Прошлая жизнь. События до возвращения Оливии в прошлое.
Эва вошла тихо, как тень, держа в руках сложенный несколько раз лист пергамента. Девушка протянула его мне, и я сразу заметила — печати не было. Аккуратный, но незнакомый мне почерк, в котором угадывалась суровая привычка приказывать людям, уведомлял меня о назначенной встрече.
«Я прошу вас явиться ко мне сегодня в поздний час, как в прошлый раз. Я знаю, что ваш супруг ныне проводит время в доме лорда Хоммея по четвергам. Считаю это время подходящим.»
Подписи не стояло, но в каждой строчке я узнавала голос человека, который пугал меня до жути. Чёткий, прямой, резкий — герцог Терранс.
Я перечитала письмо раз за разом, пальцы невольно дрожали. Он позвал меня. Но зачем? Чтобы проверить? Или… чтобы услышать ещё что-то, кроме тех крох информации?
Разум кричал, что это безрассудство. Я сказала всё, что мне было известно. И уже нарушила все правила приличия, явившись к нему однажды. Второй раз — это будет не импульсивная ошибка, а мой личный выбор. Добровольный, осознанный. И что скажет муж, если узнает?
Я сжала письмо и положила его на полку, будто хотела спрятать от своих глаз.
Через полчаса, которые я провела в полной тишине, я накинула на плечи плащ и собралась на встречу. Секунду стояла у двери, чувствуя, как дрожь от охватившего меня волнения проходит по всему телу.
— Госпожа… — Эва посмотрела на меня с тревогой, будто угадывая моё решение.
— Я ненадолго, — ответила я и, не позволяя себе колебаний, шагнула в тёмный коридор.
Замок спал. Факелы тускло мерцали на стенах. Каждый поворот, каждая тень казались угрозой. Но всё равно я шла — туда, куда пригласил он. Я почему то решила, что без веской причины он бы меня не стал тревожить.
В этот раз Карл, помощник герцога, сопровождал меня молча. Его шаги звучали за моей спиной ровно и гулко, будто отбивали ритм. Он открыл передо мной двери и, кивком головы, указал направление. Лицо помощника оставалось непроницаемым, словно высеченным из камня, — ни намёка на прежнее осуждение, ни тени любопытства. Его холодная маска была хуже любых других эмоций: я пыталась угадать, что скрывается за этим спокойствием.
Кабинет встретил меня запахом воска и бумаги. Герцог сидел за массивным столом, положив руки на подлокотники кресла. Перед ним стояла посуда, прикрытая белой салфеткой. От неё исходила странная тяжесть, словно от гнетущей неизвестности.
Я заставила себя не смотреть на кухонную утварь и подняла взгляд прямо на хозяина кабинета.
— Вам не стоило приглашать меня, — сказала я ровным, но чуть более твёрдым голосом, чем планировала, игнорируя любые правила приличия и старшинства.
Губы мужчины тронула еле заметная усмешка. Он склонил голову набок, словно изучая мою реакцию, и произнёс:
— И всё же вы пришли. Разве вам не любопытно? — его взгляд скользнул к накрытым предметам. — Узнать результаты нашей проверки, вам не интересно, что я нашёл в тканях, госпожа Форш?
Любопытство жгло меня сильнее огня, но я не дрогнула. Я знала, что каждое слово рядом с ним может иметь свою цену.
— Я знаю лишь то, что сказали мне мои чувства, мой дар. — ответила я тихо. — И я сделала всё, что могла.
Я выдержала его пристальный взгляд и добавила, стараясь скрыть дрожь в голосе:
— Но прошу вас… нашу первую встречу, и эту сохранить в тайне.
— Мы с вами проведём проверку вашего дара, — перебил мою длинную речь герцог, его голос прозвучал спокойно, но в глазах мелькнуло что-то похожее на жалость.
— Мой дар… не раскрыт, — я колебалась, не в силах унять дрожь в голосе. — Это был первый и единственный случай. Я не уверена, что что-то получится.
