Русский реванш. Ледокол Сталина

Глава 69

Остаток Восточной Европы для Запада уже потерян. В полную экономическую зависимость от СССР и Третьего рейха попали, не имеющие выхода к морю: Чехословакия и Венгрия, а имеющие такой выход, независимые Литва и Латвия находятся в тисках и выживают только за счёт железнодорожного транзита. Пока выживают. До аннексии Германией Польши — это была пуповина, связывающая Россию и Германию, её берегли, в неё инвестировали, но сейчас надобность в ней отпала. Что-то там ещё по инерции возится-катается, но эта инерция быстро затухает и очень скоро перед независимыми встанет выбор — к кому из великих соседей присоединиться. Третьего не дано. На этом по Европе вкратце всё. Передел сфер влияния назрел, и если его не инициировать, всё случится само собой, без какого-либо участия Британии в процессе.

Про Азию и упоминать излишне, там меняется вообще всё. Монгольская Народная Республика, территории Внутренней Монголии и Синьцзян-Уйгурии хоть и считаются независимыми, а значит открытыми рынками, но только что считаются. Непреодолимая сила географии делает их недоступными для всех, кроме Советского Союза. Рынки так себе, прямо скажем, покупательная способность населения там почти никакая, да и мало его, этого самого населения, но территории-то ведь огромные, на карте смотрятся очень внушительно, а значит это предмет для торга.

Плюс Маньчжурия, пока независимая республика, но стремящаяся войти в состав СССР. Однажды они уже выходили на Сталина с такой инициативой, но «Русский Бонапарт» тогда счёл её несвоевременной. Тогда счёл, но ситуация за пять лет изменилась очень сильно. И сама Советская Россия теперь совсем другая — это единственная в мире страна, которая имеет положительное сальдо внешнеторгового баланса. В смысле единственная, которая имеет положительное сальдо в торговле со всеми своими зарубежными партнёрами без исключения, а не в целом со всем миром. В целом-то в плюсе и Третий рейх с Японской империей, и троица Парагвай/Триангуло/Уругвай, и нейтралы — Швейцария со Швецией, но СССР в этом аспекте уникален. Может себе позволить выкупить японские активы в Маньчжурии за живые деньги и уже их выкупает, а значит вопрос их слияния скоро снимется. И Маньчжурия стала другой, в целом заговорила по-русски. Харбин уже переименован в Сталинград, а это говорит о многом.

На Маньчжурию тоже в качестве открытого рынка давно никто давно не рассчитывал, никто там с внутренними производителями таможенного союза «Оси» конкурировать был не способен, но и это предмет для торга.

Русские закрепились в северном Афганистане, северном Иране и недавно созданной Исламской Республике Ирак — они везде получили концессии и строят свои железные дороги, а значит и эти рынки они скоро полностью сожрут. Фактически сожрут формально общие рынки. Ну, кто сможет там конкурировать с их железными дорогами? Этот вопрос тоже нужно обсуждать. Нужно обсуждать подмандатные территории Британии и Франции на Ближнем Востоке, бывшие владения Османской империи — взбесившуюся Аравию, Ливан, Курдистан, Палестину и Левант. Нужно международно-законодательно зафиксировать позиции в Юго-Восточной Азии, чтобы хоть туда не лезли Советский Союз и Третий рейх. В общем, пора организовывать новую Лигу Наций, которая даст всем время подготовиться ко Второй Великой войне. К этой войне прямо сейчас никто не готов, поэтому Московская конференция по разделу сфер влияния в Евразии точно соберёт всех и на самом высшем уровне. Всем это нужно, все в этом заинтересованы.

В СССР я решил задержаться до конференции, пописать «Три товарища», покататься по городам, готовящемся к приёму матчей второго Мундиаля по футболу в будущем году (Ленинград, Харьков, Киев, Нижний Новгород и Казань), повстречаться с читателями и оценить жизнь в русской провинции, но человек планирует, а боги смеются над его планами.

«Хрустальная ночь» (еврейский погром) в этой истории случилась не в Германии, а во Франции, в Париже, с двадцать четвёртого на двадцать пятое сентября 1933 года.

Какое именно событие послужило детонатором для этого взрыва пока непонятно, но шло всё к этому довольно давно.

После Великой войны и революции в России, из Германии, бывшей Австро-Венгрии и получившей независимость Польши, состоятельных евреев потянуло во Францию. Не только во Францию, во все страны-победительницы, но во Францию главным образом и большинство, естественно в Париж. Эта первая волна «большого переселения евреев в новейшей истории» переезжала с капиталами, и в целом воспринималась французами благожелательно. Вторая волна нахлынула после двадцать седьмого года, когда национал-социалисты пришли к власти в Германии, преобразовали Веймарскую республику в Третий рейх и провели ряд законов, ограничивающих права евреев — им запрещалось заниматься ростовщичеством (в том числе и легальным банкингом), еврейским предпринимателям запретили получать государственные подряды (в том числе и через третьих лиц), владеть и управлять средствами массовой информации и, конечно, занимать должности в аппарате госуправления всех уровней.

