Герцогиня на службе у Короны. Кровь и Дух 2

Глава 57 ЗАБОТА

Феликс. Герцог Терранс.

Феликс сидел в своём кабинете. В его длинных пальцах медленно перекатывался свежий конверт — новое письмо от так называемого доброжелателя.

Проблема с этими странными посланиями, как он считал, была решена уже давно. Феликс знал, кто их отправлял: лорд Дербиш и его сообщники. Они стремились подорвать доверие его жены к нему, заставить её сомневаться, бояться, ошибаться.

И теперь, когда весь список предателей лежал у него на столе, а основные заговорщики сидели в темнице или поспешно бежали из королевства, не успев даже собрать свои вещи, герцог был уверен — письма наконец перестанут приходить.

Но стоило ему расправиться с заговором, как на стол снова лег конверт. Почерк тот же, уже знакомый нажим пера, тщательно подобранные слова. Феликс провёл пальцем по краю бумаги и почувствовал, как внутри поднимается холодное, тяжёлое раздражение.

Он никак не ожидал увидеть ещё одно письмо.

Феликс отчаянно пытался понять мотив того, кто писал эти письма. С самого начала все они были сосредоточены на нём — на его характере, привычках, поступках.

Автор будто умел выбирать слова так, чтобы зацепить больнее.

В каждом письме, словно красной нитью, повторялась одна и та же мысль:

он — грубый, тяжёлый человек, который не ценит свою жену и равнодушен к её страданиям.

Эта навязчивая идея просачивалась между строк, как яд, рассчитанный на то, чтобы рано или поздно убедить в правдивости написаного его жену.

Предупреждения о том, что он может влюбиться, увлечься другой женщиной и оставить собственную жену, Феликс отмёл сразу — как бредовые фантазии, не имеющие ничего общего с реальностью.

Герцог не верил, что его жена действительно нуждается в защите от его матери, но если Оливия сама об этом попросит — он был готов рассмотреть любые варианты. Он даже подумал, что должность дамы при дворе для его матери подошла бы как нельзя лучше: там его люди о ней позаботятся, присмотрят, защитят… по крайней мере до тех пор, пока он и Оливия не смогут обустроить собственную жизнь в замке.

К упрёкам о том, что он не способен защитить Оливию и позаботиться об её интересах, Феликс прислушался. Эти слова зацепили его — не потому, что он поверил письмам, а потому что они слишком точно задевали его собственные страхи перед опасностью.

Он решил: взять все тяжёлые решения на себя, оградить жену от тревог и суеты. Оливия проспит всё сложное время — не будет ни нервничать, ни переживать, ни страдать. Не почувствует боли, не прольёт ни одной слезы.

И если вдруг он узнает, что ей грозит хоть малейшая опасность, то возьмёт на себя все последствия. Феликс был сам готов пойти на грех, заплатить за принятые им решения.

По его плану Оливии вообще суждено было ничего не знать — пережить бурю в покое и только потом, когда жизнь наладится, услышать правду уже из его уст.

Поэтому и эту часть писем он посчитал бредом.

Он был уверен в себе и в своих решениях. А ещё — он слишком часто действовал, думая именно о счастье своей жены. Ведь он точно знал, как будет лучше для неё.

'Сначала ты почувствуешь, как одна маленькая мысль — крошечная, почти невинная — покажется привлекательной. Ты решишь, что имеешь право так поступить, ведь вокруг тебя все такие хитрые, корыстные, злые люди. Ты искренне поверишь, что они заслуживают зла.

Они творят мерзости, потому что они — дурные люди, увязшие в своих грехах.

А ты совершаешь зло потому, что у тебя есть причина. Тебе причинили боль. У тебя есть рана, которая даёт тебе право.

Ты даже не заметишь, в какой момент потеряешь свою душу.

А когда поймёшь — будет слишком поздно.'

Если первая часть письма заставила его волноваться о жене, то вторая буквально вывела его из себя.

'Если ты уже сделала это — а я думаю, что ты поддалась, — знай: я могу помочь.

За землями графа Дюка, далеко в горах на севере, есть монастырь.

Туда не ведёт ни одна дорога, способная выдержать лошадь — лишь узкая тропа, по которой идут только пешком.

Этот монастырь стоит прямо на границе, но не подчиняется никому.

Ни северным правителям, ни нашему Королю, ни даже твоему мужу со всем его войском — никто не способен на них повлиять, никто не сможет открыть их двери силой.

Там служат люди, которые знают, как снять тьму.

Они принимают тех, кто оступился, и даруют им новый путь. Там можно найти покой.

Я отвезу тебя туда. И ты скроешься от этих бед навсегда'.

Вот тебе и «доброжелатель».

Он не просто намекал — он подробно расписал, что за стену в этот Монастырь может войти лишь тот, кто получил приглашение от Хранителя, и что его жена уже получила такое приглашение.

Феликс не просто разозлился — он впервые по-настоящему потерял контроль над собой.