— Нам придется попробовать. В стрессовой ситуации магия проявляется сильнее, — его тон стал твёрдым, безапелляционным. — Вам ведь самой интересно узнать пределы своего потенциала?
Прежде чем я успела возразить, он сорвал с предметов белую ткань. На столе оказались шесть кубков, расставленных по два в ряд — кубки на столе образовывали странный зловещий узор.
— Вам всего лишь нужно сделать глоток из трёх кубков, — спокойно произнёс он. — Из каждой пары выберите один — безопасный.
— Сейчас? — пересохшими губами спросила я.
— Да. Пейте.
Я шагнула ближе, сердце стучало в груди. Мой взгляд метался между двумя первыми бокалами. Никаких нитей, никаких видений. Я потянула руку к одному из бокалов — но вдруг тёмная дымка коснулась моей ладони, мягко обвив её, и словно интуиции мне прошептала: опасность. Я резко отдёрнула руку и потянулась к другому кубку. Сделала глоток — терпкий вкус вина обжёг горло, но ничего страшного не произошло.
Феликс не моргнул. Он следил за каждым моим движением с хищным вниманием, будто читал меня так же, как я пыталась считать свою магию.
— Вторая пара… — я колебалась. Ни угрозы, ни странных ощущений, ни даже легкой дымки или жжения на кончиках пальцев. И всё же сердце подсказывало выбрать левый бокал. Я подняла его и сделала осторожный глоток.
Его бровь едва заметно дрогнула.
Третья пара была совсем иной. Оба кубка словно излучали угрозу. В горле пересохло, пальцы задрожали.
— Я не хочу пить из этих кубков, — заявила я, глядя прямо в глаза герцогу. — В прошлой паре оба были безопаснее этих.
— Всё верно, — кивнул он медленно. — Но выбрать всё же придётся.
Я смотрела на него, пытаясь понять — испытывает ли он меня или просто играет. Мой дар прям кричал, что оба кубка — это опасность в жидкой форме, возможно, и мучительная смерть.
Наконец, почти наугад, я протянула руку, медленно подняла один из кубков и почти коснулась губами жидкости. В этот миг рука мужчины резко легла на мою, останавливая движение.
— Достаточно, — произнёс он низким голосом. — Вы доказали больше, чем нужно.
— Я прошла тест? — спросила я, и злость прорвалась в моём голосе. Я ожидала хотя бы благодарности… объяснения… хотя бы намёка на то, что он действительно узнал. Но герцог лишь молча убрал кубки в сторону, словно это была всего лишь скучная часть его повседневных обязанностей.
— Вы справились отлично, — сказал он наконец, слишком спокойно, будто читая доклад. — Я пришлю вам ещё одну записку. Мы с вами увидимся снова. Но, госпожа Форш, вы никому никогда не скажите ни о вашем даре, ни о ваших разговорах со мной? Даже вашему мужу, ясно?
Это звучало не как признание моих сил, не как похвала — а как распоряжение. Как новый приказ.
— И, Оливия… простите меня, — добавил он вдруг, едва заметно задержав взгляд на моём лице.
Я замерла, не понимая его слов. Простить? За что? За то, что довёл меня до дрожи? За то, что едва не заставил выпить яд? Признаться, мне и самой было любопытно — где предел моего дара. Но вместе с этим росло возмущение: он ведет себя слишком резко, слишком опасно.
Я выпрямилась, заставляя голос звучать твёрдо, почти вызывающе:
— Яды запрещены во дворце, ваша светлость. Избавьтесь от этой дряни. — я бросила слова нарочито холодно, словно ставила точку.
В его глазах что-то мелькнуло — то ли усмешка, то ли усталость. Но он ничего не ответил.
Как только за Оливией закрылась дверь, Феликс опустился в кресло, устало выдохнул и по привычке провёл ладонью по волосам. На столе всё ещё стояли кубки, запах вина и трав неприятно щекотал ноздри, напоминая о только что произошедшем.
— Это было обязательно? — мрачно пробормотал он, глядя в пустоту. — Вот так обращаться с девушкой?