Вторая волна была уже массовой (больше ста тысяч переселенцев) и гораздо менее состоятельной. Оно и понятно, например — запрет на занятие ростовщичеством распространялся и на взыскание ранее выданных ссуд, да и производственные предприятия, лишившиеся главного потребителя, массово разорялись и сбывались за копейки.

В общем, народ во второй волне прибывал не совсем нищим, но подавляющем большинстве не способный прожить на сбережения в качестве рантье, или открыть новый бизнес. Прибывала масса, нуждающаяся в заработке, а к двадцать седьмому году проблема с рабочими местами уже была актуальной. Французская промышленность лишилась военных заказав и очень сильно сократила производство, да ещё и Советская Россия неожиданно быстро восстановилась и модернизировалась. Русские полезли на общие рынки, причём не с сырьём и зерном, а с продукцией глубокой переработки, при этом очень качественной. Те же автомобили французского производства стали никому не нужны. Плюс, русские отказались выплачивать все займы царских правительств — и военные, и полученные через выпуск облигаций для строительства Транссиба.

В тридцать первом пошла третья волна. Великая депрессия накрыла Европу настоящим цунами массовых банкротств, Третий рейх наотрез отказался выплачивать репарации и вообще выполнять условия «Версальского мирного договора», странам-победительницам пришлось финансировать дефицит экономик через эмиссию, инфляция выросла почти до ста процентов годовых, и на этом фоне прекратилась поддержка всяких восточноевропейских клиентов, главным образом Польши.

У поляков имелся богатый опыт борьбы с проклятым жидовством, и, в ответ на падение уровня жизни, они занялись экспроприацией. Стихийно, мелкими бандами, но очень эффективно. Из Польши рванула уже до нитки ободранная голытьба. Тоже большей частью во Францию и в основном в Париж.

И чем заниматься такой толпе, если ей негде честно заработать на жизнь? В Европе организовалась самая настоящая этническая мафия, не брезговавшая никакими заработками.

Военный путч и последующую диктатуру маршала Филиппа Петена громче всех осудили отстранённые от власти Ротшильды. Власть во Франции к них была неявная, через подставные фигуры — это очень удобно, все выгоды в наличии, а ответственности никакой. Вся вина ложилась на подставных публичных политиков, которых специально для этого и вскармливали. Работа у них такая. И конечно этот слишком талантливый клан имел огромное влияние на мировое еврейство. Умели Ротшильды приобретать влияние незадорого.

В общем, к сентябрю 1933 года только в Париже и предместьях проживало больше двухсот тысяч этнических мафиози, опять неявно, но уверенно управляемых «донами Ротшильдами». Париж взорвался в ночь с двадцать четвёртого на двадцать пятое сентября, а двадцать шестого я был уже на месте, в самой гуще исторических событий.

Оказывается, началось всё, как это обычно и бывает, с весьма незначительного происшествия. Сущая мелочь — банда из пяти богоизбранных «люмпенов-понаехов» последней волны пыталась организовать экспроприацию ценностей расового гоя французской национальности, но при этом довольно состоятельного ювелира.

Лавку этого, занимающегося не своим гойским делом, недоразумения «пасли» давно и акт экспроприации спланировали неплохо, но в таких делах любой план, даже самый продуманный, может пойти к чертям всего от одной неучтённой детали.

Так и произошло. Богоизбранные экспроприаторы учли вооружённого гойского охранника и наличие ствола у гойского ювелира, но оказались не готовы к действиям третьего гоя, которого приняли за богатенького покупателя. Покупателя побогаче богоизбранные гопники ждали, чтобы заодно экспроприировать и его, но дождались себе на беду. На беду не только себе, а всем богоизбранным понаехам в Париж и прочую Францию.

Богатенький гойский покупатель оказался отпускником-офицером. Так-то наличие у него оружия экспроприаторами учитывалось, в нынешние неспокойные времена с деньгами и без пистолета по Парижу никто не ходил, но не учли они подготовку намеченной жертвы.

Майор Огюст Бетенель во время Великой войны командовал взводом разведки, а после победы принял роту в Иностранном легионе. Повоевал он много и с удовольствием — именно таких типов обычно называют «псами войны». Бетенель обожал оружие и острые ощущения, в общем, был профессиональным душегубом очень высокой квалификации и самым натуральным адреналиновым наркоманом.

Гойского охранника гопники завалили сразу, без разговоров, гойский ювелир успел достать из-под прилавка свой М1911 и даже разок выстрелить куда-то туда, но тоже схлопотал пулю в грудь, а вот майор Бетенель из своей маленькой Беретты (калибром 7,65 мм) уложил наповал троих. Четвёртый успел выскочить, а пятый оставался снаружи на стрёме. Майор Огюст Бетенель словил приличную дозу адреналина, «вштырился» и бросился в погоню за добавкой. На бегу он ранил в спину ещё одного, а вот пятый, на беду всех расово-богоизбранных, успел заскочить в синагогу.

