В общих чертах знаю, конечно, рамочное соглашение мы обсудили ещё на Кубе. К тому совещанию я готовился больше года и подготовил действительно интересный бизнес-план.
В Россию, как и в Аравию, Триумвират войдёт не по раздельности, а единой командой, в тех же долях, и по соглашению о разделе продукции будет получать не сырьё, а высокотехнологичные изделия с большой добавленной стоимостью — те же автомобили, например.
Зачем на мировом рынке нужны автомобили Советского производства?
Только этому производству нами предназначался целый пакет различных патентов. Любой автомобилист из двадцать первого века смог бы здесь что-нибудь запатентовать, а я начинал ещё в веке двадцатом, с ушатанных семилетних «жигулей», так что и гайки довелось покрутить самому, своими руками. Любой знает, что легковой автомобиль — это конструкция безрамная, типа «понтон», любой знает о встроенных радиоприёмниках, об электрических приводах стеклоочистителей и стеклоподъёмников, лобовых стёклах-триплексах, гидравлических тормозах, стойках амортизаторов и усилителях руля, о полноприводных внедорожниках с раздаткой и понижающим редуктором, штампованных колёсных дисках и всякое такое, очень много всего, что можно создать в образцах, при наличии финансирования исследований, а ведь всё это сейчас по-настоящему революционные сдвиги в автопроме. Плюс хорошо знакомый мне дизайн, который сейчас тоже выглядит фантастическим. Всё это уже запатентовано с предоставлением образцов в Парижской палате и обойти патенты просто нереально, а для производства в России мы с Джеком предоставляли их бесплатно. По умолчанию — это интеллектуальная собственность самих Большевиков, так что выбора нет — производство только в СССР, на условиях раздела продукции.
Ассортимент возможных товаров очень большой, те же программируемые стиральные и посудомоечные машины в России сейчас никому не нужны, однако в САСШ на них спрос точно будет. Программируемые пока не электроникой, а механическим барабаном, но и это уже патентом надёжно закрыто. Игрушки из полимеров. Самолёты, в конце концов, с гидравлическим приводом убираемых шасси и закрылков. В общем, вкладываться Триумвират будет в полный цикл производства очень глубокой переработки, ведь нам нужно всё иметь на месте, в том числе предстоит и создание производства средств производства, то есть самое современное станкостроение.
Для производства понадобятся квалифицированные рабочие, которых на месте не имеется, поэтому придётся их учить. Курируемые ВЧК детские дома дополнятся интернатами, в которых подрастающее поколение будет получать профессионально-техническое образование в течение трёх лет, включая производственные практики. Пилотные проекты уже обкатываются на деньги благотворительного фонда Малетина, так что структура подготовки кадров создана и совершенствуется, осталось закачать в неё деньжат, и уже через три года мы получим целую армию рабочих-профессионалов. Молодых и не зараженных революционным вирусом «отнять и поделить». На первых порах наймём для молодёжи корпус наставников в Германии, а потом процесс пойдёт на самовоспроизводстве. «Бешеное», лизнувшее крови поколение мы с Джеком уже списали в утиль, наша ставка на молодёжь.
Но конкретных деталей я не знаю. Таких подробностей мы по телеграфу не обсуждаем даже шифрограммами. Любой шифр когда-нибудь обязательно расшифруют, вот и страхуемся. Джек теперь тоже параноик и пессимист, заразная эта у меня фигня.
— Деталей не знаю, Иосиф Виссарионович, давно не общался, но всё под контролем организации, и я уверен, что эти парни вас очень приятно удивят.
Мюнхен. 17 ноября 1923 года.
Конец октября и начало ноября я провёл в Швейцарии, там всегда есть чем заняться, вот и скоротал время в ожидании «Пивного путча» национал-социалистов. Мироздание — штука непознанная и даже непознаваемая, поэтому я допускаю, что некоторые события происходят в нём высшей волей, одолеть которую жалкие людишки, не способны, даже с послезнанием. «Пивной путч», похоже, из разряда именно таких событий. Он состоялся в те же сроки и закончился с тем же результатом.
