Русский реванш. Ледокол Сталина

Глава 2

Рекламная кампания «Года Верденской мясорубки» стартовала 23 ноября 1918 года и за первыми экземплярами книги, поступившими в продажу 25 ноября, очередь занимали с раннего утра. Странно, но первый из критиков, очень популярный писатель Анатоль Франц раскритиковал не сам текст, а его продвижение в продажу. Голая суть его критики свелась к — «Так не честно!» Честно-не честно, а тираж продолжали расхватывать. Всё, что завозилось, читатели раскупали с самого утра. Мсье Жюль Граналь с моей подсказки объявил подписку по предоплате, с рассылкой по почте. Оказывается, и до этого здесь ещё никто не додумался, а зря. Книготорговцы ведь зарабатывали не меньше издателей и авторов — естественно разразился новый скандал.

К моменту прибытия в Париж полковника Готуа, только в столице разошлось больше тридцати тысяч экземпляров книги и больше их в открытую продажу не поступало. Граналь объявил о полностью проданном по подписке стотысячном тираже, на который у него подписан контракт с автором, а Эндрю Малетин стал самой обсуждаемой персоной во Франции, и это несмотря на отречение германского императора Вильгельма Второго.

— Да уж. Удивили, Андрей Николаевич. Надеюсь, у вас найдётся несколько книг для сослуживцев?

— Вы меня в краску вгоняете, Георгий Семёнович. Ума не приложу — с чего вдруг такой ажиотаж. Французы слишком экспрессивны, и мой издатель этим воспользовался.

— Бросьте, Андрей. Книгу обсуждает вся Франция. Даже Ромен Роллан, а ведь он Нобелевский лауреат.

— Мсье Роллан меня ругает.

Все ругают, причём не бесплатно. Критику оплачивает мой издатель, он-же агент.

— Ругает за воспевание военной романтики и чрезмерный реализм в описании насилия. Кому как, а мне ещё сильнее захотелось прочесть…

Обедаем в ресторане Эйфелевой башни. Ошеломлённый успехом Граналь выплатил мне премию — восемнадцать тысяч франков. Две трети от сэкономленного на книготорговцах. За идею. Хороший бонус, приятно, теперь можно не экономить.

— Надеюсь, вы не разочаруетесь. Завышенные ожидания как правило к этому и приводят.

Кокетничаю, как и подобает молодому и только начинающему автору, случайно оседлавшего волну успеха. Малетин вёл бы себя именно так, вот и подстраиваюсь, нельзя выпадать из образа.

Мои сослуживцы уже «на чемоданах», задерживает их возвращение в Россию только награждение полковника Готуа. «Белые» пока наступают по всем фронтам и ничего не предвещает их фиаско. Георгий Семёнович убеждённый монархист при этом искренне презирает «законного» наследника престола — Кирилла Владимировича, открыто и активно поддержавшего февральский переворот. Такие вот сейчас в России монархисты — чего хотят и сами не знают. Сначала победим, а там посмотрим, ну-ну

Обсуждаем ситуацию на Родине. Хоть я и комиссован, и передвигаюсь пока с третьей опорой и сильно хромая, но процесс восстановления идёт довольно быстро. Вон уже костыль сменил на трость, а значит мог бы ещё послужить. Прямо мне этого Готуа не говорит, но подтекст очевиден.

— Что будет после победы над «Красными», Георгий Семёнович? В ней-то я не сомневаюсь, — вру и не краснею, — но что будет после неё?

— Соберём Вселенский собор, там решим — кого на царство помазать.

— А «Кадетов» куда денете, с их идеей Учредительного собрания и Республикой?

— Договоримся, Андрей. «Кадеты» люди умные и порядочные, с ними договоримся.

