Черная Песнь

ГЛАВА 10

В трапезной он обнаружил снова покрытого свежими синяками, но торжествующего Чо-Ка, который с удовольствием уплетал жареный свиной окорок, рассказывая подробности своей победы на третьем ярусе. "Оказывается, главное было выбрать оружие, - сказал он. "Вернее, не в выборе. Маленький ублюдок был экспертом в отбивании людей, вооруженных клинком, но не настолько, чтобы вступать в драку без удержу. Так что я просто вошел и начал наносить удары". Он прикусил рысь и слегка поморщился, потирая челюсть. "Немногие могут превзойти Зеленую Гадюку, когда дело доходит до беззаконной драки".

Он вытер рот рукавом и наклонился ближе, понизив голос. "Что ждет меня на следующем ярусе? Ну же, лорд, - добавил он в ответ на хмурый взгляд Ваэлина. "Я же говорил тебе".

"Думаю, для тебя все будет иначе", - ответил Ваэлин. "Но, скорее всего, настоятель покажет тебе несколько картинок, и ты попытаешься разобраться в них. Если ему понравится твой ответ, ты сможешь подняться".

"И это все?" Чо-ка рассмеялся и вернул свое внимание к полуобгрызенному окороку. "Звучит как кусок мочи".

Следующие несколько дней прошли в нетерпеливом преследовании храма и игнорировании его обитателей. Посещения Ваэлином мастерских ремесленников были краткими и быстро прекращались, когда он обнаруживал, что их мастерство не способно возродить его интерес. Ми-Хан была чем-то вроде исключения. Она стала ежедневно покидать свое жилище, привлекая удивленные взгляды братьев и сестер, когда отправлялась в путь с только что смонтированными холстами и банками, наполненными только что смешанными красками. Заметив, как она с трудом взбирается по ступеням на вершину стены, Ваэлин освободил ее от холстов и последовал за ней на крышу. Следующий час он сидел и наблюдал за тем, как она рисует частично затуманенный пейзаж внизу, и его восхищение ее способностями превозмогало его задумчивое ожидание.

"Твоя сестра рисует горы?" спросила Ми Ханн, добавив несколько пятен голубовато-серого цвета на вершину хребта. Она оставалась в основном молчаливым собеседником, хотя он заметил, что она становилась более разговорчивой, когда братья, расположившиеся на стене, уходили подальше.

"Она рисует самые разные вещи, - ответил Ваэлин. "Но люди всегда были ее любимой темой". Эти слова заставили его вспомнить последний портрет, который он видел у Алорнис, - три года назад, как раз перед тем, как она объявила о своем намерении вернуться в Варинсхолд. Он знал, что это произойдет, но боль от разлуки не покидала его и сейчас. В тот день она боролась со слезами, отходя от картины, держась к нему спиной, а когда спросила, что он думает, слова прозвучали с трудом и захлебнулись. Он думал ответить ей разными остротами, глядя на мужчину, смотрящего на него с картины, - он никогда не был таким трезвомыслящим вождем среди них. Но это была бы ложь, попытка скрыть эмоции, которые она в нем пробудила. Алуций был великим человеком, - сказал он вместо этого. Хотя многие этого не знали, даже он сам. Теперь все узнают.

Она повернулась и прижалась к нему, ее стройные плечи зашевелились в его объятиях, и она разрыдалась. Я не могу здесь оставаться, - сквозь слезы сказала она ему. Ты ведь знаешь это, правда? Я слишком долго пряталась в Ричах, как и ты. Я погрязла в рисовании, а ты отвлекаешься на бесконечную охоту на преступников. Нам обоим нужно снова встретиться с миром.

Скрежет угля по бумаге вернул его в настоящее, где он обнаружил, что Ми-Хан на время оставила свою картину ради наброска. На ее лице отражалась та же глубокая сосредоточенность, которую он видел на втором ярусе, и, пока ее угольная палочка двигалась, временами расплываясь, когда ее штрихи становились все более резкими, он почувствовал знакомое прикосновение к своему разуму. Это было не так больно, как раньше, более того, это вообще не было больно, а вызывало всплеск печали, который только усилился, когда ее уголь остановился, и она подошла ближе, чтобы показать ему свой набросок.

" Ты очень скучаешь по ней", - сказала она. "Возможно, так ты будешь скучать по ней меньше".

Лицо сестры затуманилось, и он сморгнул слезы. Изображение было идеальным, запечатлевшим момент прощания с ней в гавани. В выражении ее лица смешались трепет, надежда и немного грусти. Я буду писать, - сказала она. Каждую неделю. И она писала.

