Огромный манор, выстроенный в неоготическом стиле, изо всех сил старался показаться злобным, страшным и угрожающим. Не то чтобы у него это получалось. Розовые кусты на клумбах были чуть более яркими, чем следовало, плющ, обвивавший южную стену, чуть более зелёным, а белый камень крыльца словно насыщал осенний вечер собственным сиянием. Мужественные атланты, стоящие на контрфорсах и подставившие крутые плечи под балконы, щеголяли широкими дебильными улыбками, которые совершенно не сочетались с тяжеловесностью каменных конструкций, опирающихся на их спины. Сами тяжёлые опорные конструкции балконов тоже совершенно не подходили к лёгкой, ажурной каменной паутине перил. Сочетание милых мускулистых здоровяков под балконами и уродливых горгулий на крыше было просто чудовищным. В общем и в целом, манор производил впечатление трогательного пушистого котёнка, вообразившего, что он злобный, жуткий и крайне опасный тигр.
Возникший прямо перед воротами человек привычно окинул взглядом всё это несочетаемое великолепие и тяжело вздохнул.
— Надо будет намекнуть Дринки, что это просто преступление, — давать атланту, на плечи которого давит балкон, лук и стрелы купидона, — вздохнул Люциус Малфой и потянул на себя скрипучую калитку.
С тех пор, как этот мальчишка Гарри Поттер освободил его домового эльфа, поместье потихоньку… Преображалось.
Рынок рабочих рук в последнее время был совсем ни к чёрту, домовыми эльфами обзаводились все, кто мог их себе позволить. Наличие домового эльфа стало таким же показателем статуса, как раньше — инкрустация волшебной палочки драгоценными металлами (ухудшающая её магические характеристики, но зато стильно выглядящая; она демонстрировала всем вокруг, что у мага нет нужды колдовать, зато денег куры не клюют), а ещё раньше — изготовленная вручную метла спортивной модели. К сожалению, домовые эльфы получали оплату не золотом или товарами, а какими-то магическими энергиями, в которых сам Люциус разбирался слабо, поэтому при найме эльфа достойные и уважаемые магические семейства практически не получали преимуществ перед недостойными и неуважаемыми. Это, увы, позволило эльфам задирать свои длинные носы и выбирать, к кому они пойдут служить, а к кому нет. Гвоздём в гроб старого мира для Люциуса было сообщение, что Перси Уизли, недавно отпочковавшийся от своей сумасбродной рыжеволосой семейки, обзавёлся собственным эльфом.
Высокий статный блондин удручённо покачал головой, шагая по посыпанной гравием дорожке к крыльцу усадьбы. Куда катится мир! Перси Уизли — владелец собственного эльфа! Он же снимает комнату в мансарде над ресторанчиком полоумной миссис Пшешбжински, из-за чего его пиджаки пропахли борщом, кашанкой и бигосом, а каждое его появление в кабинете заставляет всех присутствующих переключаться на мысли о еде! С другой стороны, парню можно позавидовать, — он снял комнату почти в центре Лондона за смешную сумму, и всё потому, что сумел выговорить фамилию владелицы ресторана…
Поскольку размножение — пожалуй, единственное занятие, в котором домовые эльфы не преуспевали, с одной стороны, хороших домовых эльфов расхватали никчёмные личности уровня Уизли, а с другой, немногие оставшиеся взвинтили цены на свои услуги. И после освобождения Добби, рассказавшего всем, кто соглашался слушать, о том, как Малфои с ним обращались, Малфоям пришлось нанять не того эльфа, которого хотелось бы, а того, который согласился. Точнее, согласилась.
Дринки, вечно удивлённая, постоянно смешливая эльфийка, пошла в услужение только потому, что она была слишком весёлой и шебутной для детского садика. В это надо вдуматься: слишком весёлая и слишком шебутная — для детского сада! И это существо сейчас занималось хозяйством в его доме! Хотя, надо признать, с хозяйством она управляется неплохо. Правда, Люциус так и не смог объяснить ей, зачем ей наказывать себя за дурные мысли о хозяевах. И если он даст расчёт ей, то следующий кандидат не будет управляться с хозяйством и вполовину настолько же хорошо. Поэтому придётся терпеть. Терпеть саму Дринки и терпеть её попытки внести толику жизнерадостного смеха в размеренную, серую и унылую жизнь рода Малфоев.
Люциус Малфой приблизился к высокой двустворчатой двери. Дверь почувствовала приближение персоны, которой было позволено входить внутрь, и начала бесшумно открываться. Люциус окинул осторожным взглядом косяк двери в поисках чего бы то ни было необычного. Ничто, кроме петель, не нарушало ровный поток тёплого желтоватого света, обрисовывающего контуры дверей. Люциуса это не успокоило.
После двух лет жизни в одном доме с этой эльфийкой Малфои выучили назубок: открывать двери нужно очень осторожно, на банановые корки наступать нельзя, рассыпанные по полу шарики в темноте абсолютно не видны, а в любом месте коридора на уровне щиколотки может быть натянута верёвка. Причём Дринки было бесполезно ругать за эти её идеи: она пребывала в абсолютной уверенности, что каждая такая выходка невероятно забавна и должна веселить всех участвующих, и прежде всего саму жертву[115]. Поначалу Малфои пытались её ругать за такие методы внесения живительного смеха в их скучную повседневность. Дринки очень серьёзно выслушивала нотации, записывала самые заковыристые матерные выражения для последующего изучения, после чего трогательно просила прощения и обещала, что больше не будет. В этом крылась главная опасность: она свято держала своё слово и больше никогда не повторяла вызвавшую неудовольствие шутку. К сожалению, она не страдала отсутствием изобретательности.
