— У тебя вид, как у мученицы, жена. Впрочем, и крак с тобой. Каждому свое. Я знаю кучу людей, которые свои страдания не променяют ни на какие другие… А где, говоришь, Ида? Я не нашел ее в ее покоях. Обшарил все комнаты. Какой-то растяпа не запер выход. Признаюсь, я рассвирепел.
В комнате повисла тишина. Мальчик продолжал в темноте шарить по камню. Он все еще не терял надежды отыскать рычаг или другое приспособление, чтобы вернуться в гостиную.
— Ида мертва, Адриан. Ее нет уже два месяца. Ты сам вырыл для нее могилу. Под вековым дубом на северной оконечности острова.
— Что ты несешь, дура?.. Вы все здесь заодно. Все лжете. Я любил ее. Я не позволил бы ей погибнуть… Признавайся, где вы ее прячете.
Кристиан хорошо представлял, как гигант схватил мать за запястья и затряс. Мальчик кричал и бился об стену, однако до родителей не долетало ни звука.
— Мы поняли, что она плоха, что перестала спать, — княгиня продолжила, хотя ее мотало из стороны в сторону. — Не разговаривала со служанками. Я умоляла ее взять деньги и бежать. Давала брошюры, написанные для женщин, переживших домашний террор. Она выбросилась из окна спальни, подпилив на нем решетки. Как же ты забыл... Пилила явно не один месяц. В это время дверь из ее башни была открыта настежь. Всегда, когда ты покидал замок на ночь, я приказывала отпирать Иду.
Раздался звук, с каким на пол опустилось что-то тяжелое. Отец бухнулся на колени.
— Какая же ты тварь. А если бы в лесу ее растерзали звери. Она боялась темноты, моя Ида… Я слишком часто оставлял ее одну. Не возвращался сюда месяцами. А когда приходил, то брал ее, не включая свет. Я больше не мог смотреть ей в глаза.
Голос мамы стал глухим. Она с трудом выдавливала из себя слова.
— Ты заморил живого человека, Легран. Она теперь свободна. Но ты вдобавок отправил к ней еще с дюжину людей. Паршивый из тебя владетель.
Отец говорил, не отнимая от лица рук. А, может, он там уткнулся в пол… Кристиан рвался к ним, не желая быть немым свидетелем… У мамы кинжал. Его прямо резануло по сердцу. Оружие на случай, если тьма сомкнется над ее мужем. Вот какой долг она имела в виду.
— Ты черствая прагматичная баба. И всегда была. Ты ничего не знаешь о чувстве, которое пожирает изнутри. Я боготворил ее, но Ида отвела нам срок — десять лет. Раз за это время Источники не признали ее и не подарили дитя, я сдержал обещание и продолжил род.
Теперь Крису казалось, что он видел, как княгиня нащупывала в рукаве кинжал. Он весь дрожал. Это несправедливо. Мама — слабая женщина, а мужчина — это он!.. Умирать ужасно страшно, но терять самого любимого человека страшнее во много раз.
— Ты должен был отпустить ее. Предупредить меня до свадьбы, что запер в замке девушку, свою возлюбленную. Мы все эти годы жили в аду. Доставалось даже ребенку, который ни о чем не догадывался.
Раздался смех, который тут же перешел в сдавленный хрип.
— Ида любила меня, понимала. Обещала не бросать. Несгибаемая. Она была здесь хозяйкой. Вы приезжали редко. И ведь сначала она закрывалась по собственной воле. Не выдерживала смотреть на мальчишку.
— Я пыталась что-то сделать, — тихо сказала мама. — Вызывала надзорников, но Ида тогда уперлась. Утверждала, что все в порядке. Мне самой надо было бежать много лет назад, но я сразу забеременела. Я не оставила сына тебе и не пожалела о своем решении ни секунды.
Отец разразился грязной бранью. В который раз он припоминал долги маминой семьи. Повторял, что ее продали ему, как дорогую скотину. Что ни один наследник не стоил таких денег, а Леграны вообще не должны были размножаться. Никогда.
Мальчик слышал эти упреки десятки раз. Но сейчас мама там один на один с безумцем. Ей страшно, она переживала за него. А папаша продолжал поливать ее грязью. Крис не чувствовал слез, но губы стали солеными.
— Где же мой мальчик? Ты выносила сильного мага, Юлиана. Не все Леграны обращаются до совершеннолетия, а этот скакал медвежонком почти с рождения.
Мама не врала принципиально. Она не выносила ложь. И сейчас даже Кристиан ей поверил, не то что князь.
— Он подружился с деревенскими. Пошел делить улов. Там и заночует. Здесь ему тошно.
— Жаль. Я бы оборвал его мучения. Он быстро свихнется, с такой-то силищей… А если полюбит, то утянет за собой всех… Да, дорогая?.. Не бойся. Бей под правую лопатку. И для надежности несколько раз..
Крис все-таки нащупал металлический прут, изогнутый в круг. Он повис на нем всем телом, и… В этот момент каменную опору под ним затрясло, и он провалился вниз.
Мальчик летел не меньше минуты и приземлился на гору щебенки. На все четыре лапы, тьфу, на руки и на ноги. Здесь было сыро, но холодно и свежо. Поблизости бил магический ключ. Это означало, что он попал в подвал, куда вход заказан всем, кроме Легранов… Это их личный Источник, нечто вроде святилища.
Через полминуты глаза приспособились и к этому полумраку. То, что он принял за щебенку, оказалось острой обточенной галькой. Сверкающий серебром ручеек бил из стены, сложенной из булыжников, и являлся здесь единственной подсветкой.
Вот только вода была столь насыщена магией, что, в отличие от основных Источников, слишком быстро обтесывала камень.
Кольцо Легранов долго искать не пришлось. Оно лежало здесь же, на этой куче, под его правым локтем. Сколько раз он видел его на отцовском пальце. А если тот бил его по лицу, то больно впечатывалось в щеку.
Этот массивный перстень из тёмного сплава с вкраплением серебристых жил имел грубые очертания и, на первый взгляд, казался куском камня. А на второй — волной, заточенной в каменный фрагмент. С третьего же Кристиан разбирал на нем следы когтей и больше ничего.
Он знал, что стоит ему надеть кольцо на палец и оно сомкнется по размеру.
Фамильная реликвия не передавалась по наследству. Источники сами отдавали перстень следующему Леграну — как символ его долга и служения. Конечно, если маг соответствовал всем параметрам и был признан достойным… Мальчик взял перстень. Сердцевина обсидианвой волны тут же засветилась алым. Он откликался… Разумеется. Его же сжимал Легран, новый князь.
Не произнеся ни звука, Кристиан зашвырнул кольцо как можно дальше, с удовлетворением отметив, что оно шлепнулось где-то в неосвещенной части подвала… А потом он чуть не заорал от страха.
Соседняя груда гальки почему-то зашевелилась. На верхушку залез тускло-белый комок шерсти.
— Ав-ав-гус… Ав-ав-авгус.
— Аргус? Август?
На мальчика красными глазками глядела то ли крыса, то ли мартышка. Но очень маленькая. Невозможно сообразить, к какому виду должно было принадлежать это животное.
— Ав-ав-ав-пчхи, — обвиняюще выдало оно вместо пояснений.
…Изабель чихнула раз. Чихнула снова. С черного неба ей в глаза светили обе луны, а руки Кристиана гладили плечи… Ох, она плакала так безудержно, что намочила ему и сюртук, и рубашку.