Я сидела в своей комнате и никак не могла найти удобное положение. Сначала я сидела прямо, но спина быстро заныла, и я склонилась, почти ссутулившись над страницами книги, лежащей на моих коленях. Рука то и дело тянулась к шее — я нервно теребила цепочку, потом прокручивала кольцо на пальце, подаренное герцогом, будто оно могло меня успокоить.
Каждый раз, когда слова книги становились слишком мрачными, я невольно кусала губу или грызла ноготь большого пальца, мгновенно одёргивая себя, но через несколько минут снова повторяла те же движения.
Я поражалась своей беспечности: как же я в прошлый раз могла так легкомысленно пролистать историческую справку, если даже форзац книги хранил столь многое? Теперь я внимательнее вчитывалась в каждую строку текста.
Значительная часть была посвящена деяниям Хаузена, чьё имя стало проклятием. Тёмного мага и его последователей «Видящих Нити» боялись не напрасно: колдуны довели свою магию до высшего, извращённого предела.
Я задержала дыхание, читая описание одной из битв. Один маг ордена нитей одним лишь своим желанием внушил целой армии союзников короля парализующий ужас: половина воинов обратилась в бегство, другая же застыла в оцепенении, беспомощно ожидая смерти.
Но ещё более страшным оказалось не это. Хроники свидетельствовали, что члены ордена не знали границ своим желаниям. Они ломали чужую волю, играли с теми, кто не имел силы сопротивляться магии. Таких людей называли пустыми, легковнушаемыми. Для ордена они были не личностями, а всего лишь глиной, из которой можно лепить угодных слуг.
Страницы я переворачивала слишком поспешно, так, что одна чуть не порвалась, запутавшись в моих неловких пальцах. Потом, заметив свою спешку, я стала аккуратнее, но руки всё равно дрожали, а бумага тихо шуршала, озвучивая переворот каждой страницы, словно удар часов.
Я добралась до доктрины и, читая её строки, была шокирована: какими правами обладали бы Тёмные маги и насколько чудовищной стала бы жизнь для тех, кого они называли низшей группой — «пустыми телами», людьми без дара.
Потрясённая прочитанным, но всё ещё ведомая жаждой знаний, я перевернула страницу, где начинались учения Ордена. Меня мучил вопрос: как они находили своих? Каким образом «Видящие Нити» отыскивали носителей силы среди знати и простого народа?
Ответ оказался простым… и в то же время ужасающе шокирующим.
В хронике говорилось, что «Видящие Нити» умели узреть саму материю магии — тончайшие ленты, что пронизывают всё сущее: камень и дерево, человека или животных, даже сам воздух. Для них мир был соткан нитями силы, и каждый маг видел эти нити по-своему.
В этой книге написано, что нити — это сама тьма, что дарует темным магам силу. И эта же тьма поглощает, искушает и захватывает человека, управляя его желаниями.
Я перевернула несколько страниц и дошла до глав, где описывалось восстание, отлучение и побег некоторых сторонников из Ордена «Видящих нити». Я ожидала найти там идеи милосердия и сострадания к простым людям, надежду, что хоть кто-то восстал против жестокости. Но суровые строки разрушили и это ожидание: отделившиеся маги ушли, но вовсе не ради спасения народа.
Причиной стала лишь безмерная жажда власти старших членов ордена. Они создали руны, способные ограничивать волю даже одарённых, и начали применять их на своих же собратьях. Эксперименты становились всё изощрённее, а цели всё опаснее: продление жизни, искусственное увеличение могущества, воровство силы, попытки прожить заново свою жизнь и вечная борьба со смертью.
Я не могла усидеть на месте: то поджимала под себя ноги, то снова опускала их на холодный пол, то нервно постукивала каблучком, словно отмеряя время. С каждой новой строкой сердце билось чаще, а дыхание становилось неровным.
Последней каплей стало открытие об алтаре.
Оказалось, дело вовсе не во мне. Ни мой муж, ни король не стремились лишить меня сил.
Всё происходило из-за алтаря — древней конструкции, что питалась кровью и жизненной энергией. Никто не мог с уверенностью сказать, что именно алтарь забирал у своих дарителей крови. Но факт оставался неизменным — алтарь поглощал кровь и с помощью этой силы лишал Тёмных магов их способностей на подвластной алтарю территории.
