Русский реванш. Ледокол Сталина

Глава 6

Шестого марта 1920 года состоялась торжественная церемония награждения Нобелевских лауреатов, где я познакомился с физиком Йоханнесом Штарком, сорокашестилетним профессором Грейфсвальдского университета. Он свою премию получил «За открытие эффекта Доплера в каналовых лучах и расщепления спектральных линий в электрическом поле», уже названного эффектом Штарка. Понятия не имею, в чём ценность этого открытия, но Нобелевскую премию пока не вручают кому попало, то есть физик он реально выдающийся.

Нравиться людям — это навык, которым при должном старании способен овладеть любой разумный, а я старался. Нет, мы не подружились с первого взгляда, но положительная химия возникла и против продолжения знакомства Штарк определённо не возражал, а большего и не нужно. Мой новый приятель сможет помочь с поиском кадров для организации производства. Производства чего? В первую очередь полимеров. В той истории мы все полимеры просрали, вот я и готовился взять реванш. Готовился ещё до ухода оттуда, поэтому теоретический частью владею — знаю формулы и технологии производства, но именно что теоретически, а ведь между теорией и товарным производством пропасть, которую можно преодолеть только с помощью специалистов, всяких лаборантов, технологов и инженеров. Нужно их только собрать, и Штарк мне с этим должен помочь, в Германии он знает всех.

Германия для меня сейчас — настоящая шкатулка с сокровищами. На третьей конспиративной встрече с другом Джеком мы обсуждали финансирование всяких перспективных исследований и производств, с организацией их в Швейцарии привлечёнными немецкими специалистами, а тут такая удача, в лице профессора Штарка — на ловца и зверь бежит. Может и его самого удастся привлечь, почему нет, чем университет того-же Цюриха хуже Грейфсвальдского?

Из Стокгольма я отправился в Париж. «Белые» уже драпают из России, прошли эвакуации из Мурманска, Архангельска, Одессы и Новороссийска, а это тоже мой кадровый резерв.

Пароход до Гавра, поезд до Парижа. 3 апреля 1920 года, сегодня Андрюхе Малетину исполнилось двадцать два. В Париже уже тепло, цветут каштаны, сижу на террасе кафе «Леклер», жду графа Игнатьева, на свой здешний день рождения я пригласил только его.

— Андрей Николаевич!

— Ваше сиятельство!

— Бросьте, Андрей. Какие теперь могут быть сиятельства?

— Как изволите, Алексей Алексеевич. Кофе, или сразу обедать?

— Посидим немного. Красота-то какая…

Заказываю гарсону два кофе, раскуриваем по сигаре.

— Впечатлён…

Чем именно впечатлён, Игнатьев не уточняет, но этого и не требуется, и так понятно.

— … значит, «Новый Бонапарт»… и вы знаете его имя, Андрей?

— Знаю, Алексей Алексеевич, но пока не назову. Он ещё далёк от престола Российской Империи.

— Подождём, — кивает «красный граф».

Хорошо сидим.

— Алексей Алексеевич…

— Да, Андрей Николаевич.

— Если у вас есть знакомый с двумястами двадцатью пятью миллионами франков на счету — посоветуйте ему перейти в североамериканский доллар.

С минуту Игнатьев пристально вглядывается в мои глаза.

— Почему? Франк и так укрепляется, а скоро ещё начнутся выплаты репараций.

Да, Франция сейчас Держава. Пожалуй, самая-самая державная и авторитетная в мире.

— Это ненадолго. Выходите в доллар и ждите «Нового Бонапарта». Ни в коем случае не связывайтесь с «Дантонами, Маратами и Робеспьерами». Как поживает наш драгоценный Игорь Иванович?

С Сикорским оказалось всё в порядке, работает в «Фармане», о переезде в САСШ даже не заикается. Очень хорошо.

— Что будем делать, Андрей? Бездельничать очень утомительно, а ждать «Бонапарта», я так понимаю, нам ещё долго.

Долго. В той исторической реальности, товарищ Сталин стал настоящим сюзереном в тридцать восьмом, после Великой чистки. И опасаюсь я вмешиваться в этот процесс, откровенно говоря. Слишком мутная эпоха, как бы не навредить правильному ходу своим благим намерением ускорения. Далеко не все процессы возможно ускорить. Нет, точечно вмешиваться я обязательно буду, Например НЭП даст нам с другом Джеком возможность затеять очень амбициозные проекты в Сибири, прежде всего аналог КрАЗа /ссылка 15: Красноярский алюминиевый завод/ и гидроэлектростанцию на Енисее. Джеку понравилась идея инвестиций под контракты о разделе продукции, а с большевиками договориться я смогу. Уверен, что смогу, даже с Лениным. А там и другие «эксплуататоры» примеру последуют, нужно его только показать. Покажем, но это будет очень хитрожопая и противозаконная схема с тремя прокладками и благородным имперским графам в ней места просто нет.

