(По пути. 2)
Сакар засмотрелся на дворец. Они уже прошли ворота, оказались за внешней стеной, сложенной из глыб в половину человеческого роста, тяжёлых и неровных, но прочно скреплённых меж собой. Двор за стеной был огромным, там поместилось бы несколько его собственных дворцов. Там и были строения, такие же большие. Как и стена, из тяжёлого камня, низкие и приземистые, прочно вмурованные в землю. Как и всё в столице, выкрашенные в сине-серебрянные цвета. Правда, той блестящей краски, что покрывала покатые крышы башен главного дворца, тут Император пожалел, потому всё было просто сине-серым.
А вот главный, возвышающийся за ещё одной, внутренней, стеной на холме — сверкал. Серебрянные крыши отражали лучи Ирхана, и чтоб рассмотреть их, нужно было щуриться. Сакар покосился на шагающую рядом Шейр. Та оглядывалась вокруг, ей было не до крыш, её вообще редко интересовало всё блестящее, особенно, если для этого нужно было задирать голову и отвлекаться от окружающей обстановки.
Шейр всегда оценивала. Здесь, возможно, считала вооружённых людей. Возможно, думала, где можно разместить столы для празднования. В любом случае — ей было не до крыш.
А Сакар снова поднял взгляд на дворец. Тот даже издали казался огромным, давил на холм и на любого, кто осмелится поднять на него взор. Синий цвет стен не делал его одного цвета с небом, на фоне которого он возвышался, а сверкающие крыши не были даже отдалённо похоже ни на свет Ирхана, ни на сияние его ночной сестры.
Дворец казался куском искривлённого, перекрашенного неба. Будто Император собственноручно взялся за кисть, нарисовал, что хотел, и сказал: "Так теперь будет. Это моя земля и моё небо, как захочу, так и покрашу".
И сразу думалось: Горные сюда не пройдут. Не прорвутся через огромные каменные стены, которые строило явно не одно поколение, которые строили на века, и века же они и должны простоять, иначе восстанут из-под земли сами призраки строителей, и уж тогда Горным несдобровать... А если всё-таки доберутся каким-то образом до дворца — то дальше уж точно не пойдут. Куда им идти? Испугаются этого строения, как испугались его барабанов. Это ведь перекрашенный кусок неба, а значит, всё тут подчинено воле Императора, здешнего бога.
Сакар тут же вспомнил о том, что обычно он жжёт храмы старых богов.
Но этот бы он не сжёг. Оставил бы себе, на память. Большую волшебную игрушку.
Сакар усмехнулся себе.
Как не рассмотрел он эту игрушку, когда впервые был здесь? Смотрел — но не видел. Мысли были заняты предстоящей беседой с Императором. Он был глуп тогда: думал, со стариком можно договориться...
Интересно, что подумал бы он о дворце, если бы впервые попал сюда ещё раньше? Когда о Горных ходили лишь легенды, а сам он только учился быть лордом? Захотел бы себе? Захотел бы на трон? Восхитился бы архитектурой и цветами? Жаль, что этого не случилось, и теперь его восприятие сердца Империи искажено — предшествующими беседами, предстоящими событиями, даже шагающей рядом Шейр.
Да, он прекрасно понимал, она искажает всё. Тёмная и невесомая, пахнет мёдом, сочится ядом, кутается в лёгкие чёрные одежды. Похожа на него, как сестра. Может, из-за этой схожести ему легче: быть с ней, понимать её, осуществлять свой план. Может, сложнее. Он не мог знать: других женщин рядом с собой не держал, не с кем было сравнить.
Да и времени на поиски, на сравнения уже не было...
Так вот, может, он захотел бы на трон. А может, вообще не обратил бы на дворец никакого внимания. Ему, кажется, тогда не были интересны такие вещи. Слишком многое изменилось за слишком короткий срок, и теперь он плохо помнил себя прежнего. Он быстро менялся и так же быстро забывал, каким был раньше. Да и зачем помнить? Он был слабее, он был хуже, был, если начистоту, совершенно беспомощным, а кому охота помнить о собственной немощи?
