007. Вы живёте только... трижды

Снегг приходит в себя

— Вы меня слышите? Вы можете говорить?

Северус Снегг слышал обращающийся к нему голос, но отреагировать не мог. Тело было налито свинцовой тяжестью, трудно было даже просто двигать глазами, не говоря уже о том, чтобы поднять веки.

— Глазные яблоки дрожат, есть сигнал. Он вас слышит.

Зельевар задумался. Мозг Снегга работал превосходно, но своё тело он практически не ощущал. Какие-то лёгкие прикосновения к рукам, ногам, спине и груди, но Северус даже не мог сказать, они прохладные или тёплые. Снегг снова попробовал пошевелиться, поднять веки, — вновь безрезультатно.

— Мы знаем, что вы проснулись и что вы в сознании, профессор, — вновь возник первый голос. — Мы знаем, что вы не можете двигаться. Не напрягайтесь, вы так только повредите себе. Я объясню вам всё по порядку, но для начала знайте: вы в безопасности, никто не собирается причинять вам вред. Давайте установим контакт: чтобы сказать «да», представьте себе безбрежное белое поле с огромным нарисованным на нём чёрным квадратом, чтобы сказать «нет» — вместо квадрата представьте себе крест. Вы меня поняли?

Интересно, слова «правда, лишь в очень узких рамках определения слова „вред”» перед «давайте» только почудились, или в самом деле были произнесены на уровне легчайшего шёпота?.. Снегг очистил свой разум (плёвое дело для легилимента) и представил себе, что смотит сверху на океан разлитой белой краски, из которого торчит ониксово-чёрный квадратный остров.

— Есть, сэр. Возбуждение в зонах распознавания образов[326]. Квадрат.

— Просто калибровки ради, профессор Снегг, представьте себе отрицательный ответ.

— Он видит крест, сэр.

— Спасибо, профессор. Теперь позвольте мне обрисовать вам в общих чертах ситуацию, в которой вы оказались. Вы знаете, что сон делится на две фазы, быструю и медленную? Ох, конечно, прошу прощения. Вы должны знать о сне всё, ведь вы профессор зельеделия, преподаватель одного из самых скучных предметов в школе. В фазе быстрого сна, так называемой REM-фазе, от rapid eye movement, вам снятся сны. Для мозга сны ничем не отличаются от реальности, поэтому он реагирует на события, созданные сном, точно так же, как если бы эти ситуации происходили на самом деле. Если вам снится, что на вас нападают, вы будете защищаться; если вам снится, что вы тонете, вы попробуете плыть вверх, — в обоих случаях со всеми полагающимися взмахами руками и ногами. Чтобы ваше тело не повредило себя или окружающих, прямо перед фазой быстрого сна активируется определённый центр в продолговатом мозгу, увеличивающий разницу напряжений на синапсах моторных нейронов на примено десять милливольт. А побудительное возбуждение моторных нейронов остаётся на прежнем уровне. Таким образом, сигналы, которые посылает ваш мозг конечностям, натыкаются на непреодолимый порог между нервных клеток и не доходят до них. Полный, абсолютный паралич, не затрагивающий только глазные мышцы, сердечную мышцу и механизм дыхания[328].

Голос сделал паузу и, судя по звукам, смочил пересохшее от длинной речи горло водой.