"Спасибо, - хрипло сказал он Ми-Хан и положил рисунок в складки халата.

"Я вижу только то, что позволяет мое Благословение, - сказала она. "В основном прошлое, очень редко - будущее, поэтому я не знаю, что ждет тебя. Но я уверена, что ты снова увидишь лицо своей сестры".

Ваэлин перевел взгляд на храм, проследил за его наклонными крышами и поднялся на самый верхний ярус. "Это, - сказал он, - беспокоит меня больше всего на свете".

На следующий день настоятель позвал его на последний ярус. Пробираясь через Лес Памяти, Ваэлин остановился у картины на поляне, где настоятель показывал ему набор портретов. Теперь их не было, их заменило одно изображение. Это была безошибочная работа Ми Хан - нарисованное тушью изображение, похожее на костер. Дым и пламя были изображены с характерной для нее экономностью линий, но ясностью смысла, как и обугленная фигура коленопреклоненного мужчины среди пламени. Как и портреты в жилище сестры, центральное изображение было окружено дальнезападным шрифтом. Символы располагались в облаке, сливавшемся с дымом, поднимавшимся от пламени. Прежде чем двинуться дальше, Ваэлин заметил небольшую, но намеренную прореху в нижнем крае картины: бумага была помята и измята, словно кто-то пытался разорвать ее на части.

Он не удивился, обнаружив настоятеля, ожидавшего его на пятом ярусе, но был озадачен, увидев, что он не один. Верхний ярус Храма Копья был площадью около двадцати футов и со всех сторон открыт стихиям. Чо-ка стоял на коленях в центре пола, склонив голову, а настоятель стоял, повернувшись спиной, и его длинные волосы развевались на жестком ледяном ветру, дувшем с окрестных гор.

"К моему разочарованию, - сказал настоятель, не поворачиваясь к стоящему на коленях Чо-Ка, - храм счел нужным предоставить этому беззаконнику возможность утвердиться в звании Брата Копья".

Чо-ка никак не отреагировал, но когда Ваэлин встал рядом с ним, он заметил, как напряглось тело разбойника. Его глаза были крепко зажмурены, а ноздри раздувались от учащенного дыхания. Его отец, подумал Ваэлин, вспоминая образ горящего человека с нижнего яруса. Сожженного за свои книги. "Что вы с ним сделали?" - спросил он настоятеля, не пытаясь сдержать гнев в голосе.

"То, что требовал храм". Голос настоятеля был не менее злым, в нем не было ни нотки вины или сожаления. "Это то, чем занимается храм. Ты должен был знать свое предназначение в этих землях. Он должен был знать последствия невыполнения своего".

Настоятель повернулся, раскрыв руки, чтобы показать небольшой стеклянный флакон в своей руке. Поднеся его к свету, Ваэлин увидел, что в нем находится прозрачная, вязкая жидкость. "Обещанное тебе лекарство", - сказал он. "Брат Киш-ан обладает благословением, которое дает ему удивительное понимание действия различных соединений при правильном смешивании. Одна капля этого средства в день - и чудовище внутри вас будет укрощено. Оно не убьет его, но сделает своим слугой. И, в отличие от наркотика, которым эта собака чуть не убила тебя, ты не испытаешь никаких болезненных последствий от его употребления". Он замолчал, сузив глаза, наблюдая за тем, как Ваэлин борется с желанием броситься вперед и выхватить бутылку из его рук. "Это подарок храма, - продолжил настоятель, - после того как вы пройдете последнее испытание".

Свободной рукой настоятель потянулся за спину и извлек оттуда простой кинжал с прямым лезвием. Раздался звон хорошо отточенной стали, когда настоятель бросил кинжал на плоскую плитку между Ваэлином и Чо-Ка. "Сражайся", - приказал он.

Ваэлин перевел взгляд с кинжала на Чо-Ка, который все еще стоял на коленях с закрытыми глазами.

"Что это?" - спросил Ваэлин у настоятеля.

"Двое начинают путешествие, только один может его закончить". Настоятель кивнул на кинжал. "Бой. Когда одно тело будет сброшено с вершины этого храма, победитель будет признан".

Ритуалы, вспомнил Ваэлин. Этот храм - место, которое связывает нас ритуалом. Он издал отвратительный смешок и покачал головой. "Мне нет никакого дела до вашего храма и его древних суеверий". Он шагнул вперед и жестом указал на бутылку в руке настоятеля. "Отдай это мне".

