Герцогиня на службе у Короны. Кровь и Дух 2

Глава 19 ВСЕ РЕШИЛА САМА

— У меня дела. Возьмите.

Вот так просто. Две короткие фразы — и это всё, что он счёл нужным бросить собственной жене. Я стояла, глядя на него, и никак не могла понять, чем заслужила такое равнодушие.

Подарок, тот бархатный мешочек, я даже не открыла. Просто отбросила на край стола, словно боялась, что внутри окажется пустота, такая же, как в его словах.

В храме, когда судьба впервые связала нас, я мечтала совсем о другом. Тогда мне виделись совсем иные картины, другое будущее: я рядом с ним, мы вместе идём сквозь испытания, он постепенно влюбляется в меня, а я просто счастлива. Но вместо этого — холод.

В самых лучших моих фантазиях я представляла, что буду переживать о заговорщиках, о штурме замка герцога, о войне за королевство, о судьбах людей, о наших с ним жизнях. А на деле я занята другим. Я осторожно, как к дикому зверю, медленно и почти беззвучно стараюсь подступиться к собственному мужу.

Может, уехать в замок? Собрать свои вещи и сказать, что займусь делами — стеной, дорогами, обороной. Нашла истинную страсть в хозяйстве, хорошее оправдание. Да и мать его, вдовствующая герцогиня Терранс, наверное, по мне соскучилась. А он… он останется здесь, среди этих каменных стен и чужих людей, защищая королевство так, как умеет.

И, возможно, даже не заметит отсутствия своей жены.

Я понимала, что на торжестве взволнованная выпила больше вина, чем следовало. Завтра всё вернётся на круги своя: я снова стану спокойной, рассудительной Оливией, вежливой герцогиней, которая знает, как держать себя в руках, и умеет прятать чувства за ровной улыбкой.

Но сегодня — нет. Сегодня кровь бурлила в жилах, сердце колотилось как бешеное, вырываясь из груди, и все мои эмоции искали выхода.

Я твердила себе сотни раз: для меня прошли годы, я видела этого человека в разных ситуациях, знала его сильным, слабым, злым и добрым. Я многое пережила — и всё равно полюбила его. Но для него наше знакомство почти мимолётно, а чувства… чувства и вовсе не могут сравниться с моими. Он просто не в состоянии сейчас дать мне того, чего я так жду.

С досадой я распахнула свой сундук. Платья, книги, какие-то мелочи — всё полетело на пол. Я хватала вещи, перекладывала их с места на место, складывала, наводила порядок. Шуршание ткани, запах старой бумаги — всё это отвлекало лишь на миг.

И вдруг в моих руках оказалось оно — то самое ночное платье. Белое, тонкое, нежное, словно сотканное из легкой паутины. А ведь покупала и хранила только ради него. Я уже дважды примеряла это платье. Ради Феликса. Ради мужа, который теперь будто нарочно отталкивал меня своей холодностью.

Какая злая ирония. В прошлой жизни, когда он тянулся ко мне жадно, без стеснения, с этим властным мужским желанием — я сама отталкивала его. Не потому что он был мне неприятен. Напротив: он всегда притягивал меня, как магнит, от его взгляда сердце сбивалось с ритма. Но тогда хоть один из нас должен был помнить о долге, о семьях, о чужих судьбах. И этим человеком стала я.

А теперь всё наоборот. Теперь я безумно хочу его. Теперь я имею на него право — своё право жены. И всё же… он не хочет меня.

Я позвала Эву и велела принести кувшин вина. Обязательно закупоренный, с целой пробкой, как будто свежесть напитка могла показать чистоту моего намерения. Когда служанка вышла, я осталась одна. Села перед зеркалом, всматриваясь в своё отражение, и долго, слишком долго смотрела на своё лицо.

Я медленно, словно готовясь к самому важному событию в своей жизни, расчесывала волосы. С каждым движением гребня, я перебирала идеи, как я могу жить дальше, без него. Но эта мысль скорее пугала. Я решила дать ему шанс.

