Двенадцать шагов. Книга 2

Глава 8

(Шаг 6. Дом)

Когда Алекс открыл глаза, впервые пережив то, что не должен был пережить, первым делом попытался вспомнить, что ему снилось. Но не успел — рассмотрел бревенчатый потолок над собой, разобрал запахи. Явный — застарелой, въевшейся гари, и едва различимый в нём — свежесрубленного дерева.

А значит, подумал он, это всё не снилось.

Значит, вспоминать нечего. Да и не хочется.

Когда он устроил всё это, то, наверное, в глубине души надеялся, что так сможет выбраться из замкнутого круга, что идиотское самоубийственное решение поможет ему проснуться. Оказалось, какие бы идиотские решения он ни принимал, круг от этого никак не страдал.

Сон не менялся. Даже персонажи были теми же.

— Ты проснулся, — сказал совсем рядом девчачий голос, и через мгновение над ним нависла девчонка. Та самая, со ссадиной на лбу.

Ссадина потемнела, а девчонка оказалась не такой и мелкой, как ему показалось у колодца. Лет пятнадцать. В этом возрасте Алекс попал сюда и помнил, как выглядели его сверстницы. Помнил гораздо лучше, чем себя самого.

"Ну, логично, — подумал он. — На девчонок смотрел чаще, чем в зеркало".

Эта, кстати, тоже была ничего. Быть ничего не мешали даже остатки ссадины.

"Вот так, — сказал он себе, — хотел эльфийскую принцессу — получай сельскую дурочку... Ну а как её ещё назвать? Сидела, когда нужно было бежать. Лезет, куда не нужно лезть. Вот как сейчас, ко мне".

Потому что сейчас к нему не нужно было лезть. Нельзя было лезть.

Из-за этого он очень чётко вспомнил её, тот дурацкий колодец, а потом и всё, что происходило после. Всё, что так не хотел вспоминать, хотел оставить в мутном тумане, частью сна, привидевшегося в бреду.

Но теперь, из-за неё, всё стало настоящим. И нужно было как-то справляться с лицом, и думать, что теперь делать, и пытаться понять, что всё-таки там произошло...

"Ты знаешь, что произошло, — сказал себе Алекс. — Произнеси это хотя бы мысленно. Что случилось с Сэмом? Что с кристаллом? Если девчонка жива, значит, сработало. Иначе рассерженный Сэм добил бы её просто мне назло. Значит, сработало. Значит, Сэма нет. Почему тогда есть я?"

К горлу подступила слабо ощутимая тошнота, похожая на ту, что случается если долго не есть.

Алекс закрыл глаза.

"Отлично, — мрачно пробормотал про себя, — опять я за своё... Да, Алекс, сейчас самое время думать о еде".

— Эй, — сказала девчонка, всё ещё нависающая над ним. Взяла за плечо, осторожно встряхнула. — Ты не умирай!

Тяжело вздохнула.

Судя по движению воздуха, присела рядом.

Кажется, задумала устроить ему дежурство при кровати. Этого сейчас хотелось меньше всего. Лучше бы его оставили в покое. Лучше бы ещё долго никто не подходил — пока не переварит, не разберёт случившееся. Ему нужно побыть одному. Ему нужно больше воздуха, больше места. Ему нужно подальше отсюда, и чтоб ни души вокруг. Хоть ненадолго.

Сейчас просто нет сил на очередную ложь.

Ему, конечно, не привыкать врать, но сейчас он пока и не знает, о чём именно и как врать, потому что не знает, что именно случилось. И что бы ни случилось — ничего хорошего в этом нет.

Не могло оно закончиться ничем хорошим. Всё вот это.

Начиная с его падения чёрт знает куда на двенадцатом шагу.

— Ты не умирай, — серьёзно и очень тихо повторила девчонка, перешла на шёпот. — Мать, чтобы тебя найти, мужиков по горам гоняла три дня. Я ей сказала, как выбежала, что тебя дракон потащил наверх, потом мы ждали в лесу, как вернулись — бросились дома тушить. А как потушили — она всех наверх отправила. Всех, кто остался.

"Какой глупый расход трудовых ресурсов, да?" — мрачно подумал Алекс.

Ему показалось, что в голосе девчонки скользнуло осуждение. Хотя скорее всего, ничего такого там не было. Девчонка просто поговорить любила, а тут — нашла слушателя, который помирает, потому сил заткнуть не найдёт.

Алекс приоткрыл глаз и покосился на девчонку. Та отшатнулась, будто не ожидала, что он вообще пошевелится. Но тут же снова придвинулась, справившись с удивлением.

