007. Вы живёте только... трижды

Бонд вламывается в кабинет Дамблдора и вербует Сортировочную Шляпу

Еле слышное тиканье механических часов резало тишину на равные дольки. Конечно, тишина была лишь номинальной; спальня мальчиков в интернате никогда не была особенно тихим местом. Дин Томас мягко посапывал, время от времени причмокивая. Симус Финниган выводил громкие рулады вполне профессионального храпа, от которого не спасал бархатный балдахин. Рон Уизли спал, как сурок, но с завидной периодичностью внезапно начинал вопить «Нет, Фред, не надо, я не буду это глотать, нееааргх», пинался ногами и затихал, только вцепившись зубами в собственную постель. В общем и в целом, тиканье механических часов резало на равные дольки среду, в которой затычки для ушей были бы небесполезным приобретением.

За очередным «тик-таком» последовал чуть более громкий «клац»: взаиморасположение шестерёнок освободило механический штырь, стопоривший встроенный в часы барабан. Барабан начал вращаться, цепляясь крошечными выступами на своей поверхности за металлические полоски разной толщины, которые были плотно прижаты к барабану. Оттянутые выступами полоски возвращались в исходное положение, издавая негромкий металлический лязг разной высоты. Под балдахином юношеской кровати зазвучала донельзя заунывная мелодия «Ах, мой милый Августин» в переложении для скверно настроенной шарманки.

Никакого видимого эффекта это не произвело, кроме того, что Рон Уизли издал панический вопль «Джинни, убери от меня паука!» и перевернулся на другой бок.

Барабан сделал три оборота, исчерпал завод своей пружины и затих. Другой механизм, взведённый вращением барабана, не дождался нажатия кнопки, освободился и вогнал набор острых штырей в кожу человека, на руке которого были закреплены эти часы.

Джеймс Бонд охнул и проснулся.

«Два тридцать утра, — подумал суперагент, пытаясь протереть глаза. — А я, вместо того, чтобы отсыпаться, как все нормальные люди, должен вставать и идти в холодную зимнюю… Ну хорошо, в прохладную осеннюю ночь. Ну разве жизнь не прекрасна? Хм, кажется, нет».

Джеймс встал с кровати, оделся в заранее приготовленный костюм, не имеющий ничего общего с хогвартсовской школьной формой, нацепил на себя жилетку со множеством мелких, туго набитых кармашков, натянул на голову тонкую вязаную шапочку с прорезями для глаз, попрыгал, убеждаясь в том, что ни одна деталь его костюма или поклажи не издаёт лишних звуков, и откинул балдахин.

— Нет, Фред, Джордж, пожалуйста! — взмолился Рон во сне. — Папа, умоляю! Я же был хорошим сыном! Остановите её! Не позволяйте маме делать это! А-а-а! Нет! Я не хочу, не буду, это противоестественно! Уберитеааргх… Это же манная каша, холодная и с комочками! — Рон вцепился зубами в подушку, невербально гарантируя, что тот, кто с ложкой к нему подойдёт, от неё и погибнет.

Суперагент вздохнул. Он не старался соблюдать тишину: внезапное безмолвие настораживает намного сильнее, чем бытовые шумы. Тем не менее, его перемещение по спальне было достаточно тихим, чтобы описать его терминами аппарации: Джеймс исчез из окрестностей своей кровати и появился у двери[132].

Дверь провернулась на петлях, не скрипнув: машинное масло поработало на славу. Агент проворно сбежал по ступенькам, перепрыгивая через те несколько, которые чуть проседали под тяжестью человека. Они могли быть частью древней сигнализации, а могли быть просто расшатанными камнями, но зачем рисковать? Тем более, что кроссовки с подошвами из вспененной резины позволяли совершать прыжки через ступеньки без риска перебудить при приземлении пол-интерната.

Гостиная Гриффиндора была тихой и тёмной, лишь отблески углей, тлеющих в камине, рассеивали мрак. Тень выскользнула с лестницы, ведущей в спальни мальчиков, и пересекла широкую комнату, наступая только на те половицы, которые не скрипели. У узкой ниши выхода тень замерла, убедилась в отсутствии какой-либо слежки и переставила будильник на своих наручных часах на 4:00. В половине пятого в гостиную приходили от пяти до восьми домовых эльфов, убирающих комнату и наводящих порядок на столах в преддверии нового дня. Предполагалось, что пятнадцати минут хватит, чтобы вернуться в гостиную из любой точки «Хогвартса», и ещё четверть часа суперагент взял про запас.

Был, конечно, риск наткнуться на привидение, которое не испытывает нужды во сне, а поэтому может ошиваться в гостиной в любое время. На этот случай Бонд проштудировал собственный конспект «Курощения полтергейста» и отчаянно надеялся, что этого хватит. В конце концов, судя по рассказам Рона, на протяжении предыдущих четырёх лет троица Рон-Поттер-Гермиона истоптала все коридоры «Хогвартса», в основном в запрещённые часы. Причём, исходя из тех же рассказов, их перемещения непременно сопровождались схватками с полчищами Пожирателей Смерти под предводительством Снегга, — очевидно, испаряющихся с рассветом, потому что больше никто никаких Пожирателей не видел. И либо никто из персонала школы не замечал троицу гриффиндорцев, либо тем, кто замечал, было приказано ничего не предпринимать по поводу детей, шляющихся по школе после отбоя. Очаровательная перспектива…

Джеймс Бонд заполз в нишу и аккуратно провернул портрет Толстой Дамы. Щедро смазанные петли снова не издали ни звука, Толстая Дама лишь заворочалась во сне. Юноша выскользнул в коридор и тихо прикрыл вход в гостиную портретом, заклинив его в слегка приоткрытом положении: в его планы не входило будить Толстую Даму по возвращении.