Малфои и Дринки уже почти привыкли друг к другу, установив некое подобие паритета: не реже раза в неделю кто-то из Малфоев попадался в одну из сравнительно безопасных шуток эльфийки и начинал громко, заливисто смеяться. За это она вела их домашнее хозяйство — образцово вела, прилежания и старательности у неё было не отнять, хотя опыт работы в детском саду сказывался и на этой сфере её деятельности. Но, что важнее, она не пыталась изобрести новые способы развеселить своих хозяев, раз уж старые ещё работали.
И тут из мёртвых восстал Тёмный Лорд. И осчастливил своего верного слугу тем, что выбрал своей резиденцией его скромную усадьбу. Из-за чего она стала напоминать проходной двор, посещаемый личностями, большинство из которых сам Малфой, будь на то его воля, сослал бы в Азкабан пожизненно (а остальных — посмертно). И которые — что важно — понятия не имели о достигнутом с Дринки паритете.
Люциус замер на пороге и медленно ввёл трость в створ двери. Ничего не произошло. Малфой постучал кончиком трости по верхней части косяка. Снова ничего не произошло. Люциус облегчённо вздохнул и вошёл в открывшуюся дверь:
— Дорогая, я дома!
Мелодичный голосок Нарциссы отозвался из глубины особняка:
— Да, милый, проходи в Малую Голубоватую Столовую, я попрошу Дринки подать нам ужин.
Люциус воспользовался холуем[116], чтобы снять туфли, затем сбросил плащ и встряхнул его, очищая пропитанную зельем ткань от дорожной пыли. Конечно, было бы приятнее отдать плащ слуге, но человеческих слуг в поместе Малфоев не держали, а Дринки была ростом по пояс Люциусу, и помощи в одевании оказать не могла. Богато украшенная серебром трость из чёрного дерева заняла своё место в подставке для тростей. Голова змеи, сверкая изумрудами на месте глаз, осталась в руке Малфоя, пока он переносил свою палочку из трости в поясные ножны. Затем Люциус надел мягкие пушистые тапочки, прошлёпал через всю прихожую к одиноко стоящему столику, бросил в стакан три кубика льда, щедро оросил их медвяно-жёлтой жидкостью из стоящего рядом кувшина и пригубил получившуюся смесь.
Из дверей за его спиной выплыла Нарцисса. Люциус увидел её отражение в полированном дереве и развернулся к жене. Сердце кольнуло: под глазами Нарциссы набрякли чёрные мешки, кожа была нездорового оттенка, а лёгкое дрожание рук свидетельствовало об усталости.
— Как ты провела день, дорогая? — спросил Люциус жизнерадостным звонким голосом, изучая каждую морщинку на лице обожаемой женщины. Один только внешний вид его любимой свидетельствовал, что день она провела паршиво. — Кто у нас? — продолжил он еле слышно.
Нарцисса подошла вплотную и обозначила поцелуй, которым жена приветствует вернувшегося с работы мужа, когда в доме есть посторонние.
— Ой, я ни на минутку не переставала думать о тебе, — с широкой улыбкой защебетала она. — Сначала Питер играл нам на рояле. Марш Слизерина, представляешь? Потом Лорд устроил партию в магические шахматы, но ты же знаешь, я совершенно не умею играть в шахматы, поэтому постоянно проигрывала. Фенрир развлекал нас рассказами об охоте, а ещё буквально час назад заехал Северус…
Люциус скривился. Мало у кого в магическом мире было меньше способностей к музыке, чем у Питера Петтигрю. Судя по затаившейся в уголках глаз жены боли, Человек-Крыса терзал рояль не меньше трёх часов. Сам факт того, что он после этого ещё был жив, свидетельствовал о невероятном, просто потрясающем самоконтроле Нарциссы. Потом Нарциссе, увлечённой шахматистке, пришлось поддаваться Тёмному Лорду, да так, чтобы он не заметил, что его партию ведут к выигрышу вместо него. Затем эта шавка Фенрир, наверняка, рассказывал, как он кусал детей, магических и магловских; для него понятие «волчья охота» расшифровывается однозначно. Рассказывать такие истории при матери, чей ребёнок сейчас, фактически, является заложником в логове врага, было бредовой идеей, даже для потерявшего всякую связь с реальностью оборотня. Ну и, наконец, точнёхонько к ужину явился этот ходячий пример глубокой депрессии в сочетании с рекламой шампуня для волос, картинка «до применения». И со всем этим сбро… Народом сейчас придётся общаться, шутить, веселиться и смеяться над их натужными шутками. Малфой закрыл глаза и еле слышно застонал; Нарцисса, услышав этот стон, утешающе похлопала его по плечу.
— Люциус? Эй, Люциус, ты вернулся?
Единственный человек, не являющийся частью семьи, от которого Люциус сносил обращение на «ты», словно возник из тьмы в конце коридора.
— Да, мой лорд, — почтительно согнулся в полупоклоне Люциус.
— Иди сюда, у нас совещание.