Не то, чтобы сейчас он стал сильнее. Физически — нет. Физически он стал быстрее и поворотливее, разве что. Всё-таки тренировки с Шейр не могли не дать результата. Стиль боя, которому обучал его Рамор в далёком и опять же почти забытом прошлом, совершенно не подходил ему. Не устраивал. Шейр же вместе с остальными Змеями наглядно показала, что сила — далеко не главное в бою. Что тяжёлые удары не обязательно блокировать — их можно обойти. А потом ударить исподтишка... Или это он узнал от Алекса?
В любом случае, теперь Сакар знал: слабость можно обратить в силу. Уметь меняться, подстраиваться и выживать — необходимый навык. И вовсю использовал эти знания.
Знания всегда были его силой, просто раньше он не умел их применять.
Внутренний двор пересекли быстрее — он был гораздо меньше. Подошли к дверям. Краска на них, огромных и когда-то тоже синих с серебром, потрескалась, облупилась. Это ещё раз подтвердило, что Сакар знал уже давно: Император не то что покрасить небо — за дверью уследить не может. И Горных не удержит, какие бы впечатления ни создавала здешняя архитектура.
Стражи Императора остались за спиной, провожать их по коридору двинулся один человек. Шейр на шипящем и змеином отдала короткий приказ своим. Сакар уже немного научился понимать их язык — он вообще быстро учил языки, — потому разобрал: "Ждите за дверью". Те кивнули и двинулись следом.
"Значит, — подумал он, — не за этой дверью им нужно ждать. Прямо за дверью в тронный зал. Правильно, пусть будут под рукой на всякий случай. Если никто из местных не выставит наружу..."
С другой стороны, кто рискнёт подойти к ним, теням, чтобы выставить? Ещё и в этой танцующей полутьме?
Факелов не хватало, чтоб осветить здешние огромные помещения. Император не экономил на них, натыкал вдоль стен на разных уровнях десятки, сотни, а всё равно — не хватало.
Дверь в тронный зал была куда аккуратнее входной: краска на ней лежала ровным слоем, блестела серебром под потолком. Человек толкнул её, и Сакар вместе с Шейр — благо, размеры проёма позволяли — одновременно шагнули внутрь.
Её люди остались позади.
Человек Императора — тоже.
И в зале — пусто. Никого, кроме самого восседающего на троне Императора.
Личная аудиенция — большая честь. Значит, Император всё-таки понимает, что Сакар многого стоит. Или просто не считает его опасным, раз оставил за дверью своего человека? В любом случае, что согласился принять — уже хорошо. Мог ведь и отказать. Слишком большая наглость — самому пригласить себя к Императору и не дождаться его ответа. Сакар это прекрасно понимал. Но понимал и то, что времени у него уже совсем в обрез. А всё задуманное должно быть осуществлено, иначе — никак.
Император смотрел сверху тяжело и хмуро, заранее откинувшись назад и скрестив на груди руки: был не рад визиту.
Но всё равно принял.
А большего Сакару от него не надо. Уже — не надо.
Сакар поклонился, легонько подтолкнул Шейр, чтоб она сделала то же самое. У Змей, видимо, не было принято кланяться. Либо она привыкла, что все склоняются перед ней, не наоборот.
Шейр легко подалась вперёд. Иногда она умела быть мягкой и податливой, и Сакару нравилось это в ней. Когда она была рядом, его не покидало приятно ощущение, что приручил дикого зверя. Никто раньше не мог — а он приручил. Но больше всего нравилась мысль, что иногда, по его желанию, зверь вновь может становиться диким.
"Главное, чтобы по желанию, — думал Сакар. — Главное, чтоб она понимала, когда и чего я желаю".