Официально по ночам школа патрулировалась старостами и учителями. Но старосты были набраны из числа учащихся, и утренние уроки у них никто не отменял, а из учителей только преподаватель астрономии Аврора Синистра сохраняла бодрость на протяжении всей ночи. Даже Человек-с-Засаленным-Скальпом должен был спать хоть немного. Разветвлённость замковых переходов и карта Мародёров позволяли легко проскочить мимо редких патрулей. И, в любом случае, одной из целей вылазки как раз и была проверка безопасности ночных перемещений.

Суперагент подставил карту Мародёров под луч света, падающий из окна, пообещал куску пергамента, что у него и в мыслях не было совершать добрый поступок, и повёл пальцем вдоль хитросплетений светло-коричневых линий. Так… Пути доступа к основной и второстепенным целям, возможности затаиться и пути отступления… Вроде бы, всё выглядело тихо и гладко, как обычно это бывает на бумаге. Агента это не успокоило.

Умом он понимал, что школа, в которой живут юноши и девушки в том самом возрасте, когда гормоны бьют в голову и сразу наотмашь, не должна слишком уж строго следить за перемещениями учеников по ночам. Ну, то есть, да, лестницы в спальни девочек заколдованы, но это ведь не значит, что девочка не может спуститься. И что делать мальчику с девочкой, которым в два часа ночи по обоюдному согласию внезапно захотелось обсудить режим Пиночета в Чили, а спальни предоставляют примерно столько же возможностей для уединения, сколько токийское метро в час пик? Выбор у них один: выйти из гостиной и направиться в какой-нибудь пустующий класс, благо, замок огромен, учеников в нём не так много, и пустующих классов хватит на всех. Тысяча учеников в самом гормонально нестабильном возрасте, плюс, возможно, какое-то количество преподавателей, уже вошедших в этот самый гормонально нестабильный возраст с другой стороны, прямо перед впадением в детство… Да если бы существовала какая-нибудь сигнализационная система, механическая или биологическая (или квази-биологическая, в виде привидений), реагирующая на присутствие людей в коридорах, то с момента отбоя и до самого утра она должна была бы орать, не переставая. А непрестанно орущую систему обычно отключают. Уж за тысячу-то лет её точно должны были отключить… Разве нет?

Осознавая всю шаткость своих предположений, Бонд сообщил карте, что проделка удалась, и спрятал её в карман. Затем агент мягко двинулся вперёд, спустился на пару пролётов, пересёк несколько галерей и вышел в очередной коридор.

Этот коридор украшали высокие каменные горгульи. Бонд отрешённо подумал, каким извращённым должно быть мышление, чтобы расставить в коридорах школы, по которым гуляют впечатлительные детишки, здоровенных уродливых чудовищ с оскаленными пастями. У одной горгульи, внешне ничем не отличающейся от прочих, суперагент остановился, достал волшебную палочку, стукнул горгулью по носу и прошептал:

— Ячменное огневиски!

Горгулья, ожив, сдвинулась в сторону. За ней открылся узкий проход к спиральной винтовой лестнице. Джеймс протиснулся внутрь и уже занёс было ногу над ступенькой, но внезапно остановился. За его спиной горгулья тяжело шагнула на место.

Винтовая лестница была чуточку… Неправильной. Каменный пол между ступеньками и площадкой перед выходом к горгулье был разделён тонкой, не толще волоса, щелью. Щель выпуклым полукругом опоясывала лестницу, и камень внутри был чуть-чуть выше камня снаружи. А ещё жилы кварца и вкрапления слюды в камнях по разные стороны щели не совпадали. Совсем немного, на считанные доли дюйма, но всё-таки не совпадали.

Суперагент мог узнать ловушку, когда видел её. Ну, технически, для того, чтобы увидеть ловушку, ему иногда надо было впечататься в неё носом, и не один раз, но в табличке с надписью «Это ловушка!» и стрелочкой нужды обычно не возникало. Чем Джеймс Бонд выгодно отличался от некоторых других суперагентов, чей послужной список оказывался не настолько длинным и обрывался внезапно и трагически. «Движущаяся лестница!» — сообразил Джеймс. Точно как в находящемся неподалёку Лестничном колодце, где лестницы только и делали, что запутывали учеников, меняя своё расположение каждые несколько минут.

Может быть, крадущийся по школьному коридору после отбоя ученик и имел шансы отбрехаться, особенно если удачно соврёт про внезапно проснувшийся интерес к режиму Пиночета в Чили. Но неожиданно включившийся эскалатор к личным покоям директора в условиях необъявленной трёхсторонней войны между Дамблдором, Министерством и Волан-де-Мортом вызвал бы не просто подозрения, но настоящий приступ паранойи. А когда у влиятельных людей разыгрывается паранойя, у менее влиятельных людей могут полететь головы с плеч, причём необязательно метафорически.

Джеймс Бонд перегнулся через щель, осматривая стены лестничного колодца. Хороший камень, гранит, а не какой-нибудь там песчаник. Кладка настолько плотная, что между камнями не просунешь и лезвие ножа. С другой стороны… Кому в наши дни нужен нож? Вон, Амбридж сумела порезаться ножом, который взяла за рукоять…

Агент быстро пробежался пальцами по карманам своей экзотической портупеи и сноровисто собрал рогатку, за которую Фред и Джордж отдали бы свои правые руки (не задумываясь о том, как в таком случае они будут пользоваться этой рогаткой). Затем из одного кармана Бонд добыл пригорошню небольших капсул в хрупкой оболочке, а из другого извлёк катушку очень тонкого, почти невесомого, но крайне прочного синтетического тросика. Тросик был пропущен сквозь сложное кольцо в районе пупка, а шарики, нанизанные на тросик, отправились в полёт к стенам лестничного колодца. При попадании шарики лопались и намертво приклеивались к стенам, надёжно удерживая тросик.