В углу кабинета тихо щёлкнул скрытый замок. Из потайного хода, словно из тени, вышел король Людвиг. Без короны, без мантии, в тёмном камзоле он выглядел скорее как охотник или наёмник, чем как правитель. Сев напротив, он пристально посмотрел Феликсу в глаза.
— Ты слишком мягок, кузен, — сказал он тихо, но в его голосе чувствовался металл. — Проверка должна была пройти именно так. Неужели тебе не показалось странным, что к тебе в кабинет заявила девушка, которая уловила опасность там, где пропустили все наши стражи.
— Я если честно думал, что она лгунья. — продолжал король. — И только в стрессовой ситуации дар раскрывается по-настоящему. А девушка, как я понял, определила слабый яд из первой пары, не захотела пить испорченное вино во втором наборе, и из двух сильных ядов выбрала тот, к которому противоядие лежит у тебя в шкафчике. Я вижу в этом потенциал. Это не просто чувство к ядам, это поиск лучшего решения.
Герцог нахмурился, в его взгляде мелькнуло раздражение.
— Ты заставил меня превратить её в подопытную крысу, Людвиг. Она могла пострадать. — Его голос прозвучал резко, но тихо, сдержанно. — Она пришла с предупреждением, рискуя своей репутацией, а мы встретили её подозрениями и ядами.
— Мы? Это ты. Ты встретил её так, мог бы быть с ней мягче. Улыбнулся бы. — Король усмехнулся уголком губ.
— Я сделал так, как ты хотел, Ваше Величество. — сказал Феликс, не скрывая раздражения.
— Предупреждение без доказательств — это просто слова. А слова ничего не стоят. Теперь у нас есть подтверждение, что у неё действительно есть сила. — Людвиг смотрел на герцога холодным взглядом. — И всё таки, Феликс, больше лояльности. Если бы я тем вечером, не сидел у тебя в кабинете, ты бы мне доложил о силе девушки, или нет?
— Нет, я бы сохранил тайну маленького талантливого мага для своих личных нужд. — ответил Феликс, не скрывая наглой усмешки.
Король часто позволял себе такого рода угрозы и подозрения. Феликс давно привык, и уже никак не реагировал. А иногда и сам получал удовольствие от подобных перепалок.
— Приступим к делам, Ваше Величество. Я лишь хотел вас предупредить… — со злостью и иронией сказал Феликс. — Ваша любовница и её отец оказались связанными с заговорщиками. Нужно быть внимательнее, разборчивее в связях. И всё.
Людвигу тоже было неприятно ошибаться в людях. И его уже мучало чувство вины, Элинор уже успела примерить несколько платьев, а лекари нашли следы яда в организме его будущей жены. Неприятно.
Феликс резко откинулся на спинку кресла, сцепив руки в замок.
— Ткань была отравлена особым веществом, — сказал Феликс, его голос прозвучал хрипло, будто сам яд стоял у него в горле. — Яд редкий, добывается только на территории Диких земель. Ядовитые лягушки выделяют его кожей.
— Как мои люди не заметили яд? — воскликнул Людвиг, в его голосе прозвучало сожаление.
— До этого момента мы проверяли только еду и оружие, искали яды в склянках, никто не обращал внимание на женский гардероб — спокойно ответил герцог, хотя в его глазах мелькнула тень раздражения. — Этот яд уникален. Его смог распознать только мой личный лекарь и… госпожа Форш.
Феликс откинулся назад, его взгляд стал холодным и тяжёлым.
— Яд бесцветен. Лишь лёгкий запах жжёного сахара, который способен уловить только опытный нос. Он действует медленно, постепенно проникает в тело через кожу. Три-четыре недели в таких платьях — и смерть. Мучительная, растянутая. Идеальное преступление. Связать смерть с тканями можно только через швей, которые к этому сроку уже закончат свою работу и уедут из замка. И когда их настигнет та же участь, они уже будут далеко. Связать смерть с тканями станет почти невозможно.
Людвиг нахмурился, в его глазах промелькнул огонёк заинтересованности.