"Когда ж ты уже уйдёшь? — раздражённо подумал Алекс. — Может, мне сильнее дёрнуться, чтобы тебя ещё больше напугать? Хотя нет, когда ты пугаешься, ты вообще на месте сидишь..."

Перед глазами снова встала сцена. Вот сидит эта маленькая дурочка, вот взмывает в воздух Сэм...

А не сидела бы она там — может, всё не так бы закончилось.

Алекс осторожно втянул немного воздуха. Сказал тихо, но с куда большим раздражением, чем рассчитывал:

— Я не умираю. Оставь меня.

— Ага, "оставь"! — передразнила она. — Мать меня прибьёт, если увидит, что оставила. Сожрёт ловчее, чем тот дракон!

— Тогда не оставляй, — пробормотал Алекс и снова закрыл глаза. — Если всё так страшно, то не оставляй. И когда твоя мать придёт сюда, тем более не оставляй.

Девчонка на мгновение затихла, даже будто дышать перестала, кажется, переваривала услышанное. А потом вдруг фыркнула. То ли сердито, то ли насмешливо.

Потом доверительно спросила:

— Ты пить хочешь? Или есть?

Алекс подумал, что пока и просто дышать неплохо. На большее ещё надо собрать сил. Но объяснить не успел.

Прошуршала, открываясь, дверь, и ещё один голос, женский, глубокий, серьёзный и строгий, окликнул с порога:

— Амика! Ты чего над ним висишь! Дай ему воздуха!

"Спасибо тебе, добрая женщина", — подумал Алекс, когда девчонка отодвинулась. Но это он рано обрадовался.

— Иди погуляй! — строго скомандовала вошедшая. — Тебе тоже воздух не помешает!

— Но он просил... — начала девчонка.

— Просил?! — изумлённо перебила женщина. — Проснулся, что ли? Так скоро?!

Прошла, тяжело и быстро ступая, прямо к нему и теперь нависла вместо девчонки. От женщины пахло странно, то ли чаем, то ли специями. Но не неприятно, как частенько несло от селян.

Алекс снова медленно открыл глаза. Она нависала прямо над ним, полная, крупная, с такими же серьёзными, как у девчонки, такими же холодными глазами. Рассмотреть он её не смог — трудно рассмотреть, когда оно над тобой висит, такое большое и так близко. Всё плывёт перед глазами.

— Ну и здоровье у тебя, мальчик... — пробормотала она, деловито пощупала лоб, а потом, будто невзначай решила погладить, провела рукой по волосам. И тут же рявкнула в сторону:

— Ами, принеси воды!

— Так погулять или принести воды? — уточнила девчонка.

— Не надо... — попытался отмахнуться Алекс.

— Тихо! — цыкнула она на обоих.

Помолчала.

И когда быстрые лёгкие шаги девчонки затихли вдали, очень серьёзно проговорила:

— Ты спас её. Как я просила. Теперь позволь помочь тебе.

И снова ему послышалось... Ну, не осуждение, но определённо — лёгкое раздражение. Он совершенно не нравился этой большой травяной женщине. Но начал догадываться, что даже если он не позволит, эта — всё равно поможет. А если он попытается убежать — догонит и ещё раз поможет.

Раньше он никогда бы не подумал, что именно так формируется семья.

***

Амика замерла, не дойдя до калитки с десяток шагов, развернулась. Медленно поставила к ногами корзину с выстиранной в ручье одеждой.

Стук копыт был ещё почти неразличим. Она так и не поняла: услышала сначала его или просто почувствовала, что что-то не так. Развернулась, увидела — и уж потом разобрала стук в отдалённом гуле.

Сначала ей показалось, что на дороге чудовище. Вдалеке, размыто, на грани видимости, огромное и черное.

Сердце странно билось с самого утра, вздрагивало, замирало, колотилось. Будто чуяло, что оно придёт. И теперь — чудовище пришло. Но сердце никогда не обманывало её: она знала, что если идёт чудовище, значит, идёт и он. И плевать, заодно он с чудовищем, или будет его героически побеждать.

Он идёт.

Человек, которого мать так легко приняла в семью, хотя не принимала больше никого и никогда. Легко приняла, но словно бы всегда недолюбливала. Будто он стал её неродным и нелюбимым сыном.

А может, мать так же, как сама Ами, чувствовала: он чужой.

Им было с ним трудно, ему было трудно с ними, и что продержало его целых два года рядом — Ами не понимала. Но два года Алекс жил у них, будто через силу, будто отрабатывал что-то, за что был должен. То самое, за что мать его недолюбливала.