Суперагент работал быстро, аккуратно и методично. Это была та деятельность, ради которой он жил: с помощью устройств, помогающих ему совершать невозможное, и своего собственного разума, помогающего ему не задумываться над тем, что он совершает невозможное, — проникнуть в планы злодеев, сорвать их и защитить жителей Британии от опасностей, о которых они и не подозревали. Долгие недели подготовки, кропотливого сбора данных, анализа и разработки завершались операцией, которая редко длилась дольше нескольких часов. И хотя агент умом понимал необходимость тщательного предварительного расследования, по-настоящему он жил только во время операций, когда кровь стынет в жилах, когда кажется, что между ударами бешено колотящегося сердца проходят часы, когда любое неверное движение грозит смертью — или, ещё хуже, отстранением от следующего задания.

И пусть эта акция не санкционирована никем, пусть она проводится только с той подготовкой, которую Бонд сумел обеспечить себе сам, пусть целью акции является всего лишь изучение документов и личных вещей Дамблдора… Всё равно — это настоящая боевая операция в цитадели умного, хладнокровного и опасного врага. И Бонд собирался получить удовольствие от каждого её мига. Он даже почти желал, чтобы его заметили, — уж очень ему хотелось проверить в деле разработанные им пути отхода.

Размышляя подобным образом, Джеймс, прилепившись к стене подобно пауку на паутинке, перебирал ногами, продвигаясь от одного места попадания шарика к другому. Большую часть его веса удерживал тросик, спина поддерживалась упругими пластинами, вшитыми в жилетку, и перемещение практически не отнимало сил. Время от времени Джеймс доставал рогатку и выпускал ещё несколько клейких шариков, обеспечивая себе дальнейший путь. В результате винтовая лестница обзавелась тончайшими, почти незаметными перилами на высоте груди взрослого человека; Бонд добрался до верхней площадки лестницы и спрыгнул на пол, тщательно следя, чтобы не попасть в очерченный щелью в полу полукруг.

Теперь перед ним возвышалась двустворчатая дубовая дверь. Джеймс сноровисто осмотрел её. Дверь выглядела именно такой, какой должна быть дверь, ведущая в приёмную директора: высокой, помпезной, но не слишком тяжёлой, потому что люди, открывающие её по двадцать раз в день, в большинстве своём не молоды и не могут похвастаться превосходным здоровьем. Эдакая фанера, замаскированная под дуб.

— Когда что-то надо запереть, всегда надо использовать три запора, — легонько забормотал себе под нос Бонд, вставая перед дверью на колени:

— Механический…

Замочная скважина выглядела очень вычурно, под стать двери; фигурная прорезь для ключа была настолько хитрой, что, казалось, пересекала сама себя. На металле тускло светились клейма, обозначающие вандалостойкость, невзламываемость, алохоморазащищённость и отмычкоупорность. В целом, этот замок послужил бы украшением любого банковского сейфа. Увы, он был под стать двери не только по внешнему виду: петли располагались снаружи, и с тем, чтобы выбить из них ничем не защищённые стержни и снять с петель полотно двери, не открывая замок, справился бы даже Колин Криви.

— Объектный…

В свете волшебной палочки Бонд тщательно осмотрел периметр косяка двери. Были обнаружены несколько волосков и пара пёрышек, умело скрытых между дверью и косяком. Эти находки обрадовали Джеймса: хоть Карта Мародёров и уверяла, что Дамблдора сейчас в школе нет, суперагент не слишком доверял ей. Всё-таки сложно поверить, что троица подростков сумела состряпать заклинание обнаружения, от которого не сможет закрыться один из величайших магов современности. Но пёрышки и волоски, которые сместятся, если дверь будет открыта, имеет смысл размещать только в том случае, если человек хочет знать, не посещал ли кто-нибудь его комнату в отсутствие хозяина.

«Ну, мы всё-таки говорим о магах, — подумал Бонд, извлекая ещё один предмет из своей жилетки. — Дамблдор мог снять антиаппарационный щит внутри своего кабинета, после чего выйти, разместить все эти штучки и переместиться внутрь. Или воспользоваться каким-нибудь тайным ходом. Хоть Пивз и уверяет, что никаких тайных ходов в кабинете нет… Но он и о Тайной Комнате не знал».

Размышляя о потенциальном коварстве волшебников, Джеймс обвёл дверь по периметру тюбиком, выдавливая в зазор между полотном двери и дверной коробкой тягучую жидкость. Эта жидкость на воздухе мгновенно застывала, надёжно фиксируя все волоски, пёрышки и шерстинки, включая те, которые Бонд проглядел. Затвердевшая жидкость начала потихоньку испаряться, спустя три часа от неё и следа не останется. На возможность снять дверь с петель эта застывшая масса никак не влияла; на испытаниях она с лёгкостью трескалась примерно посередине между дверью и косяком.

Бонд выбил из петель стержни, аккуратно помечая, как они были расположены первоначально. Теперь дверь удерживалась только собственной тяжестью.

— И психологический.

Последний шаг целиком и полностью зависел от Пивза. Ровно час назад Пивз должен был залететь в кабинет директора, убедиться, что там нет ни одной живой души, опрокинуть чернильницу на кресло директора и забавы ради перевернуть все портреты лицом к стене. Если он это сделал, портреты не смогут увидеть того, кто войдёт в дверь. Даже если бы они увидели, опознать Бонда (ну, или Поттера) они бы не смогли, но зачем рисковать, правда?

Джеймс напрягся, с удовольствием ощущая работу мышц, — всё-таки «Конан-варвар» действует! — снял обе створки двери разом и сдвинул их в сторону, освобождая проход в кабинет директора.

Портреты, действительно, висели лицами к стене или были занавешены. Клетка феникса тоже была накрыта. Магические изображения, очевидно, мало чем отличались от певчих птиц; из-под занавесей на портретах раздавались посапывания или полноценный молодецкий храп.