— Спасать людей, Алексей Алексеевич. Скоро и из Крыма повалят, нужно к этому готовиться.

— Люди… Общался я с этими беженцами… Страшная штука — Смута, Андрей, расчеловечивает до полного звероподобия.

— Время лечит, Алексей Алексеевич. Не всех, но всё-таки многих. Это наши люди, русские, свои, а если не спасать своих, то для чего вообще жить? И зверей найдём куда пристроить. Отбросов нет, использовать можно всех, им только место нужно правильное подобрать.

— Забыл, с кем говорю, — мрачно усмехнулся Игнатьев, — отбросов нет…

— Отбросов нет, есть кадры, Алексей Алексеевич. И есть мы с вами, чтобы эти кадры использовать на своём месте. Любой может принести пользу, будучи потраченным на своём месте. Я понимаю, что такой цинизм вам очень неприятен, но никто, кроме нас.

— Потраченным… Ох, мамочка, роди меня пожалуйста обратно… Ладно-ладно, понимаю я всё — делай, что должен… Скоро ваш «Звёздный десант» напечатают, Андрей? «Граналь» так подписку и не объявил, какие-то сложности у него.

— Сложности есть, но они часть плана, Алексей Алексеевич. Эти сложности специально созданы. В мае начнётся подписка, но лично вам могу дать почитать рукопись. С пометками Граналя на полях — посмеётесь от души.

Из Стамбула-Константинополя пришло письмо полковника Готуа. Из Новороссийска наших выбралось четверо. Наших, в смысле, моих сослуживцев из Русского Легиона Чести. Кроме самого полковника, ещё мой бывший ротный — подполковник Свиридов, капитан Лосев и штабс-капитан Измайлов. Подполковник Владимиров умер от «испанки», а капитан Долгих пропал без вести уже в Новороссийске.

Пишу Георгию Семёновичу ответ, предлагаю работу всем нашим и тем, за кого полковник готов поручиться. Намекаю, что ему же предстоит этими людьми в дальнейшем руководить, чтобы отнёсся к выбору ответственно.

Первого мая 1920 года началась подписка на «Звёздный десант». Круто началась, сразу во всём мире. Издательство «Граналь» теперь самый настоящий медиахолдинг, кроме одноимённого ежемесячника о литературе, выпускает первую во Франции общенациональную ежевечернюю газету «Tous le soirs» /ссылка 15: «Каждый вечер»/, с уже двумястами тысячами подписчиков и тиражом в триста семьдесят тысяч экземпляров, а также радиостанции «Paris parle» /ссылка 16: «Говорит Париж»/, с пока не посчитанной аудиторией.

Газета — комикс. Фототелеграфные аппараты Эдуарда Белена, «беленографы», уже позволяют передавать примитивные изображения, но и этого вполне хватает, главное в этом деле ведь не картинка. Радиостанция вещает в привычном мне формате — с музыкой, двухминутными блоками сухих новостей каждые полчаса, и главное — рекламой. Реклама уже кормит и газету, и радиостанцию, и это только начало.

Идеи снова мои, и за них мне причитается доля. Пока не оформленная официально, но уже с оговорённым опционом. «Граналь Медиа» готовится к листингу на Нью-Йоркской фондовой бирже, и в случае удачного старта (капитализации в шестнадцать миллионов долларов в день размещения) я получу сорок процентов акций, пакет равный самому Граналю, а ещё двадцать процентов будут находиться в свободном обращении, и никто из нас не будет иметь права пополнять свой пакет с рынка. То есть, как инвестор ты приобрести эти двадцать процентов можешь, но голосовать ими на собрании акционеров — нет.

Шестнадцать миллионов долларов САСШ — это сто одиннадцать миллионов франков по текущему курсу, столько сейчас не стоит даже «Фарман», поэтому мой опцион пока выглядит насмешкой над здравым смыслом, но я умею играть в такие опционы и у меня отличный тыл в лице друга Джека. Думаю, мне не понадобится поддержка таким «крупным калибром», но на всякий случай она имеется. Впрочем, в этом случае и мсье Жюль Граналь увеличит своё состояние втрое, против нынешнего, и почти в пятьдесят раз больше, чем до начала нашего сотрудничества. Так что дружище Жюль точно не расстроится. У него всё про деньги, поэтому и я теперь с ним только про деньги. Нарисуем мы ему эти деньги на фондовом рынке, пусть радуется.