При приближении Ваэлина настоятель не выказал никакого страха, лишь моргнул. "Мне нет ни малейшего дела до того, что тебя волнует", - сказал он. "И храму тоже". Его спокойствие улетучилось, когда он подошел ближе, а губы сложились в рычание. "Сражайся".

"Нет". Ваэлин потянулся за бутылкой, понимая, что гнев побуждает его к неразумному поступку, но не находя его непреодолимым. Теперь он понимал, как Цай Линь недоволен этим местом, как пренебрегает словами настоятеля. В каком-то смысле Ваэлин считал Храм Копья хуже Шестого ордена, ведь они хотя бы изменились, медленно и перед лицом катастрофы, правда, но все же изменились. Те, кто уединился на вершине горы, продолжали придерживаться древних обычаев, причиняя страдания и даже смерть своим приверженцам, в то время как за их стенами бушевала массовая резня.

"Просто отдай ее мне, старик, - прорычал он, когда его рука сомкнулась на бутылке. "Или я заберу ее, и храм получит свой труп, но это будет не один из нас".

Сзади послышался скрежет стали по шиферу, и Ваэлин крутанулся на месте, чтобы блокировать удар Чо-ка, направленный ему в сердце. Его руки сомкнулись на запястьях разбойника и крепко сжали их, пока Ваэлин вглядывался в отчаянный взгляд Чо-ка. "Что ты делаешь?"

"То, что должен". Чо-ка нанес удар ногой, Ваэлин извернулся, чтобы уклониться, но удара по бедру хватило, чтобы вырвать запястье из его хватки. Он увернулся от второго выпада разбойника, затем отступил от повторных ударов, пока Чо-ка гнал его к краю яруса.

" Хватит!" крикнул Ваэлин, уклоняясь от очередного выпада и ударяя плечом в бок Чо-ка, в результате чего тот врезался в столб. Хрюкнув, Чо-ка возобновил атаку, изменив хватку кинжала и пригнувшись, чтобы увернуться от блокирующих рук Ваэлина и нанести ему удар в середину живота. Ваэлину удалось увернуться от острия кинжала, но лезвие прорезало его одежду и пронзило кожу, вызвав жгучую боль. Его реакция была порождена десятилетиями опыта, рефлексом человека, настроенного на выживание в большем количестве схваток, чем он мог вспомнить. Опустившись на одно колено, он обхватил руку Чо-ка, поймав ее в ловушку, и нанес удар в висок разбойника. Когда взгляд Чо-ка потерял фокус, Ваэлин рывком подтянул его ближе и, вывернув руку под нужным углом, ослабил хватку кинжала, отправив его на плитку. Ваэлин снова занес кулак для нового удара, но Чо-ка, как опытный драчун, быстро пришел в себя и отступил, позволив кулаку коснуться его головы, а затем ответил своим ударом.

Ваэлин хрюкнул, когда кулак вонзился ему в ребра, и нанес еще один удар, после чего ударил Чо-ка коленом в подреберье. От удара разбойник сложился вдвое, но сохранил достаточно сил, чтобы в ответ задрать голову вверх, и макушка больно ударилась о подбородок Ваэлина. Они покатились по ярусу в уродливом танце ударов и контрударов, Ваэлину раз за разом не удавалось повалить Чо-ка ударами по ногам. В свою очередь, преступник использовал все приемы, которым научился за свою долгую преступную карьеру, чтобы разорвать хватку Ваэлина на своем запястье. Ваэлин рывком освободил голову от попыток выколоть ему глаза или вдавить большой палец в яремную вену. Когда Чо-ка прибег к укусу другой руки, он решил, что пора заканчивать этот танец.

Позволив очередному удару угодить ему в челюсть, он на мгновение притворился растерянным и ослабил хватку ровно настолько, чтобы Чо-ка отступил назад, явно намереваясь вырваться и броситься за кинжалом, лежавшим всего в нескольких шагах от него. Ваэлин опустился на землю и ударом ноги поставил подножку разбойнику, повалив его на лицо. Прижав его к полу своей огромной массой, Ваэлин обхватил его за шею и потащил к себе.

"Почему?" - потребовал он, хрипя от усилий, затраченных на то, чтобы подтащить разбойника к краю яруса. "Что он тебе обещал?"

В ответ Чо-ка откинул голову назад, и Ваэлин почувствовал вкус крови, когда череп мужчины ударился о его губы. Однако его хватка осталась крепкой, и через несколько секунд пальцы ног разбойника уже стучали по краю пола. Земля внизу казалась очень далекой, и ветер грозил унести их обоих в пустоту.