— Не договоритесь. После «Красных» вам придётся бить «Кадетов» и сочувствующих им либералов. После «Красных» вы вспомните, что не «Красные», а именно эта «розовая либеральная сволочь» свергла государя-императора и развалила армию идиотским «Приказом № 1». Второй этап Гражданской — зачистка этой нечисти, которую поддержат Франция, Британия и даже САСШ. Допустим, и это вам удалось, но дальше начнётся самый жир — повторение Великой смуты семнадцатого века. У вас ведь нет единого кандидата. Кирилл Владимирович, самый главный претендент от Романовых — дурак и пьяница, к тому-же активно и открыто поддержавший февральский переворот семнадцатого. Не хочу в этом участвовать. Приму любую власть — хоть снова Романовых, хоть другую династию, хоть республику с выборным главой, но вмешиваться в процесс установления власти мне не по чину.

Не дойдёт до этого, не будет ни Вселенского собора, ни Учредительного собрания, даже победы над «Красными» не будет и именно их власть нам всем придётся принять, но этого я озвучивать не собираюсь. Обозначил — почему не хочу в это ввязываться и достаточно. Георгий Семёнович понял и принял, с остальными офицерами обязательно обсудит. Не только с нашими, а вообще с «Белыми». Фигурой я становлюсь знаменитой, обсуждать меня будут точно, вот и нужно направить это обсуждение в правильную сторону. За такой «уклонизм» Андрея Малетина сейчас никто не осудит, а значит работать с выжившими на Гражданской будет намного проще. Хорошо хоть командир не спрашивает меня о планах, не приходится врать.

Планов у меня громадьё. Для начала нужно обзавестись правильным гражданством. Нет, французы бы не отказали Командору Ордена почётного легиона, но французское гражданство мне не нужно. Франция обречена воевать всего через двадцать лет, а я хочу статус нейтрала. Уругвай в этом плане мне подходит идеально, вот с него я свою местную «Одиссею» и начну.

Почему Уругвай? Во-первых, там сейчас начинается «Золотой век», который продлится до середины пятидесятых, а во-вторых — я эту страну отлично знаю. Маленькая, тёплая, тихая, уютная и очень слабо заселённая — сейчас меньше миллиона жителей, из которых две трети в Монтевидео. Такую козявку в мировой политике никто всерьёз не воспринимает, а мне именно это и нужно, для моего бизнеса это жирный плюс.

Через год с небольшим в Североамериканских Соединённых Штатах введут сухой закон. Нет, я не собираюсь заниматься бутлегерством, но не нажиться на порочных янки — грех. Лучше всего это делать на Кубе, где тоже начинается свой «Золотой век». Железная дорога до Майами уже построена, а оттуда меньше трёх сотен километров до Гаваны — два часа для нынешнего самолёта. Куба тихой гаванью не будет, но вкладываться в неё можно, иностранных инвесторов там не обижали до самого прихода Кастро. Отменят в САСШ сухой закон, останется запрет на азартные игры, поэтому начинать нужно сразу с казино и авиакомпании. Как раз к тому времени «Белые» проиграют свою Россию и начнут зарабатывать на жизнь таксистами и официантами, вот из них и начнём выбирать перспективный контингент для расширения бизнеса.

Дальше нас ждёт запрет гражданам и компаниям САСШ на торговлю с Советской Россией, Великая депрессия, принудительное изъятие золота у населения и Вторая Мировая в итоге. На всём этом инсайде можно заработать десятки миллионов, если запреты тебя не касаются. Торговать с Советской Россией Уругвай своим гражданам не запретит. В Уругвае такое и в голову никому не придёт — запрещать то, что и так никто не делает. А ведь схема проста до безобразия — продажа груза на борту судна и смена коносамента в пути. Флот по началу можно использовать под Финским флагом, финны первыми признают Советскую Россию, а следом и остальные подтянутся.