В их землях с женщинами было просто: те с ранней юности учились понимать, чего желают мужи, и когда приходила пора, никаких проблем не возникало. Сакар рассчитывал, что успеет всему научить и Шейр. Но не успел: она оставалась себе на уме. И теперь ему оставалось надеяться на другое: она так и осталась не прирученной, но привязалась к нему. Она не слушается, но пытается помочь, подыграть.
Возможно, этого будет достаточно.
— А ты всё так же нетерпелив, лорд Сакар, — медленно проговорил Император. — Я получил весть от тебя. Отправил ответ с сойкой, но ты, как я вижу, ответа не ждал.
— Император, — Сакар мягко улыбнулся, ещё раз поклонился, — ты сам знаешь, что сейчас не время для долгих ожиданий. Знаешь и готовишься к грядущему. В дороге я видел, как укрепляются стены, видел, как прибывают в столицу люди, как из столицы идут отряды к северным границам Империи...
— Куда ты смотрел в дороге, лорд Сакар? — усмехнулся Император. — Разве не на будущую жену нужно было любоваться? Если тебе так не терпится связать себя с ней, что ты бросаешь свои земли в такой час и мчишься в столицу? Или что-то ещё привело тебя?
Император едва заметно подался вперёд. Взгляд стал острым и внимательным. Сакар даже отсюда, стоя в пяти шагах от возвышения, на котором был трон, чувствовал: Император смотрит так, будто хочет пронзить насквозь. Будто пытается найти что-то внутри.
— Больше ничего, — всё с той же улыбкой ответил он. — Получить от тебя благословение перед началом трудного времени — всё, чего я могу пожелать. Сам знаешь, мои земли первыми окажутся под ударом. Сам знаешь, я не могу быть уверенным в том, что после нашей победы останусь в добром здравии. Грядут нелёгкие времена, потому мы с Шейр-Хим хотим поклясться в вечной любви друг к другу, пока можем, и призвать тебя в свидетели.
— Шейр-Хим, — повторил Император, перевёл взгляд на неё. — Так тебя зовут, дитя?
Шейр стрельнула чёрными глазами в сторону Сакара, будто он совершил преступление, назвав её имя, но ответила Императору, старательно вторя голосу, тону лорда: мягко, осторожно. Она почти никогда не говорила так, и Сакар знал: Шейр сейчас прикидывается, Шейр на самом деле совсем не такая, и этот голос — не её. Но именно от этого голоса у него перехватывало дыхание. Может, потому что и не его он был, может, потому что и сам он не такой.
Может, потому что этот голос был у них один на двоих.
— Я из южных кланов, мой господин, — сказала Шейр. — Оказалась при дворе лорда Сакара волей случая. И благодарна этому случаю за возможность встретить своего будущего мужа.
Император перевёл взгляд с него на неё, хмыкнул. Уточнил с лёгким недоверием:
— И тебе так не терпится стать его женой?
Будь обстоятельства другими, Сакар, может, даже воспринял этот тон как обиду.
— Он — вся моя жизнь, господин, — ответила Шейр, не меняя тона. Ещё и взгляд опустила. Ни дать ни взять влюблённая невеста, смущённая девочка.
Сакар понимал: её слова ложь, такие же ненастоящие, как этот мягкий голос, она подыгрывает ему, а разве не этого ему хотелось? Но даже так — от сказанного его едва не передёрнуло.
Император долго пронзал взглядом её, потом уставился куда-то вдаль. Наконец кивнул:
— Прикажу подготовить вам покои в доме для гостей, отдохнёте, — сказал он. — Завтра на рассвете проведём церемонию.
Сакар поклонился, и вместе с ним, почти одновременно, опаздывая на долю мгновения, склонилась в поклоне Шейр.
"Спина не заболит? — подумал Сакар, который вдруг рассердился на неё, которому вдруг показалось, что она переигрывает, и то, как она делала, ему не нравилось. — С непривычки-то..."
Когда вышли за дверь, следом двинулись молчаливые тени остальных змей. Сакар неслышно вздохнул. Совсем недавно думал о том, что неплохо, когда они рядом. Что прикроют в случае чего. А теперь — вдруг устал от них. Когда они были рядом, то и Шейр будто становилось больше. Будто она отражалась в них, и ходила за ним не одна — многократно умноженная.
