Русский реванш. Ледокол Сталина

Глава 17

Похоже, о моём прибытии чекисты доложили наверх ещё с погранперехода. На перроне Витебского вокзала Григорий Евсеевич Зиновьев собственной персоной. Хорошо хоть без оркестра и ковровой дорожки.

— Здравствуйте, Андрей Николаевич! Рад приветствовать вас в родном городе.

Всё больше и больше грузит мою карму этот большевик.

— Здравствуйте, Григорий Евсеевич! Вы случайно мимо проходили, или?

— Или, Андрей Николаевич, — усмехнулся Зиновьев, — подстраховался, чтобы вас сразу в Москву не похитили.

— Лютуют москвичи?

— Пока нет, но я теперь тоже пессимист и параноик.

— Поздравляю. Если найдём третьего, сможем организовать первичную ячейку. Куда вы меня поселите?

— Всё туда-же.

— А конгрессменов?

— И их. И Рыкова, он через четыре часа приедет на Московский.

— Хотите о чём-то переговорить до его приезда?

— Не то, чтобы до, просто после и он со своими разговорами к вам полезет.

— Может запросто, москвичи — они такие.

Рыков, конечно, полезет. Я хоть и передал ему «Контрабандную карусель» вместе с «Brooklyn Export Ltd», «Turun Palvelu OY» и финским жуликом-зицпокупателем Ильмари Виртаненом, но вопросов у Алексея Ивановича наверняка много. Рыков заика и зануда, но человек деловой, этого не отнять.

Да, Большевики теперь сами рулят всей схемой. Сами привозят на Кубу золото в оплату за поставки, сами ищут нужный товар и сами договариваются о цене. Быстро учатся и это очень хорошо. У меня нет столько доверенных людей, чтобы безболезненно отвлекать их на такую ерунду. Контролировать того же Кутепова сейчас намного важнее.

Везёт мне. Я ведь и сам хотел с Зиновьевым поговорить и вот… клиент готов.

Снова сидим в «Первом доме Петросовета», бывшей «Астории». Петроград готовится к приёму очень важной делегации конгрессменов из САСШ, и в столовой Петроградского Совета снова ресторанное меню, причём и стейки с гамбургерами в нём наличествуют, и пойло кукурузное. Сервис для быдло-джентльменов из Нового Света. Так и надо. Одобряю.

Зиновьев долго ходил вокруг да около, но я к таким танцам отношусь равнодушно. Нет, я и сам этим танцам неплохо обучен и танцую их, при необходимости, но с Зиновьевым мы приятели, так что все эти па здесь просто излишни. Наконец и до него это дошло. Или просто время начало поджимать. Рыков уже на Московском вокзале, или приближается к нему.

— Я знаю про организацию, Андрей Николаевич.

Пожимаю плечами. Что тут скажешь? Знаешь и знаешь. Уже многие знают про организацию, которой не существует. Зиновьеву мог и Ленин рассказать. Ильича в запале полемики нередко пробивает и несёт вслед за слишком шустрым языком. Могли слить через третьи руки Сталин и Дзержинский. У них свои методы и цели, мне всё это по барабану, поэтому просто пожимаю плечами.

— Что ваша организация думает насчёт Коминтерна?

А вопрос то интересный, не ожидал.

— Ничего хорошего, Григорий Евсеевич. Проходимцы всех мастей, рвущиеся к власти под вашими красными флагами. Мне удивительно, что вы сами этого не замечаете.

Зиновьев примерно такой оценки, похоже, от меня и ожидал. На паузу-перезагрузку не ушёл.

— Не все ведь такие.

— Я и не говорю, что все, я про общий ход, на который отдельные положительные исключения оказывают очень слабое воздействие. Никакого Коминтерна мы не знаем и знать не хотим. Революция — не экспортный товар. Это сугубо внутренний продукт. Экспортёры революций — проходимцы и мошенники. Может лучше кинотеатр обсудим?

— Что в нём обсуждать? Здание и здание, построим, не сомневайтесь.

— Например архитектурный облик. Мне не хотелось бы уродовать родной город каким-нибудь кубизмом-постмодернизмом.

— За это не волнуйтесь. Уродования Петрограда не будет. Вы обозначили сроки, а мы подготовим несколько обликов, которые в эти сроки сможем построить, выберете сами. И что делать с Коминтерном?

