Герцогиня на службе у Короны. Кровь и Дух 2

Глава 52 ОТКРЫВ ГЛАЗА

Сознание возвращалось медленно, будто я поднималась со дна — тяжёлая толща воды давила на тело, лишая возможности пошевелить даже пальцем. Я ощущала эту тяжесть почти физически: тело не слушалось. В ушах стоял глухой шум, а воздух казался слишком густым, слишком тёплым, чтобы им дышать.

Я попыталась открыть глаза — веки казались свинцовыми, неподвижными. Но сквозь тонкую завесу ресниц проступил мягкий, рассеянный свет. С каждым новым усилием мир обретал форму: расплывчатые тени превращались в знакомые очертания мебели, в углу проступил силуэт камина, а взгляд различил тонкую резьбу — виноградную лозу, оплетающую раму кровати, вдалеке на полке виднелись мои книги.

Я узнала эту комнату.

Место, в котором я провела так много времени.

Родовой замок. Моя спальня.

Я выдохнула — коротко, с облегчением. Значит, Феликс привёз меня домой.

Но даже проснувшись, я ощущала, что застряла где-то между сном и реальностью: тело слушалось неохотно, мысли тонули в тумане, а издалека, словно из глубокой пещеры, доносилось тихое эхо приглушённых голосов.

— Как она? — раздался приятный моему сердцу голос где-то совсем рядом.

— Метка и тьма почти извлечены… — ответил другой, более низкий, сухой голос.

Сильные руки осторожно перевернули меня на бок, заботливо откинув волосы с лица.

— Этот знак останется? — Я почувствовала, как по спине скользнули холодные пальцы.

— Нет… он только начал проявляться. Я едва смог вытянуть тьму. — вздох.

— Когда закончу — ничего не будет. Наверное… Тьма цеплялась за него, — произнёс тот же голос, тихо, почти с сожалением.

— Всё точно в порядке? — пальцы, словно вырисовывали узор на моей спине, убаюкивая и без того сонное сознание.

— Никто не ставит… метки таким…, даже в Диких землях.

— Пусть спит, — прозвучал шёпот, решающий мою судьбу. — Пока мы не узнаем наверняка.

— Хорошо… Я дам ей… снова…

Меня снова перевернули, как тряпичную куклу, и ледяное зелье коснулось губ.

Горечь растеклась по горлу, а вместе с ней — мягкий, липкий мрак. Сознание стало растворяться, слова звучали всё дальше, тише, пока не превратились в неразборчивый шорох.

* * *

Я моргнула — свет ударил в глаза слишком резко. Комната наполнилась очертаниями, знакомыми, родными. Я в замке, то был не сон. Но едва я успела сделать вдох, как на меня налетела Эва. Её тёплые руки обвили меня так крепко, будто она боялась, что я снова исчезну.

— Миледи! — голос дрожал. — О, боги, вы очнулись! Простите меня, простите… я оставила вас одну, я пошла спать, я не пришла проведать вас перед сном… простите меня, я такая глупая!

Она отстранилась, прижимая дрожащие пальцы к губам. На глазах стояли слёзы — большие, блестящие, как росинки.

— Обычно с вами милорд сидит, а если он не может — тогда Истат. А сегодня мне поручили! Кто ж знал, что вы очнётесь именно при мне? — плакала Эва от радости.

— Слава святым, миледи вы живы. Слава герцогу, что прислал за мной людей, я уж боялась и не узнаю, как вы.

Эва всхлипнула, вытирая слёзы тыльной стороной ладони.

— Простите, миледи, я забылась… мне не следовало так… — она отступила на шаг, но всё ещё держала мою руку, словно боялась отпустить.

Из сбивчивых слов Эвы я поняла — последние дни я не просыпалась по-настоящему. Каждый раз, когда я открывала глаза, шевелилась, рядом были Феликс или Истат. Они давали мне зелье — прозрачное, с горьким привкусом трав, — и я снова погружалась в сон, в темноту. Так они спасали меня от боли, от жара, от метки, что тянула силы.

Эва всё никак не могла успокоиться — снова винила себя за промедление, за невнимательность, за то, что позволила себе улыбаться, пока я, как ей казалось, страдала и металась, переживая сильнейший жар.

— Я должна была подумать, должна была позвать лекаря раньше, — бормотала она, наполняя кубок зельем. — Простите, миледи, простите… Выпейте… И боль пройдет… Вы снова уснете…

Она осторожно поднесла чашу к моим губам, и чуть горький аромат трав подступил к моему носу. Но я лишь отодвинула кубок рукой.