— Раньше для того, чтобы активировать какой-то нервный центр, нам приходилось вживлять электроды непосредственно в мозг. Это долго, неприятно, и ходить с торчащим из затылка кабелем мало кому нравится, — вот и Томас Андерсон, упокой Господи его душу, предпочёл сбежать[328]… Но теперь мы научились индуцировать нужный электрический заряд дистанционно, при помощи мазера, что позволило нам раздражать этот центр в продолговатом мозгу без необходимости вскрывать вам черепную коробку. Подача тока на этот нервный центр эффективно и полностью вас парализовала. Конечно, некоторые рефлекторные движения, не индуцируемые головным мозгом, всё ещё могут случаться; поэтому вы находитесь в чане сенсорной депривации, настроенном так, чтобы у вас не возникло никаких причин для проявления рефлексов. Вы плаваете в абсолютной темноте в воде, плотность и температура которой точно равны плотности и температуре вашего тела. Вы не слышите ничего, кроме того, что я вам передаю по этому звуковому каналу. Вы дышите простерелизованным воздухом с усреднёнными значениями парциальных давлений газов, создаваемым искусственно из баллонов, и потому лишённым всяких запахов. Вы не можете открыть рот, чтобы попробовать окружающую среду на вкус, но смею вас заверить, вкуса она тоже не имеет. Мы кормим вас с помощью внутривенной инъекции, по которой вам в кровь подаётся набор аминокислот, витаминов и глюкозы. Параллельно ваша кровь прокачивается через аппарат гемодиализа, который удалит из неё гормоны взрывной активности типа адреналина или норэпинефрина, буде ваши надпочечники решат их выбросить, и, если понадобится, насытит её успокоительными медикаментами, чтобы вы не повредили ни себе, ни нам[329]. Единственный ваш канал связи с внешним миром — это мой голос, задающий вопросы, и ваша возможность отвечать мне на эти вопросы. Если вы не хотите сойти с ума от одиночества, вы будете дорожить этим каналом, а это означает — не расстраивать меня, потому что я в любой момент могу выключить микрофон и уйти домой, к семье и детям. На несколько дней, если мне захочется. В течение этих дней вы будете плавать в тишине и в темноте, один, испытывая галлюцинации, последовательно всё сильнее и сильнее сомневаясь в здравии своего рассудка и страстно желая ощутить хоть какой-нибудь сигнал извне. Если я заиграюсь с внуками и оставлю вас в одиночестве на неделю, вы сойдёте с ума, а я получу порицание без занесения в личное дело. Вы понимаете меня?

Снегг понял, что его глаза были открыты, просто он видел точно такую же темноту, как и с закрытыми глазами. Зельевар начал подозревать, к чему ведёт его невидимый собеседник.

— Квадрат, сэр.

— Спасибо, Джим. Профессор Снегг, считаю своим долгом предупредить вас, что мы тщательно отслеживаем изменения вероятностного поля. Любая попытка прибегнуть к беспалочковой невербальной магии будет замечена, после чего мы вас встряхнём, чтобы сбить заклинание, и накажем. К сожалению, встряхивать и наказывать придётся болью, потому что мы не знаем других способов сорвать создание матрицы приказа мидихлорианам, кроме как нарушая концентрацию мага, а боль эффективно и, главное, быстро нарушает концентрацию. Проще говоря, только попробуйте колдануть, и испытаете такую боль, что вам круцио отдыхом покажется. Вам всё ясно?

— Квадрат, сэр.

— Я вижу высокую активность в лобных долях. Вы пытаетесь придумать способ обойти наши условия? Как по-вашему, может, мне стоит продемонстрировать вам, что будет за попытку колдовства?

— Крест, сэр.

— Уверены, профессор? Мне несложно. Кстати, система полностью автоматическая, и замечательно сработает без человеческого вмешательства, — это на тот случай, если заклинание, которое вы бросите, успеет прорваться. Так что вас неизбежно дерябнет болью, вне зависимости от результата. Но я могу активировать систему и кнопкой с пульта. Не волнуйтесь, вы не умрёте, даже если очень захотите. Фактически, вы сорвали джекпот: о вашем здоровье будут заботиться лучшие врачи страны. И я предрекаю вам долгие, долгие года в этом аквариуме.

— Сэр, активность в верхней левой лобной извилине[330]!

— О как. Что же вас рассмешило, профессор? Попытайтесь представить себе слова, написанные большими чёрными буквами на белом фоне, а мы попробуем их прочесть[331].

— «Если я буду плавать в этом баке несколько лет…» Тут непонятно, сэр… А, вот: «то вода в нём, очевидно, всё-таки приобретёт вкус. Пищеварение ведь вы мне не заблокируете».

— Ха-ха! Браво, профессор. Не ожидал поймать вас на способности шутить. Не волнуйтесь, вода фильтруется. А из отфильтрованного мы делаем физраствор, обогащаем его глюкозой и загоняем вам в вену… Ты ж смотри, как давление подскочило! Не волнуйтесь, профессор, я тоже умею шутить!

— «Ну и шутки у вас», сэр.