А он и на неё одну сейчас злился. Зачем это было? Зачем "вся моя жизнь"? А если это правда? А если она и есть влюблённая невеста? Не главная змея — смущённая девчонка? Тогда поднимется его рука, чтоб осуществить план до конца?
Сакар оглянулся на шагающих следом змей. Бессмысленно было надеяться, что их отправят куда подальше, пока их хозяйка с будущим мужем на приёме у Императора. Они, гады, стерегут её так, что та шага лишнего без них не ступит. И даже её решение выйти замуж за чужака не повлияло на их верность.
Правда, нельзя сбрасывать со счетов вероятность, что ходят они не за ней — за Сакаром. Ждут удачного мгновения, чтоб уничтожить его, а свою госпожу — вернуть себе. Тут всё зависит от того, насколько она им госпожа, насколько — боевой товарищ, насколько — женщина, которой они жаждут обладать. Шейр была всем сразу.
Это сбивало с толку.
Нет, не умели в южных кланах воспитывать женщин. Скорее, наоборот, воспитывали мужчин, и воспитывали странно. Сакар до сих пор не перекинулся с ними и десятком слов, не знал, как кого зовут, а самое главное — где чьё слабое место. Это пригодилось бы в будущем, но пока точно известно одно: их общее слабое место — Шейр.
"Значит, использую, — подумал Сакар. — Я прошёл слишком долгий путь, пошёл на слишком большие жертвы, чтобы теперь отступать. Буду врать, мне не привыкать. И так постоянно вру".
Теперь он — похож на Алекса? Теперь он стал достаточно сильным?
***
Зара поднялась среди ночи. В её комнате, чистой и просторной, почти всегда были настежь открыты окна. Она догадывалась, у Неира так же. Тогда казалось, они не совсем в помещении, они не заперты здесь, в душном доме, они немного в лесу.
Ночные шорохи, крики сов, далёкий звериный вой — всё это никогда не будило, не прерывало сна. Всё было частью того мира, в который они не могли погрузиться днём. И потому так хорошо, так сладко было впитывать его, пока спали.
Потому первым делом Зара прислушалась к звукам в доме. Хлопнувшая дверь и скрипнувшая ступень — вот что могло разбудить. Радостное, хищное предвкушение шевельнулось внутри. Зара метнулась к двери, прислушалась, не открывая. Тут же напомнила себе, что это не обязательно будет какой-нибудь разбойник, проникший в жилище. Хлопнуть дверью мог и Мерв. И Неир, если будет слишком неосторожным. Иногда ей казалось, Неир бывает намеренно неуклюжим — так сильно хочет, так пытается быть человеком.
Она понимала: ему труднее всех. Он больше остальных помнит, как это — быть человеком. И в то же время его в этом доме, в этой роли ничего не держит. Рад давно сдался. Зара держится, потому что у неё есть Мерв. А Неира — кто удержит? Он один. И как бы Мерв ни пытался с ним подружиться, как бы ни пытался сам Неир, как бы ни хотели они, все втроём, чтоб эти двое и правда стали братьями — они оставались чужаками. Да и стань они братьями... Раду вон кровное родство не слишком помогло.
Может, думала Зара, Неир найдёт себе женщину — в селе полно юных дев, и многие из них уже заглядываются на брата. Издали, осторожно, но Зара знает эти взгляды, ловит и различает их. Но Неир даже говорить с ней об этом не стал. И себе, как ей показалось, о подобном думать не позволил.
Не нужны ему человеческие девчонки. Или боится их случайно загрызть среди ночи... Мерва они почему при себе не опасаются держать? Потому что его ещё попробуй загрызи. Так что с ним ей и правда повезло.