— Мне позвать Истата? — спросила она тревожно, уже делая шаг к двери. — Вам хуже?

Девушка всхлипнула, прикрыла рот ладонью.

— Нет, подожди, — произнесла я тихо.

Я подняла руки, потянулась, чувствуя, как тянутся мышцы, хрустят суставы. Тело отзывалось вялой болью, усталостью, я слишком долго спала. Я разогнула плечи, попробовала глубоко вдохнуть и с удивлением поняла: а боли и вовсе нет.

Желание подняться, пройтись по замку, самой найти Феликса и поблагодарить его за спасение — всё это не давало мне покоя. Неудовлетворённое любопытство и жажда узнать, что же произошло, переплетались с новым, непривычным ощущением бодрости.

Эти мысли словно наполняли меня, заставляли расправить плечи, окрыляли, дарили чувство легкости.

Всё ещё ощущая слабость и лёгкую усталость, я собиралась медленнее обычного и во всём полагалась на Эву.

Но как же приятно было снова оказаться здесь — в родных стенах.

Я решила использовать этот день по максимуму. После разговора с Феликсом хотела найти Леннокса и Хоффмана, пригласить их за свой любимый стол в библиотеке, расспросить о переменах в замке, о строительстве дорог, может быть, о ремонте стены.

А потом — непременно заглянуть к сэру Алдрету. Этот суровый человек всегда оставался для меня настоящим учителем, и я с радостью подышала бы свежим воздухом, наблюдая за тренировками во дворе.

Навестить вдовствующую герцогиню — ведь давно следовало поинтересоваться её здоровьем.

Когда я вышла из комнаты, замок встретил меня привычной прохладой каменных стен и запахом воска, дерева и старых книг. Всё было до боли знакомо — коридоры, по которым я проходила сотни раз, витражи, окрашивающие свет в нежные оттенки, тихое эхо собственных шагов.

Я шла медленно, касаясь рукой перил, будто проверяя — на месте ли всё, не исчез ли этот дом из моих воспоминаний. И чем дальше я шла, тем больше сердце наполнялось странной, щемящей теплотой.

Навстречу попадались слуги — знакомые лица, родные имена. Они останавливались, склоняли головы в почтительном поклоне, но в каждом взгляде сквозила тревога, беспокойство, которое они тщетно пытались скрыть.

Некоторые, заметив меня издалека, замирали на месте, будто не веря, что я действительно иду им навстречу. Их взгляды были внимательными, почти испытующими, и от этого по коже пробежал лёгкий холодок.

Я улыбалась им, стараясь ответить привычной мягкостью, но внутри росло странное ощущение неловкости. Как будто все вокруг знали то, чего не знаю я.

В кабинете мужа не оказалось, отъехал по делам, и я решила пройтись по двору, подышать свежим воздухом. Поднявшись на галерею окружной стены, я остановилась у перил — отсюда открывался вид на тренировочный плац. Внизу рыцари отрабатывали удары, их мечи мерцали в солнечном свете, а издалека доносился громкий голос сэра Алдрета, бранящего новичков за смех и небрежность.

Я сама не заметила, как застыла, просто наблюдая. Всё казалось до боли знакомым: звон стали, гул голосов. На губах появилась лёгкая улыбка, почти невольная.

Эва шла рядом, повторяя все мои движения. Мы и правда стали неразлучны — она, будто тень, ловила каждый мой шаг, каждый вздох.

Под галереей прошли двое рыцарей. Их шаги глухо отозвались по камню, и громкий смех, отразившись под сводами, расколол тишину. Я вздрогнула — и мир воспоминаний рассыпался, уступив место грубым мужским голосам.

— Я тебе говорю, такого тумана я в жизни не видел. Ни следа, ни дороги — хоть глаз выколи! А Его Светлость просто остановил нас и говорит: «Сам пойду за своей женой». Понимаешь? Сам!

— Да брось, врёшь ты всё.

— Не вру, ей-богу! Взял и пошёл в горы. Мы не верили, что он её вообще найдёт. Хочешь — спроси у сэра Заснул-на-Страже. Он до сих пор шутит, что туман был гуще каши.

Я затаила дыхание, прислушиваясь — не хотелось упустить ни звука, ни малейшей детали.

— Тише, — сказал другой, — слышал?

Я прижалась к холодному камню, попыталась слиться с ним, чтобы не выдать себя ни звуком, ни шорохом, показала Эве знак — молчать, не двигаться. Рыцари не могли нас заметить: они шли под галереей, а мы стояли на ней у самой ограды.

