужила такого отношения! Но вместо этого я схватила флакон и выскочила из кабинета, так что дверь захлопнулась за мной громким стуком.