Слабые колдуны почти не ощущали перемен: им казалось, будто их дар просто угасает со временем. Но сильные — чувствовали всё. Для них этот ритуал казался резким ударом, слабостью, жаром, который лишает, блокирует силы мага внутри. Чем сильнее был маг, тем хуже он переносил ночь ритуала, но и дар к нему возвращался быстрее.
Ходили и другие слухи: будто каждый маг, рожденный и живущий под действием алтаря, никогда не сможет раскрыть свой дар в полной мере. Как будто сама воля богов удерживает его силу в узде.
Я не заметила как догорела свеча, предчувствие меня не подвело, в этой книге было всё. Не только история, но и ритуалы, подробные описания, как построить алтарь, как привязать к нему Дарителя Крови и его род. В этой книге было всё.
И После всего прочитанного, я не заметила, как по моим щекам потекли слезы.
Я была уверенна, что в замке герцога есть Алтарь, который ослаб за долгое время отсутствия хозяина, и я точно знала, когда герцог насытил его своей кровью. В замке короля тоже есть такой алтарь, и он тоже был наполнен совсем недавно, я сама стала свидетелем и этого ритуала.
Я не хотела и не могла спать. Слишком много вопросов кружилось в моей голове. Как много было известно обо мне Его Величеству и Герцогу Террансу в моей прошлой жизни?
Как долго они собирались использовать меня, ждало ли меня такое же наказание как других темных магов?
И другой вопрос, более важный! Что именно знает мой муж? И как он собирается поступить со мной в этой жизни?
Я ещё долго не могла уснуть. Мысли не давали мне покоя, а сердце словно танцевало неизвестный мне танец, быстрым биением оповещая весь замок о моих страхах и сомнениях.
И вдруг… тихое движение у двери, той самой, что соединяла покои мужа и мою спальню. Сначала — лёгкое касание, будто кто-то едва провёл пальцами по ручке. Я затаила дыхание. Но дверь не поддалась и осталась запертой.
Следующий звук условно удар, раздался в тишине словно гром. Ручку дёрнули с огромной силой, так, что деревянное полотно двери дрогнуло.
Я вздрогнула и, испугавшись, локтем задела книгу. Она с глухим стуком упала со столика на пол. Паника захлестнула меня. Я вскочила с кровати, схватила том обеими руками, и, не раздумывая, почти бегом подлетела к сундуку. Кинула книгу в глубину, зарыла её в свои платья и накидки, а сверху накрыла другими томами менее значимых книг.
Я старалась успокоить своё дыхание, придать себе сонный вид.
И тогда тишину нарушил другой звук. Кто-то, мой муж, всем весом облокотился на мою дверь. Я ясно слышала скрип дерева и ощутила, какую тяжесть выдерживала эта дверь.
— Я слышу, что вы не спите, — раздался спокойный голос моего мужа. — Оливия, откройте дверь.
Как только я распахнула дверь, передо мной оказался Феликс. Его рубашка была небрежно расстёгнута, с мокрых волос тонкими струйками стекала вода, а от него веяло смесью трав и свежестью моря. Он выглядел одновременно домашним — уставшим после дня забот — и в то же время собранным, как того требовал его статус. Казалось, он не позволял себе даже на миг сбросить маску серьёзности.
Я отступила в сторону, позволяя ему войти. Феликс прошёл внутрь с той же спокойной уверенностью, что всегда сопутствовала его движениям. Он опустился на край моей кровати так непринуждённо, будто это была его собственная спальня, отодвинул свечу от края стола и сложил книги ровной стопкой, казалась, что даже предметы вокруг — мои личные вещи, давно находятся в его власти.
— Карл доложил мне о разговоре между вами и леди Бриджит. Он также слышал и суть вашей беседы, — произнёс Феликс ровным голосом, словно говорил не о женщине, когда-то бывшей в его постели, а о мелкой провинности слуги или испорченной паре сапог в кладовой.
— Леди Бриджит ослушалась моего приказа уже во второй раз. Она должна была покинуть столицу и не возвращаться после моего брака с вами. Эти условия мы оговорили с ней давным-давно. — Его взгляд оставался спокойным, но в нём сквозило разочарование. Однако оно казалось таким поверхностным и будничным, будто очередной человек во дворце не сумел сдержать данного слова.
Я прислушивалась к его голосу, но не улавливала ни обиды, ни сожаления, ни тем более привязанности.
Он провёл ладонью по мокрым волосам, стряхивая капли, и внимательно, почти изучающе посмотрел на моё лицо, словно считывая мои малейшие реакции.