"Скажи мне!" потребовал Ваэлин, крепче сжимая руки в захвате. "Зачем спасать мою жизнь, чтобы потом попытаться забрать ее?"

"Мой отец..." Слова прозвучали придушенным шепотом, но глубины скорби и вины, которые они хранили в себе, хватило Ваэлину, чтобы не изгнать Чо-ка с яруса. "Теперь... ему не будет... стыдно..."

Набросок человека, горящего в огне. Собиратель книг под облаком слов, как дым, уносится в объятия Неба. "Ты думаешь, он видит тебя, - сказал Ваэлин. "Думаешь, он смотрит с небес и видит, кто ты?"

"Я знаю это. Я всегда это знал. Но изображение сестры... сделало это реальностью. Ты должен покинуть этот храм и найти наследника Изумрудной империи, а я должен умереть, чтобы это произошло".

"Ты слишком доверяешь словам этого лжеца". Ваэлин разжал хватку и отступил назад, когда Чо-ка упал на колени.

"Я чувствовал это", - задыхаясь, твердил Чо-ка, тыча пальцем себе в голову. "Здесь. Вот что должно произойти, лорд".

Ваэлин посмотрел на настоятеля, все еще стоявшего с бутылкой в руках, с таким же невыразительным лицом, как и прежде. Искушение вырвать у него лекарство исчезло, как и гнев Ваэлина. Я убью, но не убью. Обещание, которое он дал себе много лет назад. Обещание, которое он сдержал, невзирая на цену.

"Вот, - сказал он, пнув упавший кинжал. Он с треском упал на колени перед Чо-Ка. Он смотрел на него с минуту, прежде чем его глаза встретились с глазами Ваэлина. "Сделай это, - сказал ему Ваэлин, раскинув руки. "Если храм требует крови, пусть получит мою".

Сомнения боролись с решимостью на лице Чо-ка, и он дрожащей рукой потянулся за кинжалом, медленно поднимаясь на ноги. "Он сказал, что это должен быть я..."

"Клянусь всем, что сказал этот старый ублюдок!" Ваэлин уставился в горящие страхом глаза Чо-ка. "Он лжет. Они все лгут, эти слуги невидимых вещей. Давным-давно я понял, что пророчество всегда строится на изменчивом песке, а судьба - иллюзия, используемая для того, чтобы изгнать страх перед хаосом, который есть жизнь. Я доверяю тому, что знаю. Я видел, что ждет по ту сторону смерти, и знаю, что всегда лучше держаться за жизнь. Но, - вздохнул он, смиренно опустив плечи, - я также знаю, что сам стал чудовищем, и этот мир следует избавить от его жестокости". Он выпрямился и прижал руку к груди. "Давай, брат. Заканчивай".

Чо-ка посмотрел на нож в своей руке, затем на настоятеля, не найдя ответа ни в том, ни в другом. Стиснув зубы, он опустил оружие, и оно снова шмякнулось на пол. "Это должен быть один из нас, - пробормотал он и шагнул к краю яруса. Ваэлин бросился за ним, в прыжке ухватившись за его предплечье. Ваэлин обхватил свободной рукой столб, так как вес Чо-ка грозил перетянуть их обоих через край.

"Ты с ума сошел?" - крикнул он, вглядываясь во внезапно побледневшие черты лица Чо-ка. Его решимость внезапно исчезла, сменившись беспричинным ужасом, когда он бросил взгляд на землю внизу.

"Думаю, да, повелитель", - ответил он со слабой улыбкой. "Или был". Он снова взглянул на пропасть под своими болтающимися ногами и испуганно вскрикнул. "Это довольно далековато".

Ворча, Ваэлин потащил разбойника вверх, пока тот не ухватился за край яруса и не смог протащить себя остаток пути. Ваэлин опустился рядом с ним, и несколько мгновений они пыхтели от усталости, но в конце концов их дыхание сменилось смехом. Однако их веселье улетучилось, когда на них упала тень настоятеля, сурово нахмурившего брови в знак разочарования.

"Похоже, - вздохнул он, передавая Ваэлину маленькую бутылочку, - храму нужны вы оба".

"Но, - сказал Чо-ка, озадаченно щурясь, - мы оба не справились".

"Готовность убить и готовность умереть. Именно этого требует храм". Он повернулся и направился к лестнице. "Сегодня хорошо поешьте и отдохните. Завтра мы отправляемся в путь".