После обеда я попрощался с полковником до завтра и отправился знакомиться с рекомендованным мне адвокатом. Рекомендацию я получил у нашего военного агента, графа Игнатьева Алексея Алексеевича, того самого «красного графа», который в другой исторической реальности сумел сохранить и вернуть своей стране (пусть она к тому времени и стала называться СССР) двести двадцать пять миллионов франков золотом казённых средств. Прямо скажем — совершил невозможное. Речь идёт не о том, что он эти деньги он не украл, это-то как раз нормально, а вот то, что умудриться сохранить такую сумму после отказа правительства Советской России платить по долгам правительства царского — это действительно высший пилотаж. Такое в одиночку не провернёшь, а значит и исполнителей Алексей Алексеевич подбирать умеет, кроме того, что сам он человек кристально честный.

Зачем мне понадобился адвокат во Франции, если сам собираюсь перебираться в Америку? Начнём с того, что патентное право в мире сейчас регулируется именно Парижским судом, а у меня на это самое право большие планы. Плюс, мне нужен адрес для корреспонденции, да и присматривать за мсье Граналем кто-то должен. Это не считая мелочей, вроде правильного оформления моей инвалидной военной пенсии и всяких гражданских тяжб, которые обязательно возникнут. Это только для начала, а там видно будет, всё зависит от степени профессиональной компетентности.

Мсье Анри Контесон владел небольшой конторой на бульваре Пуассоньер и внешне больше напоминал скандинава, чем француза. Хотя, нормандцы ведь теперь тоже французы, а они и есть природные скандинавы.

— Не вижу препятствий к нашему сотрудничеству, мсье Малетин. Только позвольте поинтересоваться — чем Франция хуже Швейцарии? Анонимность владельца компании я вам и здесь обеспечу.

Анонимность обеспечишь, кто бы сомневался, только этого мало, мне ещё и нейтральность нужна, чтобы зарубежные активы не конфисковали с началом войны.

— Извините, мсье Контесон, но это не мой выбор, — не вру, этот выбор сделала сама история, которую я знаю, — нужна компания именно в Швейцарии, а город можете выбрать сами, именно на Лозанне я не настаиваю.

— Если нужна именно Швейцария, то Лозанна оптимальный для меня вариант.

Договорились, конечно. Запрошенный гонорар на этом этапе меня полностью устроил, а компетентность выясним уже в процессе. Конечно, рекомендация Игнатьева дорогого стоит, но мне ведь не всякий адвокат подойдёт, поэтому сначала будем посмотреть. Это первый тур в Большой игре и ставки пока копеечные, много я не потеряю даже в случае неудачи.

Церемония награждения, а точнее посвящение в Командорскую степень Ордена почётного легиона, с вручением соответствующих знаков отличия, впечатления на меня не произвела. Какой-то дешёвый самодеятельный театр, с последующим таким же дешёвым фуршетом. Зато на выходе из Елисейского дворца меня ожидала целая толпа журналистов и фотографов. Разумеется, собрались они здесь не стихийно, хоть и сами того не подозревали.

— Мсье Малетин, это правда, что вы отказали «Одеону» /ссылка 5: один из шести французских национальных театров, расположенный в шестом округе Парижа, на левом берегу Сены, рядом с Люксембургским садом/ в праве постановки вашей пьесы?

— Если «Одеону» действительно отказано, то правда, мсье, — лучезарно улыбаюсь. Пошлая поза, полная дешёвка, но мне сейчас нужны именно такие фотографии.

— Вы не контролируете действия мсье Граналя?

— Мсье Граналь профессионал в этом деле, и не мне дилетанту его контролировать. Я вообще не планировал никаких театральных постановок, между нами говоря.

— То есть, вы полностью передали управление издателю, мсье Малетин?

— Не просто издателю, а настоящему волшебнику, мсье журналист. Мою повесть ругают все, вы ведь и сами всё читаете, но она от этого становится всё популярнее. Мсье Граналь готовит уже второй тираж. Я сам в шоке, если честно. Даже не пытайтесь поссорить меня с издателем. Он в полном праве отказать вообще всем театрам, и я в это вмешиваться не собираюсь.

— Но ведь «Год Верденской мясорубки» — это практически готовая пьеса.

