В поисках короля

Глава 13. Несчастье

Надоевшее седло больно врезалось в пах, утомленных конь храпел и ронял клочья пены с удил. Всадник больно сжимал коленями его бока, призывая к послушанию. Хольт то и дело погонял полуиздыхающую скотину, остальной отряд посмеивался над нетерпением излишне горячего вожака. Но если слухи верны, то торопиться стоило, во имя железного бога.

То, что Тринидад мертв, знали пока только свои, но в это слабо верилось. Но не просто же так его сдернули с вполне успешного похода по восточным землям лордов, разбросанных далеко друг от друга среди диких болот.

Если Тринидад мертв, то некому будет возглавить армию. И ее может возглавить он, кому еще? Дон не оставил сыновей, его тысячники в большинстве неграмотны и умеют только воевать, а впереди покорение лордов и мир, которым нужно будет править.

Вдали поднялась пыль, пять лет назад Хольт принял бы ее за облако, а то и вовсе бы не разглядел, но теперь точно знал, что к отряду движутся во весь опор трое всадников.

Его десять тысяч разразились приветственными криками, худая белобрысая девчонка на всем скаку осадила белого мускулистого коня, он присел на задние ноги, потом взвился на дыбы, молотя мощными копытами воздух, и встал, как вкопанный. Двое, следующие за ней, подъехали и встали справа и слева.

Время не пощадило Рут Тринидад. В шестнадцать лет, когда варварки обычно наливались спелым соком, выбирали себе мужчину и рожали детей, Рут была плоской, как доска, и сухой, как кол из дерева, который крестьяне вбивали в дверные проемы для защиты от демонов. Хороши были только длинные светлые волосы, но и те грязные и всклокоченные. Хольт прикинул, каково будет намотать их на кулак. Узкие кошачьи глаза блеснули радостью.

— Три года, Хольт! И ты вернулся! И каким стал красивым!

— Да? — Хольт наклонил голову и усмехнулся. — Приходи тогда вечером ко мне в палатку, я тебе покажу все остальное. Только не забудь помыться, я привык к дочкам лордов.

Воины одобрительно засвистели, левый спутник Рут приподнялся в стременах, собираясь сказать, но плетка оказалась быстрее. Хольт даже не успел разглядеть, как свинцовое грузило, впутанное в кожаный ремень, понеслось ему в лицо. Жестокий удар вышиб из седла. Но Хольт был воином, он успел собраться, поймать конец плетки и резко потянуть на себя, сдергивая Рут с коня. Ловкая дикарка взвилась из седла, как будто и ждала этого, и приземлилась в пыли рядом с ним, поддела ногой в живот.

— Плохо, Хольт. Дочки лордов сделали тебя слабым. Идет война, если ты забыл, и на ней надо уметь драться, а не валять девок. Если ты так же расхолодил моих людей, я велю отрезать тебе голову и посадить ее на копье.

Стало так тихо, что было слышно, как фыркают кони и позвякивает сбруя.

— Сиг! — Рявкнула Тринидад, поводя плеткой, змеившейся в пыли. — Три года. Что с восточными землями?

Хольт попытался встать, но Рут еще раз стегнула его плеткой.

— Лежать! Сиг?

— Мы взяли Олдберри, Кентербери, Ноклер, Рост, Норфолк, Суров овраг…

— Суров? — Рут приподняла светлые брови. — Сколько положили людей?

— Двести наших, триста наемников.

— Наемников? — Теперь Рут обращалась к Хольту. — Ты брал Суров овраг с наемниками?

— Они показали себя неплохо. — Огрызнулся он снизу, сатанея от бешенства.

— Неплохо. — Рут пожевала губами. — С наемниками. Отвратительно, Хольт.

— Я… — начал Хольт, опять поднимаясь, но очередной удар поверг его лицом вниз. — Довольно, Рут!

Варварка что-то сказала на своей тарабарщине, ее всадники захохотали, его воины заухмылялась.

— Что она сказала? — Спросил Хольт Сига, с одобрением глядящего вслед удаляющейся спине маленькой гордячки.

— Я смотрю, годы жизни среди настоящих людей не повышибли из тебя лордского дерьма, жабья кровь. — Перевел Сиг. — Пора бы тебе выучить язык своего народа, Хольт.

Хольт стер с лица кровь, попробовал ее на вкус.

— Она мне заплатит за это, маленькая дрянь.

— И лучше бы ты встал. — Гнул свое старый воин. — Негоже валяться перед девчонкой.

— Она дочь вождя!

— Вождей, — Сиг многозначительно посмотрел на него, — мы выбираем сами.

Хорошо, что Рут было целых три. И все они стали очень и очень разными. Хихикающая рыжая чертовка вертелась вокруг него ужом, от суровой сестры в ней не было ничего. В ведьминской палатке душно пахло тяжелыми травами, в полутьме таинственно потрескивали свечи, отражаясь в дорогом стекле. Кое-какие зелья были разлиты в сосуды из выточенных внутри драгоценных камней. Конечно, можно было пойти и к лекарке, но тогда след от плетки будет заживать долго и останется шрам. Ведьма с этим делом справилась гораздо быстрее, а когда закончила, потребовала вполне определенной платы.

