За Гранью. Книга вторая

Глава 10

— Дэймор, нам нужно поговорить! — несмотря на решительный тон, Тэсс чувствовала себя глупо, задирая голову и пытаясь смотреть Страннику в глаза.

— Да неужели, — ухмыльнулся тот. — Ну давай поговорим. Тем более, чем тут еще заняться? Разве что, помучить тебя, — он устремил на девушку задумчиво-хищный взгляд. — Но жалко. Лучше и впрямь поболтаем. О чем ты хотела поговорить, цветочек?

— Об Анборейе, — твердо ответила Тэсса.

— О, нет! — Дэймор закатил глаза. — Опять? Тебе не надоело?

— И не надейся! Пока ты держишь меня в плену, я не оставлю тему Заката мира.

— Не боишься онеметь? — с ленивым равнодушием поинтересовался он.

— Не боюсь.

— Врешь, — ухмыльнулся Странник. — Боишься. И правильно делаешь. Впрочем, в этот раз я дам тебе высказаться. Но с условием, что впредь ты не будешь мне досаждать разговорами о своей ненаглядной Анборейе. Что ты хотела сказать?

— Я хотела спросить, почему ты хочешь разрушить мой мир?

— Почему или зачем? — уточнил Дэймор. — Впрочем, я отвечу на оба вопроса.

— Будь так добр.

Лотэсса приготовилась к безнадежной битве, и для начала хотела бы выслушать аргументы противника. Она уже давно поняла, что все, что она слышала и знала об Изгое, скорее домыслы, имеющие мало общего с его истинным образом. Единственной, кто мог рассказать о нем правду, была Маритэ. Но богиня с ней не откровенничала на эту тему, да и, похоже, сама знала о Дэйморе далеко не все.

А ведь для противостояния врагу, надо попытаться понять его. Эх, давно ли она стала такой умной? В те времена, когда она считала своим врагом Валтора, то не просто не стремилась его понять, а напротив, считала любое понимание признаком слабости, чуть ли не предательства. Однако именно Валтор научил ее мыслить по-иному.

Теперь она не даст слепой ненависти затмить разум. И если уж ее шансы отговорить Дэймора и без того ничтожны, то тем более глупо расходовать стрелы аргументов, пуская их с закрытыми глазами.

— Итак, сначала я расскажу, почему хочу разрушить твой бесценный мир, хотя сдается мне, ты и сама знаешь, цветочек.

Изгой опустился на траву, мгновенно меняя рельеф почвы. За его спиной возник усыпанный цветами холмик, на который Странник с удобством облокотился. Тэсса решила, что стоя рядом с сидящим Дэймором, будет выглядеть глупо, и опустилась на траву чуть поодаль. Не успела она расправить платье таким образом, чтобы оно, насколько это возможно, скрывало ноги, как Изгой бесцеремонно схватил ее за локоть, притягивая к себе.

— Пусти, — пискнула Лотэсса, делая слабую попытку вырваться.

— Не пущу, — Дэймор, довольно улыбаясь, еще крепче прижал ее к себе. — Сама хотела поговорить, терпи теперь.

— А в другом положении говорить нельзя? — Тэсс не сдавалась, хоть и знала, к чему могут привести споры с Изгоем.

— Мне нравится к тебе прикасаться, — Дэймор пожал плечами. — Так же, как и смотреть на тебя. Говорю же, ты подобна цветку, Лотэсса. Кто-то просто любуется цветами, а кто-то рвет и собирает букеты или плетет венки, — он улыбнулся, лукаво поглядывая на девушку. — Мне почти все равно — обнимать тебя или мучить. Так что для разнообразия оставлю выбор за тобой.

— Хорош выбор, — пробормотала Тэсса, окончательно смиряясь с поражением.

— Выбор из двух зол — обычное дело. Просто тебе, маленькая принцесса, не часто доводилось с ним сталкиваться, вот ты и вообразила, что должно быть по-другому. Итак, что ты выбираешь — объятия прекрасного мужчины или пытки?

— Делай, что хочешь, — буркнула она.

— А я и так всегда делаю, что хочу, — рассмеялся Странник.

— Ты обещал рассказать, зачем тебе сдалась гибель Анборейи, — напомнила Тэсс, желающая поскорее сменить тему.

— Ах, да, — Изгой одарил ее ослепительной улыбкой. — Сам по себе ваш мир мне не интересен. Я изначально решил задержаться в Анборейе только ради Маритэ. Из-за Маритэ я и сейчас все еще озабочен судьбой довольно заурядного мирка, когда мог бы бродить по мирам куда более прекрасным и интересным.