— Это просто повесть, мсье. Хроника событий, свидетелем которых я стал. Хроника страшных событий. Настолько страшных, что для моих сослуживцев эта повесть — романтическая, приключенческая и даже юмористическая. Я хотел их развлечь, а получилось то, что получилось.

— Вы планируете написать продолжение этой истории, мсье Малетин?

— Я не исключаю этого, мсье. Мирная жизнь у нас только начинается и наверняка в ней найдутся интересные сюжеты для моих героев. Поживём — увидим.

— Какие у вас творческие планы на ближайшее время, мсье Малетин?

— Не знаю, насколько мои планы творческие, но они есть. Озвучить я их не готов.

— Вы монархист, или конституционный демократ, мсье Малетин?

— Вы направо, или налево, мсье Малетин? — копирую картавую дикцию и снова лучезарно улыбаюсь, — я хотел бы пойти прямо, но пока не вижу этой дороги — я убеждённый пессимист, если угодно.

— Но почему, мсье? Вы ведь настоящий любимец Фортуны, судя по биографии.

— Не знаю, как это видится вам со стороны, но для меня пока всё внимание этой языческой богини довольно болезненно. Лучше бы она про меня забыла. Предпочитаю жить пессимистом и наслаждаться неожиданными приятными сюрпризами, чем оптимистом, которому по жизни уготованы сплошные разочарования.

Прощаюсь с Игнатьевым. Завтра у меня поезд на Барселону, а шестнадцатого декабря пароход до Монтевидео. Пароход грузопассажирский, лайнеры в Латинскую Америку не ходят, поэтому добираться будем долго, целых восемнадцать дней, а потом ещё сорок в карантинной гостинице, так что будет время ещё что-нибудь написать.

Париж готовится к приёму Версальской конференции победителей, в состав которых вошли Панама, Гаити, Гондурас, Куба и Уругвай, но не вошла Советская Россия. Алексею Алексеевичу обидно, а я этому рад. Неучастие в этом позорном сборище — крупный политический козырь будущего, который я намерен разыграть в нашу пользу.

Наш Русский Легион Чести уже на пути в Новороссийск. «Белые» наступают по всем фронтам, бывшие союзники (теперь интервенты) расширяют своё присутствие в охваченной Гражданской войной России. Игнатьев прогнозирует разгром «Советов» уже этим летом.

— «Красные» победят, Алексей Алексеевич.

— Шутите, Андрей?

— «Красные» победят и довольно быстро, уже в двадцатом Смута закончится…

Не верит Игнатьев, но мне этого и не нужно. Разговор он запомнит.

— … потом «Красные» расколются, Большевики избавятся от «попутчиков»: меньшевиков, анархистов и левых эсеров.

— А потом? — улыбается Игнатьев.

— Потом к власти придёт «Новый Бонапарт», — улыбаюсь в ответ, — и настанет время Русского реванша.

— Ваши бы слова, да Богу в уши, Андрей.

Сидим в Лоране /ссылка 6: шикарный ресторан на Елисейских полях/, здесь публика не донимает просьбами об автографах, да и появляться в заведениях рангом ниже теперь для меня моветон. Мсье Граналь продал ещё один стотысячный тираж «Года Верденской мясорубки». Продал ещё не напечатанные книги по подписке. Новый тираж дороже, с большим количеством иллюстраций, стоимость по подписке 7 франков, а моя доля составила 250 тысяч. Очень недурно, больше сорока тысяч нынешних североамериканских долларов, примерно шесть миллионов в долларах конца двадцатых годов двадцать первого века, и это пока только Франция. Граналь рвётся на иноязычные рынки, но с этим спешить не стоит. В 1918-м Нобелевская премия по литературе не вручалась, а вот в девятнадцатом у меня отличный шанс. Дискуссия не утихает, критики принялись критиковать чужую критику и уже додумались, что главный посыл в тексте антивоенный, только некоторые тупицы этого не поняли. В общем, люди заняты делом, ищут смыслы в подтекстах и конечно их находят. Будет очень странно, если Нобелевский комитет не отдаст мне победу, а вот уже после этого мы и начнём культурную экспансию

— Он меня слышит. — говорю совершенно серьёзно и даже торжественно, — Скоро вы в этом убедитесь.