Я надела ночное платье — белое, невесомое, словно сотканное из света. Тонкая ткань мягко скользнула по телу, подчёркивая каждую линию, и в свете свечей почти не таила секретов. Я посмотрела на своё отражение в зеркале — и невольно задержала дыхание.

«Если я хоть немного знаю мужчин…» — подумала я, проводя ладонью по тонкому подолу, — «такие мелочи могут разжечь сердце и желание сильнее любых слов».

Я приготовилась ко встрече со своим мужем. Если всё это время он был верен нашему браку — значит, у него давно не было женщины. И если я его хоть немного знаю, он не изменил бы мне, не изменил бы мне сейчас.

Значит, Феликс должен прийти.

Я решила просто ждать. Сидеть в этой комнате, как подобает жене, и ждать, что он сам войдёт. Но стрелки часов будто застыли, каждая минута растягивалась мучительно долго, обжигая душу.

Прошёл час.

Сначала я грустила, потом жалела саму себя, а к концу этого времени во мне закипел гнев. Я вдруг ясно поняла: эта третья «брачная» ночь ничем не будет отличаться от двух предыдущих, если я снова останусь в стороне.

Я резко поднялась, словно изнутри меня вырвалась искра. Накинула лёгкий халат — он едва прикрывал тонкую ткань ночного платья, больше подчёркивая, чем скрывая мое тело. Сердце громко билось, так сильно, что я была уверена — его стук слышен в коридоре. Руки дрожали, а ноги налились свинцом. Но я всё равно не могла ни успокоиться, ни остановиться.

Кровь бурлила, стремясь к моим щекам. И всё же я пошла, не смотря на весь страх быть отвергнутой и не понятой. Пошла к его кабинету.

* * *

Я стояла перед ним, словно на суде, перед его холодным, изучающим взором. Тонкая прозрачная ткань, которую я наивно считала платьем, на деле была скорее дымкой — она прилипала к моему телу при любом движении, подчёркивая изгибы моей фигуры, открывая его взгляду больше, чем следовало бы.

Феликс молчал. Он смотрел на меня долго, слишком долго, и я не могла понять, что именно отражалось в его глазах: интерес, безразличие или презрение. Вино шептало мне, что он сравнивает меня с другими женщинами, а мой собственный страх кричал, что я проигрываю в этом невидимом соревновании.

Я ожидала чего угодно: жадного взгляда, внезапного движения, слова, которое подскажет, что он всё-таки мой муж, а не строгий судья. Я ждала заверений, что он сегодня навестит меня. Но вместо этого герцог оставался неподвижен. И обида, сдавившая грудь, прорвалась слезами. Они горячо скатились по щекам, предательски блестя в свете камина.

Я никогда не желала его жалости, ничего не планировала добиваться слезами. Я просто запретила себе плакать.

Феликс наконец поднялся. Его шаги были неторопливы, тяжёлые, размеренные, как-будто ему не куда спешить. Он обошёл стол и остановился так близко, что, протяни руку, он мог коснуться меня. Но не сделал этого. Просто облокотился на край стола, опустив голову чуть набок, и смотрел. В его взгляде было не отторжение и не страсть — любопытство, словно он ждал, чем закончится моя речь.

А я знала себя. Я гордая. Я решительная. Я никогда не соглашусь быть чьей-то обузой, второй ролью — даже если этот кто-то мой муж. Его бездействие жгло, унижало, и ярость во мне нарастала с такой силой, что я едва не кинулась прочь из кабинета. Но уходить молча я тоже не хотела.

Насколько жестока ко мне судьба. В этой жизни я не его любимая женщина — и, видимо, лучше признаться себе в этом сразу, чем каждый день рвать сердце в надежде. Лучше обрубить эти болезненные концы самой, чем ждать, пока их перережут чужие руки.

— Вы игнорировали меня так долго, — слова сорвались с губ резко, мой голос дрожал, с каждым новым словом, я бросала вызов самой себе. — Сослали в замок. Оставили нетронутой, без поддержки. Если это развод — хорошо. Жизнь на этом не закончится.