Проголодавшийся Малфой тяжело вздохнул. Работа в министерстве приучила его к тому, что, если хочешь запороть какое-нибудь дело, надо созвать совещание на тему этого дела, отвлекая реальных работников от, ну, выполнения этого самого дела. Обогащённые тысячью советов и миллионом придирок, работники будут вынуждены писать пространные ответы на каждое полученное во время совещания предложение, и в результате сама цель совещания будет прочно похоронена. К сожалению, Лорд никогда не занимал административных должностей, если не считать должность диктатора.
— Да, мой лорд, я иду.
— Я скажу Дринки, чтобы она оставила еду подогретой, — шепнула ему Нарцисса. — Иди, тебя уже ждут.
Нарцисса нежно сжала предплечье мужа, подбодряя его. Люциус вернул пожатие, залпом допил жидкость из стакана и отправился в Светло-Зелёный Зал, где уже собрался ближний круг приверженцев Тёмного Лорда.
Широкий овальный стол из тёмного полированного дерева освещался подвесными люстрами с безумным количеством свечей. Магическое пламя — которое, конечно, пламенем не являлось — заливало зал тёплым светом, не давая копоти и не повышая температуру. Во главе стола сидел Тёмный Лорд. Задрапированная в чёрную мантию высокая, худая, бледная фигура с отсутствующим носом, кроваво-красными глазами и длинными узловатыми пальцами напоминала карикатурное изображение инопланетянина из дешёвых магловских комиксов. Вокруг стола рассаживались шестеро Пожирателей Смерти, — ближний круг Волан-Де-Морта, за исключением тех, кто прохлаждается в комфортабельном морском отеле в Северном море, где за пребывание не надо платить, а обслуживающий персонал не избегает поцелуев.
По правую руку от Тёмного Лорда сидел Северус Снегг, как обычно, щеголяя кислой физиономией и сальными волосами. За ним сидели Нот и Эйвери. С другой стороны занимали свои места Алекто Кэрроу и Макнейр. Люциус прошёл к последнему незанятому стулу, качая головой. Уж если разработка тайных планов Тёмного Лорда требует совещательного голоса сестрёнки Кэрроу и Макнейра, единственное достоинство которых заключалось в маниакальном садизме при полном отсутствии ума… Кажется, дело совсем швах. Вот если бы Люциус выбирал себе помощников, он бы обратился к Разии и Гиббону, за которыми, конечно, нужно присматривать, но они хотя бы умеют продумывать действия на несколько ходов вперёд. Да что там, Люциус уже… Но эту мысль он мгновенно и жестоко оборвал. Может, воскрешение и не слишком хорошо подействовало на умственные способности Волан-де-Морта, но его магические способности не пострадали, и он по-прежнему оставался лучшим легилиментом из всех живущих.
— Ну что, господа, все в сборе? — осведомился Волан-де-Морт, сплетая узловатые пальцы.
Кэрроу тщательно осмотрела себя.
— Докладываю: я в сборе, — по-военному чётко ответила она.
— Блондинка[117], — с ноткой презрения шепнул Макнейр Малфою. Малфой откинул свои длинные белокурые волосы за спинку стула и согласно кивнул, приветливо улыбаясь. В его воображении многочисленные, но неумелые подручные свежевали вопящего Макнейра тупыми ножами. Люциус терпеть не мог дискриминации по цвету волос, в отличие от дискриминации по коэффициенту интеллекта, раз уж дискриминация по чистоте крови не дала нужного результата.
Тёмный Лорд улыбнулся:
— Ну, раз вы все здесь, давайте приступим. До меня дошли слухи, что мальчишка Поттер потерял память. У кого есть что сказать по этому поводу?
Северус откашлялся:
— Не вели круциатить, вели миловать! Разрешите, повелитель?
Тёмный Лорд задумчиво кивнул:
— Слово предоставляется господину Снеггу.
— Примерно в начале августа, — начал Северус, потрясая немытыми патлами, — одна дамочка, некто миссис Фигг, прислала Дамблдору сообщение о том, что Поттер подвергся нападению дементоров. Дамблдор направил Минерву МакГонагалл разбираться с ситуацией. Она подтвердила: Поттер забыл абсолютно всё. Он даже не знал, что учился в «Хогвартсе», не помнил ни единого заклинания. Он забыл своих друзей, он забыл преподавателей, он даже вас забыл, мой Лорд.
Волан-де-Морт промолчал, лишь крутнул пальцами, побуждая Снегга продолжать рассказ. Снегг выразил свою радость обильным потом:
— Дамблдор отрядил своих лучших людей, чтобы они скорректировали мировоззрение Поттера согласно его инструкциям, но это не сработало. Поттер остался неуправляемым. Он не верит Дамблдору и считает, что тот собирается использовать его в своих целях.
— У мальчика прорезался разум, — сухо прокомментировал Нот.
— Как вы знаете, Дамблдор доверяет мне, — Снегг одним пальцем оттянул воротник мантии и сглотнул. — Он попросил меня проникнуть за ментальный блок Поттера и убедиться, что тот и правда потерял память. Я подверг его легилименции.
Снегг замолчал. Волан-де-Морт поднял на него налитые кровью глаза и шумно выдохнул через прорези на месте ноздрей:
— И?
— Я не смог пробить его разум, — пожаловался Снегг, ощутимо дрожа под немигающим взглядом Лорда. — У меня без проблем получилось войти в его мысли, но не более того. Парнишка, уж не знаю, случайно или намеренно, применил защиту Пепсико и не дал мне пробраться дальше пары последних дней.
