007. Вы живёте только... трижды

Беседа Амбридж и Министра Магии Фаджа. Амбридж получает назначение на должность Генерального Инспектора

Долорес Амбридж в глубокой задумчивости постукивала палочкой по своим ногтям, не опасаясь испортить маникюр из блёклого розового лака. Приняв, наконец, решение, она зачерпнула пригорошню летучего пороха из банки на каминной полке и широким жестом швырнула его в огонь:

— Корнелиус Фадж!

Камин в личном кабинете Министра магии, кавалера Ордена Мерлина первой степени, Корнелиуса Фаджа мелодично звякнул кочергой о медную решётку:

— Господин Фадж, на связи мадам Амбридж. Будете отвечать?

Фадж, яростно правивший какой-то документ, бросился к камину с прытью, несвойственной шестидесятилетним министрам:

— Чёрт побери, конечно, буду!

Вспыхнувшее в камине пламя образовало лицо Великой Розовой Жабы.

— Господин министр? Вы одни?

— Да, да, я один, рассказывай, что там творится! — Корнелиус в нетерпении чуть сам не засунул голову в огонь, что стоило бы ему остатков шевелюры.

— Господин министр, здесь просто беда какая-то! Настоящий кошмар, дурдом и светопреставление!

— Узнаю «Хогвартс». Адресом вы не ошиблись, это уже радует.

— Да нет, я не в этом смысле. Я в том, что детей тут учат плохому! Даже слизеринцы считают Дамблдора не самым плохим директором школы, а Гриффиндор и Пуффендуй на него вообще молиться готовы! И половина школы уверена, что Сами-Знаете-Кто воскрес! В особенности гриффиндорцы и слизеринцы!

Физиономия Фаджа вытянулась и посерела.

— И эти дети регулярно пишут домой родителям… И влияют на их мнение… Долорес, вы должны что-то предпринять!

— Я вся внимание, господин министр. Что вы хотите, чтобы я сделала?

Фадж лихорадочно грыз ногти. Долорес решила, что совсем немного личной инициативы не повредит:

— А если я слегка авадну Дамблдора? Совсем чуть-чуть? Это поможет?

Министр грустно улыбнулся:

— Долорес, если вы сумеете заавадить лучшего дуэлянта в мире, который играючи победил Гриндевальда, мне придётся отдать приказ о вашем физическом уничтожении. Потому что иначе вы, ослеплённые гордыней, в один прекрасный день можете решить, что Министерством управляют неправильно. И, более того, что вы знаете, как управлять им правильно, — явно ошибаясь, потому что только я знаю, как управлять Министерством правильно. В этот день вы вынете свою палочку и попробуете устроить в Министерстве переворот, уверенная в своей непобедимости. И тогда либо вас убьют при попытке, что лишит меня ценного сокровища, — очень хорошей помощницы, — либо у вас получится, что лишит меня ещё более ценного сокровища, — моей жизни. А к своей жизни я, знаете ли, весьма привязан. Что? Почему это только я знаю, как правильно управлять Министерством? Ха! Стал бы я бороться против этого старого дурака Дамблдора, если бы не был уверен, что его политика приведёт наше общество к краху, да, к полнейшему краху!

Корнелиус Фадж устало провёл рукой по скверно выбритому подбородку. В последнее время министр сильно сдал:

— Кроме того, Долорес, если вы заавадите Дамблдора сейчас, магическая общественность решит, что его убрали по политическим причинам. А значит, в бреднях, которые он неустанно распространяет уже два с лишним месяца, есть некий резон. Я не могу этого допустить. Нет, авадить его будет совсем неправильно. Вот если бы с ним произошёл какой-нибудь несчастный случай…

— Авиакатастрофа? — деловито осведомилась Амбридж. — Падение с метлы с высоты в четыреста футов головой вниз… Плюс случайное попадание ногами в тазик с быстрозастывающим цементом, который кто-то необдуманно поставил на краю жерла вулкана. Как вы думаете, это достаточно несчастный случай, или стоит сгустить краски?

Фадж проглотил первые несколько ответов на инициативу подчинённой.