— И даже если её возвращение было бы продиктовано королевским советом, в чём я сильно сомневаюсь, — продолжил он тем же ровным тоном, — она всё равно не имела права тревожить вас, донимать своим вниманием.
Его взгляд не отпускал меня, Феликс отслеживал каждое движение моих глаз, каждый вздох, движение рук. А я просто сжала пальцы, не зная, что ответить. Никогда бы я не подумала, что герцог сам придёт ко мне, чтобы объяснять свои поступки.
— Она пыталась извиниться передо мной, — осторожно произнесла я. — За то, что не рассказала о ваших отношениях с самого начала.
Феликс едва заметно качнул головой. В его глазах мелькнуло раздражение, короткая искра недовольства.
— Она не имеет права обращаться к тебе, — произнёс он твёрдо, не оставляя места для возражений.
Я невольно отвела взгляд, боясь, что он прочтёт во мне тревогу. Слова мужа наполнили меня противоречием: с одной стороны, я испытала странное удовлетворение — в его голосе звучала забота обо мне, о моих чувствах. Но с другой стороны, глубоко внутри меня шевельнулся страх. Если однажды он смог отвернуться от неё так легко… что помешает ему в будущем отвернуться и от меня?
Герцог сделал шаг ближе, и его голос стал ниже, мягче — и оттого только весомее:
— Она вас расстроила? — спросил он, вглядываясь в мои уставшие глаза. — Если вы плакали из-за неё…
Я совсем забыла, что книга растревожила меня так сильно, и краснота глаз, наверняка, выдавала меня, даже при тусклом свете свечи. Феликс, разумеется, заметил. В панике я лихорадочно искала оправдание, причину, которая могла бы объяснить мои слёзы.
— Всего лишь печальная баллада, — выдохнула я, стараясь улыбнуться, — я только что дочитала её и собиралась спать. — кивнула в сторону аккуратно сложенной им стопки книг, делая вид, что именно они были источником моего расстройства.
Герцог нежно, почти невесомо, собрал пальцами мои засохшие слёзы. Его прикосновения скользили по моей щеке, как лёгкий ветер, и я невольно затаила дыхание. Он обхватил моё лицо своими большими ладонями — тёплыми, но шершавыми из-за шрамов и мозолей, полученных на постоянных тренировках с мечом.
Подняв мой подбородок, он поймал мой взгляд и сказал негромко, но так, чтобы каждое слово дошло до глубин моей души:
— Запомни, Оливия. Для меня она — в прошлом. Её слова не стоят твоего беспокойства. Всё, что связано с ней, решаю я. Ты — моя жена. Ты не обязана ни оправдываться, ни выслушивать чужие исповеди.
Я подняла глаза и встретила его взгляд. Там, за привычной сталью, скрывалось тепло, которое я боялась спутать с любовью.
— Я не позволю никому тревожить тебя, — добавил он тихо, почти шёпотом.
Эти слова он произнёс почти у самого моего уха. Его губы коснулись моей шеи, оставляя лёгкие поцелуи, а с мокрых волос на кожу падали холодные капли, заставляя моё тело покрываться мурашками.
Я осторожным движением поймала его пряди и убрала их назад, открывая лоб. Мне казалось, что я изучаю его заново, будто впервые вижу все линии его лица. Мои пальцы скользили по его щеке, очерчивая контур скулы, по линии подбородка, и наконец, задержались на губах.
Когда я кончиками пальцев провела по их изгибу, он неожиданно резко — совсем не так, как подобало его привычной серьёзности, — попытался поймать мои пальцы зубами. Я вздрогнула от неожиданности, а затем, не сумев удержаться, рассмеялась.
В этот миг я остро осознала, что вечер оказался чересчур насыщен событиями. Моё сердце было переполнено чувствами, а разум — потрясениями. Психика просто не успевала справляться с этим наплывом эмоций, и, быть может, именно поэтому я сначала плакала, а теперь и смеялась так легко, как не смеялась прежде.
Он нежно взял меня за руку и повёл к кровати. Его движения были уверенными, но в них не чувствовалось ни спешки, ни грубости — только властность, которой невозможно было противиться. Герцог снял одежду и небрежно бросил её в сторону, словно этот жест означал конец всем разговорам.