Дальше подоспел военный патруль, который попытался взломать входную дверь, и с этого начался уже настоящий бой. В синагоге держали оборону человек двадцать, причём не только с короткоствольными девайсами. Одного из патрульных убили, ещё одного ранили, военные вызвали подмогу.

Пока эту подмогу ждали, собралась толпа человек пятьсот. В синагоге видимо решили продать свои жизни подороже и начали стрелять по слишком приблизившейся толпе зевак. Ну, а дальше всё понятно и закономерно. Толпе не хватало только этого. Парижу не хватало только этого. Всей Франции не хватало только этого.

К моему прибытию в Париж, в городе уже сожгли все синагоги и ограбили всех евреев, у которых было что грабить, а погромы и «очищение огнём» уже шли по всей La Belle France. Народ и армия, впервые за пятнадцать лет, сплотились против общего врага — тихих оккупантов и виновников всех постигших Францию несчастий.

Я сделал интервью с майором Огюстом Бетенелем. Он меня заочно знал и уважал прежде всего как коллегу душегуба, прорвавшего со свои взводом «Линию Гинденбурга», а только во вторую очередь в качестве литератора. Бетенель. — по фактуре просто шикарный прототип для персонажа второго плана в пишущихся «Трёх товарищах», да и событие произошло, без преувеличения, эпохальное.

Это не «плюшевая» «Хрустальная ночь» из той истории, где, по большому счёту, только витрины побили. Это даже не «Варфоломеевская ночь», когда французы-католики резали французов-гугенотов. Она хоть и вошла в историю жуткой резнёй, но в той ночи в Париже замочили всего три тысячи человек, а в этой счёт уже идёт на десятки тысяч только в столице. И опять ведь ночь накануне католического праздника — Успения Пресвятой Богородицы. «Успенская ночь» — именно так я назвал отосланный в «Тайм» репортаж.

Стоит отдать евреям должное — как агнцы на заклание они не пошли. Бои местного значения прошли во всех французских городах.

По Франции я катался целую неделю — Орлеан, Тулуза, Марсель, Авиньон, Лион. В Лионе узнал новость о высылке из Франции американского посла, с клеймом «персона нон грата». Петен наотрез отказался принимать каких-то уполномоченных американских наблюдателей, надоевшего ему нытьём и завуалированными угрозами посла распорядился вышвырнуть из страны, и заявил, что все процессы, касаемые этого мятежа, проведут военно-полевые суды. По законам военного времени, то есть максимально быстро и сурово.

У меня нет сомнений, что участниками мятежа признают всех французских богоизбранных, а не только «понаехов» после Великой войны. Все они посещали одни и те же синагоги, которые на поверку оказались штабами и оружейными схронами. Переворот во Франции «доны Ротшильды» готовили, и французские раввины в этом деле служили их комиссарами.

Если бы они успели как следует подготовиться, то… даже предположить сложно — как бы развивались события в этом случае. Что бы случилось, если бы накануне дня «Успения Пресвятой Богородицы» майор Огюст Бетенель не решил побаловать свою очередную любовницу недорогим ювелирным подарком.

Кстати, денег у него с собой было всего пятьсот франков, примерно одиннадцать американских долларов, или девять русских рублей по текущему курсу. Едва хватало на самые скромные серёжки с микроскопическими камушками. Иначе, как Чудом — это не назовёшь при всём желании.

В Москву я вернулся восьмого октября 1933 года. Впечатлений набрался — мама не горюй. Заодно и название для продолжения «Мясорубки» придумал. Всё-таки, «Три товарища» — слишком уныло звучит. У меня роман будет называться «Лишние герои» («Héros supplémentaires») и даже сюжет теперь частично поменяется. Последнего из моих героев убьют злобные евреи во время мятежа, прямо в «Успенскую ночь» в Париже. Хеппи-энда не случится, но экшна добавится прилично, будет что экранизировать Эйзенштейну.

Французские военно-полевые суды разбирали дела мятежников и соучастников как на конвейере — мятежников приговаривали «к стенке», соучастников к каторге в колониях, в колонии же депортировали членов их семей, предварительно конфисковав всё имущество.

Американское еврейство давило на Рузвельта, но что тот мог поделать, чтобы не нарваться на открытый «посыл» с разрывом дипломатических отношений? Ладно бы Америка была должна Франции пятнадцать миллиардов долларов, это был бы выгодный дипломатический демарш под благовидным предлогом, но ведь обстояло всё наоборот — пятнадцать миллиардов должна была как раз Франция Америке. Должна была американским банкам, под гарантии американской казны. Если Франция «простит» этот долг, то правительство Рузвельта никак не сможет избежать дефолта по своим долговым обязательствам, которые правительство занимало на внутреннем рынке — у собственных граждан и юридических лиц-резидентов. За такое запросто могут не только импичмент устроить, но и Суд Линча.