Мистифицирую, а куда деваться. Граф Игнатьев занимает важное место в моих планах. Алексей Алексеевич долго и пристально смотрит мне в глаза, потом кивает.

— Скоро. Через год — это скоро.

— Постараюсь к тому времени вернуться.

— Удачи вам, Андрей.

— Сохраните Сикорского для России, Алексей Алексеевич.

— Полно вам, — улыбается «Красный граф», — третий раз напоминаете. Что смогу — сделаю, в этом не сомневайтесь, однако я не волшебник.

Игоря Ивановича Сикорского я встретил случайно. Точнее — он меня встретил. Пришёл на очередную мою встречу с читателями и автограф сессию. Сикорский пришёл ко мне за автографом! Хорошо хоть разговор завязался, я ведь его не признал. Я и понятия не имел, что он сначала искал работу во Франции и только потом переехал в САСШ, а оказывается так. Сикорский здесь и теперь его будет опекать Игнатьев, так что шанс не упустить этого гения у нас есть, как и шанс получить вертолёты гораздо раньше, чем в той исторической реальности.

Мсье Анри Контесон со своей работой пока справляется отлично. Пенсию мне назначили как лейтенанту французской армии, девяносто шесть франков в месяц, плюс сто двадцать франков в год на мундир. Гроши, конечно, но дело здесь не в деньгах, а в статусе, который выше обычного гражданского. Теперь я имею право требовать аудиенцию у военного министра, например. Не знаю, пригодится ли, но пусть будет. В Швейцарии мой адвокат проявил инициативу и учредил сразу две компании, причём не в Лозанне, которая его в итоге чем-то не устроила, а в Женеве и Цюрихе. Он же подобрал мне секретаря. Удивился, что в секретари мне нужен подданый Германии, причём комиссованный по ранению офицер, но отыскал устроившую меня кандидатуру — двадцатипятилетнего бывшего обер-лейтенанта Хайнца Хофманна, до войны студента-филолога. У Хайнца в совершенстве: английский, французский, датский, шведский и норвежский; на разговорном-бытовом: испанский, итальянский и португальский. Плюс он неплохо рисует, очень талантливый парень. А ещё герр обер-лейтенант Хоффман не сломлен, не смотря на отсутствие левого глаза, правым он на всех смотрит как через прицел.

В Германии сейчас очень плохо, пожалуй, даже похуже, чем в России, так что своё место Хайнц ценит. А что? Отличная по нынешним временам работа с отличным жалованием — шестьдесят франков в месяц на полном пансионе, в всех забот — переводить потихоньку «Мясорубку» и организовывать наш быт.

Пароход испанский «Санта Люсия», примерно восьмитысячник с грузом люксовых автомобилей «Испано-Суиза». Латинская Америка сейчас шикует в полный рост, основной рынок сбыта для всякой производимой Европой роскоши. В САСШ народ тоже не бедствует, мягко говоря, но там своих производителей хватает, автомобилей то точно. Пассажиров мало, Рождество народ предпочитает праздновать дома, а не в море, да ещё и «Испанка», из-за которой все американцы ввели карантинные меры. Нам с Хайнцем тоже предстоит провести сорок дней в карантине, но это время мы не потеряем. Мы и сейчас его не теряем. Общаемся по-английски. Мой из далёкого будущего, да ещё и американский, требует совершенствования. Хайнц на меня косится, он филолог и не может не чувствовать иновремённость моего английского, слишком много я использую слов, значения которых приходится пояснять. Так и задумано. Мне этот обер-лейтенант Хофманн не в секретарях нужен, а в высшем руководстве Третьего Рейха, вот я его и мистифицирую, так же как графа Игнатьева.