— Ну-ка иди сюда, зелье. — Велел Хольт, обхватывая ее за талию и пытаясь нащупать зад под тяжелой тканью платья. — Скажи, правду говорят, что Дон умер?

— Нет. Отец жив и проживет еще долго. — Ведьма уперлась руками ему в плечи. — Ты изменился, Хольт, зря ты уехал тогда.

Зеленые глаза с желтыми пятнами в глубине, с искрами смеха, как лесной пруд, освещенный солнцем, и не разберешь, что там, под кувшинками, ласковое песчаное дно или ледяные ключи.

Когда Хольт проснулся, ведьмы рядом с ним уже не было. Все тело болело, когда он наконец смог подняться, ноги противно дрожали. Сил не было даже выругаться и уж тем более одеться.

— Лучше бы ты пошел ко мне. — Сказала лекарка, помогая ему натянуть рубашку. — Ведьма берет слишком дорого.

— Это скоро пройдет? — Поинтересовался он, еле ворочая языком.

— Скоро. Будь внимательней к тем, с кем ложишься, глупец.

От черных смоляных волос пахло свежестью и гадательным цветком, на белых щеках играла молодая кровь. Лекарка смерила его ледяным взглядом.

— Даже не думай. Зря ты тогда уехал, Хольт, ты забыл все, забыл нас.

— Она тоже сказала, что зря. Ведьма.

— Ты слишком долго был лордом и слишком мало одним из нас, а кто ты теперь, не знаешь даже ты сам.

— Я хочу увидеть Тринидада. — Прервал ее Хольт. — Поговорить с ним. Где он?

— Пойдем, я покажу. Только вряд ли он захочет говорить с тобой.

Вид лагеря дикарей тоже не говорил о том, что Тринидад мертв. Варвары были даже более дисциплинированы, чем обычно. Хольт еле ковылял, опираясь на заботливо подставленное плечо лекарки, его узнавали, приветствовали, ухмылялись. К сожалению, Старый Хольт тоже был еще жив, и вид вернувшегося сына не доставил ему никакой радости. У кое-кого из молодых парней на лицах виднелись шрамы, похожий должен был заработать и он, видно тощие прелести дочери Тринидада здесь были в цене. Этих шрамов они не стыдились, весело отшучивались в отместку за издевки, и вроде даже гордились ими, чего Хольт никак не мог взять в толк.

Дон был у себя в палатке, как всегда, отделенной от остальных, он сидел на лежанке, сложив большие руки на коленях, и смотрел в пространство. Рядом с ним стоял Сиг и что-то негромко втолковывал либо спрашивал. Он обернулся к вошедшим и на лице у него отразилось сначала недоумение, потом ярость.

— Ты зачем шрам свел, паскудная твоя рожа?

— Он мне не шел. — Отпарировал Хольт, подходя к Тринидаду.

— Дурак, мальчишка! Опозорился перед всем войском!

— Что? — Опешил Хольт.

— Это значит, что все увидят, что ты не умеешь отвечать за свои поступки. — Пояснила лекарка. — Отец? Отец, молодой Хольт вернулся. Сын Старого Хольта, ты помнишь его?

Дон ничего не ответил, продолжая все так же безучастно смотреть перед собой.

— Что это с ним?

— Я не знаю. — Лекарка покачала головой. — Никто не знает. Он просто однажды погрузился в себя. Если мы говорим с ним все трое, он зовет нас Троеликой и не узнает.

— Вот беда. — Сморщился Сиг, теребя кудрявую пегую бороду. — Что делать теперь?

— Искать другого вождя. — Немедленно ответил Хольт. — Вот и все.

И вышел из палатки.

Вид беспомощного недвижного Тринидада потряс его больше, чем он мог себе признаться. Огромное войско, живущее войной, осталось без главы, и срочно надо было что-то делать, или оно расползется по королевству, как гниль по телу, и тогда всем наступит конец. Хольт провел рукой по длинным волосам, потрогал косы десятитысячника. Не пора ли заплести хвост вождя?

Рут невозмутимо стояла перед Старым Хольтом, возвышавшимся над ней, как скала над деревцем. Старый воин за три года, что Хольт его не видел, еще больше зарос жестким волосом и раздался в плечах, но по-прежнему был невероятно опасен.

— И ты будешь меня учить. — Закончила Рут.

— Во имя Троеликой! — Захохотал старик, и у Хольта мороз прошел по коже. — Ты верно решила отправиться по Дороге Сна, Тринидад!

— Я - воплощение Троеликой воительницы. — Упрямо гнула свое дикарка. — Я умею держать меч, и получше, чем многие здесь. Но ты… я должна учиться у тебя, и ты мне не откажешь.

— А если ты протянешь ноги?

— Это будет значить, что я плохо старалась. Но этого не будет.

— А если я скажу, что в качестве платы ты будешь должна ложиться со мной, когда я захочу?