В этот миг в моей голове отозвался наш разговор из моей прошлой жизни. Он говорил, что может отправить жену, предательницу с черной руной на спине и изменой в сердце в монастырь.

А что если для судьбы не важен путь, жена герцога по его воле всё равно окажется там, за стенами монастыря.

И вот сейчас, отчаянная и уставшая— я была готова принять и это. Лишь бы уже знать. Лишь бы перестать жить в подвешенном ожидании, которое хуже любой кары.

Высказав всё, я почувствовала, как внутри разжимается железный обруч. Я дрожала от гнева, сердце ещё билось как безумное, но дышать стало легче. Будто камень, который я сама повесила на свою шею, наконец сорвался вниз, оставив грудь свободной.

Завтра я вернусь сюда, в этот кабинет. Но уже не в слезах и без вина в крови. Завтра я буду спокойной и здравомыслящей. Я не подарю этому человеку ни единой лишней эмоции. Я просто зайду, выслушаю его решение, узнаю свою судьбу — и, наконец, обрету спокойствие. Даже если для этого мне придется оказаться в самом холодном и далёком из монастырей.

Я уже почти повернула дверную ручку, когда позади меня раздался его шаг. Тяжёлый, уверенный, такой резкий, что я почувствовала колыхание воздуха.

Его рука, стремительно захлопнула дверь. Напуганная этим громким ударом, я не успела даже обернуться — сильная рука обхватила моё плечо и рывком развернула меня лицом к нему.

— Оливия… — его голос был низким, глухим, будто сдерживал в себе слишком многое.

Я, сделав шаг назад, ударилась спиной о дверь, моё дыхание сбилось. Феликс был так близко, что я чувствовала тепло его тела, а его ладонь уверенно легла мне на подбородок, приподнимая моё лицо. Я не могла скрыть следов своих слёз, они жгли щеки. Но он не дал мне отвернуться — сам склонился ближе и мягко коснулся моих глаз своими губами, стирая соль и боль поцелуями.

— Не плачь, — прошептал он так бережно, что во мне что-то оборвалось.

Я зажмурилась, не зная, как удержать этот миг. Но он вдруг отстранился на шаг, его взгляд стал тяжёлым, проникающим.

— Ты сказала, что надела это ночное платье для меня, — его голос стал твёрже, а рука потянулась к полам моего халата. — Тогда сними этот халат.

Я дрожащими пальцами развернула полы халата, позволив ткани соскользнуть по моим плечам и снова упасть к ногам.

На мне осталось только тонкое, почти невесомое платье. Он провел ладонью от моего плеча вниз, по линии руки, словно хотел запомнить каждую клеточку моей кожи. От этого прикосновения по телу пробежала дрожь.

— Так… — его голос стал чуть хриплым. Мой муж с интересом осматривал то, что считалось его по праву.

Его руки обвили мою талию, крепко прижали к себе, а затем легко подхватили меня, словно я была невесомой. Феликс сделал это так легко и быстро, что я не успела даже удивиться или возразить, потом он усадил меня на край массивного стола.

Его ладони задержались на моей талии, словно приказывая мне оставаться на месте, а глаза не отпускали мой взгляд.

Он приблизился, и наши лбы на мгновение соприкоснулись. Его дыхание смешалось с моим, и в этом коротком касании, я хотела увидеть больше, чем в сотне сказанных слов.

— Скажи мне, — прошептал он своим низким голосом, — что это твоё решение. Что ты знала, чего хочешь, ещё до выпитого вина.

Я кивнула, хотя голос предательски дрогнул:

— Я знала.

Я открыла рот, чтобы добавить что-то еще, сказать, что, правда, его хочу, но не успела. Он схватил мое лицо своими ладонями и притянул к себе, закрывая мой рот поцелуем, лишая меня дара речи.