— Дамблдор не пользуется мётлами, — ответил он, выбрав, наконец, реплику, не содержащую негативно окрашенных эмоциональных междометий. — Он не подходит к клеткам с драконами, не общается с фестралами, не гладит гиппогрифов. Единственное животное, с которым он близок, — Фоукс, его ручной феникс, умеющий плакать по желанию хозяина, а слёзы феникса являются мощнейшим целительным средством. Все его перемещения в последний год проходят исключительно пешком или методом аппарации, в которой наш Альбус поразительно силён. Он ест за общим столом, исключительно из тех блюд, из которых кто-то уже набрал себе еду. У него есть маленький бар в кабинете, но я готов поставить галеон против кната, что по его кабинету даже мышь не сможет пройти без того, чтобы Дамблдор узнал длину усов и цвет шерсти всех её родственников до пятого колена.

Долорес, что бы о ней ни думали, идиоткой не была. Из тирады своего начальника она сделала правильный вывод: Фадж принялся следить за Дамблдором задолго до того, как тот открыто выступил против Министерства.

— Дамблдор очень тщательно подходит к обеспечению своей безопасности, — продолжил Фадж. — Он не ведёт уроков, потому что на уроках что-нибудь может пойти не так. Ну, знаете, какое-нибудь зелье может взорваться, или метла хулигана случайно попадёт в висок… Мало ли способов расстаться с жизнью в школе. Так вот, Дамблдор знает их все, и он скрупулёзно следит, чтобы не попасть в ситуацию, которая может вылиться в один из них. Он передвигается только по защищённым коридорам, часть из которых недоступна школьникам. Он никогда не проходит по одному и тому же пути дважды подряд. Ни у кого нет доступа в его личную ванную комнату, и мне неизвестно, как он пополняет запасы шампуня для своей бороды. По крайней мере, домовые эльфы «Хогвартса» этого точно не делают. Никто не знает, где он находится, когда он не занят своими прямыми обязанностями, — и, честно говоря, эти самые обязанности не могут отнимать у него слишком уж много времени, особенно теперь, когда мы выперли его из Визенгамота. Я подозреваю, что он снял антиаппарационный щит где-то на территории своей берлоги, и то, что он не покидает школу, вовсе не означает, что он не покидает школу. В общем, получается, что самый реалистичный вариант, в котором наш герой покинет этот мир, — это если он подавится своими лимонными дольками. Ах, как бы я хотел, чтобы ему попалась роковая долька[126]!

Амбридж промолчала. Ей было нечего сказать. Она пришла примерно к таким же выводам, не имея и десятой части данных и средств, доступных министру.

— Насчёт его методов… Поразмыслите об этом, Долорес, — добавил Корнелиус, вытягивая руки к огню. — Мы так и не узнали, от чего скончался Армандо Диппет. Его смерть в конце 1992-го была уж слишком удобной для Альбуса. Рита Скиттер пару лет назад в разговоре со мной упоминала Диппета: якобы тот намекнул ей о каких-то интересных сведениях, касающихся Дамблдора. Что-то действительно не соответствующее его имиджу рыцаря без страха и упрёка. Я уж не знаю, что именно могло так восхитить Риту, и можно быть уверенными, — Рита так и не успела узнать, о чём хотел поведать ей Диппет, иначе это появилось бы на первой полосе «Ежедневного пророка». Но странности на этом не исчерпываются. Напомню, что формального вскрытия тела Диппета не проводилось, дознания по факту смерти не было, а работник ритуального бюро, заполнявший свидетельство о прекращении земного существования, вписал в графу «причина смерти» «сердечный приступ» — со слов Дамблдора, который и обнаружил тело.

— Со слов Дамблдора, — повторила Амбридж. Ей показалось, что в кабинете внезапно стало холоднее.

— Кстати, Дамблдор так и не объяснил, что ему понадобилось от Диппета, которого он раньше не навещал. Но в тот год было много возни с Тайной Комнатой, а Диппет был директором «Хогвартса», когда её открывали в предыдущий раз, и когда погибла та девочка… Поэтому все решили, что Дамблдор хотел выяснить какие-то факты о Тайной Комнате. Честно говоря, даже я так думал, — добавил Корнелиус в нехарактерном для себя приступе самокритики. — Но, Долорес, поразмыслите-ка вот о чём. Свидетельство о смерти заполнял не колдомедик, а могильщик, — многозначительно поднял бровь министр. — Который обычно мертвецов не видит, ему крышка гроба мешает. Вы бы доверили выяснять причину смерти кому-то, кто ни разу в жизни мертвеца не видел, и про здоровье знает только то, что возня с сырой землёй этому здоровью не способствует? Вам это не кажется подозрительным?