Слова потерялись в звенящей тишине, стены вокруг словно вздрогнули от резкого ветра, и в голове вспыхнуло одно-единственное чувство: ярость. Он чувствовал как жар накрывает его лоб, как ярость и гнев на человека, писавшего эти письма, вытесняет в нем самоконтроль.

Герцог прокручивал в мыслях каждый разговор с Оливией. Каждую фразу, сказанную женой.

Каждый взгляд.

А ведь он был с ней суров, местами жесток… О многих своих словах и действиях он успел пожалеть.

Феликс судорожно пытался вспомнить — говорила ли она когда-нибудь о любви? Был ли хоть один намёк? Хоть полслова?

Нет.

Только её условия. Только уверенность, что она не потерпит любовниц.

Он хотел увидеть за этим ревность — отчаянно хотел — но видел лишь гордость.

Самоуверенную девушку, которая не позволит унизить своё достоинство. Он не видел жену, которая боится потерять мужчину, которого любит.

Феликс искал хоть один знак, что он ей не безразличен. Хоть что-то.

Он вспомнил пещеру — её горячий лоб, бред, сбивчивые слова. Казалось бы, в таком состоянии человек может проболтаться о самом сокровенном…

Но нет. Он не помнил ни одного признания.

Оливия радовалась ему, обнимала его за шею искренне — он чувствовал её тепло, её руки, её дыхание у себя на шее.

Но жена также могла легко… отмахнуться от него. Шагнуть в сторону. В той ситуации, в пещере она могла быть рада любому знакомому лицу.

И именно сейчас это разрывало ему грудь.

Феликс вдруг пожалел, что не воспользовался моментом, когда она была в горячке. Когда он мог бы задать любой вопрос — и услышать честный ответ. Когда правда лежала совсем рядом, стоило лишь протянуть руку… Но он не спросил. И теперь — терзал себя за это.

Внизу письма была приписка — короткая, почти небрежная:

«Я буду ждать тебя у Сладкой Кружки, в тот час, когда заканчивается смена и здоровый мужик уходит по делам. Я тебя найду.»

Феликс уставился на эту строчку, и брови его едва заметно приподнялись. Такой нелепый шифр — даже смешно.

«Медовая Кружка» — таверна в центре города.

И все прекрасно знали: здоровый мужик, владелец таверны, уходит на обед ровно в три часа дня. Таким сообщением никого не запутать. Так нельзя скрывать адрес. Таким текстом не проведёшь опытного разведчика.

Феликс фыркнул — от злости, от раздражения, от абсурдности ситуации.

Но всё же решение принял быстро. Времени было мало — возможно, меньше, чем он думал. Он поедет туда заранее, снимет комнату на имя Оливии ещё ранним утром. И будет ждать сам. Он лично убедится, что этот «доброжелатель» больше никогда не напишет ни одного письма. И если ради этого нужно будет покинуть замок на день и работать грубо — что ж. Феликс был готов.

Он спешил, ему хотелось организовать всё заранее, так, чтобы доброжелатель ничего не заподозрил. Но, проходя мимо спальни жены, он внезапно вспомнил: Истата сегодня не было в замке. Маг ушёл за Стену, на Дикие земли, всего на один день — но именно сегодня.

Герцог и раньше понимал, что Истат — далеко не простой человек. Но в последнее время маг всё чаще подтверждал самые смелые его догадки. Истат был сложной личностью: мрачной, умной, непредсказуемой. И всё же сейчас Феликс доверял здоровье своей жены только ему одному.

Маг уверял, что тьма не повредила ни Оливии, ни ребёнку, и им двоим ничего не угрожает. Но герцогу был нужен точный ответ — и время, чтобы разобраться с «доброжелателем».

Феликс заметил Эву, служанку Оливии. Он и сам не испытывал к девчонке особой симпатии — слишком неряшливая, слишком суетливая, эмоциональная. Но он верил в одно: она любила свою хозяйку и не стала бы ей вредить.

— Я уеду по делам, — сказал он, останавливаясь перед ней. — Ты останешься с Оливией. Как только она начнёт просыпаться — вольёшь ей зелье в рот. Аккуратно. Поняла?

Он сам удивился резкости своего голоса. Эва вздрогнула, будто он её ударил.

Феликс смягчил тон:

— Ты же хочешь, чтобы твоя хозяйка очнулась здоровой? — спросил он тихо. — Так позаботься о ней, пожалуйста. Это обезболивающее. Оно позволит ей отдыхать и набираться сил.

Эва нервно кивала — слишком быстро, слишком усердно, будто боялась подвести.

Казалось, она готова вжаться в стену, лишь бы её не тронули, но при этом — сделает всё, что от неё требуется ради Оливии.

Когда Феликс уже направлялся к конюшне, он поймал себя на мысли, что готов молить богов, чтобы эта проблемная девчонка не умудрилась наделать глупостей.

* * *

Феликс сидел в тесном номере над таверной Медовая Кружка. Он уже успел обыскать таверну дважды — сначала быстро, затем методично, проверяя всё: балки, подоконники, столы, лавки, кухню, барные стойки.