Рейхсвер на воззвание генерала Людендорфа не отреагировал, и горячие арийские парни Хайнц с Адольфом угодили в клетку на нары. Генерал Эрих Людендорф, как и в той истории, арестован не был. Он ведь генерал, ему можно. Это другое, ага. Знаем-знаем.
Лучшие адвокаты столицы Баварии у меня в услужении посредством мсье Контесона. Они будут защищать на процессе моего темпераментного одноглазого друга и ещё более темпераментного усатого приятеля, а пока добились для меня разрешения на свидание с этими двумя отморозками.
— Здравствуйте граждане хулиганы, я корреспондент журнала «Тайм», Андрей Малетин. Не могли бы вы прокомментировать совершённую вами беспросветную глупость для наших драгоценных читателей во всём мире?
— Иди в задницу, Эндрю.
— Гражданин хулиган так дерзко хамит, пользуясь случаем, что я не могу прямо здесь закрыть ему единственный глаз красивой гематомой?
— Завязывай глумиться, Эндрю, — подключается Адольф, — Хайнц-то как раз советовал последовать твоим рекомендациям. Он то точно этого не заслужил, он твой настоящий друг.
— Он мой друг и я его друг, Ади. Именно поэтому так и говорю. Друзья обязаны говорить друг другу правду, даже если она очень неприятна. Именно обязаны, даже если эту правду приходится для понимания вбивать кулаком в единственный уцелевший глаз, даже с риском и его потерять. Настоящая мужская дружба — довольно суровый процесс.
— Не глумись, прошу, Эндрю. Мы уже всё поняли. Как там снаружи?
— Вам никто не сочувствует, Ади, кроме таких же как вы отморозков-хулиганов и меня. Вас осудят, это без вариантов — сколько не заплати адвокатам, так что посидеть-подумать вам придётся. Но зато адвокаты смогут обеспечить вам связь со мной и с вашими приятелями-хулиганами, а также доставлять всё необходимое для проведения этого времени хоть с какой-то пользой — бумагу, холсты, краски. За свою заботу, я хотел бы получить от вас картины, ибо ценю ваши таланты живописцев. Впрочем, и от другого творчества не откажусь. Попробуйте себя в литературе, люди вы умные с интересными мыслями. Попробуйте их систематизировать и изложить.
— Спасибо, Эндрю.
— Спасибо не нужно, Ади. Благодарность я приму картинами или текстами.
— Сам понимаешь, вдохновение — оно такое… В тюремную камеру не приходит.
— Это пока, геноссе. Сидеть вам не один год, дождётесь и вдохновения. Кому подкинуть деньжат, Ади? Кто из ваших в клетку не угодил?
— Наша партийная касса сейчас на личном счёте Хайнца в Цюрихе, ты его знаешь. Кто имеет доверенности им распоряжаться — не назову.
— И не нужно, мне это всё равно. Ладно, хулиганы, перевоспитывайтесь. Любой опыт полезен, и этот в том числе. Если понадобится что-то ещё — дайте мне знать через адвокатов. Ты хоть слышишь меня, хулиган Хайнц Хофманн?
— Слышу. Иди в задницу, Эндрю.
— Ты слишком громко хнычешь, хулиган. Мне за тебя стыдно.
Человеком 1923 года наш «Тайм» выбрал спикера американского Конгресса, республиканца Фредерика Гиллетта, а событием года — установление отношений между САСШ и СССР. Гиллетт — человек Рокфеллера, а значит теперь наш. Интервью для итогового номера у него взял сам Жюль Граналь.
Владимир Ильич Ленин скончался 16 января 1924 года и в последний путь до Мавзолея его проводили в том числе Джон Пирпонт Морган-младший, Джон Дэвисон Рокфеллер и Генри Форд.
Председателем Совета Народных Комиссаров стал Иосиф Виссарионович Сталин, а кандидатуру его внёс и отстоял Зиновьев. Тот же Григорий Евсеевич добился избрания в Политбюро ЦК ВКП(б) председателя ВЧК Феликса Эдмундовича Дзержинского. В этом плане у нас здесь уже совсем другая история.