Если бы ещё не безысходность. Не понимание того, что больше у неё нет никаких вариантов. То есть да, конечно, он нравится ей, правда нравится, но если кто другой понравится больше — ничего не изменится. Единственным вариантом останется Мерв. Остальных она будет бояться подпускать к себе так же, как боится сельских девок Неир.
Есть, конечно, ещё Алекс... Но о нём Зара старалась не думать. Алекс — не муж, с которым можно жить. И даже не муж, с которым можно пытаться остаться человеком. Она-то видела, все они видели, слышали, чувствовали: не человек он.
Зара отошла от двери. Нет, в доме было тихо.
Но что-то ведь её разбудило!
Что-то легонько стукнуло в открытую ставню. Зара шагнула к окну, выглянула во двор и замерла.
Рад сидел напротив. Огромное дерево росло у забора, но ветви у него были широкие, длинные, одна из них тянулась через половину двора, будто дерево пыталось постучать ей в окно. Пыталось-пыталось, не дотянулось, но пришёл Рад и помог. Камушек бросил. Ещё пару штук подкидывал в ладони, с широкой ухмылкой глядел в глаза. И раскачивался, гадёныш, на ветке, не думая — как всегда, — что та может, например, сломаться. А волки умеют многое, но не безопасно падать с большой высоты.
Зара открыла было рот, чтоб возмутиться, но Рад прижал палец к губам, а второй рукой махнул, отгоняя от окна. Зара сделала два шага назад. Рад качнулся на ветке, ещё раз, сильнее, потом вскочил на ноги, толкнулся — и невероятным прыжком влетел в окно, оказавшись точно на подоконнике.
Легко спрыгнул на пол.
Заговорил, но так тихо, что Зара скорее догадывалась, о чем он говорит, чем слышала. Не шепотом, но очень, очень тихо.
— Собралась воевать, сестрёнка? — спросил он, делая мягкий шаг вперёд. — Много навоюешь?
И хоть голоса почти не было слышно, по взгляду, по плавным хищным движения Зара поняла: говорит он совсем не доброжелательно. Впрочем, Зару так просто было не напугать. Не Раду уж точно. Она ещё помнит, как меняла ему пелёнки. Может, выглядело бы и угрожающе, может, кто-нибудь другой и испугался бы, но не она. И нет, она не недооценивала его злости, его жестокости, его звериного нутра. Просто знала: её он не тронет. Весь мир в клочья порвёт, но её — не тронет.
Она как мать ему. Он ей — как сын.
Всегда будет ребёнком.
— Рад, — она улыбнулась и шагнула прямо навстречу, безо всяких там хождений кругами и долгих предисловий.
Он заметно растерялся, когда она не приняла его игру, и этого ей хватило, чтобы сделать ещё шаг и обнять его. Наконец-то обнять. Он оказался больше, чем она помнила — она давно не обнимала его. И вздрогнул чересчур сильно, когда прижала к себе. Но не отбивался, не рычал, не сопротивлялся.
Осторожно обнял в ответ. Пробормотал в плечо:
— Я могу скрутить тебя в два счёта. Разорвать горло ещё быстрее.
— Я тоже рада тебя видеть, — улыбнулась она, не разрывая объятий.
— Горным на это понадобится ещё меньше времени, — тихо договорил он. Тихо и будто через силу, через комок в горле. — Зачем?
Силой вырвался наконец и не отошёл — отскочил к окну. Уставился исподлобья, сжавшись, как пружина, что сейчас распрямится, будто готовился к прыжку. Процедил:
— Я не отдам тебя им.
— Горным? — переспросила она всё с той же улыбкой. — Или Неиру с Мервом?
Он всё ещё был ребёнком. А дети, как правило, не умеют и не любят ничем делиться. Так что — ничего удивительного.
— Никому, — тихо припечатал Рад, а Зара, которая хотела было сказать: "Так пойдём со мной", вдруг поняла: она тоже не отдаст Рада.
Никому.