Кабинет был освещён несколькими сферами, плававшими в воздухе и испускавшими тускло-оранжевый свет. Бонд занёс ногу над порогом, намереваясь наступить на заботливо положенный за дверью половичок… И убрал её назад, на лестничную площадку:

— Систем психологической защиты может быть несколько. Какой смысл класть коврик внутри кабинета, а не снаружи?

Огонёк на кончике его волшебной палочки изменил цвет и погас, вспыхнул снова, разгорелся и снова погас. На самом деле, он менял не яркость, а только частоту излучения. За несколько секунд, повинуясь желанию Бонда, шарик света, созданный «люмосом», прошёлся по всему спектру, от глубоких инфракрасных лучей до высокочастотных ультрафиолетовых. В ультрафиолетовом свете половичок засветился жёлто-белым; он был пропитан люминесцентной жидкостью, как губка. Если бы злоумышленник (каковым Бонд себя не считал) и сумел обойти замок, пёрышки, шерстинки и портреты, о его действиях красноречиво свидетельствовали бы светящиеся под ультрафиолетом следы ног.

Джеймс Бонд перепрыгнул предательский коврик и вступил в святая святых школы.

Содержимое кабинета… Озадачивало. Все стены кабинета были заставлены шкафами; они ломились от изделий, которые с равным успехом могли быть украшением, оружием, предметами культа, декоративными вазочками или лабораторной посудой. У дальней стены располагался массивный письменный стол, заваленный пергаментами и свитками. Рядом с ним висела клетка Фоукса, ручного феникса директора, — сейчас, разумеется, накрытая плотным одеялом, спасибо Пивзу. Небольшая лестница вела на крошечное возвышение в углу кабинета, где размещалась личная библиотека Дамблдора, — очень скромная, там стояла всего пара книжных шкафов, но от этого возвышения буквально веяло какой-то злой силой, и по доброй воле Джеймс забираться на него не рискнул бы. Позади письменного стола виднелись ещё одни двойные двери, более простые; судя по Карте Мародёров, они вели в опочивальню директора (Джеймс предпочёл не задумываться, каким образом четвёрка юнцов сумела пробраться за них и убедиться, что там расположена именно спальня). Ещё в кабинете находился маленький мраморный столик; на нём красовались какие-то серебряные сосуды и стеклянные реторты, словно выдутые стеклодувом-астматиком во время приступа икоты. При виде некоторых из этих реторт Клейн залез бы в свою бутылку и заперся изнутри[133]. В широкой каменной чаше, стоящей на низкой подставке и украшенной жутко выглядящими рунами, медленно вращался серебристо-белый туман. На одном из шкафов лежала Сортировочная Шляпа. На стене над обязательным камином висела подставка, удерживающая огромный, богато украшенный меч.

Как всякий мальчишка, Бонд первым делом заинтересовался мечом.

Меч был оснащён претенциозной серебряной рукоятью, в которой красовались здоровенные рубины. «Наверняка фальшивые, настоящих рубинов таких размеров не бывает», — подумал Джеймс, заложив руки за спину, чтобы случайно не дотронуться до чего-нибудь и не включить возможную сигнализацию. Под рукоятью, на клинке, было выбито имя Годрика Гриффиндора.

«Мечам часто дают имена, — задумался Джеймс, выдёргивая из своей портупеи нитку и осторожно проводя ею по лезвию, — но обычно они выбиваются на рукояти, потому что рукоять видна из ножен. Если бы я хотел напугать потенциального задиру, я бы тоже выбил название меча на рукояти: задира увидит, что я ношу прославленный в веках „Бжейкуа-Бжашла”[134], и поостережётся нападать. Но какой смысл выбивать имя на клинке, причём даже не имя меча, а имя его владельца?! Или Годрик Гриффиндор был настолько безбашенным забиякой, что не рассчитывал остепениться и завести детей, которым можно будет потом передать меч?»

Нитка распалась на две части от малейшего касания лезвия. Бонд прищурился, разглядывая серый клинок в полумраке. «Сталь паршивая, — наконец, решил Джеймс[135], — но режет превосходно. Значит, опять магия».

Как ни странно бы это прозвучало, но волшебник Джеймс Бонд не любил магию. Его слегка напрягала та лёгкость, с которой магия нарушала кажущиеся незыблемыми законы сохранения массы и энергии. Когда миссис МакГонагалл превращается в кошку, куда-то должны исчезнуть порядка сотни фунтов сухонькой женщины, плюс одежда, тугой узел волос и очки. Куда они пропадают? Откуда берутся вновь, когда кошка превращается обратно в миссис МакГонагалл? Что произойдёт со всем этим веществом, если скорняк отловит миссис МакГонагалл в кошачьем обличье и сошьёт из неё пару меховых наушников для Дамблдора? Если это вещество так и останется вне нашего мира, то не окажется ли, что какая-то часть упорядоченной информации (скажем, платье) бесследно испарилась? А ведь это серьёзнейшее нарушение принципов квантовой механики: информация не может исчезать бесследно[136]. Каким образом волосы Минервы МакГонагалл приводят себя в порядок после превращения? У Джеймса не получалось привести причёску в приемлемое состояние и без всяких там превращений, а Минерве удаётся трансфигурироваться в кошку и обратно — и даже не растрепать свой узелок! Нет, честному британцу положительно надо держаться подальше от этой магии. Уж слишком она своенравна и необъяснима.

