Наверное, каждый задавался вопросом — как он поведет себя при встрече со своим смертельным ужасом. Глаза широко распахнулись. При этом на доктора старалась не глядеть. Я бы и на Роберта не смотрела. Если бы могла.
А так я сосредоточилась на его прическе. На том, как рассыпались по плечам густые каштановые волосы. В них прятались мягкие, почти волшебные, солнечные отблески. Бывало, что я, вконец ослабнув и не имея возможности повернуть голову, рассматривала в пределах досягаемости только солнечные зайчики в его волосах. Ненавижу.
Вдох. Выдох. Я постаралась встать сама, уронив с кушетки правую ногу и вцепившись в ее край двумя руками. Однако Марбо, хмыкнув, усадил меня, притянув к себе за кружевной ворот и придерживая затылок.
— Тобой занимались как следует. Платье а-ля начинающая куртизанка. Не поздновато ли?.. И ты стала такая бодрая, Изабель. Наверное, мне стоило бы забрать к нам и эту гору мышц, няньку Леграна. Только я слышал, она одной ногой в могиле. Какое неприятное совпадение.
Его губы, будто невзначай, прижались к виску. Я судорожно вскрикнула. Ощущение было такое, словно он коснулся оголенного нерва. Костяшки, крепко прижатые к ладоням, побелели.
Сердце раскачивалось, как храмовый колокол. Высоко под сводом, почти в небе, на слишком тоненьком канате.
— Я тебя не боюсь, — прошептала и встретилась с мужем взглядом.
Это ложь и правда одновременно.
Жуткая улыбка, похожая на оскал, приоткрыла рот, который и так находился от меня слишком близко. А вот глаза, его странные глаза, которые всегда располагали людей, оставались все теми же. Ясными, понимающими, ласковыми… Миг, что-то во мне щелкнуло. В них та же густая маслянистая чернота, что и в вичериях.
— Ты у меня такая храбрая. Знаешь, я часто вспоминаю нашу первую ночь вдвоем. Ты так напрягалась, как будто готовилась нырнуть с обрыва. Как будто первый раз самый страшный. Такая смешная. Ты же не могла знать, что дальше будет только интереснее.
Он приложил два пальца ко лбу и резко меня отпустил. Переключился на Мортвелла, которого зачем-то подвинул к стене. По-моему, Роберт помогал себе магией. Тяжеленное тело ползло по полу чересчур легко. Голова мертвеца неестественно свешивалась на один бок.
Картинки той ночи, про которую вдруг заговорил Марбо, стали внезапно проявляться. Они просачивались откуда-то, как ручейки, бегущие через запруду из камней. Я их не ждала, не просила… Нет!
Со стороны я видела свое запрокинутое назад бледно лицо. Закатившиеся глаза. Уродливый, невесть откуда взявшийся, черно-красный ошейник с острыми кристаллами, развернутыми к шее и ранящими ее, — потому что шнурки немилосердно затянули.
По всему телу, на посиневшей то ли от холода, то ли от боли коже, расцветали незнакомые литеры. Стянутая до талии невесомая батистовая сорочка выглядела особенно глумливо. Мастерицы трудились над причудливым кружевом, над тонкими продольными вставками из шелковой сетки, наверное, не меньше, чем над платьем для церемонии… А вичерии… Они в этот момент стали отвратительными вспухшими рубцами; вокруг моих запястий образовались скопления пара.
Само собой, в ту ночь герцог запустил реакцию, что связывала нас до сих пор. Какая разница, какую роль во всем этом играла удавка и откуда взялась буквица? У чернокнижников имелись свои письмена. Маги в академии, когда речь заходила о запрещенных языках, чуть ли не плевались… Я всеми силами пыталась не концентрироваться на несчастной, корчившейся на брачном ложе. У нее полностью отсутствовало сознание. Поэтому ее ощущения до меня не доходили.
Схватилась за виски, чтобы не застонать, не завыть. Мне не изменить прошлое. Но что же он задумал сейчас… Роберт не сможет забрать меня отсюда, не перешагнув через Кристиана, как сейчас через доктора Августа. Я более-менее представляла, как работала система порталов Энтина.
— Это страшно. Не спорю. И не менее страшно, что ты сотворил с моим «я». Превратил в немощную, не уверенную в каждом своем шаге старуху, угнетаемую чувством вины, — что плохо лечусь, что не сумела родить наследника, что тебя жалеют родственники и соседи…
Он стоял так близко, глядел внимательно. Можно подумать, что перед тобой человек. Марбо спрятал даже звериную улыбку.
— Не преувеличивай свою самостоятельность, дорогая. Ты с детства была трусихой. Мамочка и папочка так заласкали доченьку-цветочек, что ты и шага не могла ступить без поощрения или доброго слова. Рохля с задатками великой магички. Что за нелепость. Прихоть природы. Ты как огромный спелый плод оттягивала ветку, на которой висела. Такая же доступная, как и прочие, но в десятки раз сочнее.
Я задыхалась. Причиной явился приступ ненормального раздирающего смеха. Сидела на кушетке вполне прямо и смеялась почти до слез, представляя Марбо, который, как трудолюбивый муравей, волок к себе в нору плод, заметно превышающий его, герцога, величину.
— Вот ты и надорвался, муж мой. Или обожрался питательной субстанцией. Ты ломал меня ночью пытками, а днем истязал своей добротой, то есть сочинял все новые унижения. К чему же мы пришли? Даже сейчас без меня — ты никто. Тень, которая прячется за углом. Калечит, убивает, повторяя один и тот же ритуал отъема, но ни с кем более не достигает желаемого удовлетворения.
Про повтор я слышала от Кристиана. Он был уверен, что Марбо попался — после того, как записи, на которых герцог исполнял супружеский долг, вообразив себя палачом, будут изучены.
Да, я желала понаблюдать за реакцией де Романа, но с какой стати я вдруг вела себя с ним настолько вызывающе? Он мог уничтожить меня десятками способов. И самые очевидные он знал… Это наказать кого-то другого.
— О, сама сказала и сама оцепенела. Хорошо, что отдаешь себе отчет, насколько вокруг тебя все хрупко. Ведь стоит мне нажать посильнее… Но что толку рвать тебя, как бумагу. Скоро мы станем по-настоящему счастливы.
С этими словами Роберт резко сорвал цепочку с княжеским кулоном с моей шеи. Я даже не успела запротестовать, как светло-голубой камень ударился об стену и разлетелся на острые брызги.