— А ты не ёрничай, а читай мне, что он думать будет. Итак, профессор, теперь, когда вы знаете, в какой ситуации вы находитесь, позвольте мне в общих чертах обрисовать вам более глобальную картину. Вы в плену, вы не можете сбежать, вы не можете освободиться, даже умереть — и то не сможете. Даже если вы попробуете бросить в самого себя Аваду, система успеет среагировать и сбить матрицу заклинания. У меня есть пара кнутов, которыми я могу побудить вас к сотрудничеству, — одиночество и боль, — и очень жирный пряник, которым я буду вознаграждать вас за сотрудничество: я могу активировать область оболочки прилежащего ядра[332] в вашем головном мозгу.

— Он пишет: «НЕ НАДО‼!» Большими буквами, сэр.

— Хм. Надо же, волшебник, а знает, что это хуже любого наркотика. Кстати, о наркотике: помимо мер защиты, которые я уже назвал, вынужден признаться, профессор, что пока вы были без сознания, мы подсадили вас на один безвредный алкалоид. Биохимия вашего организма перестроилась таким образом, что вам теперь требуется доза этого вещества каждые три часа, иначе вы испытаете на себе все прелести наркотической ломки. Алкалоид, повторюсь, безвредный, но дорогой, а потому для фармацевтической промышленности абсолютно бесполезный; процесс его синтеза освоен только в нашей лаборатории, и получить его вы можете только у нас, поэтому вам просто нет смысла пытаться сбежать. Не сомневаюсь, что ваши колдомедики в конце концов смогут найти способ помочь вам соскочить с иглы, но, исходя из наших данных, это займёт у них не меньше суток, а вы загнётесь от дикой боли уже через восемь часов.

— Он пишет: «Звёздочка, звёздочка, решётка, знак доллара, решётка, звёздочка, знак процента, ещё одна решётка, собака, четыре восклицательных знака».

— Блин. У нас есть криптографы? О чём это я, у нас гарантированно есть криптографы. В силу специфики работы. Притащите сюда кого-нибудь, кто сможет мне сказать, как это расшифровывается.

— Мне кажется, у меня есть идея получше, сэр. Джон, будь добр, отключи блок цензуры!

— Сделано, Джим.

Некоторое время люди изучали неотцензуренную версию сообщения профессора. Затем последовала восхищённая реакция:

— Интересный грамматический оборот. Никогда такого не слышал. Умом я понимаю, что, согласно правилам английского языка, это слово должно изменяться именно таким образом, но никому и в голову не приходило сделать из него притяжательное местоимение множественного числа. А это вообще возможно? С биологической точки зрения?

— Неважно, — снова вступил голос, принадлежащий, судя по всему, руководителю организации. — Я, с вашего позволения, продолжу. Самое главное, что вы, профессор Снегг, должны уяснить, — вы маг, волшебник. А мы — нормальные люди, или, по-вашему, маглы. Статут о секретности был нарушен, и теперь нам надо выяснить, кто такой Волан-де-Морт, насколько он для нас опасен и как мы сможем его остановить. Главная причина, по которой вы здесь, профессор Снегг, — это ваша способность к волшебству. Мы будем исследовать вас, изучать вас. Мы выясним, что может маг, а что он не может. Нам надо знать, как противостоять магам. И, конечно, как мы, маглы, можем убивать магов. Я чувствую, что мне следует заранее поблагодарить вас за сотрудничество, потому что потом случая может не представиться.

— Мощная активность в мозжечковой миндалине[333]!

— Включился гемодиализатор! Пошла подача успокоительного!

— Вы боитесь, профессор? Зря. Страх — это очень полезное чувство, оно запускает механизмы, которые подключают скрытые резервы организма, придают силы, ускоряют реакцию. При помощи страха можно спастись даже в ситуации, которая кажется безвыходной. Но эта ситуация совсем другая, профессор Снегг. Она не кажется безвыходной, она и есть безвыходная. Вы ничего не можете сделать, вы не можете вылезти из своего чана, не можете позвать других магов на помощь. У вас просто нет выбора. В этом случае страх просто сожжет вас изнутри, отравив ваше и без того безрадостное существование. Поэтому давайте перестанем бояться и займёмся делом, хорошо?

— Есть сигнал, сэр. Квадрат.

— Спасибо, Джим. Итак, профессор, с чего бы нам начать? Ах да. Мне тут подсказывают, что нам очень интересны планы вашего близкого знакомого, профессора Дамблдора. Но перед тем, как вы начнёте рассказывать всё, что только знаете, небольшая просьба, лично от меня. Не откажите в любезности, поведайте мне, что такое «крестраж»?