— Ну так и бродил бы, — не удержавшись перебила Тэсса.

— Сначала мне нужно закончить дела здесь. А дело, собственно, одно. Как ты верно догадалась, моя маленькая, я планирую уничтожить твой мир. Хотя правильнее было бы сказать, что я лишь направляю процессы, позволяющие миру уничтожать себя самостоятельно.

Лотэсса с ужасом осознала правоту его слов. Действительно, в прошлый раз Изгой напрямую почти не вредил Анборейе, зато люди, обезумев, губили себе подобных. И сейчас, вновь пробудившись, Дэймор действовал схожим способом. Разжигая костры ненависти, войн, болезней, он с удовольствием наблюдал, как люди жгут друг друга в этом пламени.

— Ответ же на вопрос “почему” довольно очевиден, — продолжал Изгой. — И ты его знаешь.

— Из мести.

— Вот именно. Маритэ вечно носится со своей Анборейей, и нет вернее способа причинить ей боль, чем навредить ее бесценному миру.

— За что ты мстишь Маритэ? — тихо спросила Тэсс.

— Разве непонятно? — Дэймор пожал плечами. — Она предала меня и обрекла на вечные страдания. Неужели этого мало для желания обратить в прах ее маленький жалкий мирок?

— Но ведь ты начал вредить Анборейе еще до того, как Маритэ и Хранители заключили тебя в пустоте, — возразила она. — Собственно, они столь жестоко обошлись с тобой, именно защищая мир. А ведь тогда тебе еще не за что было мстить Маритэ, она не сделала тебе ничего дурного.

— Она отвергла мою любовь, — вместо ожидаемого гнева в его голосе слышалась грусть, а в синих глазах плеснулась боль. — И не говори мне, что такое деяние не стоит мести. Тебе не понять. Людская любовь слишком мало похожа на любовь Странников, чтобы вы могли судить нас.

— Хочешь сказать, что мы не умеем любить?

— Не умеете. Ваша любовь слаба, тускла и быстротечна. За жизнь вы можете сменить десятки “любовей”. В основе людской страсти по большей части лежат самолюбие и похоть.

— А Странники, конечно, любят иначе, — Тэсс и не думала скрывать сарказм. — Ваши чувства чисты, самоотверженны и неизменны. Исполненный величайшей любви к Маритэ, ты нашел самое уязвимое ее место с целью причинить любимой побольше боли. Куда уж нам, людям!

— Не стану утверждать, что любовь Странников безупречна и светла, но в отличие от людской она — вечна.

— Вечна? — изумилась Лотэсса.

— Удивлена? — невесело усмехнулся Дэймор. — Такой вот нелепый закон мироздания. Сродни тому, что один Странник не может убить другого. Уж не знаю, кто выдумывал эти законы, но, должно быть, он учитывал бесконечность нашего бытия, рассудив, что тяжело прожить вечность с разбитым сердцем.

— Тогда уж стоило придумать закон, хранящий вас от безответной любви, — она поймала себя на том, что опять сочувствует Дэймору и всем Странникам заодно. — Ведь полюбивший без взаимности так же будет мучиться вечно.

— Ты права, цветочек, — Изгой захватил прядь ее волос и пропустил между пальцев.

Лотэсса инстинктивно дернулась, отстраняясь. Однако Дэймор не выпустил локон, заставив Тэсс кривиться от боли и одаряя ее обворожительно-ехидной улыбкой. Изгой, что с него взять.

— Справедливости ради стоит признать, что Странникам не так уж часто приходится мучиться от неразделенной любви. Чаще всего притяжение взаимно. Однако, это уже не закон, а лишь закономерность. И нам с Маритэ довелось стать исключениями.

А ведь он не прав, подумала Тэсс. Удивительно, что ей известно то, чего не знает сам Изгой. На самом деле Дэймор с Маритэ не стали исключениями. Он был любим и, скорее всего, любим до сих пор. Вот только стоит ли ему об этом знать? И если стоит, то как донести это знание, не раскрывая знакомства с Маритэ. Не в силах решить, что делать, она задала совсем другой вопрос.

— Выходит, не так уж мало исключений. Добавь к ним Ольвэ и Крейна.

— Вряд ли Ольвэ и Крейн любили Маритэ.

— Ты считаешь, они притворялись? — недоверчиво спросила Тэсса. — Но зачем им это? Неужели ради фальшивых чувств они готовы были пожертвовать миром, давшим им приют?