И двух лет хватило на то, чтобы привязаться к нелюбимому брату. Чтобы сердце сейчас странно трепыхалось в груди. А Ами щурилась, глядя на дорогу и мысленно ругая себя вслед за матерью: слишком много читала, глаза уже не видят, как раньше.

Наконец — увидела.

Чудовище неслось вперёд, волоча за собой повозку, а в повозке сидел он.

Надвигался медленно и неумолимо. Не показался, не привиделся, наоборот, был всё ближе, всё яснее виден.

Алекс возвращался домой.

Потом она рассмотрела детали. Чудовище оказалось огромным черным конем в латах, а Алекс — собой. Конь, то ли повинуясь его неслышной команде, то ли различив на дороге её, перешёл с бега на шаг. Остановился неподалёку. Алекс спрыгнул легко, перемахнул через борт телеги, будто был невесомым.

Всё ещё ненастоящим.

Направился к ней.

— Ма-ам! — протянула Ами, не оборачиваясь, не в силах оторвать от него взгляда. — Мама! Алекс!

Мать вышла из дома — Ами услышала, как хлопнула дверь. Она знала: мать вряд ли пойдёт навстречу — так и будет стоять на пороге, скрестив руки на груди и возмущённо глядя на Алекса. А как он дошагает — мать ещё и подзатыльник даст.

Алекс подошёл совсем близко. Он был никаким не видением, не фантазией, обыкновенным Алексом. Только вот...

Ами чуть было не отшатнулась. Он будто бы вернулся из того времени, будто принёс с собой то время — принёс едва различимый, далёкий запах гари.

Но не отшатнулась, справилась с собой, улыбнулась ему и тихо шепнула, едва заметно кивнув на дом и мать в дверях:

— Беги!

Алекс ухмыльнулся в ответ.

"Ну и чёрт с ним, с запахом", — решила Ами и всё-таки обхватила Алекса, заключая его в объятия.

Ещё вчера она была почти уверена в том, что он никогда больше не придёт. Иногда ей казалось, что, может быть, его и не было. Что она просто когда-то выдумала себе Алекса. Но не могли же все в селении его выдумать.

И кто-то же спас тогда её от дракона.

Ами отстранилась — всё-таки в его объятиях слишком сильно несло гарью. Но не отпустила.

С ним так всегда: и рядом быть не хочется, и отпускать страшно — вдруг опять исчезнет?

— Мать очень злится? — доверительно шепнул он, глянув через её плечо на дом.

Мать, будто услышала, рявкнула с порога:

— Побыстрее, парень! У меня к тебе будет оч-чень серьезный разговор!

Ами фыркнула, разжала наконец объятия окончательно, обернулась к дому, ободряюще хлопнула Алексу по плечу. Пробормотала:

— Глядишь и не убьёт...

— Не надо меня ругать! — громко ответил он маме. Та наконец двинулась ему навстречу. — Меня надо обогреть и накормить!

— Я тебя обогрею! — многозначительно пообещала мать, распахивая калитку.

— Амика, — Алекс глянул на неё. — Скажи маме, пусть не кричит. У меня там ребёнок спит, — и кивнул на повозку. — Он, гад, всю дорогу не спал, а тут — как по голове кто-то двинул. Но я не двигал, я его вообще не трогал, я его боюсь...

— А сам тогда чего орёшь?! — праведно возмутилась мать, не слушая всю эту чепуху. Потом поняла, что только что услышала, и ещё больше возмутилась. — Ребёнок?!

— Твой? — подняла брови Ами.

— С разбегу! — фыркнул Алекс. — По дороге нашел. Решил, может, вам пригодится…

— Мне ещё ребёнка не хватало, — пробормотала мать, дошла наконец до Алекса, выдала ему мощный подзатыльник, оттолкнула, поравнялась с конём, не обратила внимания ни на страшную конскую рожу, ни на красные горящие огнём глаза: обошла и заглянула в телегу. Озадаченно пробормотала. — И правда ребёнок.

— Ай, — сказал Алекс, потирая затылок.

— Это ещё не "ай", — отозвалась мать, изучая ребёнка в телеге. Ами тоже подошла поближе, заглянула через бортик. Ну... Не такой уж и ребёнок. Укрыт какой-то рваной шкурой. Худющий, бледнющий, дышит еле-еле. Будто мёртвый. Вот как Алекс, когда Ами его в первый раз увидела.

"Во второй, — исправила она себя, — в первый раз я его видела, когда он с драконом дрался".