— Да, — задумчиво произнёс Тот-Кого-Нельзя-Называть, — если раньше я чувствовал с ним эмоциональную связь, то сейчас она нарушена.
— А что такое «защита Пепсико»? — громким полушёпотом поинтересовался Макнейр.
— Это когда маг крутит в мозгу одну и ту же песенку, — отмахнулся Эйвери. — Типа рекламы напитка «Пепси-кола» производства компании Пепсико. «Лу-ли-лу, тра-ля-ля, пейте литр „Пепси” в день, и всё вам будет до фонаря, при условии, что подключение к аппарату искусственной почки оплачивается вашей медицинской страховкой».
— Говоришь, Поттер зациклился на какой-то песенке? — полыхнул глазами Тёмный Лорд.
— Ну, если быть совершенно точным, то на стихотворении, — ответил Снегг.
— На каком? — полюбопытствовала Кэрроу.
— Погодите, как там было… «Кондуктор, отправляясь в путь, / Не рви билеты как-нибудь, / Стриги как можно осторожней…»
Глаза Северуса Снегга остекленели, в уголке рта показался пузырёк слюны. Губы конвульсивно дёргались в такт словам: «Режьте, братцы, режьте! Режьте осторожно! Режьте, чтобы видел пассажир дорожный…» Ритм прилипчивого стихотворения, не так давно уже пробивавший защиту легилимента, обнаружил в его разуме едва подёрнутые ржавчиной рельсы и радостно припустил по ним вкольцевую, подчиняя себе ум, мысли и эмоции Северуса.
Нот пощёлкал пальцами перед лицом мастера зелий. Тот не отреагировал.
— Минус один, — прокомментировал Эйвери. — Должен признать, история, рассказанная нашим зациклившимся алхимиком, звучит слишком невероятно, чтобы в неё поверить. Нападение дементоров в центре Англии?! Если это были дикие дементоры, почему они напали только на Поттера? Ведь если бы они напали на кого-то ещё, у нас в Министерстве все на ушах бы стояли.
— Если только они не нападали на маглов, — кровожадно ухмыльнулась Кэрроу.
— Если только они не нападали на маглов, — согласился Эйвери. — Но Министерству до маглов дела нет. То есть, я хочу сказать, кого интересуют приступы депрессии или потеря разума у маглов, когда английская квиддичная команда не прошла в плей-офф Чемпионата Мира, а Дамблдор мутит воду, утверждая, что Шеф вернулся? Тут даже маг рехнуться может, а маглу-то это тем более простительно. Я бы даже сказал, обязательно.
— Интересно, сколько там было дементоров, — подал голос Малфой. — Если их было слишком много, то даже маглы бы что-нибудь заметили. Я слышал, у них есть такие лекарства, против депрессии. Мы могли бы выяснить, не было ли изменения динамики выписывания этих лекарств людям, которые живут рядом с тем местом, где напали на мальчишку.
— Чего?! — спросил Макнейр и поскрёб не слишком чистый затылок.
— У маглов есть такой аналог целителей, «врачи», — сказал Люциус уже более уверенно. — Антидепрессанты выписываются «врачами», так просто их купить нельзя. Если вдруг очень много маглов, живущих в Литл-Уининге, попросили у своих «врачей» лекарства против депрессии в начале августа, можно быть уверенным, что без множества дементоров там не обошлось.
— А дома эти антидепресс… Вот то, что ты сказал, сделать нельзя?
— Это же маглы. Они в принципе не способны сделать себе лекарства сами. Все магловские зелья, — хотя какие там зелья, так, видимость одна, — варят только специально обученные маглы, которые ничего больше не умеют, а остальные маглы покупают эти зелья в «аптеках», — объяснил Малфой; из каждого его слова так и сочилось презрение. — За это другие маглы делают фармацев… Зельеварам мебель, одежду, транспорт и прочее. Маглы называют это узкой специализацией, — выплюнул слова Малфой и взял стакан воды, чтобы прополоскать рот после произнесения столь жутких мерзостей.
— А откуда ты столько про маглов знаешь, а? — прищурилась Кэрроу. — Ты, случайно, не маглофил?!
Рука Люциуса упала на рукоять волшебной палочки, — такие обвинения в его доме положено было смывать кровью, — но его остановил щелчок пальцев Лорда:
— Люциус, Алекто, успокойтесь. Выясните отношения потом. Люциус, твоя идея интересна. Ты можешь провернуть это через свой отдел?
— Увы, повелитель, — развёл руками Малфой, — у меня вообще никакого выхода на соответствующие службы нет. Лучше оформить это через отдел Эйвери, сбросить задачу аврорам, а уж те прочешут тот район частым гребнем. Заодно и слово «антидепрессанты» выговаривать научатся… Пусть отработают версию с внезапным прорывом дементоров из Азкабана на поля рiдной Британщины. Назовём это учениями. По результатам отработки можно будет даже кого-нибудь наградить.
— У меня даже возникла идея, кого, — радостно сообщил Эйвери, торопливо конспектируя идею Люциуса. Тот едва заметно фыркнул, — десять к одному, что фамилия Эйвери окажется в первой трети списка награждаемых.
— А это точно были дементоры? — осведомился Макнейр. — Потому что, сами понимаете, после дементоров маги обычно теряют не память, а душу.
— Снегг? — обратился к мастеру зелий Лорд. — Ау, есть кто дома?
— Синий стоит восемь центов, жёлтый стоит девять центов, — радостно сообщил Волан-де-Морту Снегг, глядя на него абсолютно безумными глазами.