Комната, в которой он ждал, была маленькая, низкая, с единственным окном, выходящим на узкую улочку, где пахло мокрым деревом и пивной гущей. Феликс подошёл к окну, чуть отдёрнул тяжёлую занавеску. С улицы доносился мерный гул питейной, звон кружек, смех выпивших торговцев.

На улице, внизу, работали его люди. Он отдал распоряжения стойкому трактирщику, бросив на стойку тяжёлый кошель, раздал приказы парням, которые таскали бочки с пивом, посадил двух своих человек у входа, ещё троих — в толпе у уличных пьяниц, там легко можно было затеряться.

Внутри таверны было не менее трех человек, готовых перехватить любого, кто спросит имя его жены, и вдруг попытается скрыться. Снаружи у дорог — ещё четверо.

Казалось бы, он сделал всё. Но спокойнее не становилось.

Он сел на край кровати, поставил локти на колени и сцепил руки в замок. В комнате пахло сыростью и едва уловимыми остатками дешёвых духов предыдущей постоялицы этого злачного места.

Когда Феликс понял, что письма отправлял не Дербиш, первое, что всплыло в памяти, — версия сэра Артура о женской мести. Но он быстро отказался от этой идеи.

Любовниц у него давным-давно не было, и это знали все, кому следовало.

А леди Бриджит…

Нет, она больше не рискнёт пойти против него. Тем более сейчас, когда Феликс узнал её тайну, и от его воли зависит её будущее и жизнь.

Его бывшую любовницу пригласили во дворец, велели появляться на виду у Оливии, рассказывать ей слухи и глупости — грязная, примитивная попытка вызвать ревность. И хоть она всё это делала не по своей воле, Бриджит шантажировали, Феликс знал, что ей ещё предстоит ответить за свои поступки.

Он разузнал, что леди Бриджит была постоянной покупательницей всевозможных зелий и нередко опаивала ими мужчин. Хорошо хоть он всегда приходил к ней со своим вином — порой хороший вкус и вправду спасает жизнь.

Феликс подумал о мачехе Оливии, её имя стояло в списках заговорщиков. Женщина коварная, холодная, расчетливая, но…

Такие письма — не её стиль.

Слишком много деталей о чувствах, о страхах, о внутренней стороне их брака. Мачеха писала грубо, открыто, Феликс сам читал её письма и предложения, и с ещё большим удовольствием он зачитывался ответами жены.

Эти письма писал кто-то другой.

Кто-то, кто знал его жену слишком хорошо.

Он размышлял о сестре Оливии, о Селии.

Селия подходила на эту роль — если верить теории Истата, она могла быть его женой в прошлой жизни. Она могла знать, как тяжело быть с ним. Младшая выбирала первой, и сама отказалась от брака с герцогом. Толкнула свою сестру на такой выбор.

Все его разведчики в один голос утверждали: сестры не ладили. И казалось бы, Селия могла ненавидеть Оливию.

Но последнее письмо всё изменило.

До этого Феликс был уверен: цель — навредить ему, разрушить их брак, посеять вражду и подозрения. Сегодня утром, он думал, — что доброжелатель нацелен на Оливию.

Но сейчас, перечитывая последние строки, он видел не угрозу.

Он видел какую-то изломанную, горькую, почти болезненную заботу о его жене, не злобу, не ревность, а странную, перекошенную тревогу.

Это разрушало все предыдущие догадки.

Тяжёлые шаги в коридоре заставили его поднять голову.

Не доброжелатель — всего лишь работник таверны поднимал с подвала свежую бочку пива, с грохотом волоча её по ступенями.

Феликс выдохнул и отогнал от себя мысли о Селии. Девчонка пряталась от всех — от двора, от знакомых, от любых сплетен. Она была целиком поглощена своим мужем, чтением, службе богам и даже не пыталась мелькнуть перед Феликсом или извлечь хоть крошечную выгоду из того, что когда-то, в другой жизни, могла быть его супругой.

И в тот единственный раз, когда он по пути в королевский замок решил навестить супругов Форш, Селия вела себя так, будто и не знала его вовсе. Феликс был почти уверен: магически она слишком слаба. Увидеть прошлую жизнь, ощутить дежавю — не в её власти.

За грохотом перекатываемой по коридору бочки Феликс почти пропустил едва слышные, осторожные шаги. Инстинкт сработал раньше мысли — он отступил в сторону и прижался к стене так, чтобы распахнувшаяся дверь скрыла его от того, кто поднимался наверх.

Замок тихо щёлкнул. Дверь медленно открылась, пропуская внутрь маленькую фигуру в тёмном плаще. Человек вошёл так тихо, будто не касался пола вовсе.

Громкий, резкий хлопок: Феликс с силой захлопнул дверь, перекрыв выход.

Но девушка и бровью не повела. Её лицо всё так же скрывал капюшон. Стоя к нему спиной, она лишь опустила голову, будто задумалась на мгновение…

И медленно — слишком медленно для пойманной на месте преступления — начала снимать перчатки. Одну. Потом другую. Пальцы её двигались спокойно, без спешки, без дрожи, будто дверной хлопок был всего лишь порывом ветра, а не угрозой за её спиной.