— Я вас умоляю, Григорий Евсеевич. Не вмешивайте меня пожалуйста в этот мутный блудняк, я считаю себя порядочным человеком. Относительно, конечно, всё в этом мире относительно, но относительно к этому непотребству я считаю себя действительно порядочным. Хоть в этом от них польза. Посоветуйтесь с товарищами Лениным, Сталиным и Дзержинским. Вы ведь не сам по себе главарь этой банды, а в качестве члена Политбюро ЦК ВКП(б).

— Мировой революции правда не случится?

— Правда. Но случится ещё одна мировая война, на фоне которой, та Великая станет рядовой. Окно возможностей у нас будет.

— Интересная формулировка — окно возможностей.

Снова молча пожимаю плечами. Язык мой — враг мой. Хайнц меня быстро за этот самый язык поймал. Но Хайнц ладно, тогда он был, по сути, бездомным и нищим одноглазым бродягой, который просто рядом ходил, а Зиновьев — глава второй по численности организации большевиков — Петросовета. В числе клиентеллы его обходит только Каменев с Моссоветом.

А есть ещё Троцкий с армией. Голосов там намного меньше, зато пушек и пулемётов намного больше.

— Григорий Евсеевич, я литератор и моя профессия — играть словами. «Окно в Европу», «Окно возможностей». Вы ведь прекрасно всё поняли.

— Литератор, да-да. Только после случайной встречи этого литератора с некими джентльменами на Кубе, Конгресс САСШ вдруг отправляет делегацию в ненавидимую Советскую Россию. И я не сомневаюсь, что решение Конгрессом уже принято, делегация приехала исполнить положенные туры политического танца.

Умный парень, действительно умный, жаль будет такого потерять. И ведь до сих пор не Барин. Нет, привилегиями, конечно, пользуется, но только теми, что всем дают. Сам не просит и не крысит, в отличие от того-же Каменева.

— Я тоже в этом не сомневаюсь. Никуда эти твари не денутся. Готовьтесь к большому рывку, Григорий Евсеевич. Только сейчас начнётся познавание — кто на что на самом деле способен. И на Троцкого плюньте. Пусть другие занимаются изгнанием демонов-бесов, а вы лучше займитесь настоящим делом. Ладно, кинотеатр, допустим, всё действительно просто. Но неужели Петрограду больше ничего не нужно? Каких-нибудь библиотек, стадионов, плавательных бассейнов и так далее. Всё это я готов обсуждать с куда большим удовольствием, чем этот ваш похабный Коминтерн.

— Проиграть мне нельзя, Андрей.

Григорий Евсеевич произнёс это с таким чувством, что переход на фамильярное обращение был совершенно естественным. Отвечаю взаимностью.

— Ты обязательно хочешь выиграть?

— Теперь не хочу. Всё слишком сложно. Но и проиграть я не хочу. Сам знаешь — какие у нас ставки.

— Ставь на Сталина, Григорий Евсеевич. Только ставь действительно всё, сразу, от души, не крысь кусочки по углам. Тогда обещаю — ты ещё полюбуешься на фотографии Троцкого с альпенштоком в башке. И тогда я тебя поддержу. Всеми своими силами. Не от имени организации, там могут возникнуть всякие дипломатические сложности, но от себя лично я тебе это обещаю. Клянусь!

С конгрессменами мы прокатились по маршруту: Петроград — Москва — Нижний Новгород — Баку — Киев — Одесса. Основные инвестиции в Россию ещё не зашли, но и того, что уже удалось влить через Германию, хватило, чтобы запустить процесс модернизации железных дорог. А мы как раз по ним и путешествовали, поэтому картинку бурной деловой активности наблюдали по всему маршруту следования. Впечатлило даже меня. Умеют Большевики работать, этого не отнять. Разумеется, «Тайм» освещал весь вояж умных и деловых американцев практически в прямом эфире. Подавал я не столько для Америки, сколько для Европы. Дивитесь, дурачки, Америка уже готовит большую ложку для снятия сливок.

В Одессе конгрессменов забрал американский крейсер «Висконсин», зашедший в порт под торговым флагом, а я вернулся в Москву. На Первый Всесоюзный съезд Советов.

Нет, проблем у Большевиков с подготовкой правильного Съезда хватало. Они ведь сейчас не единственная политическая партия. До сих пор копошатся Меньшевики, эСэРы, Анархисты, а на местах суетятся различные формы политических гибридов левого толка, националисты и зацепившиеся за власть полевые командиры Гражданской войны.