Тем временем мечу надоело, что его щекотят ниткой, и он вынес строгое предупреждение Бонду, долбанув его бледно-голубой искрой. Джеймс зашипел, больше от неожиданности, чем от боли, — удар был слабым, словно удар статического электричества. «Видимо, меч защищён от попыток до него добраться», — решил Бонд, признавая, что эта предосторожность отнюдь не лишняя, в школе-то…

Сделав сей многомудрый вывод, суперагент отошёл в сторону, достал из очередного кармашка своей портупеи механическую кинокамеру и начал съёмку всего интерьера. Механизм негромко стрекотал, идеально вплетаясь в храп портретов. Джеймс запечатлел весь интерьер, взял крупным планом меч, каменную чашу с курившимся в ней туманом, закрепил камеру у себя на плече и приступил к документам с рабочего стола директора. Каждый документ разворачивался при помощи пары карандашей, извлечённых из бездонной портупеи, и снимался на плёнку. Джеймс даже не пытался их прочитать — нет смысла тратить на это время; всё, что его касается, будет потом прислано ему же из Центра.

Как оказалось, предосторожность с карандашами была не лишней. Очередной развёрнутый пергамент, стоило Джеймсу бросить на него взгляд, полыхнул бледно-голубым пламенем, оставив от карандашей жалкие дымящиеся угольки, оканчивающиеся буквально в дюйме от пальцев Бонда.

Только недюжинное самообладание позволило суперагенту сдержаться и не высказать в одной ёмкой, но длинной и совершенно непечатной фразе всё то, что ему хотелось произнести. Изображённые на портретах великие маги прошлого замечательно продолжали спать под шум разворачиваемых пергаментов и шебуршание, доносившееся от рабочего стола; удар пламени из пергамента был почти бесшумным, но внезапно раздавшиеся проклятия могли навести их на мысль, что в комнате кто-то есть. Поэтому Джеймс Бонд ограничился страдальчески вздёрнутой бровью и быстро переложил пергаменты так, как они лежали раньше, замаскировав отсутствие испепелённого пергамента грудой других, более экстравертных документов.

Разобравшись с поверхностью письменного стола, Бонд проверил часы и прошёлся по комнате, не зная, чем ещё заняться. Внутрь ящиков письменного стола ему лезть внезапно расхотелось, да и вообще юношеский пыл авантюризма слегка поутих после двухфутового столба пламени из совершенно невинного на вид пергамента, чуть не оставившего будущих детей Бонда без отца. Защищать какие-то школьные отчёты заклинаниями такого уровня — при том, что меч всего-то щёлкнул предупредительной искрой… Или эти документы на столе были не просто школьными отчётами? Ну и что в таком случае можно сказать о Дамблдоре, хранящем сверхсекретные документы на столешнице письменного стола, а не в сейфе? Чем дальше, тем меньше Джеймс понимал магический мир.

Взгляд суперагента упал на Сортировочную шляпу, сиротливо заброшенную на шкаф. Джеймс подумал минутку, а затем тряхнул головой, решительно сдёрнул шляпу со шкафа и нахлобучил её себе на макушку.

— А, ты, наверное, хочешь узнать, в правильный ли факультет я тебя распределила? — зазвучал в его голове странный и какой-то очень матерчатый голос.

— Типа того, — осторожно подумал Джеймс.

— А ну-ка, посмотрим… — Джеймс почувствовал, как мягкие, матерчатые пальцы копаются в его голове, перебирая черты характера. — Так-так-так, очень интересный случай. Храбрости хоть отбавляй, хитрости и изворотливости тоже достаточно, и трудолюбие просто эталонное. Только не к каждому занятию. На самом деле, к весьма ограниченному числу занятий. Да ещё к таким, о которых мальчикам до совершеннолетия вообще знать не полагается… Умишко, правда, средний, поэтому в Когтевране тебе делать нечего. И куда же мне тебя определить?.. А куда я тебя определила, кстати?

— В Гриффиндор, — с улыбкой ответил шляпе Джеймс. — И, по-моему, совершенно напрасно. Гриффиндорцы, конечно, очень храбрые, но уж слишком прямолинейные и простодушные.

Шляпа на миг замолчала, просеивая характер суперагента через истёртую основу тысячелетней материи.

— Точно в Гриффиндор? — осведомилась она, изобразив мысленный аналог удивлённо вздёрнутой брови.

— Совершенно точно в Гриффиндор, — убеждённо ответил суперагент. — Кстати, что это вообще за претенциозность такая — алое на золотом? Выглядит, как в дешёвом борделе.

— А меня ни разу не надевали в дешёвый бордель, — рассеянно пожаловалась Шляпа, задумчиво копаясь в голове своего носителя. — Собственно, мой бывший хозяин вообще предпочитал любви войну… Говоришь, алое на золотом смотрится пафосно? Никакой утончённости, никакого изящества? Прямолинейность и простодушие? Так это и есть стиль Гриффиндора, пусть земля ему будет пухом… Знал бы ты, какая у него была аллергия на пух…

Шляпа снова замолчала. Очевидно, обнаруженное ей в голове суперагента всё меньше и меньше укладывалось в представления о мозгах среднестатистического подростка.

— Значит, джин с водкой, смешать, но не взбалтывать? Хотела бы я знать, что такое водка. С джиннами-то мы с Годриком знакомы, ух и покрошили мы их… А зачем ты пил джиннов? Чтобы усилить свои магические способности?

Джеймс напрягся. Чего доброго, эта ушанка вскроет его настоящего работодателя…

— Погоди-погоди, не так быстро, — попросил суперагент. — Ты лучше вот что скажи. Ты всегда тут сидишь?

— Ну, большую часть времени, — осторожно ответила Шляпа.

— И тебе не скучно? — выполнил классическую вербовочную подачу Джеймс.

Шляпа, хоть и была предметом одежды, заглотила наживку, крючок, грузило с поплавком и остановилась только на удилище:

— Да тут, блин, ваще нечем заняться. Я бы и рада пообщаться, только эти придурки на картинах меня не слушают. Фоукс, попугай этот недоощипанный, тоже всё норовит повыдергать из меня нитки себе на гнездо. Идиот, ведь знает же, что для гнезда феникса нужно асбестовое волокно, ну, или гранит. Скажи, по моему виду разве похоже, что я сделана из асбеста? Так что мне только и остаётся, что сидеть и сочинять песенки к Церемонии Сортировки.