Двадцать седьмого января Петроград переименовали в Ленинград, а двадцать девятого Эйзенштейн доложил мне об окончании съёмок «Мясорубки».
Сценарий нового фильма Серёга уже прочитал. Это «Белое солнце пустыни», пока под рабочим названием «Гарем».
— Ты хочешь начать новые съёмки, даже не дождавшись первого результата?
— Именно так, друг мой. Нам придётся какое-то время покрутиться, как белкам в колесе. Я хочу, чтобы ты оставил монтаж «Мясорубки» Робертсу и приступил к новым съёмкам как можно скорее.
Пол Робертс — ассистент Эйзенштейна. Очень талантливый парень, за успех дела болеет всей душой, полностью в теме, а технически даже грамотнее Серёги, монтаж осилит не хуже. Для него — это шанс проявить себя и получить собственный проект. В добрый путь.
— А вдруг у «Мясорубки» не будет того успеха, который ты ожидаешь? Бюджет уже приближается к двумстам тысячам.
Это он в долларах считает, прогрессивный молодой человек. На конец двадцатых годов двадцать первого века — это примерно тридцать миллионов. Сейчас это сумма кажется неимоверной, но я смотрел фильмы с бюджетом в сотни миллионов тамошних баксов, которые вполне себе окупались в прокате, причём в условиях жёсткой конкуренции, которой у нас здесь нет. Нет сейчас и не будет ещё года три, как минимум. За это время мы должны полностью подмять под себя кинематограф. Нет, монополию на съёмки я получить не планирую, это не реально, да и не нужно, нам нужно постараться достичь такого уровня, чтобы контракт с «Граналь Пикчерс» стал единственным показателем состоятельности в профессии. Дипломом успешности, если угодно. Это вполне реально.
— Тогда тем более, Серж. Если «Мясорубка» провалится, нам тем более нужен новый фильм и как можно быстрее. Мы должны успеть занять в кинематографе все ниши во всех жанрах, а «Гарем» — это как раз переходный проект от военной драмы к комедии.
— Но ведь деньги…
— Ты уверен, что сможешь лучше Пола смонтировать «Мясорубку»?
— Пол справится, я ведь не о том, Андрей. Я тебя не понимаю. Ты — не человек.
— Ты угадал, только Жюлю об этом не рассказывай. Он наш юмор не любит.
— Я не шучу.
— А я тем более. За работу, товарищ Эйзенштейн, нас ждут великие дела. Рефлексировать будем уже в старости, по общему итогу.
3 апреля 1924 года. Куба. Гавана Руса.
Сегодня Андрею Малетину исполнилось двадцать шесть. У меня сегодня необычный гость. То есть, необычный для той исторической реальности, а в этой такое вполне нормально.
Григорий Евсеевич Зиновьев, член Политбюро ЦК ВКП(б), председатель Ленсовета и пока председатель исполкома Коминтерна. Здесь он по моему совету сблизился с товарищем Сталиным и вместе с Дзержинским теперь составляет его ближний круг.
В Политбюро снова шесть действующих членов, после смерти Ленина в его состав кооптировали Дзержинского, как раз с подачи Зиновьева, так что у Сталина теперь в высшем руководящем органе партии Большевиков как минимум «блокирующий пакет», и возможность проводить политику, которую в той истории и представить было невозможно. Нет, конечно, Сталин ещё очень далёк от трона. Политбюро хоть и высший орган руководства ВКП(б), но полномочий у него на самом деле не так-то и много. Многие решения можно принять только Пленумом ЦК, а некоторые и вовсе только Съездом. Вопрос о роспуске Коминтерна как раз из таких, поэтому Зиновьев сейчас готовит самороспуск возглавляемой им организации, который планируется осуществить во время Пятого конгресса уже в октябре текущего года.
Задача у Зиновьева очень непростая и решить её возможно только после устранения из формулы множества переменных. Двадцати семи, если быть точнее. Естественно, сами Большевики сделать этого не могут.
— Этот список согласован со Сталиным?