— Ясно, — пожал плечами Лорд и достал свою палочку. — Кто-нибудь знает, как выводят из транса преподавателей? Нет? Ладно, попробуем шоковую терапию…
Малфой закрыл глаза. У Тёмного Лорда для подчинённых было единственное лекарство на все случаи жизни. Что, конечно, его совсем не краси… Люциус резко оборвал и эту мысль.
— Круцио!
Тишина. Никаких воплей, никаких стуков головы об пол, никаких судорожных конвульсий.
— Круцио!!!
Малфой рискнул приоткрыть глаза.
— Круцио, я сказал! Блин. Кру-ци-о!!! Ну круцио же, как ты не понимаешь!
Разум Снегга кружился в воображаемом поезде, по которому ходили кондукторы, постоянно порывавшиеся вместо пробивания ножницами порвать билеты пассажиров руками, из-за чего их приходилось непрестанно увещевать: «Осторожней режь, смотри!» Это занятие настолько поглотило все его мысли, что какие-то крики где-то вдали, неподалёку от его тела, просто не оказывали никакого влияния. Поскольку физических повреждений заклинание не причиняло, нервные окончания, отправив болевым центрам сообщение о жутких страданиях, считали свою работу выполненной и успокаивались. Болевые центры, конечно, и рады были бы скормить всю гамму мерзопакостных ощущений сознанию, но его не было дома, оно каталось на поезде где-то за тридевять земель, поэтому болевые центры пожимали плечами и выкидывали все мерзкие ощущения в мусор с пометкой «адресат от получения посылки отказался». В результате Снегг продолжал сидеть с блаженной улыбкой на губах, не обращая ровным счётом никакого внимания на жуткие пытки, которым его подвергал Тёмный Лорд.
Лорд Волан-де-Морт впервые столкнулся с тем, что круциатус не оказывает на человека совершенно никакого влияния. От обиды и осознания несправедливости мира нижняя губа Великого И Ужасного Лорда опасно задрожала.
Малфой понял, что надо спасать положение, иначе дело опять кончится истерикой. На вой и плач прибежит Дринки, у неё рефлекс. А когда Дринки начнёт лечить истерику у одного, истерика будет и у всех остальных. И перспектива спокойно поужинать отдалится в совсем уж невообразимую даль.
— Позвольте мне, милорд, — мягко попросил Люциус и, не дожидаясь разрешения, поднял свою палочку. — Империо!
Снегг, проникновенно убеждавший усталого кондуктора взяться за ножницы, моргнул. Рядом с ним внезапно возник Малфой.
— Северус, идём, — позвал блондин, заправляя длинные белые пряди за ухо.
— Сейчас-сейчас, — мотнул головой Северус. — Значит, понял, да? Осторожней режь, смотри! А что случилось-то? — обратился мастер зелий к Малфою.
— Да там шеф буянит, — скривился тот. — Вот-вот истерить начнёт. Требует тебя к себе, срочно. Так что давай, этот кондуктор и без тебя справится, ты ему уже всё очень хорошо объяснил. Сто раз повторил, не меньше. Я уверен, он запомнил. А нам возвращаться пора.
— Точно запомнил? — прищурился Северус, оглядывая кондуктора. Тот в панике поднял ножницы. — Смотри у меня! Я ведь могу и без предупреждения нагрянуть!
Малфой и Снегг исчезли. Стихотворение сбилось с ритма, вагон начал рассыпаться на ходу. В тающем интерьере полупрозрачный кондуктор мстительно метнул ножницы в то место, где только что была голова Снегга, взял всю пачку билетов и, злорадно ухмыляясь, вкривь и вкось разорвал её руками перед тем, как исчезнуть.
Снегг, моргая, приспосабливался к свету люстр. Напротив него Малфой прятал палочку в поясные ножны. Тёмный Лорд титаническим усилием воли сдержал истерику:
— Откуда известно, что на Поттера напали именно дементоры? Сам понимаешь, старая полоумная кошатница не может считаться надёжным источником.
— А на Поттера напали дементоры?! — моргнул Снегг. — Когда?! А почему мне… А, да, верно, напали. В начале августа.
Волан-де-Морт зарычал. Он и до смерти не славился терпением. Очевидно, после смерти он так и не понял, что ему теперь торопиться некуда.
— Поттер был в больнице святого Мунго! — торопливо добавил Снегг. — У этого… Как его… Жоп… Ануса. Максимилиануса Бенедиктуса Юлиуса Гиндельштейна. Тот провёл всепотустороннее обследование Поттера с помощью вытяжки из спинномозговой жидкости инфернала, и доказал, что Поттера атаковали темномагические существа, скорее всего — дементоры. И потом, уже в «Хогвартсе», Поттер сходил к наш… К тамошней целительнице, мадам Помфри. Она использовала чары ментальной фиксации, и получился дементор. Такой серенький, симпатичный. Поттер его в банке носит.
— Зачем?!
— А кто их, маглофилов, знает. Он сам говорит, что это доказательство нападения дементора. На мой взгляд, это доказательство наличия фигурки дементора в банке, и не более того.
— Ладно. Так что, он и правда потерял память?