— Да, твоя последняя песенка имела шумный успех, — выполнил вторую подачу Джеймс. — А откуда ты столько всего знаешь про историю? Особенно историю России? Да и откуда тебе известно, что происходит сейчас в мире вокруг тебя? Ты же ни с кем не общаешься, сама сказала.

— Я же не всегда работаю Шляпой! — гордо ответила Шляпа. — И не всегда занимаюсь сортировкой. Я, в конце концов, личность. Осознающая себя сущность. Поэтому имею право на отпуск, который могу проводить так, как захочу.

В мозгу Джеймса Бонда одна за другой возникли яркие картинки: тиара Папы Римского Сильвестра II[137], треуголка Наполеона I, охотничья шляпа Робин Гуда, цилиндр Авраама Линкольна, куфия Ясира Арафата, гейбл Марии I Кровавой, кепка Ленина, берет Эрнесто Че Гевары, котелок Чарли Чаплина, старуха Шапокляк…

— То есть… — прозрел суперагент — …Ты поёшь здесь песенку, а остальной год развлекаешься в мире маглов под видом головного убора? Наверняка, нашёптывая им всякие интересные мысли…

Сортировочная Шляпа попыталась покраснеть:

— Не всегда. Достаточно редко, на самом деле. У меня не такие уж частые отпуска. — Тут Шляпа сообразила, что оправдывается перед пятнадцатилетним сопляком: — Должна же я как-то развлекаться! Тут, в школе, тоска смертная.

Джеймс Бонд не замедлил выполнить третью подачу:

— А что директор? Он тебя не развлекает?

— Дамблдор-то? — Шляпа хихикнула. — Да он вообще себе на уме. Что-то вычерчивает за своим столом, в Омуте Памяти шарится… Весь в делах, весь в заботах!

— В чём шарится?

— Да вон, чаша стоит, видишь? В ней директор переживает заново свои воспоминания. Ну, чтобы не загружать свою память ненужными мыслями и воспоминаниями, маг может вынуть часть дум из своей головы и сохранить их отдельно. Вон, целая батарея бутылочек в шкафу выставлена. Их можно вылить в омут памяти и пережить снова, одному или в компании. Как кинофильм, — ты ведь рос у маглов, и знаешь, что является для них важнейшим из искусств?

Джеймс замер с открытым ртом.

Значит, сохранённые воспоминания одного из самых могущественных волшебников современности, да? И каждый маг может вот так сохранять свои воспоминания? Не опасаясь, что что-то забудется, упустится, исказится? А потом продемонстрировать их… Компании… Широкой публике? И те будут видеть все детали, словно это они там присутствуют?

Бонд мгновенно представил себе переворот, который это нехитрое, по виду, приспособление произведёт в индустрии развлечений. У него, конечно, были какие-то накопления на чёрный день, но агент мог узнать золотую жилу, когда спотыкался об неё и вспахивал носом самородки величиной с лошадиную голову[138].

— Спасибо, Шляпа, ты мне очень помогла! — горячо поблагодарил Джеймс Бонд. — Знаешь, если тебе очень скучно, я мог бы время от времени заходить и разговаривать с тобой… Если хочешь, конечно.

— Ну… — Шляпа осеклась. Ещё ни разу на её памяти маг в здравом уме и твёрдой памяти не предлагал беседу предмету одежды. С другой стороны… — Если тебе будет не сложно. Понимаешь, тут в самом деле нечем заняться, а до следующего отпуска ещё немалый срок.

— Замётано, — мысленно осклабился Джеймс. — Только, прошу, ни слова Дамблдору. А то он почему-то нервничает, когда ученики забираются в его кабинет.

— И в самом деле, — усмехнулась Шляпа, — что в этом такого? Ладно, не боись, я буду нема, как… Э-э-э… Скажи, ты точно уверен, что я распределила тебя в Гриффиндор? Просто в Слизерине ты добился бы…

Джеймс со всем возможным почтением снял Шляпу с головы, забросил её на место, постаравшись придать этому натюрморту нетронутый вид, и подошёл к шкафу с воспоминаниями. Значит, все… Ну ладно, не все, но значительная часть мыслей и воспоминаний Дамблдора стоит, разлитая в бутылочки по четверть пинты? Интересно, есть ли здесь какая-нибудь дополнительная защита, или профессор Дамблдор настолько уверен в себе, что считает, будто бы общей защиты на входе в его кабинет будет достаточно?

Суперагент достал ещё один карандаш, подцепил ручку и потянул на себя дверцу шкафа. Та, еле слышно скрипнув, распахнулась. В воздухе резко запахло озоном.

Если бы Бонд дал себе труд подумать хоть немного, он бы сообразил это и сам. Ведь все пушинки, пёрышки и предательский коврик, которые он так лихо обошёл на входе в кабинет, не защищали от нежелательного проникновения, а только информировали вернувшегося Дамблдора о том, что в кабинет кто-то вламывался. Но в случае с сохранёнными воспоминаниями этого было мало. Злоумышленник, открывший этот шкаф, мог получить доступ к самым важным знаниям директора, самым ценным, раз уж тот решал сохранить их в бутылочках, не доверяя собственной голове, — и что, директора удовлетворило бы простое знание, что кому-то это удалось?!

В следующий миг Джеймс с удивлением обнаружил себя в полёте, ныряющим за тяжёлый письменный стол. Инстинкты суперагента перехватили управление и заставили тело повиноваться, не обращая внимания на его жалкие потуги возразить, что оно, мол, не тренировано, и вообще таких упражнений ещё не проходило…

Затем кабинет превратился в огромный барабан, по которому врезал злобный горный тролль. По крайней мере, так показалось Джеймсу. Очевидно, этот горный тролль одновременно увлекался фотографией, потому что в свете сопровождавшей громовой удар вспышки Джеймс увидел внутреннюю обстановку кабинета — сквозь плотно зажмуренные веки… И дюйм тяжёлых дубовых досок столешницы.