— Показалось, — наконец сказал рыцарь, но шаг его был уже осторожнее, чем прежде.

— Ну, и что дальше?

— Мы стоим, ждём, час ждём, два. Уильям говорит: «Если через час не вернётся — поедем за подмогой.» И тут он выходит из тумана. Сам, один. А на руках — она. Вся бледная, будто мёртвая. Мертвее не бывает. Руки безвольно висели, всё её тело словно обмякло.

— Да ну…

— Серьёзно. Наш младший уже соболезнования приготовил, рот открыл — и тут герцог его осадил: «Тсс. Сначала думай, потом говори. Нам нужно в замок.»

— И всё?

— Всё. Укутал её своим плащом — и мы поехали. Она не проснулась ни разу… Дорога то, очень тяжелая… А ей хоть бы что…

— А он?

— А он, что? Ну, ничего больше не сказал и нам не велел.

Несколько слов оказалось достаточно, чтобы понять: Феликс что-то от меня скрывает.

Я отступила от стены, чувствуя, как под ладонью холодеет камень. И только теперь поняла — я ведь так и не узнала, как он меня нашёл. Я не расспросила его толком.

Как он успел, когда никто не знал, куда меня везут… когда никто даже не понял, что меня похитили?

Мысли всплывали одна за другой, тяжёлые, настойчивые, будто кто-то шептал их мне прямо в ухо. Я подняла взгляд — Эва стояла рядом и смотрела на меня широко раскрытыми глазами, настороженно и немного испуганно.

— Эва, — произнесла я медленно, — когда именно герцог отправился на мои поиски?

— Так ночью же, миледи, — ответила она торопливо. — Ужин ещё не закончился, а милорд уже покинул замок.

Я прикрыла глаза, выдохнула. Нет… я не позволю себе снова строить догадки. Не хочу блуждать в своих же страхах, где правда и ложь смешиваются в одно. Тайны и недомолвки лишь разрушают жизнь — я уже прожила это однажды.

Я распрямила плечи и пошла по коридору быстрым, уверенным шагом. Слуги расступались, кланялись, но я лишь кивала им в ответ — машинально, не замедляя хода. Всё внимание, все мысли были устремлены к одной цели. Шаги отдавались в каменном коридоре глухим эхом, и этот звук будто подгонял меня вперёд.

У коридора, ведущего в его кабинет, я остановилась лишь на секунду.

— Эва, — тихо сказала я, не оборачиваясь, — мне нужно побыть одной. Подожди здесь.

И я медленно направилась к двери, надеясь, что он уже вернулся и я застану его там. Шла, подбирая слова, перебирая в мыслях возможные ответы, тон, представляла его выражение лица. Прокручивала в мыслях всё, что могло сделать этот разговор честным и спокойным.

Я остановилась перед дверью, вдохнула глубже, взялась за ручку, ощутила холодный металл в своей ладони, после толкнула дверь. В кабинете было пусто. Я решила, подождать его там.

Я сидела с прямой спиной, ожидая его появления. Время тянулось мучительно медленно — я успела заскучать, начать считать книги на полке, просто чтобы занять мысли.

«Нужно позвать кого-нибудь… узнать, где он?» — подумала я, но не сдвинулась с места.

Наконец, не выдержав, я поднялась. После долгого лежания тело требовало движения, и я медленно прошлась по комнате, позволяя себе коснуться пальцами края стола, спинки кресла.

Поддавшись тихой ностальгии, я вспомнила тот вечер в королевском замке, когда ночью пришла к нему в кабинет выяснять отношения. Тогда меня съедал стыд и чувство неловкости, теперь же это воспоминание подарило мне улыбку.

Я смотрела на его письменный стол и думала, как сильно всё изменилось…

Мой взгляд блуждал по поверхности стола, скользя по бумагам, чернильнице, перу… пока не остановился на одном письме. Я узнала почерк сразу — ровные, изящные линии, будто выведенные с особой тщательностью, с привычным завитком в конце каждой буквы.

Любопытство вспыхнуло мгновенно, почти болезненно.

Зачем Селия писала ему?

Я не смогла сдержать любопытство. Я обошла стол, наклонилась ближе. Аккуратно сдвинула верхние бумаги, и под ними открылась целая стопка писем.

Но когда я прочитала адрес, мне стало намного больнее.

«Кому: Оливии Терранс. От кого: Доброжелатель.»

Я села за его стол, не чувствуя, как пальцы дрожат. Я принялась аккуратно раскладывать письма по порядку, медленно перебирать их, глядя на даты, на печати. Я почувствовала, как в горле пересохло.

Он читал их. Все.