Герцогиня на службе у Короны. Кровь и Дух 2

Глава 53 ГЕРЦОГИНЯ СЕЛИЯ ТЕРРАНС

Прошлая жизнь. События до смерти и возвращения Оливии в прошлое

Селия не раз возвращалась мыслями к его словам — тем, что он произнёс в первые дни их брака. Она помнила их наизусть, словно проклятие, звучавшее в её памяти снова и снова:

«Если вы всё ещё думаете, что король выделил ваш род… то это не так. Это наказание мне».

Эта фраза врезалась в её память, осела в груди тяжёлым камнем.

Совсем не так она представляла их первый разговор. Селия мечтала, что её представят всем как новую герцогиню, как хозяйку владений Его Светлости. Она ожидала восхищённых взглядов, платьев, лент, она мечтала, чтоб стихи слагали в её честь.

Во время брачной ночи Селия всем своим видом старалась показать, как сильно она стремится быть идеальной женой. Она заглядывала в его тёмные глаза и шептала:

— Я всё делаю правильно? Тебе… хорошо?

Это был её первый раз, но, благодаря урокам матери, она знала, как должна вести себя. А волновало её не собственное удовольствие — только его.

Девушка — вчера ещё невеста, теперь уже герцогиня — верила, что он оценит её старания, её покорность, её заботу.

Проснувшись на рассвете, она долго лежала, улыбаясь, вспоминая каждое прикосновение. Тело всё ещё хранило тепло ночи, а мысли не позволяли уделить внимание новому дню. Но стоило ей повернуться, как взгляд упал на холодную сторону постели. Подушка была смята, простыня остыла, а от его присутствия остались лишь забытые перчатки.

Герцог уехал.

Без записки, без приказа для слуг, без слов.

Служанка, мнительно потупив взгляд, прошептала:

— Милорд отправился к кузнецу… проверить сбрую.

Матушка писала ей в письмах:

«Смотри в пол. Говори мягко. Проси о помощи. Мужчины любят чувствовать себя нужными. Будь нежна, как цветок. И если хочется кричать — всё равно улыбайся».

Селия старалась следовать этим наставлениям.

В один из тех дней, когда герцог вернулся с поездки, она выбрала своё самое лёгкое платье, несмотря на сырость и ветер. Матушка прислала его с посыльным, вместе с просьбой: замолвить словечко за друга семьи.

Ткань была почти прозрачной, а вырез — слишком глубоким, чтобы назвать его приличным. Селия верила, что красота и покорность смогут растопить лёд в сердце супруга.

Стоять было тяжело — холод просачивался сквозь тонкую материю, а к белому краю юбки липла дорожная пыль. Когда во двор въехали всадники Его Светлости, она стояла, замерев от волнения. Люди герцога, слуги, даже офицеры из его свиты — все смотрели на неё с восхищением и любопытством. Только он — её муж — не посмотрел вовсе.

Герцог спешился, бросил пару распоряжений управляющему, мельком кивнул в сторону жены и прошёл мимо, он не отметил прилагаемых ею усилий, не оценил наряд и не заметил, как сильно она дрожит, замерзая, красивой, на этом холоде.

Через несколько минут, слуга вырвал её из лап этих грустных мыслей.

— Его Светлость просил, чтобы вы не простудились… если уж надумаете гулять в таком холоде. — сказал он с поклоном, передавая ей накидку из серого меха.

И всё же — счастье от этих слов было таким острым, что Селия почти расплакалась. Этот жест — такой простой, почти равнодушный — показался ей глубочайшей заботой. Она решила, что это начало. Что лёд тронулся. Что, может быть, однажды он всё-таки увидит в ней жену, а не наказание.

Следующим шагом в его соблазнении Селия решила оставить смежную дверь между их спальнями приоткрытой. План был прост — почти по-детски наивен. Она наполнит ванну, шум воды разнесётся по комнате, муж услышит, войдёт, подаст ей полотенце… и, может быть, останется.

Но всё пошло не по плану.

Герцог вернулся с тренировочного поля — в грязных доспехах, усталый, с запахом пота и пыли. И не один. Двое солдат помогали ему расшнуровывать нагрудник, смеялись над чем-то, обсуждали прошедший бой.

Селия, услышав шаги, застыла в воде. Сердце билось так громко, что казалось, они услышат его сквозь приоткрытую дверь. Она мечтала только об одном — закрыть её, спрятаться, исчезнуть. Но страх позора сковал её тело.

И всё же, когда Феликс заметил распахнутую створку и подошёл ближе, Селия ощутила, как кровь отхлынула от лица. Герцог на мгновение задержался у порога — его взгляд скользнул в сторону ванной, но не задержался.