Одно дело, когда на безумную войну собираются взрослые вол... люди. Другое — тащить с собой этого. Волчонка. Пусть он смел, силён, быстр. Пусть он в десятки раз злее всех их вместе взятых. Но если с ним что-то случится, она не простит себе, никогда. И Неир с Мервом не простят, просто потому, что они старшие. И они — семья.
— Иди сюда, — сказала Зара. Села на ложе, хлопнула рядом с собой ладонью.
Рад постоял какое-то время. Потом осторожно, с опаской подошёл. Медленно опустился рядом.
Зара так же медленно, чтоб не спугнуть резким движением, обняла его за плечи. Он не остался сидеть под её рукой — завалился на бок и уложил голову ей на колени.
Пробормотал совсем тихо и неразборчиво:
— Не ходи никуда. Не уходи.
Зара провела ладонью по волосам, что стали совсем жёсткими. Вспомнила: когда-то так делала мама, когда они с Неиром приходили к ней за утешением.
А ещё мама пела.
Зара тихо, чтобы никого не разбудить завела песню: старую мамину колыбельную, половину слов которой она уже и не помнила, потому приходилось додумывать на ходу.
Рад сильнее прижался к ней.
Ей показалось, он плачет. Наверное, то же почуяли его друзья: из лесу долетел далёкий волчий вой.
***
Неир резко сел на ложе и прислушался к звукам вокруг.
В доме едва слышно пела Зара. В далёкой лесной чаще выли волки.
Не нужно было быть умным, как Алекс, чтоб сопоставить эти два события и догадаться: Рад снова пришёл и снова прикидывается ребёнком. Что в голове у этого дурака? То "оставьте меня в покое", то "сестра, пожалей". К Неиру, конечно же, и не подумал заглянуть, знал, что от него никакой жалости больше не получит. Только подзатыльников.
А Зара, глупая, как обычно, ему верит. Никак не поймёт, что Рад уже давно не тот, кого надо жалеть. Это тех, к кому он подойдёт слишком близко, когда будет голодным, вот их — надо жалеть. Или тех, кого, как он считает, он очень любит. А значит, Зару в первую очередь. Что именно он может сделать, Неир не смог бы сказать. Да и сам Рад, наверное, не смог бы. Но опасность он в любом случае была.
Неир поднялся, бесшумно скользнул в коридор, оказался у двери Мерва и тихо стукнул по ней трижды. В комнате здоровяка шумно зашевелились. Будто медведь просыпается, честное слово. Неир поначалу скривился, а потом подумал, что, может, оно и неплохо: пускай Рад слышит, пусть не забывает, он не наедине с Зарой в этом доме. Тут ещё двое взрослых, готовых в случае чего заступиться за неё.
Сонная рожа Мерва высунулась в дверь. Нахмурилась, глядя на Неира. Будто не его ожидала увидеть.
— Рад, — тихо сказал Неир и ткнул пальцем в сторону комнаты Зары.
Мерв шагнул в коридор, прислушался и нахмурился ещё раз.
— Она... поёт? — прошептал он.
Неир кивнул.
— Не будем мешать, — твёрдо сказал Мерв.
Неир поднял бровь.
— Не рычи! — Мерв предупреждающе ткнул палец ему под нос, и Неир недобро прищурился: здоровяк давно нарывался. — У её двери, если хочешь, постоим, покараулим. Начнётся неладное — войдём. Но пока она поёт, Неир, даже чихать не вздумай.
— А ты, значит, любитель пения? — не меняя прищура спросил Неир.
— Я просто знаю, что она никогда не пела рядом с нами, — пожал плечами Мерв. — А с ним — поёт. Дадим им побыть вдвоём.
Неир тихо фыркнул, двинулся к её двери, но не вошёл, как хотел поначалу. Опёрся на стену рядом, скрестил руки на груди, прикрыл глаза, прислушался.
***
Мерв сел напротив, подпёр спиной стену.
Песня была незнакомой. И разобрать из-за двери, о чём она, тоже не удавалось. Но почему-то казалось, она щемяще, до слёз грустная.
Или дело было в далёком скорбном вое, что вторил Заре из леса?