По телеграфу мы больше не общаемся. После смерти Ленина естественным образом прекратилась наша дискуссия и «Граналь Медиа» по телеграфу теперь решает с Советами только административные вопросы. Мы типа обиделись. Обиделись на Троцкого, который обвинил Граналя в подаче «фейкового» материала от его имени. Самого горячего материала по теме «Троцкизма», который напугал даже большую часть ЦК ВКП(б), а про остальной мир и говорить нечего. Обвинил нас Троцкий не публично, а оправдываясь перед своими товарищами по партии, поэтому и мы на него в суд за клевету не подали, но отношения максимально заморозили и не только со Львом Давидовичем.
«Граналь Медиа» свою задачу в России выполнил, и я сам искал повода к сворачиванию сотрудничества, пока нас не обвинили в пособничестве Большевистской пропаганде, а тут такой подарок — «фраер сдал назад». Недовольных нами очень много и очень влиятельных недовольных, вся клика еврейских банкиров, например. Люди они очень умные, всякие пакости могут устраивать виртуозно и подставляться под их удары просто глупо. Мы бы и так свернули свою деятельность в СССР, повод имелся — наш с Жюлем друг, Владимир Ильич Ленин скончался, а больше ничего интересного для «Граналь Медиа» вообще и «Тайм» в частности в стране Советов мы не видим. Так что «фраер» нам здорово помог, на самом деле. Свернули мы этот бизнес красиво, нам даже сочувствовать начали.
— Конечно, — отвечает Зиновьев и протягивает мне записку.
Очень лаконично. «27» и ниже подпись «И. Ст.»
О наших личных приятельских отношениях с Григорием Евсеевичем известно интересантом всего мира, поэтому товарищ Сталин и назначил его контактёром с Организацией. Самая подходящая фигура. На Западе он воспринимается в целом благожелательно, несмотря на свое председательство в исполкоме Коминтерна, благодаря непримиримой оппозиции к Троцкому, а партию Большевиков устраивает версия нашей дружбы. Дружил же я с Лениным, значит и Зиновьеву со мной дружить можно. Тем более, что Ленинграду от этой дружбы постоянно перепадают очень вкусные плюшки. То новейшая типография с фототелеграфом для издания «Тайм», то кинотеатр для премьеры «Мясорубки», то футбольный стадион, который уже проектируется.
Убираю записку в карман и киваю.
— Исполним.
Возможностей у нас достаточно. «Птенцы гнезда Игнатьева-второго» обжили уже все страны, в которых предстоит ликвидировать лишние переменные из задачи о Коминтерне, смогут и навести исполнителей на фигурантов, и вывести их после дела.
— Что, так просто?
Это действительно для нас теперь не сложно, на самом деле.
— Решаемо. Ты же не просишь имитировать несчастные случаи.
Зиновьев озвучил заказ на акцию устрашения. Это поможет ему в решении задачи. Ну, во всяком случае, он так полагает, а ему, безусловно, виднее. Тем более, что список согласован, а товарищ Сталин человек очень основательный, каждый свой ход делает после тщательного обдумывания всей позиции.
— А вы и несчастные случаи смогли бы устроить?
— Вот зачем тебе это знать, Григорий Евсеевич? Лишние знания — лишние печали.
— Да так… Разговор поддержать.
— Ненужный это разговор, а тебе ещё и очень вредный для здоровья. Лучше расскажи мне, как там с переводами дела обстоят.
Переводы моего «Пророка» и Ленинского «После Капитала» делают в России. Зиновьев под это дело собрал группу отличных специалистов, и даже разругался из-за них с Каменевым и Троцким. Специалисты такого уровня ведь не бесхозные, раньше они работали на факультете Романо-Германской филологии и служили в Академии Генерального штаба, так что акт наглого рейдерства товарищи расценили как враждебный. Причём лично враждебный.
— К сентябрю всё будет, как и условились.
К сентябрю мне не горит, но я сторонник пунктуального исполнения заключенных договоров. К сентябрю — это хорошо. Можно начинать подписку. Запустим всё одновременно, и 'Мясорубку в прокат, и книги в тираж.