— Я веду у него зельеделие. Так вот, Гарри Поттер сильно изменился за лето. Он сварил превосходное зелье с первой же попытки! Этого у него никогда не получалось, — пожал плечами Снегг. — Я понимаю, что умение точно следовать инструкциям — ещё не бог весть какое доказательство, но ведь парень четыре года он еле-еле вытягивал на «удовлетворительно», и вдруг получает «превосходно»! Да, нельзя однозначно утверждать, что он забыл всё, что происходило с ним до августа, но какое-то сильное потрясение в первые дни августа он точно пережил.
Малфой тактично кашлянул.
— Мой сын и я столкнулись с Поттером в ателье готового платья мадам Малкин. Он ничем не выдал, что знаком с нами. Не высказал ни малейшей неприязни, а ведь я пару лет назад пытался его убить. Он дружелюбно говорил с Драко и сделал замечание мне, когда я слегка задел этот ходячий блохастый прикроватный коврик, Римуса Люпина. Более того, он прямо сообщил мне, что потерял память.
— Но можно ли ему верить? — оттянул губу Волан-де-Морт.
— Он дал мне честное пионерское слово, — пожал плечами Люциус. — Уж если не верить честному пионерскому слову, то чему вообще можно верить?
— А что такое «честное пионерское слово»? — громким полушёпотом поинтересовался Макнейр.
— Это как «честное октябрятское», только в два раза круче, — снизошёл до объяснения Малфой.
Тёмный Лорд отрешился от беседы своих соратников. Кровавые водовороты в его глазах медленно вращались, пока он пытался выбрать наилучшую стратегию поведения, основываясь на тех крохах фактов, которые были ему известны.
— Можно ли считать, что Дамблдор потерял единственного свидетеля моего воскрешения? — наконец, спросил Волан-де-Морт.
За столом воцарилась тишина. Никто не хотел брать на себя ответственность и прямо отвечать на вопрос Тёмного Лорда. Прямой ответ мог склонить его к тому или иному решению, но если решение оказывалось неудачным, виновным в последствиях оказывался не тот, кто его принимал, а тот, кто высказал собственное мнение. А уж за расправой у Волан-де-Морта никогда не выстраивались очереди, наказания он раздавал быстро, круто и умело, хоть и слегка однообразно. Таким образом, Тёмный Лорд сноровисто отбил у соратников всякую охоту к проявлению личной инициативы, низведя умных, в общем-то, магов до состояния бездумного стада, способного лишь следовать в направлении, указанном вожаком. Побочным эффектом этого результата стал тот факт, что Волан-де-Морту отныне приходилось продумывать каждую операцию до мелочей, вплоть до расположения ключевых участников и точного расписания их действий, потому что запуганные Пожиратели Смерти отказывались проявлять личную инициативу даже в тех случаях, когда они очевидно принесли бы пользу или даже предотвратили бы провал.
Тёмный Лорд постоянно жаловался Люциусу на напряжение и переутомление. Неудивительно, ведь он был вынужден планировать абсолютно все действия Пожирателей Смерти самостоятельно, при том, что незаурядные мозги Малфоя, Нота, Разии, Гиббона оставались невостребованными. Ноющему и жалующемуся Волан-де-Морту и в голову не приходило, что в его переутомлении виноват прежде всего он сам.
Вот и сейчас Люциус, для себя уже всё решивший, симулировал полное отсутствие всяких идей и с интересом ждал, у кого сдадут нервы.
— Ну, я думаю, если у Поттера кончилась вся память, — сказал Макнейр, — то он не может утверждать, что вы возродились, мой лорд.
— Таким образом, у Дамблдора нет никаких доказательств вашего воскрешения, — склонился к столу Эйвери. — В сочетании с кампанией по дискредитации Поттера и Дамблдора, развёрнутой Министерством этим летом, можно считать, что у них нет шансов убедить магов, что вы восстали и вновь строите свои коварные, злоб… Прогрессивные планы.
Волан-де-Морт переплёл пальцы и захрустел суставами:
— То есть я могу пока расслабиться и не бояться, что авроры завтра постучат в эту дверь?
— А даже если постучат, у нас найдётся, чем их встретить, — мрачно добавил Малфой, который уже нашёл применение необычным талантам Дринки и попросил её подготовить несколько шуток для незваных гостей.
Тёмный Лорд медленно и аккуратно расплёл пальцы. Тело, которое он получил после воскрешения, было человекоподобным лишь отчасти, поэтому у осколка души Тома Ридля возникли достаточно серьёзные проблемы с привыканием к новому вместилищу. Вдобавок, Червехвост серьёзно напортачил во время процедуры воскрешения…
— Тогда будет целесообразно направить всю нашу энергию на другие дела. Мы зайдём Гарри Поттеру в тыл, вооружившись пророчеством, которое расскажет, как его погубить. Люциус, ты выяснил, что там невыразимцы делают с пророчествами?
Малфой поскрёб подбородок, на котором — после целого дня на работе — уже начала проступать щетина.
— Они с ними ничего не делают, мой лорд. Я, конечно, выяснял только окольными путями, но суть деятельности отдела пророчеств можно выразить в пяти словах: «Найти, забрать и быстро спрятать»[118]. Я так и не понял, зачем им эти пророчества, потому что осуществлять их они не намерены. Более того, они используют все свои возможности, чтобы помешать пророчествам осуществляться.
Волан-де-Морт вновь нетерпеливо крутнул пальцами. К обсуждению подключился Эйвери:
— Место хранения пророчеств вынесено в локальный пространственный карман, поэтому у нас нет никаких представлений о том, насколько оно велико, — начал маг, доставая из нагрудного кармана огромный тубус с чертежами и планами здания. — Вход в отдел пророчеств никак не маркирован, это просто дверь, и мне не удалось выяснить, какие на неё навешаны сигнализационные заклинания.