— И госпожа Форш просто почувствовала неладное. И сама пришла к тебе, рискуя всем. Хм… любопытно. — Король поднялся со стула и прошёлся по кабинету, задумчиво скользя пальцами по спинке кресла. — Я хочу её себе на службу. Надо же, первая женщина у меня на службе. Завтра нужно подготовить приказ, и потом объявим.
Феликс резко поднял голову, его челюсти сжались.
— Ваше Величество, ты торопишься. — В его голосе звенела сталь. — Если вы объявите, что при дворе есть маг, способный находить яд или чувствовать угрозу, её убьют. Не ядом — стрелой или кинжалом. Она станет мишенью.
Людвиг остановился, обернувшись, он дал Феликсу возможность продолжить.
— Никто не отменял слабость после применения магии. Пользоваться даром постоянно ни один маг не сможет. Сила измотает её. Девушка, правда, может нам помочь в делах — но следить за всеми ежедневно, всё время быть на чеку ей не под силу. Если её использовать, как ты хочешь, — мы потеряем её быстрее, чем успеем получить пользу. — продолжал герцог.
Молчание повисло между ними, тяжёлое, как камень.
Король прищурился и, наконец, кивнул, будто соглашаясь с доводами Терранса:
— Значит, мы оставим девушку здесь. Под другим предлогом. А пока, Феликс, проследи за ней. Теперь выживание госпожи Форш в замке твоя забота.
Я тихо кралась в свои покои. Не зажигая свечей, я надеялась проскользнуть к себе, лечь в постель, дождаться прихода мужа. Но, переступив порог общей гостиной, я застыла.
Форш сидел в кресле. Его лицо, наполовину скрытое тенью, было перекошено гневом.
— Как ты можешь… — его голос был хриплым от вина. — Нам всегда говорили, что у женщин натура слабее. Но ты, Оливия… ты превзошла любые доводы.
Он поднялся, пошатываясь, и тяжёлым шагом подошёл ко мне. От него пахло вином и травами. Он схватил моё лицо пальцами, больно сдавливая щеки так, что я не могла даже вдохнуть.
— Мы пойдём в храм. Ты будешь вымаливать прощение, пока голос тебя не покинет. Ты будешь замаливать свои грехи, слышишь⁈
— Отпусти меня, — выдохнула я, с трудом освобождаясь от цепкой хватки. — Я сделала это ради себя. Ради своей души и твоей! Считай, ради нас!
Его глаза вспыхнули ненавистью. Он не слушал. Словно мои слова были лишь пустым звоном.
— Ради меня? — прорычал он. — Ты смеешь оправдываться? Лгать мне? Убегать по ночам? Ты опозорила меня, Оливия!
Впервые в моем присутствии этого человека обуял гнев такой силы, что вены пульсировали на шее. А я злилась, как он может винить меня в том, что я хотела спасти другому человеку жизнь.
И я точно не собиралась за это вымаливать прощение в храме.
— Я не буду с тобой разговаривать, пока ты такой. Поговорим утром.
Я развернулась и собралась покинуть комнату. Но он словно дикий зверь, подскочил ко мне, дернул за руку так, что я потеряла равновесие и ударилась о дверь. Он продолжал кричать на меня, и тряс меня за плечи, а у меня лишь звон стоял в ушах.
Когда хватка ослабла. Я отступила на шаг, потирая свои руки, на которых завтра точно появятся синяки.
Форш смотрел на меня сверху вниз, тяжело дыша. Его губы дрогнули, будто он хотел изменить всё, отменить то, что уже сделано, но в итоге он лишь махнул рукой, словно я была не женщиной, а преступницей, грешницей в его глазах.
— На колени в храме ты всё равно встанешь, — произнёс он с горечью. — Я не позволю тебе снова опозорить моё имя. Запятнать нашу семью изменами.
Изменами?
И вот только сейчас, я разглядела в его руке, клочок пергамента, который небрежно бросила на полку перед своим уходом. На миг в моей голове воцарилась пустота. А потом волной нахлынуло осознание.
Муж держал в руках письмо. И он решил, что я завела себе любовника. Форш даже не подозревал, что я рассказала об отравленных тканях герцогу.