— Не совсем так, цветочек, — Изгой продолжал накручивать ее пряди на палец. — Они вполне искренне пытались завоевать Маритэ, не давая при этом восхищению перерасти в любовь.

— Но разве такое возможно? Разве человек может повелевать любовью?

Лотэсса вспомнила себя и Валтора. Как долго и упорно она пряталась за ненависть, но любовь оказалась сильнее. И все, что она могла противопоставить этим чувствам — упорная ложь самой себе. Но не замечать любовь — совсем не то же самое, что управлять ею.

— Не знаю насчет людей, — задумчиво протянул Дэймор. — Но Странники могут приказывать сердцу. До определенного момента. Мы властны решать, полюбить или нет. Но если дадим любви свободу, обратной дороги нет. А потому далеко не каждое увлечение перерастает в любовь. Как правило, волю истинным чувствам Странники дают, лишь убедившись в их разделенности. Но я был дураком, — горько усмехнулся он, — позволив себе полюбить Маритэ без всяких доказательств ответного чувства. Глупец, я и мысли не мог допустить, что хоть что-то под этими звездами сложится не так, как я хочу.

— О да, — Тэсса не могла не съязвить. — Самоуверенности тебе не занимать.

— Как и большинству из нас, — парировал Изгой. — Если даже люди, у которых нет оснований, верят в себя, то уж Странники и подавно.

— Но ты сам сказал, что Ольвэ и Крейн были осторожнее.

— Это оттого, что у них подлые двуличные натуры. Чего можно ожидать от тех, кого питают зависть и ревность?

— Ну, конечно, — усмехнулась Тэсса. — Зато ты прямо воплощение света. Тебя, если не ошибаюсь, питают ненависть и страх.

— Поязви у меня еще, — проворчал в ответ Дэймор.

— Послушай, — теперь она говорила серьезно, с трудом сдерживая волнение. — А ты уверен, что Маритэ не любила тебя?

— Ты издеваешься? — теперь он склонился так, чтоб видеть лицо Тэсс. — Она отвергла меня, предала и, не имея возможности убить, обрекла на муки, худшие, чем смерть. И ты, полагаешь, что такое можно сотворить с тем, кого любишь?

— Да, — Лотэсса смело посмотрела ему в глаза. — Ты же, любя, стал разрушать мир Маритэ, нарочно выбрав способ, которым можно причинить ей наибольшие страдания. А она лишь защищалась. То, что Хранители сделали с тобой было жестоко, но у них не было иного способа защитить Анборейю. И пусть они выиграли эту войну, но именно ты положил ей начало.

— Не я, а Маритэ, — в голосе Изгоя послышались опасные нотки. — Разве стал бы я вредить Анборейе, если бы она приняла мою любовь?

— А если она не стала ее принимать как раз из опасений, что разногласия между Хранителями причинят зло ее миру? — Лотэсса говорила запальчиво, внутри кипя от возмущения, хоть и понимала, что открытое противостояние С Изгоем может ей дорого стоить.

— Много ты понимаешь, — против ожиданий в голосе Дэймора прозвучал не гнев, а усталость. — Не лезла бы ты, девочка, в дела Странников.

— А что мне еще остается, — Тэсс пожала плечами, — раз уж Странник притащил меня сюда, да еще и удостоил беседы.

— На беседу ты сама напросилась, — напомнил он. — Но вместо того, чтоб смиренно выслушать ответы на свои вопросы, все время перебиваешь и умничаешь.

— Ты предпочел бы, чтоб я слушала молча?

— Пожалуй, нет, — немного подумав, отозвался Изгой. — Можешь говорить. Какой смысл в собеседнике, если он все время молчит? Только будь добра, постарайся не выносить суждений о вещах, в которых ничего не смыслишь.

Тэссу так и подмывало рассказать, что кое в чем она смыслит получше него самого. И пусть она действительно не разбирается в тонкостях сложных отношений Странников, зато удостоилась откровений Маритэ. Если Изгой узнает о ее похождениях, то он или убьет ее за сам факт дружбы с ненавистной ему богиней, или будет мучить до тех пор, пока не выведает подробности. А потом все равно убьет, только более изощренно и жестоко. И будет даже по-своему прав, учитывая, что она помогла Маритэ повернуть время вспять, чтоб вновь погрузить его в небытие.

Хорошо, что Дэймор не догадывается о ее осведомленности. Иначе бы он не был так спокоен. Лотэсса чуть повернула голову, чтоб украдкой глянуть на Странника. Тот же задумчиво смотрел вдаль, казалось позабыв о собеседнице, хоть и продолжая удерживать ее.