— Кажется, — кивнула Амбридж. — Вот теперь, когда вы об этом упомянули, — кажется.

— И ещё один маленький нюанс, — добавил Корнелиус. — А откуда там вообще взялся могильщик, если тело, согласно завещанию, должны были кремировать немедленно по обнаружении? И кремировали. Лично Дамблдор. Хотя тут ему хватило такта подождать прибытия наших сотрудников, которые наблюдали за кремацией. И которых, блин, совершенно не насторожило, что чернила на завещании ещё не высохли, хотя Диппет, судя по состоянию тела, был мёртв уже пару дней.

Долорес зябко поёжилась. Фигура добродушного, вечно улыбающегося директора школы предстала перед ней в новом свете.

— А есть ещё Батильда Бэгшот, — Корнелиус Фадж вскочил на ноги и начал нервно расхаживать перед камином, — которая совершенно внезапно сошла с ума, стоило Рите Скиттер подкатить к ней с вопросами о прошлом Дамблдора. Долорес, я хорошо знал Батильду, это же кремень в юбке. В сто десять лет она бегала, как молодая, пинком открывала дверь в мой кабинет, могла перепить Хагрида, а «Историю магии» цитировала с любой страницы по выбору, причём в любом направлении. И вдруг — внезапный инсульт с почти полной потерей памяти и дееспособности. А догадываешься, кто её обнаружил, лежащей на полу и неспособной даже подняться? И кто поднял меня на смех, когда я предложил проверить его палочку с помощью «Приор Инкантато»?

— Дамблдор? — ахнула Амбридж.

— Поверьте мне, Батильда Бэгшот и Армандо Диппет — это не единственные странные случаи среди окружения Дамблдора, — твёрдо произнёс министр, снова плюхаясь на пол перед потрескивающим камином. — Есть ещё Гораций Слизнорт, который внезапно оставил посты мастера зелий и декана Слизерина после того, как Волан-де-Морт был уничтожен, и, казалось бы, ему теперь нечего бояться. То есть в течение всей Первой Магической войны он дрожал от страха, но работал, и не за страх, а за совесть. Но как только опасность миновала, вместо заколачивания денег он уходит в отставку и селится в глуши. Это Слизнорт-то, душа компании, председатель Клуба Слизней, у которого есть связи везде, и который не представлял себе жизни вне светского общества! А с начала лета он вообще начал переезжать каждые несколько дней, и мы потеряли его из виду. Зачем? Почему? Что он узнал, чего он испугался? Или, скажу проще, что в словах Дамблдора напугало его настолько, что он пустился в бега?

— Возвращение Тёмного Лорда? — рискнула Амбридж, заранее зная реакцию Фаджа.

— Чушь! — взмахнул рукой министр. — Мы оба знаем, что после «авады» не возвращаются. У нас в семидесятых были полные морги примеров правильной работы «авады», а в 81-м появился пример неправильной работы, но такого, чтобы умереть и воскреснуть, — не было ни разу. А ведь заклинание мгновенной смерти популярно и известно всем, если бы оно могло не сработать при каких-то условиях, оно просто по закону больших чисел не сработало бы раньше. И, кстати, я вообще не верю, что «Авада Кедавра» могла не сработать. Мне кажется, Тёмный Лорд испытывал на Гарри Поттере какое-то новое заклинание, и вот с ним что-то пошло не так. Но если это была «авада», и она отрикошетила в Сами-Знаете-Кого, он просто не мог не умереть. А если он умер, то не мог воскреснуть.

Корнелиус взлохматил редкие пряди волос.

— Так вот, Слизнорт увидел, что Дамблдор пытается нажиться на старом пугале Сами-Знаете-Кого. Зачем? Для чего? Для того, чтобы набрать себе сторонников, тут других вариантов нет, — все знают, что Дамблдор был единственным, кого боялся Сами-Знаете-Кто. А зачем Дамблдору сторонники? Разумеется, чтобы захватить власть, ведь всё остальное у директора «Хогвартса», Верховного Ворлока Визенгамота и помощника Николаса Флемеля с неограниченным доступом к философскому камню, способному превращать любой металл в золото, уже есть. Единственный орган власти в магической Британии — Министерство Магии, значит, Дамблдор хочет захватить власть именно в Министерстве. Но помимо тысяч магов, которые присоединятся к Альбусу Дамблдору из страха перед Сами-Знаете-Кем, Дамблдору потребуются ещё люди, которые умеют думать. Слизнорт как раз из таких. Зная, что представленная общественности причина выеденного яйца не стоит, Слизнорт пустился в бега, опасаясь — чего? Что Дамблдор силой принудит его служить себе! Гораций прячется от Дамблдора, это же очевидно! — внезапно выкрикнул Фадж. — Что такого знает Гораций о методах вербовки Альбуса, что сбежал из-под его крыла, как только миновал кризис? Что знает Слизнорт о Дамблдоре такого, что пошёл на слом ритма своей жизни, устоявшегося за тринадцать лет, и пустился в бега, только бы тот его не нашёл?