Без крови не обошлось, за оружие взялись многие, пришлось проводить настоящие войсковые операции на Украине и в Закавказье, но кровушку националистов и их подельников проливал Троцкий.

Льву Давидовичу всё равно кого мочить, лишь бы им восхищались, на этом мы и сыграли. Теперь он один из главных героев-основателей правильного с точки зрения Марксизма-Ленинизма, последнего перед наступлением Коммунизма государства Антиимперии. Переобуваться в прыжке Троцкий умеет виртуозно, так что теперь он топит за Антиимперию со всей своей блистательной сиятельностью почти в каждом выпуске «Тайм». Он теперь рассчитывает добавить к Марксизму-Ленинизму Троцкизм. Мне было не сложно убедить Льва Давидовича, что он этого достоин. Собственно, убеждать то и не нужно было. Только озвучить сам термин «Троцкизм», а наполнение смысла пошло мгновенно, вот и отлично.

«Троцкизм» — это страшно, это угроза всему миру, очень ярко и образно озвученная самим же Троцким.

В общем, кровь пролилась, но в целом ситуация осталась под контролем, на новый виток Гражданской войны националистические мятежи не потянули, да и виноватого за перегибы на местах назначили заранее. У нас всё получилось!

Владимир Ильич Ленин рассматривает журнал со своим портретом на обложке. На этот раз не «Тайм», а «Синема». На обложке фотография улыбающегося Ленина и цитата: «Важнейшим из искусств для нас является кино».

Первый номер ежемесячного журнала «Синема», разумеется, тоже холдинга «Граналь Медиа», посвящён первой церемонии награждения лауреатов года «Академией киноискусства имени Ленина». Тот самый «Оскар» в том самом Лос-Анжелесе. Призы актёрам, режиссёрам, операторам, сценаристам, только у нас идея получила развитие. «Ленинская» премия в кинематографе вроде «Нобелевской», с такими-же точно чеками.

Деньги на это есть, причём деньги самого Ленина. Владимир Ильич наполняет «Тайм» контентом бесплатно. Он просто использует возможность озвучить свои мысли максимально широко, но мы с Жюлем в халяве давно не нуждаемся, поэтому долю Ленина честно перечисляем в его же фонд, учреждённый опять же Граналем.

Ильич плох, передвигается уже в кресле-каталке, но разум его по-прежнему ясен и энергии хоть отбавляй. Меня впервые допустили к больному вождю в Горки. На этом настоял сам Ленин, прочитавший черновик моего «Пророка». Но перед обсуждением я подсунул ему первый номер «Синема». Там, кроме репортажа с церемонии, есть ещё репортаж о съёмках студией «Граналь Пикчерс» первого в мире полнометражного звукового фильма «Год Верденской мясорубки». Крутой репортаж, покруче церемониального. На фотографиях самая настоящая война, всё натуральное: танки, артиллерия, огнемёты, окопы и блиндажи, никаких декораций. Декорации, конечно, тоже есть, но в кадр они не попали.

Ильич давно просёк мое несоответствие картине этого мира.

— Сергей Эйзенштейн — это будущий гениальный режиссёр?

— Надеюсь, Владимир Ильич.

— Неплохо так вы надеетесь, Андрей Николаевич, — хитро щурится и без того раскосый Ленин, — сразу такие деньги в него вложили.

Молчу. Слова не нужны.

— Ладно, понял. Обсудим ваш роман?

— С удовольствием, Владимир Ильич.

— Зачем эти вымышленные эпизоды со стрельбой и драками, Андрей Николаевич? Ведь не было же ничего подобного.

— Для кино, Владимир Ильич. Если этих сцен не будет, снимать нам будет нечего. Этого не было, но ведь вполне могло быть. Помогите мне с реалистичностью в их описании, как и с описанием романтической линии…

Я понимаю, что Ленин велик и без моих фантазий, но у кино свои запросы.

— … кино ведь является для нас важнейшим из искусств.

— Любовный треугольник, драки, стрельба — это ведь не я.

— Полно вам скромничать, Владимир Ильич. Моисей вон морские воды разводил, а я всего совсем чуть-чуть добавил вам лихости и романтики. Эти эпизоды я не уберу, поэтому помогите мне сделать их более реалистичными. Эта книга про человека, кино снимем про него же. А программу вашу пусть читают. Ведь больше после этого будут читать. Внимательнее.