Пыль потихоньку начала оседать, и Джеймс рискнул выглянуть из своего укрытия. Окружающая обстановка больше не напоминала лабораторию алхимика; больше всего она теперь напоминала временный барак-цель на танковом полигоне после окончания учений. Низкий мраморный столик, стоявший посреди кабинета, рассыпался крошкой, стоявшие на нём серебряные приборы растеклись по каменному полу весело блестящими лужицами, над которыми курился пар. Чаша Омута Памяти почти не пострадала, только серьёзно закоптилась с одной стороны, и из неё вынесло взрывной волной всё содержимое. В стене напротив шкафчика с воспоминаниями красовалась сквозная дыра, и свежий ночной ветерок радостно выдувал остатки тепла из кабинета.

Джеймс сглотнул в попытке снова начать слышать и выпрямился, вставая из-за массивного стола. Груды пергаментов и свитков, ранее живописно разбросанные по поверхности стола, сейчас не менее живописно покрывали пол под столом, вокруг стола, и немного стены и потолок во всех направлениях. Некоторые пергаменты тлели. Другие, с наложенными на них охранными чарами, лениво самоуничтожались, — на глазах у Бонда один свиток внезапно решил покончить с собой и превратился в слепяще-белый шар огня, вырезав в каменном полу, куда его забросило взрывом, идеальную полусферу. Близкий взрыв заставил сработать охранные чары на ещё нескольких пергаментах. В общем, звуковое сопровождение соответствовало празднованию Нового Года в суровой глубинке, где ещё не запрещены китайские праздничные хлопушки.

Суперагент сглотнул ещё раз, но шум в ушах не затихал. Как будто морской прибой… Только откуда здесь взяться морю? Или шум толпы… Но откуда здесь взяться толпе?

На глаза Джеймса попался тлеющий портрет, сорванный взрывом со стены…

…Интересно, мог ли громкий «бум», мощности которого хватило, чтобы пробить полуметровую стену башни, разбудить спящих на портретах людей? Риторический вопрос, конечно. Интересно, они сразу предупредили Дамблдора о вторжении? Тоже риторический вопрос. Так что же делать? Хм, ещё более риторический вопрос. Если Бонда застанут на месте происшествия, его дальнейшая судьба может быть очень незавидной. Зато короткой.

Джеймс потряс головой. Лёгкая контузия, вызванная близким взрывом, исчезла. Пора было заниматься тем, что получалось у Бонда лучше всего: уносить ноги. Но сперва…

Суперагент подошёл к шкафу, оставшемуся стоять с открытой дверцей. Шкаф выглядел абсолютно невинно. Джеймс взял выручивший его карандаш, потыкал в бутылочки, уронил одну из них. Чувство близкой опасности кольнуло его под лопатку, и Бонд, не выдержав, сгрёб столько воспоминаний, сколько поместилось в руки.

За закрытыми дверями спальни послышался хлопок аппарации. «Значит, врали нам про антиаппарационный щит», — мимоходом подумал суперагент, лихорадочно распихивая бутылочки с воспоминаниями по карманам портупеи. — «Видимо, на директора общие правила не распространяются». За дверью во внутренние покои послышались торопливые шаги, и одновременно за пустым дверным проёмом раздался скрип пришедшей в движение лестницы. А Бонд едва только успел освободить одну руку…

Через несколько секунд сквозь двери в обоих концах кабинета войдут очень сильно раздражённые, взрослые, опытные маги. Что делать? Колдовать? Будучи недоучкой, выйти против опытного мага? Смешно. Применить магловское оружие? После того, как он продемонстрировал своё умение метать ножи на уроке Защиты от Тёмных Искусств, — это означало просто расписаться в личности нападавшего. Что же делать?.. Неужели карьера великого шпиона экстра-класса окончится вот так, бесславно, в почти родной Шотландии?

Шаги затихли прямо за внутренней дверью, заскрипели засовы. Почему засовы обязательно должны так мерзко скрипеть? Или это что-то вроде отличительного знака, сразу дающего понять, что сей засов — не просто кусок металла в трёх петлях, но элемент внутренней обороны средневекового замка, чуть ли не служака госбезопасности? И зачем навешивать на дверь между кабинетом и спальней столько разных засовов? Впрочем, сейчас чем их больше, тем лучше… И никакого оружия рядом, даже меч с подставки над камином схватить нельзя!.. Думай, Джеймс, думай… Или можно?.. Ведь Рон же рассказывал что-то… Тайная Комната, поединок с василиском…

Бонд, по-прежнему удерживая одной рукой десяток бутылочек с воспоминаниями, второй сорвал со шкафа Сортировочную Шляпу, зажал её под мышкой, вытянул руку вертикально вниз, зажмурился… Отбросил шляпу обратно на шкаф.

Дверь внутренних покоев открылась. В проёме стоял Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор собственной персоной, — в тёмно-синей мантии с золотыми звёздами, в знаменитых очках в виде полумесяцев, со всемирно известной бородой, перевитой золотой цепочкой и заткнутой за пояс, и в состоянии холодной ярости. Напротив него стояла закутанная в тёмную облегающую одежду фигура, одной рукой прижимающая к груди десяток очень знакомых бутылочек, а в другой держащая наизготовку меч Годрика Гриффиндора.

— Ты кто такой?! — изумился Альбус, поднимая свою волшебную палочку.

Его противник не стал тратить время на разговоры. Тяжёлый древний меч коротко свистнул, клинок описал сверкающий полукруг, целясь в шею мага. Альбус почти машинально отмахнулся, меч отлетел от внезапно сгустившегося воздуха, словно на его пути встала каменная глыба.