Без слова, с лёгким, едва уловимым вздохом, он потянулся к ручке и быстро закрыл дверь.

* * *

Они, как супруги, ужинали вместе впервые за неделю.

Феликс ел молча — будто выполнял ещё одно обязательство, а не разделял трапезу с женой. Ложка изредка звенела в тишине, ударяясь о край тарелки, вино в бокале оставалось нетронутым. Лишь однажды он поднял взгляд — но не на неё, а на управляющего:

— Какое вино подано?

Голос его был ровным, без интереса, и Селия почувствовала, как слова застревают у неё в горле. Но и на этот единственный вопрос за вечер ответил управляющий.

Она попыталась заговорить — о погоде, о грядущем приёме, о матушке, о слухах из дворца. Но каждое её предложение гасло в воздухе, натыкаясь на тишину. Муж не перебивал — просто не слушал.

* * *

Однажды вечером, устав от ожидания и одиночества, Селия решилась.

В одной лишь тонкой ночной рубашке и лёгком халате, она тихо вошла в кабинет мужа.

На столе — стопки бумаг, свитки, письма с печатями Совета. Лампа отбрасывала тёплый свет на его лицо. Герцог сидел, откинувшись в кресле, усталый, сосредоточенный, будто весь мир заключался в чернильнице, ручке и бесконечных бумагах.

— Милорд… простите, что тревожу. — Голос её был тих, она говорила почти шёпотом. — Я подумала, вы, возможно, устали… и я хотела… немного скрасить ваш вечер.

Она говорила, как учила мать: опуская взгляд, вздыхая мягко, с лёгкой неуверенностью в голосе.

— Вечера мне скрашивают отчёты и жалобы, — ответил он, не поднимая глаз от бумаг.

Селия сделала шаг ближе, обошла стол. Опёрлась ладонью о край, склонилась к нему — робко, но с тем отчаянным желанием быть замеченной, которое она не могла скрыть.

Он поднял взгляд. Холодный. Изучающий.

— Вы сегодня… необычно одеты, — произнёс он наконец.

Селия почувствовала, как кровь бросилась в лицо. И всё же — сама потянулась к нему, сама дотронулась губами до его губ. Это был её первый шаг, её первое смелое движение.

Он ответил — коротко, рассеянно, и сразу отстранился.

— Я подумала… — выдохнула она, чувствуя, как предательски дрожит голос. — Вам, может быть, приятно видеть жену не только за ужином.

— Вы ведь за чем-то пришли, вам что-то нужно? — наконец, спросил он.

Селия застыла. Он смотрел прямо в её глаза — спокойно, пристально, и это внимание пугало больше, чем любой крик.

Она почувствовала, как дыхание сбилось, как внутри всё сжалось от неловкости и страха. Открыть душу оказалось страшнее, чем она ожидала. Говорить так, как учила матушка, обольстительно и притягательно — у неё не получалось даже перед зеркалом.

Селия привыкла быть лучшей, привыкла, что слушают, спрашивают и добиваются её. И потому, растерявшись и дрогнув от неопытности, совершила свою первую ошибку.

— Есть один человек… — начала она, едва слышно. — Он служил моему отцу. Хороший, честный человек. Сейчас… в беде. Если бы вы нашли для него место при дворе… моя семья была бы вам благодарна. Я была бы…

Она запнулась, подбирая слова, но он уже откинулся на спинку кресла. Взгляд его стал ледяным.

— Хорошо, — произнёс он глухо. — Я подумаю об этом.

Голос его звучал отстранённо, почти грубо. И когда он посмотрел на неё вновь — в этом взгляде не было ни гнева, ни раздражения, только усталость.

— Это всё? — спросил он, холодно, с лёгким вызовом.

— Я… — Селия хотела что-то добавить, но слова растворились на языке.

Он жестом указал на дверь.

— Тогда дайте мне закончить дела.

Селия стояла ещё миг — не в силах сдвинуться. Потом медленно поклонилась и вышла.

За спиной мягко щёлкнула дверь.

* * *

После той встречи, той нелепой и тревожной сцены, Феликс отправил её в свой замок — ради безопасности, так он сказал. Селия знала: в последнее время загадочно погибали лорды, все как один — сюзерены. Но она не разделяла его тревоги: один, говорили, упал с лошади, другой умер во сне. Ни врагов, ни видимых причин для опасений она не видела. Однако супруг решил за неё.

Так она лишилась всего — его общества, матушки, подруг и былого внимания. Теперь единственными её спутниками стали тревоги, медленно разъедавшие сердце.

Мало того, что подруги, прежде завидовавшие, а теперь сочувствующие, слали ей вести, одна другой грустнее, — к её разочарованию, и жители замка оказались далеко не столь приветливы и учтивы, как она ожидала.