Амбридж впитывала информацию, как губка.

— Долорес, впереди война, — пафосно простёр руку Фадж. — Война страшная, потому что наш противник не будет гнушаться никакими средствами. Уж если он ещё до её начала пошёл на откровенную ложь, чтобы набрать себе пушечного мяса… И чем раньше мы его остановим, тем лучше. Потому что если мы проиграем, судьба всей магической Британии окажется в руках маньяка, способного на убийства, насилие и ложь, чтобы добиться своих целей. Которые вовсе не являются целями магов, потому что если бы они ими были, не возникло бы нужды в убийствах, насилии и лжи!

Даже хромающая логика Невилла Долгопупса увидела бы бреши в этих утверждениях. Долорес искренне попыталась, но сдержаться не смогла:

— А мы, значит, имеем право пойти на убийства, насилие и ложь, чтобы не допустить прихода к власти мага, способного на убийства, насилие и ложь?..

— Да! — пафосно простёр вторую руку Фадж. — Потому что мы выражаем волю народа! А Дамблдор выражает волю только самого себя! И тех, кому он сумел запудрить мозги. И тех, кто всё ещё считает его рыцарем без страха и упрёка. И тех, кто присоединится к нему, неважно, против чего он призывает выступить. И ещё тех, кто из чувства противоречия будет поддерживать любую оппозицию. И ещё…

Корнелиус Фадж перебросил рот на холостую передачу, пока тот не намолотил ещё чего-нибудь, и челюсть какое-то время конвульсивно пробуксовывала, ожидая подачи мысли. Долорес Амбридж немного подождала, давая министру возможность закончить фразу, а затем решительно вернулась к основной теме доклада:

— Опровергнуть его бредни фактами мы не можем, так? Логика — не самая сильная дисциплина у магов, и если мы будем пытаться по пунктам доказывать, что Дамблдор неправ, единственное, чего мы добъёмся, — это что простаки… То есть избиратели подумают, что в его словах что-то есть.

— Иначе зачем нам его опровергать? Верно, Долорес. Нам необходимо не опровергать его, а выставить его на посмешище. Люди не будут верить тому, над кем смеются. Слушайте, я назначу вас на должность Генерального Инспектора «Хогвартса».

— Зачем? — насторожилась Амбридж.

— Вы тогда сможете присутствовать на уроках других преподавателей. Вытащите из них всё, что покажет их несоответствие занимаемой должности. Докажите, что подбор учителей в этой школе ниже любых стандартов. Мы высмеем их в «Пророке», соберём Совет Попечителей и выгоним из школы всех, кто поддерживает Дамблдора. Заменим их нашими людьми, а уж они объяснят студентам, кто прав, а кто нет. А студенты повлияют на родителей. Ну, и ещё у вас будет больше возможностей собирать информацию про Дамблдора.

— То есть я смогу решать, кто имеет право преподавать, а кто нет?

— Именно так. Я ещё подумаю над формулировками. Дальше. Вы сказали, что половина студентов верит в бредни Дамблдора о возвращении Сами-Знаете-Кого?

— Да, причём этому подвержены в основном слизеринцы и гриффиндорцы.

— Неудивительно. Гриффиндорцы поверят Дамблдору, даже если тот скажет, что небо жёлтое, воздух сиреневый в крапинку, а Луна сделана из зелёного сыра. Хотя каждый ребёнок знает, что она — из жёлтого. А слизеринцы поверят кому угодно, если тот скажет, что их Лорд воскрес. Что мы с этим можем сделать?

— Пока ничего. Я уже сказала прямо, что никто не воскресал. Мне не поверили. Если я буду настаивать, это может привлечь ненужное внимание.

Фадж снова вскочил и прошёлся по своему кабинету взад-вперёд.