Просто тогда она его не рассмотрела, не запомнила. И до сих пор казалось, что спас от дракона её один человек, а без сознания лежал потом в полусгоревшем и наскоро заново отстроенном доме — другой. Мол, мать нашла первого попавшегося бродягу, заблудившегося на горе, и притащила домой.

И если б не уверенность, с которой бродяга утверждал потом, что он — убийца драконов, если б не твёрдый голос и взгляд, которые будто и не его вовсе, будто он украл их у кого-то, Ами до сих пор сомневалась бы.

— Это не "ай", — повторила мать, заговорив тише, и посторонилась, чтоб Ами могла заглянуть в телегу. — "Ай" ты ещё дома получишь. Пропажа. Мы думали, тебя уж и в живых нет. Кто так детей перевозит? Он-то хоть живой? Поднимай давай и заноси. Если заболел — сам лечить будешь. Детей мне ещё своих понавез…

— Да не мой он! — возмутился Алекс, но мать тут же шикнула на него.

Алекс подошёл к телеге с другой стороны, осторожно вытащил ребёнка.

Да нет, не ребёнка. Ну какой это ребёнок? Почти взрослый парень, с десяток годков уже точно набежало. Хлипкий, это да, но Ами привыкла к хлипким, вон возьми того же Алекса. Между прочим, пацан-то и правда на него похож, этой самой хлипкостью. Был бы поменьше — точно решила бы, что его, Алекса, ребёнок.

Но какой он ребёнок?

Алекс с ним на руках двинулся к калитке, Ами метнулась вперёд, открыла.

Наконец встретилась с ним взглядом, и сердце снова странно стукнуло. Она и забыла, какие у него глаза. Ярко-зеленые. Совершенно нечеловеческие, колдовские. Такие знакомые. И такие чужие.

Она-то думала, что хорошо помнит Алекса, а оказалось — совсем забыла. Оказалось, что помнила смутно, не то и не так. А единственный точным воспоминанием о нём был запах гари, въевшийся то ли в его одежду, то ли в него самого.

Алекс уже шагал к дому, мать задумчиво осматривала его коня — если это был конь, — а она всё стояла, удерживая калитку открытой и думала, отчего так быстро, так легко забыла этого человека, который прожил несколько лет бок о бок с ними, который спас от дракона её, а с ней — всё их селение, которого считала братом, которым гордилась и, наверное, в глубине души любила, несмотря на то, как непросто с ним было.

Он всегда говорил странные вещи. За ним, за ходом его мысли, за речью, трудно было успеть. Он точно не желал зла — ни ей, ни матери, ни кому-либо из знакомых. Но зло будто бы всегда пряталось где-то рядом. В его глазах, в речах, в запахе гари.

Пока он был рядом, рядом был и тот дракон, и пожар, и все-все погибшие.

А стоило забыть его — дракон тоже сделался далёким сном.

Но разве Алекс виноват в том, что спас их от дракона? Разве в таком вообще можно винить?

— Ами! — позвала мать. — Помоги мне с... конём.

Она подошла, осторожно взяла в руки узду, подумала, что и конь, и сбруя пахнут так же — будто вместе с Алексом прошли сквозь огонь. Конь идти не собирался — косил красным глазом. И Ами сделала то, чему сама удивлялась. Глянула прямо в этот глаз и попросила:

— Пойдём.

Конь почти по-человечески хмыкнул, но послушно шагнул.

Они повели его по кругу — до ворот. В калитку это чудовище, да ещё и с телегой, вряд ли бы пролезло. И когда завели на задний двор, туда же вышел и Алекс.

Тоже хмыкнул, почти так же, как конь: кажется, удивился, что женщины так легко с ним справились.

— Может, поможешь? — спросила Ами.

— Тебя он лучше слушается, — пожал плечами Алекс.

— Так, — сказала мать и решительно бросила поводья. — Твой зверь — тебе с ним и разбираться.

И бормоча что-то вроде: "Понавёл тут детей, зверей...", решительно протопала мимо Алекса в дом.

Он оказался рядом, легко подхватил повод, сказал коню:

— Рок, погоди, — и принялся откручивать телегу.

Амика глянула на крепления. Их явно ломали, переделывали, скрепляли заново.

"Странно, — подумала она, — что Алекс вернулся не один. Женщину, конечно, не привёл, но и ребёнок, и конь, и телега..."

Ей почему-то казалось, что он всегда будет один. Что всем вокруг будет так же непросто находиться рядом. Даже коню.