— Я приму ее, но знай, что как только обучение закончится, я прикажу вырезать весь твой род, включая тех, кто остался в придорожнях служанкам и шлюхам, и оставлю на развод только его. — Рут мотнула головой на стоящего среди воинов молодого Хольта.

Старик тяжело засопел, потом хлопнул Рут по плечу. Лицо девчонки исказилось от боли, но она не вскрикнула.

— Приходи завтра, на рассвете. И вели сестрам приготовить тебе погребальный наряд, он скоро пригодится.

Вечер подкрался незаметно, пришедший слишком быстро в суматохе дня. Рут распорядилась выдать всем пришедшим с Хольтом наемникам причитающуюся плату и отправила их восвояси, так что от его десяти тысяч не осталось даже половины, из них шесть сотен не могли еще сражаться из-за ран. В шестнадцать лет он был ребенком, выглядывающим за край колыбели, в двадцать один он не мог превзойти шестнадцатилетнюю Рут Тринидад, которая не знала этого слова. Хольт видел ее, одиноко стоящую на берегу реки, смешной рыжий жеребенок тыкался мордой ей в подставленную ладонь.

— Ты зря уехал тогда. — Сказала Рут, когда он подошел ближе.

— Я сегодня слышал это уже дважды.

— А то, что зря я тебя вернула?

— Это ты?

— Я. — Усталый голос дикарки так не был похож на все, что он от нее слышал, что Хольт присмотрелся внимательнее.

И увидел смертельную усталость на худом лице, бледном от забот. И страшное разочарование, от которого неприятно сжалось под сердцем. Она все-таки искупалась и пахла речной свежестью, напополам с травой, пучком которой терла себя до красноты. Непросохшие волосы были распущены по плечам, и Хольт запоздало вспомнил, как они были заплетены утром. Если бы он это увидел и вспомнил, что это значит, то понял бы, что проиграл, не начав сражения. Варвары выбрали себе вождя.

— Потому что ты — дочь Тринидада? — Только и спросил он.

— Потому что я — Тринидад. — Дикарка выпрямилась, голос зазвенел сталью. — Я очень надеялась на тебя, Хольт. Когда ты только появился у нас, я увидела что-то особенное, не такое, как мы. Все видели, как ты слаб, а я увидела, как ты силен. Ты знал то, что не знал никто из нас, ты видел за краем горизонта. Ты очень помог мне, хотя сам не знаешь, как. И благодаря тебе я тоже стала особенной. А потом ты уехал, чтобы сблизиться с нами, но только отдалился еще больше. Отца моего уже нет, а его имя живо, и я — часть его имени, поэтому они слушают меня. И я поведу эту войну дальше, потому что я не знаю, как жить иначе. И ты… я думала, ты встанешь у меня за спиной, потому что за ней я чувствую только ночь и пустоту. Я должна быть сильной, потому что если хоть один из них превзойдет меня, мы проиграем войну. Вождь не может быть слабее своих воинов. Но я женщина, и каждый из них мечтает забраться мне между ног и понять, что я ничем не отличаюсь от других. И тогда найдутся те, кто решит, что они более достойны. Армия не переживет раздора, они вырежут друг друга, и тогда все, ради чего мы живем, потеряет смысл. Я не могу так поступить с моим народом. Я думала, ты поймешь, но ты…

Варварка покачала головой и показала глазами на другой берег. Хольт, которому вся кровь бросилась в лицо, порадовался, что уже темно. Там, куда указала Тринидад, росло два дерева. В одно из них когда-то попала молния и расколола его. Оно имело сильные корни, но удар был слишком могуч, и дерево так и не смогло оправиться, ствол скрючился, уродливая рана заплыла наростами коры и смолой. Второе же, более молодое, еще тонкое, с нежной и теплой корой, было ниже, тень спутника забивала его, но ясно было, что оно перегонит его в росте.

— Как удачно они там. — Пробормотал Хольт и медленно вытащил нож. — Прости меня, Рут.

Светлые пряди поплыли по течению, ветер заходил непривычно голый затылок. Тринидад следила за ним удивленными глазами.

— Что ты делаешь?

Хольт провел ладонью по неприлично коротким волосам, привыкая, потом срезал с одежды все знаки отца, оставив только родовые.

— Делаю, что хочу. — Ответил он. — Как ты там говорила? Каждый волен делать, что хочет, а не то, что должен. А чего хочешь ты?

— Я хочу следовать долгу. — Нахмурилась Рут. — Ступай, я еще подумаю насчет тебя.

— Я приду завтра. — Ответил он. — Позаботиться о тебе, потому что Старый Хольт тебя не пощадит.

— Моя сестра — лекарка. — Усмехнулась Рут.

— Она не мужчина и не знает, что нужно бойцу. И тебе нужно есть, чтобы стать больше. Если ты останешься такой же худой, Старый Хольт сломает тебя.

— Я ем. — Нахмурилась Рут. — Но…

— Ты просто ешь неправильно. И не то, что нужно. А мне… мне придется все же выучить ваш язык.

— Наш. — Мягко поправила его варварка. — Наш язык.