— Как отнеслись ученики к новой учебной программе?

— Резко отрицательно, господин министр. Их пугает до колик мысль о том, что в первый раз волшебную палочку они возьмут в руки на экзамене.

— Тем не менее, продолжайте. Не хватало нам ещё, чтобы детишки решили, будто мы не в состоянии их защитить… Что там с Поттером? — наконец, резко спросил министр. — Он потерял память?

— Он потерял совесть!!! — взорвалась Амбридж. — Представляете, этот паршивец сказал, что ничего не знает о воскрешении Тёмного Лорда! Но теперь он уверен, что на него нападали дементоры! Вы только подумайте, дементоры — в Англии! И они его не поцеловали! И ему верят!!!

— Я слышал, у него есть доказательства, — протянул Фадж, грызя ноготь.

— Да, свиток из больницы святого Мунго и дементор в банке. По-вашему, это что-то доказывает?

— Ну, смотря кто написал свиток… И смотря как дементора запихнули в банку.

— Свиток подписан каким-то Гиндельштейном. Про дементора в банке я и не говорю, это оформленный и зафиксированный газ, творение Поппи Помфри, она ради любимчика Дамблдора не только на подлог пойдёт.

Лицо Корнелиуса вытянулось.

— Гиндельштейн — один из лучших целителей в области ментальной магии. Оспорить его заключение будет непросто. Значит, дементоры всё-таки были?..

Министр, поглощённый своими размышлениями, не обратил внимания на секундную запинку своей заместительницы:

— Нет, сэр, я уверена, что если бы дементоры и правда решили напасть на Поттера, они бы непременно поцеловали его, и это уничтожило бы его душу. Раз его душа в порядке, значит, никаких дементоров там не было. А это значит, что заключение из Мунго — следствие подделки или взятки.

Корнелиус с громким хрустом обкусил ноготь.

— То есть Поттер не настаивает на том, что Сами-Знаете-Кто воскрес?

— Нет, сэр, не настаивает.

— Тогда почему вы так резко его атакуете?

Долорес Амбридж вздохнула, вспомнив унижение, которому её подверг Поттер.

— На первом же уроке он располосовал мне руку. Ножом, представляете? Я назначила ему наказания. В первый вечер он писал строчки.

Амбридж отложила в сторону пергамент, покрытый надписями «Я не должен лгать».

— Во второй вечер я потребовала, чтобы он написал сочинение с выражением признания легитимности позиции и действий Министерства, поддержку лично вам, господин министр, и принятие любых действий, которые вы сочтёте нужными.

Амбридж положила поверх предыдущего пергамента ещё один, абсолютно идентичный первому и тоже покрытый надписями «Я не должен лгать».

— На третий вечер он пришёл с Минервой Макгонагалл, которая должна была на правах декана подтвердить легитимность назначенного мной наказания. Она отменяла всё, что бы я ни придумывала. В конце концов, мне пришлось отменить все наказания целиком. Зато я задала ему двойную домашнюю работу, которую этот паршивец сдал, не моргнув глазом.

Фадж глубоко задумался.

— Ладно, Долорес, продолжайте. Не слишком наседайте на Поттера, я не хочу, чтобы он решил, будто вы его ненавидите. — Амбридж заскрипела зубами. — Я сейчас же подпишу декрет об образовании, и вы сможете вплотную заняться преподавателями. Не буду вас больше отвлекать, Долорес. Выходите со мной на связь в любое время, как только узнаете что-нибудь новое.

Зелёное пламя в камине погасло. Долорес отшатнулась от огня, сняла с полочки внутри камина чайник и налила себе крошечную чашку чая. Должность Инспектора… Хм-м-м… Даст ей определённые… Преимущества. Это надо как следует обдумать.

Значит, Фадж уверен, что Тот-Кого-Нельзя-Называть атаковал годовалого Поттера не с помощью «Авада Кедавра»? Очень интересно. Это, конечно, объясняет, почему вместо смерти мальчик отделался только шрамом. Но ведь отсюда один шаг до другого вывода: если в Волан-де-Морта отрикошетила не «Авада Кедавра», то, может, он и не умирал вовсе?

Крошечная металлическая пуговица, прилепленная к нижней стороне столешницы с помощью жвачки, поблёскивала, отражая языки пламени. В далёком туманном Лондоне металлический стержень, частью которого была эта пуговица, добросовестно передавал на самописцы каждый звук.