"С другой стороны, — подумала она, — коня-то он от дракона, наверное, не спасал... С чего бы коню его не любить... С третьей стороны, этот конь, судя по взгляду вообще никого не любит, а если кого и любит — то на обед".

Весь в Алекса, в общем.

Это — ещё одна штука, которая раздражала в Алексе. Она знала, чувствовала, понимала: он никого не любит. Когда считаешь человека братом — ожидаешь, что будешь ему сестрой. Но Алексу не нужны были ни мать, ни сестра.

Зачем тогда он жил с ними так долго?! Жил, пока всю деревню не отстроили, пока сама Амика не выросла, пока не научил её понимать его сложные мысли и бить в болевые точки? Пока она к нему не привыкла.

— Что? — спросил Алекс, ощутив на себе её чересчур долгий взгляд.

— Ты надолго вернулся? — спросила она совсем не то, что хотела спросить. То, о чём она хотела спросить, было не оформить пока в слова.

— Нет, — коротко ответил он.

Тогда она бросила узду, обошла коня и выдала ему второй подзатыльник.

— Ай! — возмутился он. — Что за семья? Ещё за порог не ступил, а уже избили!

— Заслужил, — мстительно ответила она.

— Да дайте хоть с дороги отдышаться, — сказал он, — а потом уже в драку лезьте!

— Монстрам своим ты тоже так говоришь? — прищурилась она. — Приезжаешь на бой, и так: "Стойте, дайте с дороги отдышаться!"

— Говорю, — ответил он, подвёл коня к старому дереву, что не плодило уже давно, кажется, ещё до пожара перестало. Принялся привязывать. — Но они меня не слушают.

Завернул несколько сложных узлов, довольно отряхнул руки, строго сказал коню, ткнув в него пальцем:

— Дерево не есть, — и двинулся к дому.

— Он может съесть дерево? — удивилась Ами, шагая следом.

— И не только дерево, — сказал Алекс. — Недавно чуть тролля не съел, еле оттащил...

На самом пороге она вдруг схватила его за руку. И когда он удивлённо обернулся к ней, зачем-то прошептала:

— Говорили, ты погиб.

— Не дождетесь, — ухмыльнулся он.

— Что с тобой случилось? — спросила она, заглянула в глаза.

— Если вообще всё рассказывать, — сказал он, и зелёный взгляд весело полыхнул, но она-то его знала хорошо, она всегда видела скрывающуюся за весельем тьму, и нет, он не был плохим человеком, просто тьма всегда жила там, в горящих нечеловеческих глазах, — то лучше идём в дом, откроем вина, это надолго.

Она не пошла, зачем-то крепче сжала руку. Его ладонь в кожаной перчатке была холодной. И тоже пропитанной гарью.

— А если коротко, то на меня гора упала, — сообщил Алекс.

— Идиот! — фыркнула Ами и наконец отпустила.

Алекс тут же двинул в дом, но Ами не отстала — шагнула следом, продолжила возмущаться в тон матери:

— Как с тобой разговаривать?! Ты мог хотя бы письмо отправить?! Чтоб мы знали, что с тобой всё…

— Тихо! — перебил он, больше не оборачиваясь, уверенно шагая в кухню, где мать уже расставляла на столе миски. И многозначительно напомнил. — Ребёнок.

— А ты специально вошёл в дом, где он ребёнок, чтобы я на тебя не кричала, — хмыкнула она за спиной.

Хотя знала: он попросту в очередной раз уходил от расспросов. И от неё. В очередной раз не хотел быть рядом, не хотел говорить, отшучивался, отмахивался.

"Вот за что я тебя так сильно не люблю", — вспомнила она.

— И есть хочу, — напомнил тем временем он. — А меня никак не накормят!

— Переоденься! — скомандовала с кухни мать. — И руки помой!

Он круто развернулся, и Ами чуть не врезалась в него.

— Вот! — сказал он ей, ткнув пальцем через плечо. — На всё идут, лишь бы не кормить!

— Да страшно тебя кормить, — призналась Ами. — Всю еду в доме съешь, ещё и посуду случайно погрызёшь, если не наешься.

— В этом доме никогда нельзя было дойти до кухни без предварительной трёпки, — вздохнул он и, повысив голос, чтобы мать точно расслышала, напомнил. — А я, между прочим, герой!

— Тихо! — шикнула на него Ами. — У тебя тут ребёнок спит, герой!

— Не у меня, а у вас, — мстительно напомнил Алекс и всё же двинулся на запах еды.

— Ну да... — пробормотала Ами, глядя ему вслед.

Это она помнила: последнее слово всегда оставалось за Алексом.