— Начни сначала, — посоветовал Нот, заметив стекленеющие глаза Макнейра и Кэрроу.
— Хорошо, — Эйвери сноровисто разложил на поверхности стола другой чертёж. — Вот частичный чертёж Отдела Тайн. Это лифт. На этом этаже Министерства расположен только Отдел Тайн, поэтому, если невыразимцы использовали какое-нибудь сигнализационное заклинание, то оно, очевидно, будет подвешено вот тут, — Эйвери ткнул пальцем в чертёж, — на единственной двери между лифтом и основными помещениями отдела.
— Дверь можно пройти и не открывая, — осклабился Макнейр. — Где-то у меня был запасной топорик… Или аппарнуть за неё. Там, по чертежу, большая и пустая комната, можно попробовать прыгнуть, и не видя, что за ней.
— Эту дверь, не открывая, не пройдёшь, — качнул головой Малфой. — Она только снаружи выглядит, как дверь. На самом деле это портал в защищённое пространство, которое находится неизвестно где. Если ты «аппарнёшь» за неё, ты окажешься в десяти ярдах в глубине гранитной скалы. Если ты прорубишь её топором, воткнёшься в полированный гранит. Её надо открыть, чтобы активизировать матрицу объединения пространств.
Нот, который до сих пор внимательно слушал, встрепенулся:
— Это же бешено энергозатратная магия! Неужто невыразимцы пробили себе финансирование на такие заклинания? А как они сами в свой отдел попадают? Каждый день проходят через эту дверь? А Фадж ещё не вырвал у себя последние волосы, когда узнал, сколько стоит разовая активизация заклинания такого уровня?
— Да какие там затраты, — отмахнулся Снегг, — это же артефакт. Вы что, ещё не поняли?! Каждая дверь в этом чёртовом отделе — артефакт! Они совершенно не гнушаются изготовлением артефактов для собственных нужд. Невыразимцы сидят на целой груде артефактов, у них в одной из комнат Арка Смерти стоит, говорят, рабочая. Знаете, сколько магической энергии можно получить из разности потенциалов между двумя сторонами этой Арки? Вы представляете, какие у них запасы энергии?!
— А кто говорит, что Арка Смерти — рабочая? — полюбопытствовала Кэрроу.
— Да есть там один, Бродерик Боуд, — нетерпеливо дёрнулся Малфой. — Говорит, лазил в эту арку, на «слабо́». Арка Смерти, всё верно. Рабочая.
— Сволочи, — равнодушно прокомментировал Волан-де-Морт. — Дальше.
Эйвери быстро передвинул чертёж:
— Дальше там вот такая круглая комната. В ней 12 дверей, каждая из которых ведёт в своё частное пространство. Я сумел выяснить содержимое нескольких. В одном как раз и хранится Арка Смерти. Вот ещё одно помещение, здесь Министерство занимается промывкой мозгов. А вот тут — кабинет изучения времени. И, что самое главное, из комнаты изучения времени есть выход в комнату хранения пророчеств. Я только не знаю, это одно пространство или опять матрица объединения пространств, замаскированная под дверь.
Волан-де-Морт побарабанил по столу пальцами.
— Я выяснил, мой лорд, что в Зале Пророчеств каждое пророчество записано в стеклянную колбу-активатор, — добавил Малфой. — В качестве дополнительной меры защиты, взять пророчество с полки может только тот, кто упоминается в этом пророчестве.
— А подхватить падающее пророчество с перевёрнутой полки? — осклабился Макнейр.
Малфой запнулся на полуслове. Похоже, ему необходимо пересмотреть своё отношение к психопатам и садистам: иногда они выдавали вполне достойные мысли.
— Кто может добраться до Зала Пророчеств? — прошипел Тёмный Лорд. — Малфой, ты можешь подчинить кого-нибудь из Отдела Тайн?
— Я в неплохих отношениях с Боудом, — признал Малфой, — могу попробовать подчинить его, или Подмора, и тогда они добудут пророчество методом Макнейра.
— Хорошо, но надо придумать что-нибудь ещё.
— Взять Отдел Тайн штурмом! — встрепенулась Кэрроу. — Мы подавим охрану, прорвёмся внутрь и установим периметр. Там же только одна дверь, поставим в коридоре двоих хороших дуэлянтов, и они смогут держать оборону хоть до морковкина заговенья. А вы, мой лорд, тем временем войдёте внутрь Зала Пророчеств и сможете взять пророчество лично.
Тёмный Лорд взревел:
— Это будет рывок в мышеловку! А выходить как?! Что помешает им окружить выход из Отдела Тайн аврорами? Или вообще засыпать его камнями, пока я там, внутри?
Малфой закатил глаза:
— А что помешает вам, запертому в Отделе Тайн, войти в кабинет изучения времени, взять Маховики Времени, вернуться в прошлое и выйти из Министерства ещё до того, как вы туда вошли? На самом деле, даже лучше, если вход в Отдел Тайн засыпят камнями. Тогда у нас будут артефакты, до которых противник добраться просто не сможет.
Волан-де-Морт задумчиво пожевал нижнюю губу.
— Это да. Но нам нужно больше бойцов. Преданных, безбаш… Бесшабашных. Вроде Долохова и четы Лестрейнджей. Нам нужно подкрепление, а для этого надо будет устроить побег из Азкабана.