— Искушаете, Андрей Николаевич… И откуда вы только такой взялись… Ладно, попробую.

В Горки, в гости к Ленину меня сопровождает Дзержинский. С Феликсом Эдмундовичем мы работаем очень плотно и с нашей стороны довольно доверительно. Например, в Гаване Руса резидент ИНО ВЧК работает в режиме «свой», мы ему разрешаем даже наблюдать процесс подготовки Сил специального назначения.

Кроме того, мы не пытаемся никого вербовать в России, и «Железный» Феликс это ценит. Уж то точно понимает — возможности у нас для этого имеются, да какие возможности.

С Дзержинским мне работается комфортно, через него осуществляется моя связь не только с Лениным, но и со Сталиным, отношения с которым я стараюсь афишировать как можно меньше. Дзержинскому мы все полностью доверяем. Аскет и стоик, говорит мало, делает много, я таких людей очень уважаю.

Прощаемся с Ильичом, доктор настаивает, что Ленину пора отдохнуть. Не возражаем, конечно. Это уже точно моя последняя встреча с этим человеком, от этого немного грустно, биохимия в наших отношениях действительно положительная для обоих. Это уже совсем другой Ленин, этот Ленин оставляет после себя совсем другое наследие. Ленинские заветы по развитию СССР неминуемо выведут страну в Сверхдержавы всего за три-четыре пятилетки, а потом… Ладно, мечтать пока не будем. Рассчитывать всегда нужно на худшее.

Завтра я уезжаю, поэтому из Горок мы заехали на конспиративную квартиру в Кунцево. Точнее, конспиративную дачу. Отдельно стоящий домик, ранее принадлежавший какому-то не слишком богатому купчику. Дзержинский оставляет нас с Иосифом Виссарионовичем наедине. Даже ему можно знать не всё, необходимое товарищ Сталин до своего соратника потом сам доведёт. Так — правильно.

— Удивили, Андрей Николаевич. Опять удивили.

— Чем на этот раз, Иосиф Виссарионович?

Откуда мне знать, что его до сих пор во мне удивляет, после визита конгрессменов в Россию и признания СССР Североамериканскими Соединёнными Штатами. Это случилось всего неделю назад, 6 октября 1923 года.

Уже-ли анонсированный визит триумвирата Моргана-Рокфеллера-Форда удивил нашего Первого консула? Я ошибся. Удивил Зиновьев, предложивший товарищу Сталину упразднить Коминтерн. То есть, упразднить публичное политическое движение и максимально от этого движения отстраниться, оставив себе самые ценные кадры, которые будут работать в условиях конспирации.

— Интересное предложение. Это, по сути, получится служба внешней разведки партии Большевиков, то есть, вашей личной разведки, Иосиф Виссарионович. Только я-то чем вас удивил? Неужели вы полагаете, что это мой план?

— Нет. Это без сомнения творчество самого Зиновьева. Но сподвигли его на это точно вы.

— Уверяю вас, Иосиф Виссарионович, мы с Зиновьевым Коминтерн даже не обсуждали. Он разговор заводил, но я отказался. Мне эта организация неинтересна и даже противна.

— Вот и я говорю. Теперь вам достаточно просто отказаться что-либо обсуждать. Это пугает, товарищ Малетин.

— Вы до сих пор не уверены в наших дружеских намерениях? Мы ведь союзники.

— Такие возможности пугают, даже если они имеются у друзей-союзников. Вы слишком легко манипулируете людьми, да какими людьми…

— Или вы пытаетесь притянуть в эту историю случайные прошествия, Иосиф Виссарионович. Мало ли кто мог Зиновьева надоумить? Мне бы такое и в голову не пришло, а ведь идея то отличная.

— Зиновьева на такое надоумить никто бы не смог. Его сподвигли вы. Как и Ленина на создание такого СССР.

— Вся наша переписка-дискуссия с Владимиром Ильичом велась через Дзержинского. Легко проверить — сколько там моего влияния. Я всего лишь задавал товарищу Ленину вопросы и уточнял некоторые ответы.

— И слово товарищ вы произносите очень естественно. Очень привычно… Вы в курсе, какие предложения везёт триумвират?