Его губы скользнули к моей шее. Горячие, уверенные поцелуи оставляли за собой дорожку огня. С каждым новым прикосновением он спускался всё ниже. Герцог не снял с меня это ночное платье, но он упорно продолжал покрывать мое тело поцелуями сквозь тонкую ткань, которая намокала, становясь еще более прозрачной, предательски прилипая к моей коже.

Я почувствовала, как лицо заливает жар, и от смущения мои пальцы сжали край стола. Он остановился на мгновение, приподнял голову и снова посмотрел на меня. Его голос прозвучал низко и серьёзно, почти с хрипотцой:

— Даже представить себе не мог, как ты красива.

Его слова пронзили меня сильнее любого прикосновения. Я отвела взгляд, пытаясь справиться с собой, но его ладони легли мне на лицо и мягко повернули обратно к нему. Феликс смотрел так внимательно, так серьёзно, будто впервые видел меня.

Его губы снова нашли мои — на этот раз жадно, властно. Я едва успела вдохнуть, как его поцелуй забрал весь воздух. Он словно хотел доказать что-то этим поцелуем — себе, мне, всему миру.

Я почувствовала, как его руки скользнули по моим плечам и вниз, собрав в пальцах подол ночного платья. Лёгкая ткань поднялась выше, и холодный воздух коснулся кожи моих ног, а вслед за ним — тепло его ладоней. Его руки гладили мои ноги, подбираясь все выше.

Сердце колотилось так сильно, что я боялась — он услышит его. Моё тело будто само отвечало на каждое его движение, и жар внизу живота разгорался всё сильнее.

Я неловко отвела глаза, и он уловил мой стыд. Улыбка мелькнула в уголках его губ. Я сидела на столе, а муж нависал надо мной, удерживая меня в ловушке своих рук.

— Тише… — сказал он, наклоняясь ближе, почти шепотом. — Ты даже не представляешь, как я хочу тебя.

Он наклонился к моему животу, к моим бедрам, и его губы снова коснулись моей кожи — теперь уже там, где ткань не могла скрыть дрожь моего тела. Я обвила его руками, притянув к себе, и почувствовала, как он ответил мне той же силой.

Его руки держали меня крепко, но не грубо, губы целовали мое тело, снова и снова, пока я не забыла, где нахожусь. Всё вокруг исчезло: стены кабинета, стол, прошлые обиды. Был только он, его тепло и моя собственная жажда быть рядом с ним.

У меня закрывались глаза от удовольствия, когда его губы скользили по моей шее, поднимая мой подбородок всё выше, открывая доступ к каждому сантиметру моей кожи. Его дыхание обжигало, а лёгкие прикусы за ухо вызывали дрожь по всему телу. Внутри всё сжималось от жара, нарастающего внизу живота, и мне с трудом удавалось сдерживать тихие стоны.

Он оторвался лишь на миг. Его ладонь легла на моё солнечное сплетение и, мягко, но настойчиво, надавила вниз, заставляя меня лечь на стол. Я смотрела на него снизу вверх, ощущая, как он возвышается надо мной, его тень накрывала меня целиком.

Он медленно стянул с себя рубашку, и я невольно задержала дыхание, наблюдая за каждым его движением. Мои глаза скользили по его плечам, по сильным рукам, и он уловил это внимание, прищурился, словно наслаждаясь моей реакцией.

Муж прошелся вдоль стола, пока я лежала на нем, абсолютно открытая и уязвимая, его пальцы гладили мое тело от кончиков пальцев, до шеи и губ. Он попросил меня расслабиться и довериться ему.

И тут же ощутила, как его тяжёлая фигура навалилась на меня, прижимая к жёсткой поверхности стола. Наши тела разделяла лишь тонкая, предательски лёгкая ткань.

Он замер на секунду, глядя прямо в мои глаза, и в этом взгляде не было ни тени торопливости — только молчаливый вопрос. Разрешение. Он спрашивал его у меня. И после моего слабого кивка, его рука убрала ткань моего платья, лишнюю преграду между нами. Позволяя нам касаться друг друга, кожей к коже.