Селия не была наивной и прекрасно понимала, что такое женская хитрость. Она сразу заметила, насколько пренебрежительна к ней вдовствующая герцогиня. Та не упускала случая подчеркнуть, что даже без мужа была женщиной знатной и титулованной.

Сначала Селия надеялась, что сможет расположить вдовствующую герцогиню к себе — мягким словом, уступкой, лестью, как учила матушка. Но вскоре поняла: в этих стенах власть принадлежит не титулу, а характеру. Молодая жена была исключена из всех дел, не участвовала в судебном дне, не выслушивала своих людей, казалось не обладала властью вовсе. Слуги чувствовали это без слов — и потому смотрели на жену герцога без почтения, словно на гостью, задержавшуюся дольше дозволенного.

Когда Селия наконец попыталась дать отпор, было уже слишком поздно — ни поддержки, ни сил она в себе не нашла. Она не раз попадалась на уловки более опытной женщины, вспыхивала, теряя самообладание, а потом, мучаясь стыдом, извинялась — как будто виновата была именно она.

Она писала мужу, требовала его участия — и Феликс не остался равнодушен. Когда вдовствующая герцогиня хитростью и вредностью мешала заселиться девушке в хозяйскую спальню, герцог, резко и безоговорочно осадил собственную мать, к великой радости Селии, переселив её в роскошную спальню. А вдовствующей герцогине не помогли ни отговорки о незавершённом ремонте в спальне, ни жалобы отнять у Селии эту победу.

Герцог лично позволил жене распоряжаться деньгами и закончить обустройство комнаты по своему вкусу. Он всегда ждал её к ужину во время своих приездов и встречал жену так, как подобает истинному супругу. И тут она снова почувствовала себя на высоте.

Но вражда не угасла — лишь стала тоньше, незаметнее для мужского глаза. Тихие подколки, скрытая борьба за право принимать решения… Обе умело притворялись за семейными ужинами: глядя герцогу в глаза, уверяли, что всё в порядке. А наедине Селия, убеждённая, что вдовствующая герцогиня поступает так же, жаловалась на неё в ответ.

Однажды вечером, после тяжёлого разговора с его матерью, Селия не выдержала.

Она влетела в покои герцога, громко хлопнув смежной дверью, она стояла у окна — бледная, с блестящими от слёз глазами, и в голосе её впервые звучала не просьба, а требование:

— Сделай из меня герцогиню. Не по бумагам — по праву. Скажи всем, что я твоя жена, хозяйка этого дома. Что я — главная. Что они должны меня слушать!

Он устало посмотрел на неё, облокотился о спинку кресла и ответил тихо, без гнева, но с той холодной сдержанностью, которая ранила сильнее крика:

— Я уже сделал тебя герцогиней, когда женился, когда посадил рядом за свой стол, когда поднял за тебя бокал. Теперь очередь за тобой — научись быть герцогиней.

— Что ты хочешь от меня⁈ — воскликнула она, чувствуя, как слёзы подступают к горлу.

Он прищурился.

— Поведение. Я жду силу. Гордость. Герцогиня должна держать голову прямо, даже когда ей тяжело. Но… — он на миг задумался, — если тебе трудно, я приму и то, что есть. Наш брак ведь изначально был заключён благодаря ритуалу, и никто не готовил тебя к такой судьбе.

Селия сжала пальцы в кулак, она — готова. Но муж не дал ей ответить, не смотрел ей в глаза. Он просто продолжал заниматься своими делами.

— Я поговорю с матерью, — добавил он ровно. — Не потерплю, чтобы она обращалась с тобой грубо. Дай мне знать, если всё будет так же плохо. Если понадобится — заберу одну из вас во дворец. — продолжал он, обдумывая эту ситуацию.

Феликс помолчал, глядя на неё, и уже тише, почти задумчиво произнёс:

— Но если ты не можешь справиться с моей матерью, во дворце ты не продержишься и дня. — и снова казалось, что он говорит не с ней, а ведет свой собственный внутренний диалог.

— Могу купить городской дом, ещё один. — продолжал он рассуждать.

— Но это не безопасно. В королевстве лучше всего охраняются замки, как этот, как замок короля. И я бы не хотел, чтобы моя жена жила в городском доме одна. — лишь на последней фразе, он посмотрел своей жене в глаза.

— Жаль, что вы не поладили. — сказал муж так, как будто это была её вина.

Феликс развернулся и ушёл.

А Селия стояла посреди комнаты, чувствуя, как сердце, кажется, действительно треснуло.

Сказать, что оно было разбито — ничего не сказать.