Фигура в тёмном, казалось, именно на это и рассчитывала. Она крутнулась на месте, используя инерцию отбитого выпада, прижала меч ко лбу, ускоряя разворот, и прыгнула в сторону — туда, где ветерок легонько шевелил взрывоопасные пергаменты, проникая сквозь метровую дыру в древней кладке.

Незваный гость не стал останавливать собственное вращение; инерция разворачивала его, и в дыру он влетел уже совершив почти полный оборот, спиной вперёд, лицом к директору. Альбус бросился следом, но внезапно рука гостя пришла в движение, и длинное лезвие магического меча остро свистнуло у самого лица волшебника. Дамблдор еле успел затормозить, чтобы не напороться на хищное остриё. Бонд, может, был не слишком искусным магом, но о поединках на мечах он знал всё.

Тёмная фигура пролетела сквозь дыру в стене и растворилась в ночном мраке.

В дверной проём вбежала Минерва МакГонагалл. В наспех накинутой мантии, с растрёпанными волосами, сжимающая в руке волшебную палочку, она представляла собой поистине леденящее кровь зрелище.

— Альбус? Что здесь произошло? Пожиратели?

— Нет, Минерва, не пожиратели, — Дамблдор осторожно выглянул из дыры. Разумеется, снаружи было темно, как ночью, но это проблема решаемая: — Люмос максима! Минерва, собери наших, надо немедленно обыскать всю территорию замка! Подними старост, нам необходимо выяснить, кто из учеников сейчас не в спальне! Этот гад украл у меня почти все воспоминания! Минер… На что ты там смотришь?!

Минерва, в ужасе прижимая ладошку ко рту, показала второй рукой. Зажатая в ней волшебная палочка дрожала. В открытый проём вбежал Северус Снегг, бросил взгляд на присутствующих и остановился, словно налетев на каменную стену. Следовавшая за ним Долорес Амбридж в мерзопакостной розовой мантии гнусно захихикала. Дамблдор оглядел себя и заковыристо выругался.

Меч, свистнувший возле самого лица, прошёл под подбородком. Краса и гордость Альбуса Дамблдора, его борода, была косо обрезана в дюйме от челюсти, и теперь свисала из-за пояса. Золотая цепочка по-прежнему удерживала волосы вместе.

Джеймс Бонд отбросил сослуживший свою службу меч подальше, — ещё не хватало мотаться вокруг башни шотландского замка с неестественно острой железякой в руке. Бесшумный пиропатрон сработал, как надо, гарпун легко вонзился в старый камень, и сейчас суперагент, подобно пауку, спускался вниз на тонкой полимерной нити. Попутно он рассовал по карманам оставшиеся у него бутылочки. Джеймс был доволен собой. Оттолкнувшись от стены, он рыбкой вошёл в брызнувшее цветными осколками окно, быстро сориентировался и задал стрекача в сторону башни Гриффиндора.

Оставшийся за его спиной тонкий полимерный шнур, вступив в реакцию с кислородом воздуха, некоторое время разогревался, а потом бесследно растаял, испустив лёгкий белый дымок. Добравшаяся до гарпуна волна жара воспламенила магний в составляющем его сплаве, и гарпун исчез в короткой белой вспышке, — абсолютно, впрочем, незаметной в ослепительном сиянии «Люмос максима». Та же судьба постигла хитроумную снасть, с помощью которой Бонд форсировал лестницу к кабинету директора.

Означенный директор ходил по кабинету взад и вперёд, напоминая тигра, которого кто-то рискнул дёрнуть за боро… За хвост. Ногами он отбрасывал со своего пути пергаменты. Часть из них по-прежнему взрывалась, сгорала, таяла и растекалась лужицами, но уже значительно реже, чем раньше, — основное число секретных документов за это время успело самоуничтожиться. Дамблдор не обращал на попытки документов сохранить секретность никакого внимания, в отличие от Долорес Амбридж, глаза которой бегали по кабинету, пытаясь найти хоть какой-нибудь компромат.

— Поднять всех! — рычал Дамблдор. — Филча ко мне! Пусть проверит ворота! А потом пусть навесит обратно двери кабинета — и на этот раз пусть закрепит их как следует!!! Я хочу знать, каким образом этот бандит смог проникнуть в мой кабинет, не подняв тревоги! Найдите мне Пивза, пусть этот полтергейст-недоучка объяснит мне, почему он решил занавесить все портреты в моём кабинете именно сегодня! И я хочу знать, что за фигня стрекотала у этого бандита на плече! Поднимите всех учеников, я требую, чтобы каждое существо в этой школе предоставило мне поминутный отчёт за всю прошедшую ночь!

— Сэр, это совершенно излишне, — робко возразил Северус. — Не каждое.

Альбус замер на месте и устремил ледяной взгляд на Снегга.

— Ты догадываешься, кто это мог быть? Кто-то из твоих? Малфой? Клянусь, я этого хорька с глиной смешаю и эту дырку им заделаю!.. Может, ты даже знаешь, что за штука была у него на плече?

— Нет, совсем нет, — хохотнул Северус, но мгновенно осёкся. — Малфой тут ни при чём, и любой другой слизеринец тоже. Простая логика, на самом деле. Вам отрезали бороду, — очевидно, одним взмахом. Я вижу, что в кабинете не хватает меча Годрика Гриффиндора. Снять его с подставки без вашего, профессор, разрешения невозможно, но ведь его можно добыть и другими способами… Сортировочная Шляпа лежит не на том шкафу, на который Минерва положила её после церемонии сортировки, и я уверен, что если мы спросим Шляпу, она подтвердит мои выводы. И все мы знаем, что только истинный гриффиндорец может в час острой нужды извлечь меч Гриффиндора из Сортировочной Шляпы.

Северус откинулся на спинку чудом уцелевшего кресла, наслаждаясь своим триумфом:

— Профессор, вас отбрил истинный гриффиндорец. Вот и ищите своего истинного гриффиндорца, господа.