Окружающий пейзаж и впрямь стоил внимания. И пусть мир Дэймора был фальшивкой, но сейчас он сиял не хуже алмаза. Небо был раскрашено закатными красками, будто несуществующее солнце только что опустилось за горизонт. Его отблески играли на траве, листьях и цветах, погружая все вокруг в нежную, розовато-оранжевую дымку. Тэсс начала понимать, что изменения, происходящие в мире Изгоя, зависят от настроения хозяина. Чем мрачнее был Дэймор, тем темнее становился окружающий пейзаж, зато его благодушие пробуждало удивительную красоту. Однако, должно быть, его настроение не менялось слишком резко и не уходило в крайности. За все время пребывания в плену у Изгоя, Тэсс ни разу не видела темной ночи или ясного дня. Как правило, здесь царили сумерки или закатное время.

— Возможно, ты прав, и я ничего не смыслю в Странниках, — Лотэсса решила не отступаться. — Но неужели тебе никогда не приходила мысль, что Маритэ все же любила тебя, скрывая это, чтоб не допустить вражды между Хранителями, а затем защищая свой мир?

— Глупости, — отрезал Изгой. — Если бы любила, никогда бы не предпочла мне какой-то мирок. Миры создаются и разрушаются, а истинная любовь одна на целую вечность. Ни один Странник не станет заботиться о мире больше чем о себе.

— Ты просто не понимаешь Созидателей. Не понимаешь, что значит создать настоящий мир, заботиться о нем, нести за него ответственность. Разве мать может отречься от своего ребенка, предпочтя собственные интересы?

Не успев договорить, Тэсс мысленно обругала себя за неудачный довод. Матери бывают разные. Ее собственная матушка с легкостью жертвовала судьбой дочери ради своих амбиций. Изгой, очевидно, тоже счел ее рассуждения неубедительными, от души расхохотавшись над вдохновенной речью.

— Я не понимаю Созидателей? Серьезно? Но зато ты-то, маленькая смертная, понимаешь их, как никто. Напомни, сколько миров ты создала, Лотэсса?

— Ни одного. Как и ты, — зло парировала Тэсс.

— Формально ты права. Этот мир не считается. Но скоро все изменится, цветочек.

— Когда изменится, тогда и поговорим, — пробормотала она, досадуя больше на себя, чем на Дэймора.

— Надеюсь, — серьезно отозвался он. — В смысле, надеюсь, что этот разговор состоится, и я не убью тебя раньше, наскучив твоим обществом или, что более вероятно, разозлившись на твою глупую дерзость.

Тэсс только презрительно фыркнула в ответ, давая понять, как мало ее трогают угрозы Странника. Сейчас ей было почти все равно, исполнит ли он их. Кроме того, Лотэсса потихоньку обретала уверенность в странной благосклонности Изгоя. Если в самом начале их знакомства он и впрямь ужасно издевался над нею, то теперь больше пугал и дразнил. Конечно, наивно верить, что так будет всегда. Но ведь она и без того старается держать себя в руках и следить за языком. Что ж, ей теперь вообще молчать из опасений задеть Изгоя тем или иным словом? Нет уж, так у нее все равно не получится. Притворщица из нее — хуже некуда. Так что лучше оставаться собой, и будь что будет.

— Смотрю, ты не боишься? — Изгой, как водится, прочитал то ли ее мысли, то ли чувства.

— Не очень, — честно признала Тэсс. — Временами ты забываешь вести себя как чудовище, и я перестаю бояться, — ехидно добавила она.

— Надо бы исправить это упущение, пока ты совсем не распустилась, — благодушный тон, которым это было сказано, только добавил Тэссе уверенности.

— Итак, вернемся к вам с Маритэ…

Если бы кто-то сказал ей чуть больше года назад, что она будет запросто обсуждать дела Странников с ними же самими, Лотэсса бы лишь истерично расхохоталась. Но жизнь повернулась так, что сначала ей представился случай поговорить с Маритэ, а после и вовсе пришлось вести споры с Изгоем.

— Никаких “нас” нет, — оборвал ее Дэймор. — Есть я и есть Маритэ. Мы — враги.

— Но ведь ты все еще любишь ее, так? — тихо спросила Тэсс.

— Нет.

— Но ведь ты сам сказал, что любовь Странников вечна, а ты позволил себе полюбить Маритэ, — она не собиралась уступать. — Это ведь закон мироздания, разве нет?

— Закон. Однако, похоже, он утрачивает силу, когда влюбленного уничтожают и отправляют в небытие.