Феликс сел на край кровати и притянул меня ближе. Пока его пальцы ловко распутывали завязки моего платья, я покрывала его лицо поцелуями: лоб, упрямый подбородок, губы, которые он подставлял мне с едва заметной усмешкой. Но больше всего меня завораживали его глаза — умные, проникающие в самую глубину, они раздевали меня быстрее, чем это делали его руки.
Я и не заметила, как всё больше теряла устойчивость, облокачиваясь на него, словно сама тянулась в его объятия. Когда он справился с последними завязками и помог мне освободиться от лишней ткани, я, поддавшись нахлынувшему чувству, толкнула его на кровать.
Муж лёг, покорно поддавшись моему движению, и мне почудилось, будто я слышала его тихий смех. В его глазах ещё мгновение назад играло веселье, но оно быстро растаяло, уступая место нарастающей страсти.
Мне нравилось нависать над ним, склоняться, целовать его грудь, ощущать тепло кожи под губами. Мои руки скользили по его телу: я могла задержаться на линии его шеи, опереться на широкую грудь или провести пальцами по рельефным мышцам живота. В каждом движении я ощущала особое наслаждение — мнимую власть, которой он позволял мне обладать.
Я сама решала, как прикасаться, куда тянуться, каким будет следующий шаг. И Феликс не торопился, сдерживал себя, давая мне шанс самой задавать ритм.
Когда наша близость подошла к концу, Феликс притянул меня к себе, не позволяя надеть ночное платье. Он уложил мою голову на свою грудь и обнял так крепко, будто хотел задержать меня в этих объятиях на всю ночь. Я слышала его тяжёлое, уравновешивающее дыхание и чувствовала тепло его тела, накрывающее меня лучше любого покрывала.
Его пальцы медленно скользили по моим волосам, перебирая пряди и наматывая их на свои пальцы, словно кольца. Это ритмичное, спокойное движение странным образом успокаивало, и я почти закрыла глаза, когда он подтянул край одеяла, заботливо закутав меня в него.
Его губы едва коснулись моего затылка, и он произнёс так тихо, что слова прозвучали тише его дыхания:
— Я честен с вами. Я принял все ваши условия.
Я приподнялась на локтях и удивлённо посмотрела на него.
— Я принял ваши условия ещё тогда, — повторил он чуть громче. — Те самые, что вы огласили в замке.
Я не знала, какие именно эмоции отражались на моём лице, но Феликс, похоже, принял их за недоверие. Поддавшись моему молчанию, он продолжил, его голос оставался спокойным и твёрдым:
— Я не ночевал в своей спальне и не пришёл к вам той ночью. Да, я не предупредил вас… но вам нечего опасаться. Поверьте, дом любовницы — это последнее место, где вы могли бы меня искать. — Его слова прозвучали уверенно, без тени сомнения. — Король обеспокоен движением Тёмных магов на севере, слухами о шпионах и возможной скорой войне.
Я моргнула, пытаясь осознать сказанное. Неужели Его Величество уже так глубоко осведомлён об угрозе? Я и представить не могла, что будут предприняты столь серьёзные шаги так рано.
Феликс, не замечая моего растерянного выражения — или, быть может, принимая его за любопытство, — продолжал:
— Мы с королевскими магами работаем над ритуалами, которые смогут противостоять тёмным. Если всё пойдёт как задумано, мы сумеем выявить отступников ещё до того, как над замком нависнет настоящая опасность.
Он снова притянул меня к себе, уложив так, что моя голова вновь оказалась на его груди. Там, где я ясно слышала ровные, спокойные удары его сердца. Моё же сердце стучало слишком быстро, выдавая каждую эмоцию, которую я пыталась скрыть.
Феликс, словно угадав мои мысли, положил ладонь мне на грудь, будто считая удары сердца вместе со мной, и тихо сказал:
— Оливия… я знаю, как нас всех в детстве пугали историями о тёмных магах. Но вам не о чем тревожиться. Вы не успеете дочитать свою книгу, как они все окажутся в темнице или казнены.
Затем он перевернулся на бок. Одна его рука стала мне подушкой, другая легла на живот, обнимая меня с неожиданной нежностью. Его губы мягко коснулись моего лба, и он спрятал лицо в моих волосах, дыша ровно и спокойно.
А я лежала с открытыми глазами, не в силах уснуть. Всё, что я слышала, — это как мой муж медленно погружается в сон, в то время мои собственные мысли лишь сильнее будоражили сознание, не позволяя найти покой.