— Из Азкабана?!
— А почему нет? Мы знаем, что оттуда сбежал Барти Крауч, мы знаем, что оттуда сбежал Сириус Блэк, так что это не невозможно. Тем более — с нашей помощью.
Живот Малфоя громко забурчал. Люциус смущённо потупился.
— Идите, — царственным жестом отмахнулся Волан-де-Морт. — Люциус, подчини Боуда или Подмора, а пока я сам подумаю над планом побега.
Пожиратели Смерти встали, Эйвери задержался, сворачивая чертежи и убирая их в тубус. Снегг, торопливо откланявшись, бросился к дверям, — он опаздывал в «Хогвартс». Макнейр и Кэрроу тоже не стали задерживаться. Малфой и Эйвери вышли из дверей последними, оставляя Волан-де-Морта чертить какие-то рисунки на листах пергамента и бормотать что-то себе под нос.
Эйвери, воровато оглянувшись, жарко зашептал на ухо Малфою:
— Люциус, скажи, а тебе не страшно, что он всё время живёт в твоём доме?
— Нет, ни капельки, — честно ответил Люциус. Ему в самом деле было не страшно, только неприятно. — А почему мне должно быть страшно?
— Ну, как же, — задвигал бровями Эйвери и указал в сторону дверей, где Нот прощался с Нарциссой, — ты целыми днями на работе, и твоя жена с ним одна. Наедине. Вдвоём. С посторонним мужчиной. Тебе не страшно?
— С кем?! А-а, ты об этом. Нет, не страшно. Я доверяю моей жене, и я доверяю моему лорду, — с усталой улыбкой сказал Малфой. — Ну и потом, есть ещё один нюанс… Эй, Червехвост, поди сюда.
— Вы звали меня, сэр?
— Расскажи господину Эйвери, как ты облажался во время воскрешения нашего повелителя.
Питер Петтигрю задрожал от смущения и попытался закрыться серебряной рукой:
— А может, не надо?
— Надо, надо, — угрожающе вздёрнул губу Малфой. — Заодно подумаем, как передать эту информацию Беллатрисе… Чтобы она не раскатывала губу заранее.
Петтигрю задрожал ещё сильнее. Против прямого приказа хозяина дома он пойти не мог.
— Ну, сэр Эйвери, для создания тела Тёмного Лорда мы использовали древнее заклинание «Кость, плоть и кровь». В качестве основных действующих компонентов для сопутствующего зелья использовались кость отца, плоть слуги и кровь врага. В качестве врага, благодаря хитроумной комбинации нашего повелителя, нам удалось заполучить самого Гарри Поттера, с костью отца тоже проблем не возникло, а вот плоть слуги…
Маленький человечек с крысиными чертами лица взглянул на серебряную кисть руки с гримасой отвращения:
— Мы пользовались переводом старинного еврейского заклинания на древнегерманский. Но, оказывается, еврейская традиция предписывает очень тщательно следить за здоровьем слуг и рабов. Если еврей повреждал рабу зуб, или палец, или глаз, или любой другой орган, он обязан был дать рабу вольную. Если у еврея в доме была одна кровать, то на ней должен был спать раб, если в доме была только одна подушка, она доставалась рабу[119]. То есть требовать от слуги, который даже не раб, чтобы он добровольно отрезал от себя важный кусок, еврейская книга заклинаний не могла никак.
Эйвери, не понимая, к чему это долгое вступление, переводил взгляд с тонко улыбающегося Малфоя на смущённого Петтигрю.
— Но мы-то этого не знали! — продолжил Петтигрю. — Поэтому, когда заклинание потребовало кусок плоти, я и откромсал себе руку.
— Я всё ещё не понимаю, — пожаловался Эйвери Малфою.
— Существует только один кусочек плоти, от которого, по еврейской традиции, не только можно, но и нужно избавляться, — ухмыльнулся Малфой. — Древнееврейское слово ערלה в самом деле имеет значение «плоть», но лишь в смысле «крайняя плоть». А умники, переводившие древнееврейский на древнегерманский, решили не уточнять, какая именно плоть имелась в виду, потому что — ну зачем уточнять само собой разумеющееся? Так что вместо обрезания Петтигрю устроил себе отрезание. Поэтому заклинание сработало вкривь и вкось, и тело нашего Лорда вместо полноценного человеческого получилось вот таким… Кадавроподобным. И, поскольку в первоначальном наборе ингредиентов крайняя плоть отсутствовала, любой мужчина может совершенно спокойно оставлять свою жену наедине с Лордом. Из выступающих органов тела у него теперь только пальцы и остались, и даже в них он путается.
Эйвери с ужасом и сочувствием в глазах бросил взгляд на зал, в котором Волан-де-Морт продолжал чёркать по пергаменту и бормотать что-то себе под отсутствующий нос:
— Но… Как же он… В смысле… Бедняга!!!
Люциус Малфой скорчил грустную гримасу и тяжело вздохнул:
— По крайней мере, нам не придётся беспокоиться о том, что он заставит нас присягать своему наследнику. Откровенно говоря, я бы намного больше беспокоился, если бы наш Лорд получил возможность клепать наследников. Он же помешался на Поттере ещё хуже, чем Белла — на Лорде, а такие насквозь чокнутые размножаться не должны. Ну что, Эйвери, останешься у нас на ужин?