— Но ведь любовь — свойство души, а душу ты сохранял и в пустоте, — не сдавалась Тэсс.

— Должно быть, здесь все немного сложнее твоего понимания, моя маленькая смертная, — ехидно заметил Дэймор. — Странников не то, чтобы каждый день отправляют в небытие, а потому никто не успел хорошенько изучить следствия и побочные эффекты развоплощения. Не стану спорить, любовь — свойство души и разума. По крайней мере у Странников. У людей-то она чаще рождается из плотских желаний. Я не о тебе, цветочек. Ну так вот. Лишившись себя самого, сложно сохранить целостность души и разума. Я, признаться, не знаю или не помню, сколько раз сходил с ума и забывал себя. А затем вновь собирал сознание по кусочкам. Хочется верить, что личность моя осталась неизменной, но вот приобретенная и оплаченная столь непомерной ценой любовь перестала быть частью моего существа. Иного объяснения у меня нет, но это я считаю верным. Ведь противоестественно пронести через тысячелетие мучений любовь к собственному убийце.

— И впрямь жутко, — пробормотала Лотэсса. — Но я все равно не верю, что ты излечился от любви к Маритэ.

— Не веришь? — Изгой хищно усмехнулся. — Ну, а ты сама, цветочек, ты-то, конечно, собираешься любить своего короля вечно?

— Люди не живут вечно, но я буду любить Валтора, пока дышу.

— Я и не сомневался. Но любила бы ты так же сильно, если бы твой Валтор заточил тебя на всю жизнь в темницу, предварительно отрубив руки, ноги и выколов глаза? Ты в ужасе от нарисованной картины, моя маленькая? Поверь, поступи король с тобой подобным образом, это все равно было бы милосерднее чем то, что сотворили со мной. Но оставим меня. Сохранила бы ты в душе любовь к своему палачу?

— Валтор никогда не поступил бы так! — запальчиво воскликнула Тэсса, прогоняя призраки страшных видений.

— О да! Именно так я думал о Маритэ. Когда-то она и мне представлялась доброй, светлой и мудрой. Неудивительно, что первые годы моего заточения, кроме прочих мук, я терзался непониманием. Разум — единственное, что от меня осталось — отвергал неоспоримую истину, не в силах поверить, что светлое сердце любимой оказалось чернее извечной тьмы. Жестокость Маритэ выходила за грани моего понимания…

— Тебе ли рассуждать о чужой жестокости, — не выдержала Тэсс. — Посмотри на себя! Тебя послушать, так Маритэ — исчадие зла, а ты — невинная жертва. Но ведь ты — Изгой! Не ты ли упиваешься планами уничтожения целого мира?

— Я лишь мщу, — возразил Дэймор. — Как и ты бы захотела отомстить на моем месте. Разница между нами только в том, что у меня есть реальная возможность осуществить свою месть. Спасибо покойному дурачку Йеланду, что вернул меня к жизни. И как удачно, что божественная Созидательница давно уже сидит взаперти, не в силах влиять на судьбу своего любимого мирка. Ее время кончилось, мое — только начинается. В кои-то веки сила и справедливость на одной стороне. Так что не спеши винить меня в жестокости, сердце мое. Ты должна понимать, что каждая смерть и каждая слезинка, пролитая на Анборейе на совести Маритэ.

Лотэсса тяжело вздохнула. Как можно переубедить Странника, горящего не просто безумной злобой, а жаждой мести, которую он почитает священной? Тэсс, конечно, не собиралась сдаваться, но сама битва представлялась еще более безнадежной, чем раньше.

— Вот так-то, цветочек, — Изгой склонился к ней и приподнял лицо за подбородок. — Молчишь? Наконец-то тебе нечего возразить. Похоже, ты начинаешь меня понимать.

— Понимать — не значит соглашаться, — тихо проговорила она.

— Можно подумать, я нуждаюсь в твоем согласии, маленькая смертная, — хмыкнул Изгой.

— Ты рассказал, почему хочешь уничтожить мой мир, но не ответил на вопрос, зачем тебе это.

— Расскажу позже. Сейчас мне нужно посетить ту самую Анборейю, о судьбе которой мы толкуем. Придется повременить с разговорами. Принести тебе что-нибудь из родного мира? Живых цветов? Пирогов с абрикосами?

— Возьми меня с собой!

— Размечталась! — засмеялся он. — Нет уж, придется тебе остаться здесь. Побудешь хозяйкой моего мира, пока я хозяйничаю в твоем.